Приобрести книгу:
http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15554/
Начну с античности.
Спарта в своих колониях организовывала республиканское политическое устройство, но у себя дома имела Царя. Для побежденных — республика, для себя — монархия. Спартанцы понимали, что нужно предложить тем, кем надо управлять, а что иметь у себя — чтобы кто-то не стал управлять ими.
Афины — республика. Но не в современном понимании этого слова: демократия не для всех граждан, достигших восемнадцатилетнего возраста, и вообще далеко не для всех граждан. Это была ограниченная демократия только для свободных мужчин. Рабы и женщины, составлявшие абсолютное большинство населения, политических прав не имели.
В управлении государством участвовало не более 15% населения.
Рим начинался с семи Царей. «Наевшись» Царем Луцием Тарквинием, оправданно прозванным «Гордый», римляне учредили республику, подарив миру «римское право». Но даже римляне, при всей их юридической одаренности, от республики вернулись обратно к монархии. Кстати, при первом же постреспубликанском императоре Августе родился Спаситель мира Христос. Случайно, не случайно — не знаю.
Преимущества монархии перед республикой видели многие люди на всем земном шаре. Вся история человечества есть преимущественно монархическая история. Все великие государственные образования Азии и Африки строились исключительно на монархическом принципе, Европы — почти исключительно на монархическом. На Американском континенте, до прихода туда испанских конкистадоров, простирались монархии ацтеков и инков.
Перемещаемся в день теперешний.
Сегодня монархическими продолжают оставаться сорок четыре страны мира. Это немало. Очевидно, однако, что большинство населения земного шара в политическом устройстве своих государств от института монархии отказалось — в пользу других институтов.
Означает ли это, что современные люди резко поумнели? Очень в этом сомневаюсь. Означает ли это, что, отказавшись от «монархической тюрьмы», они все теперь живут в «демократическом раю»? Как бы не так. Ранее уже приводилась статистика: благосостояние в республиках в пять раз ниже, чем в монархиях, а уровень преступности в пять раз выше — где живется лучше? Неужели там, где зарплата в пять раз меньше, а вероятность быть убитым или ограбленным — в пять раз больше?
Более того. Далеко не уверен даже в том, что современные демократические народы живут подлинно в демократических странах. Сомневаюсь в этом вместе с английской газетой The Guardian, которая пишет, что, с точки зрения древнегреческих афинских демократов, политическое устройство современных США правильнее было бы характеризовать не демократическим, а олигархическим. Кстати, эта же газета отмечает, что политическое устройство Великобритании де-юре монархическое, де-факто — тоже олигархическое.
Большинство населения земного шара, дорогой Павел, живут сегодня под властью и управлением «интернационала ростовщиков». Этот «интернационал» семимильными шагами идет к тому, чтобы охватить своей властью всю нашу планету со всеми нашими республиками, монархиями, тоталитаризмами, авторитаризмами и прочим. Но и этот «интернационал» держит путь не к демократии, а к монархии. Знаешь имя их царя? «Антихрист» его зовут. Кто-то назовет это мистической ахинеей. Поживем, увидим.
Я, однако же, считаю, что поднимать руки вверх и сдаваться этому «интернационалу» рано. Его победоносное шествие по лицу земли еще можно приостановить, удержать. Но возможно это будет лишь в том случае, если будет кому удерживать. Да-да, Павел, я все к тому же: нужен Удерживающий!
Кстати говоря, дорогой Павел, я сейчас, когда пишу все это, рискую своей не только свободой, но и жизнью, гораздо больше, чем вы с Борисом Ефимовичем с вашими провласовскими высказываниями. У «интернационала» руки длинные. Если ты получишь известие, что твой друг Иван Филимонов погиб в автомобильной катастрофе, или от рук бандитов, или от внезапного сердечного приступа, ты не верь этой дезинформации. Но… Бог не выдаст, «интернационал» не съест.
Не будем о грустном. Вернемся к России с Царем.
Известен ли тебе, Павел, такой факт, что Россия накануне Февраля-Октября была самой социалистической страной мира? Да-да. Обобществленный сектор народного хозяйства был больше, чем в любой другой современной ей стране. Большинство железных дорог принадлежало государству, оставшиеся частные дороги стояли накануне «выкупа в казну». Государство владело огромными земельными пространствами, заводами и рудниками. Земская медицина была поставлена так блестяще, как нигде в мире. Народное образование стремительно росло. Зарплаты у работников умственного и физического труда были прекрасные. В начале ХХ века мы были «на взлете».
В 1914 году «лапотная Россия» собрала урожай хлеба 4 млрд. пудов — на треть больше, чем в это же время «безлапотные» США, Канада и Аргентина вместе взятые.
Русский бумажный рубль царских времен был подлинно золотым, ибо бумажные русские деньги более чем на 100% обезпечивались золотой наличностью — золотой запас Госбанка составлял 25 664 тонны золота.
Россия в начале ХХ века стояла на первом месте в мире по темпам роста промышленности.
В конце 1913 года редактор Economist Europpen Эдмон Тэри произвел, по поручению французских министров, обследование русского хозяйства и подытожил свои наблюдения таким выводом: «Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 год идти также, как они шли с 1900 по 1912 год, Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». Вот царская политика.
Народонаселение России за 20 лет царствования Императора Николая II с 1894 по 1914 годы увеличилось на 50 млн человек и, по прогнозу Д.И. Менделеева, к концу двадцатого века должно было составить цифру около 600 млн человек. И составило бы, если бы не авантюры безсовестников.
Уважаемый Борис Ефимович пишет: «… Дело вовсе не в абсолютной и даже не в конституционной монархии как в причине успешности того или иного государственного проекта. Дело в социальных институтах, которые могут существовать как при монархии, так и при республике. Эти институты самые простые и очевидные: неприкосновенность частной собственности, свобода предпринимательства и хозяйственной инициативы, неприкосновенность личности, независимость суда, гражданское самоуправление, свобода совести и т. д. Все это может быть и при президенте, и при монархе, и при парламентской республике».
Все это «может быть», конечно, где угодно… Вопрос не о том, дорогие мои оппоненты, где это «может быть»? Давайте сузим вопрос до размеров нашей Родины: как и когда эти институты существовали на Руси?
Мы с Солоневичем считаем, что наилучшим образом вышеперечисленные институты «существовали» в Московской Руси. Петровскими реформами были разгромлены. Со скрипом восстанавливались-восстанавливались и к началу ХХ века совсем было восстановились. Но 1917-й год подарил России такой кровожадно-репрессивный политический институт как ВЧК-ОГПУ-НКВД, в сравнении с которым Пётр Первый — детский сад, штаны на лямках. Этот институт погрузил все прочие институты в состояние «глубокой заморозки».
Посткаторжного СССР, Хрущёва-Брежнева-Горбачёва Солоневич уже не видел. Демократическую Россию Ельцина-Путина тоже не видел. Продолжу оценку «институтов» уже без Ивана Лукьяновича.
Институты чуть-чуть «оттаяли» при Хрущёве… Хотя «оттепель» была выборочной. Где-то «оттаяло» (поэзия), где-то «подмерзло» («церковная» политика партии задалась целью к 1980 году «показать по телевизору последнего попа»). В это же время первый полет человека в космос — Юрий Гагарин — конечно же, наша общенародная радость и гордость. Трудно сказать, чего при Хрущёве было больше — хорошего или плохого? Однозначно хорошо, что закончился массовый террор. Хрущёв, уходя с поста генсека в 1964 году, сказал: «Уже и это я считаю своей победой, что покидая этот пост, ухожу домой, а не в тюрьму».
Л. И. Брежнев. Помнишь, наверно, этот юморной диалог:
— Леониду Ильичу сделали операцию на груди…
— Что случилось с грудью Леонида Ильича?
— Расширяли. Ордена некуда вешать.
Период «развитого социализма». Какими тогда были институты?.. Опять затрудняюсь сказать. Шутники в этот период зафиксировали пять противоречий социализма:
Никто не работает — но планы перевыполняются.
Планы перевыполняются — но в магазинах пусто.
В магазинах пусто — но холодильники у всех забиты.
Холодильники у всех забиты — но все всем недовольны.
Все всем недовольны — но все голосуют «за».
При каких институтах мы жили таким образом? Сложно сказать.
Потом «перестройка»: миску убрали подальше, поводок натянули потуже, лаять разрешили сколько угодно. Частная собственность перераспределилась вопиюще несправедливо. Объявленная «свобода совести» сделалась неожиданно для многих «свободой от совести».
Шутники острили: «Мы хотели подключиться к мировой цивилизации, но перепутали трубы. Вместо цивилизации подключились к канализации».
Что теперь? В каком состоянии институты? Пока что, глядя на эти институты, плакать хочется. В дерьме сидим пока еще по уши — это однозначно.
Что нас ждет завтра? Либо фюрер, либо Царь. Зависит от нас. Станем каяться и молиться — Бог даст Царя. Будем продолжать грешить и «встряхиваться» — познакомимся с очередным «бичом Божьим». Я вымаливаю Царя. Протоирей Владимир Востоков в 1918 году говорил, что «единственное спасение для русского народа — православный, русский, мудрый Царь. Пока же у нас его не будет, не будет и порядка».
Впрочем, цитирую это «убежденно-безнадежно», ибо понимаю, что Царь в твоих глазах никак не может быть «мудрым» — этого не может быть, потому что этого быть не может— непременно самодур и тиран. Разве что только еврейского Соломона признаешь «мудрым», но русский Царь для тебя априори «cамодур»…
А как тебе такой отзыв о русском Царе Александре III?
«Отличительной чертой нрава Александра III была черта чисто русская, составляющая особенность нашего народного гения: отсутствие всякого лицемерия и притворства, необычайная прямота, безыскусственность, чистота души. Ею пленял он самые предубежденные сердца. Всюду его царственное слово ценилось выше всяких клятвенных или письменных обещаний. То была великая нравственная сила, обаяние которой удивило и покорило мир. Когда Императором Александром III был заключен франко-русский союз, французский писатель Лакомб говорил: „Представим себе, что какая-то русская колдунья предсказала бы Наполеону I в Кремле, что будет через 80 лет. В конце века, который ты воображаешь своим, во Франции, которую ты называешь своей, трон рухнет три раза, твоя бронзовая статуя будет низвергнута, а твое потомство появится только для того, чтобы расчленить Отечество и омрачить имя Наполеонов поражениями, превышающими твои победы. В этой разгромленной врагом Франции, которая после того снова упадет в республику, знаешь ли, кто будет самым популярным человеком? Им будет Император Святой Руси — Александр III“». («Романовы. 300 лет служения России» — М. Издательство «Белый город». 2007 г., стр. 599-600).
Снова слова Солоневича в моем пересказе.
Российская империя накануне Февраля-Октября представляла собой страну, в которой параллельно и одновременно развивались государственное (т. е. почти социалистическое) хозяйство, кооперативное (т. е. четверть-социалистическое) хозяйство и капиталистический сектор. Таким образом, в Российской империи существовала свободная конкуренция частного хозяйства, государственного хозяйства, земского, городского, кооперативного и артельного — причем, государство в равной степени помогало всем, кто хотел и умел работать. Ибо государственная власть принадлежала Государю Императору, который был заинтересован в том же, в чем и каждый его подданный: чтобы был добротный и дешевый ситец. И совершенно не интересовался тем, на какой фабрике этот ситец производится: казенной, кооперативной, земской или частной.
Самодержавная власть искала наилучших способов хозяйствования и поддерживала все то, что казалось лучшим. Если выбор оказывался ошибочным — она искала иных путей.
Однако такие поиски уже чисто технически возможны только в том случае, если в стране есть СИЛА, находящаяся вне круга эгоистических интересов капиталистов, помещиков, банкиров, профсоюзов и прочих общественных структур и частных лиц, — СИЛА, не зависимая ни от какого узкогруппового интереса, СИЛА, которая в Одном Лице воплощает интересы всей страны вместе взятой — не только ее нынешнего поколения, но и ее грядущих поколений — всей нации во всех ее слоях, группах, народах и народностях.
В середине двадцатого века русской эмиграцией было сделано открытие, суть которого сводилось к следующему. «Нация» есть не только настоящее, но также и прошедшее, и будущее. Всякое данное поколение только наследует имущество отцов и дедов, — с тем, чтобы передать его детям и внукам. Стало быть, данное поколение не имеет права присваивать себе монополию окончательного решения судеб нации: следует уважать и прошлые труды дедов, и будущие интересы внуков. Мы, данное поколение, — только одно из звеньев в общей цепи нации.
Русская интеллигенция — и революционная, и контрреволюционная — почти в одинаковой степени рассматривали себя как последнее слово русской истории — без оглядки на прошлое, без предвидения будущего. Каждое поколение прошлого и нынешнего века пыталось сломать все идейные и моральные стройки предыдущего поколения. При таком порядке вещей, когда работа каждого поколения разрушает труды предыдущего поколения, России уже давно бы не существовало. Россия стояла и крепла лишь благодаря тому, что ею правил Царь. Он был НАД партиями, группами, сословиями и прочим. Он выслушивал всех. Но решение принадлежало ЕМУ — и это было наиболее объективное решение, какое только доступно и чисто технически возможно.
Когда выяснялась приоритетность выхода к Балтийскому или Черному морю, — созывались Соборы, на которых профессионально сведущие люди формулировали свои мнения. И Монарх принимал окончательное решение, будучи вооружен всеми данными и не будучи заинтересован ни в каком частном интересе.
Каждый Монарх был «связан» деятельностью Своего Предшественника и планировал передать Своему Наследнику «государство цветущее и благоустроенное». Функции Царя в этом отношении хорошо определил Лев Тихомиров: «Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее».
Благоуспешность монархий сравнительно с республиками объяснима даже из меркантильных соображений. Царь не допустит обеднения и ослабления своей страны, не говоря о прочем, даже из кровных своих интересов. Царю предстоит передать эту страну в наследство своему сыну.
Дальше соображения уже не меркантильного характера. Сын-Наследник тоже с детства знает, что его ждет Трон. Соответствующим образом он к этому готовится и воспитывается.
Павел, можно по-разному относиться к разным Царям как к личностям, но нельзя не признать ряд безспорно положительных моментов в самом принципе наследственно-монархической смены власти в стране.
Еще немножко наших с Солоневичем рассуждений на эту тему и опять просьба к вам с Борисом Ефимовичем прокомментировать эти рассуждения по существу.
Никакое человеческое общество не обходится без власти. Власть есть в семье, армии, трудовом коллективе, селе, городе, государстве. Государственная власть конструируется тремя способами: ИЗБРАНИЕМ, ЗАХВАТОМ, НАСЛЕДОВАНИЕМ.
Таким образом, источниками верховной власти в стране могут являться НАРОД, СИЛА, РЕЛИГИЯ — власть или выбирается народом (республика), или захватывается силой (диктатура), или дается Богом (наследственная монархия).
И республика, и диктатура предполагают борьбу за власть — демократическую в первом случае, кровавую во втором. Безкровная демократическая борьба тоже, впрочем, не обходится борцам и стране даром. Многократный французский министр Аристид Бриан признавался, что 95% его сил уходит на борьбу за власть и только 5% на работу во власти.
Из всех возможных видов государственной власти, единственно безспорной властью является наследственно-монархическая. Верховная власть в стране достается старшему сыну царствующего Монарха. Да, никакого выбора; да, никаких заслуг — но, следовательно, и никаких споров и распрей! Власть переходит от одного лица к другому безболезненно и безспорно: король умер, да здравствует король!.
Далее. Человек, «случайно» родившийся Наследником Престола, поставляется в такие условия, которые обезпечивают ему наилучшую профессиональную подготовку. Николай II был образованнейшим человеком своего времени. Лучшие профессора России преподавали ему право, стратегию, историю, литературу. Он свободно говорил на трех иностранных языках.
Еще существенный момент: его знания не были односторонними, как знания любого эрудита; они были, если можно так выразиться, живыми знаниями. В. В. Розанов писал: «Только то знание ценно, которое острой иголкой прочерчено в душе, — вялые знания безсильны». Право и стратегия, история и литература были объектом ежедневной работы его, его Отца, его Деда. Это есть знания непрерывно и непосредственно связанные с каждым шагом в его деятельности.
Несколько примеров. А. C. Пушкин читал «Евгения Онегина» Николаю I, а Н. В. Гоголь «Мертвые души». Николай I финансировал того и другого, первым отметил талант Льва Толстого, а о «Герое нашего времени» Лермонтова написал отзыв, который бы сделал честь любому литератору.
Николай II послал на похороны Л. Н. Толстого своего адъютанта и венок “Великому писателю земли русской», а потом материально поддерживал семью Толстых. Великий же писатель земли русской своими крамольными умствованиями немало навредил и русской земле, и русской монархии.
У Николая I хватило и литературного вкуса и гражданского мужества, чтобы отстоять «Ревизора» и после первого представления сказать: «Досталось всем — а больше всего мне». У Николая II нашлось достаточно объективности, чтобы отделить “толстовство” от Толстого: котлеты отдельно, тараканы отдельно.
Опытные потомственные врачи говорят, что настоящий врач получается лишь в третьем поколении. Встречаются, конечно, самородки, одаренные люди, гении. Их можно и нужно приветствовать всюду — в медицине, в живописи, в литературе, науке — где угодно… Только не в политике! Пусть сохранит нас Господь от глада, болезни, нашествия иноплеменных и от «гениев политики»: Петров Великих, Наполеонов Бонапартов, Керенских, Лениных, Троцких, Горбачёвых… «Гении политики» — хуже «иноплеменных», хуже чумы!
Еще положительный момент. Престолонаследник рождается с безспорным правом на верховную власть. Следовательно, по дороге к этой власти ему не приходится валяться во всей той грязи, интригах, злобе и зависти, которые окружают не только диктаторов, но и президентов. Его от колыбели любят. За него ежедневно «единым сердцем и едиными усты» молятся миллионы людей.
Паш, я уже многим людям указывал на эти положительные доводы в пользу наследственно-монархической власти. Еще ни от кого не слышал тут возражений по существу. Может быть, от вас с Борисом Ефимовичем услышу?..
Одно возражение, кажется, уже слышу: «Не все любят, не все молятся…». К сожалению, не все. Ленины не любят и не молятся. Но много ли лениных на Руси? «Серые зипуны» любят и молятся.
Еще часто можно услышать: «А если Наследник психически болен?..» Такое случалось. Яркий пример: третий сын Иоанна Грозного Федор (годы царствования 1584-1598). Современник писал о нем: «Он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается… прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим». В народе Царь Федор Иоаннович получил прозвание «благоюродивого». Он усердно выполнял все церковные предписания, много молился и постился, паломничал по монастырям… Соответственно, государственными делами почти не занимался… И что?.. Да ничего!.. Русская жизнь текла своим чередом, и неплохо текла. В годы царствования Федора Иоанновича на Руси были основаны города Тобольск (1586), Саратов и Царицын (1590), Березов (1593) и Обдорск (1595); в результате успешной войны со Швецией (1590-1593) русскому Царству были возвращены Ивангород, Ям, Копорье и волость Корела. Историк Д. М. Володин в книге «Царь Федор
Иоаннович. Когда на троне блаженный» пишет, что в этой войне царь сам ходил-таки в военные походы и даже лично принимал участие в боевых действиях. В 1586 году в России было отлито самое большое в мире крупнокалиберное орудие весом 40 тонн, названное «Царь-пушкой», ибо на нем было помещено изображение «благоюродивого» Царя Федора Иоанновича. При Федоре Иоанновиче было завершено присоединение к России Сибири (1598); В 1589 году при нем же на Руси было введено патриаршество и Русская Церковь стала самостоятельной и равноправной с другими Поместными Церквами.
Павел, допетровская русская народная монархия была не «произволом Одного Лица», но очень умно организованной «системой институтов и учреждений». «Система» может временно работать и без Лица, Которое всего только молится, постится да ездит по монастырям…
Из обычной кротости Федора Иоанновича могло вывести только лицезрение несправедливости. Когда он замечал, что кто-то кого-то несправедливо обижает, он приходил в страшное негодование, сильно шумел, кричал и старался поскорее восстановить справедливость, прописав обидчику строгое наказание — зная, что если он не накажет «поскорее», так вернувшись в привычное и характерное для него незлобие — уж вовсе не накажет…
Всего только и было: молитва, пост и негодование на несправедли-
вость. Но, может быть, и города строились, и Сибирь осваивалась, и все остальное в стране ладилось из-за этого «всего только»?..
Ты, Павел, пишешь про нашу с Солоневичем «народную монархию»: «“Единомысленное сотрудничество верховной власти в лице Царя и народного представительства“, которое открыл тебе Солоневич… это, извини, ваши с ним ненаучные фантазии».
Слушай, научный ты мой человек, устал я уже с тобой спорить. Ничем тебя в твоем «особняке» не прошибешь. Ладно уж, сиди в своих крепких, непробиваемых стенах. Оставайся при своем «научном» мнении, раз оно тебе так любо… Пусть у нас с Солоневичем «фантазии»…
Но! Даже если и так…
«… Допустим, мы выдумали все это: деревья, траву, солнце и даже Аслана. Но тогда выдумка лучше и важнее реальности. Допустим, это мрачное место и есть единственный мир. Тогда он никуда не годится. Может, мы и дети, играющие в глупую игру. Но дети создали игрушечный мир, который лучше вашей реальной ямы. Я не предам игрушечного мира. Я останусь с Асланом, даже если Аслана нет. Я буду жить как нарниец, даже если нет Нарнии». Ты, конечно, узнал читанные-перечитанные нами когда-то «Хроники Нарнии». Я их вспомнил сейчас, чтобы сказать: «Даже если народная монархия — наша с Солоневичем фантазия — я останусь верен ей и не предам ее. Я буду жителем народной монархии, даже если не было и не будет народной монархии».
Ничто не мешает мне, однако, стараться «сказку сделать былью».
Я понимаю, Паша, что твоему демократическому сердцу может быть ближе не монархическая, а демократическая «фантазия», и ты будешь стараться сделать былью свою «сказку». Я, хоть и сбивался тут время от времени на «факты и аргументы», но, на самом деле, написал тебе все это не с целью тебя «переубедить». Планка моих ожиданий, как я уже говорил, съехала с «взаимосогласия» на «взаимопонимание» (не готовы «соглашаться друг с другом», так не будем хоть «стрелять друг в друга»). Не хочешь быть монархистом, оставайся демократом. Только доктринерство отбрось, пожалуйста, прошу тебя. Приопусти твою ДЕМОКРАТИЮ с высоты АБСОЛЮТНОЙ ИСТИНЫ на уровень твоего частного мнения.
Дорогой Павел, вот что мне сейчас пришло на ум. Может быть, нам стóит вынести эту нашу «дискуссию» за пределы частной переписки? Зачем? Очень есть зачем. Мы-то стрелять друг в друга, надеюсь, не будем. Но обстановка вокруг нас накаляется, споры становятся все ожесточеннее. Перерастают порой во взаимные облаивания.
Как бы этот словесный лай не трансформировался в лай пулеметный. Это мы, русские люди, сто лет назад уже проходили. Февралистов с октябристами и ныне хватает. А еще одного Февраля-Октября Россия не переживет. Вот для того, чтобы не наступать на те же грабли, я и предлагаю представить нашу дискуссию всеобщему обозрению. С целью продемонстрировать, как можно и нужно, даже принципиально расходясь во мнениях, дискутировать без «лая». А заодно и мы, озвучив нашу «дискуссию», услышали бы отклики на нее со стороны. Говорят, со стороны виднее. А то мы только друг друга слушаем... И не слышим.
Можно, Паша, еще чуть-чуть про «дружбу». Когда я прочитал у тебя, что дружить можно только «о чем-то», — мне чтой-то сделалось жалко Господа Бога. Что же Ему с нами такими делать-то? Недужные мы все, конечно. Но, все ж — неплохие ребята. «Неплохие» — но дружить нам «не о чем». Куда ж нас таких недужных и недружных девать-то?
В ад? — да вроде бы, можно и помиловать: каются же в грехах, «вылечить» стараются свои недуги...
В рай? — но в раю им «дружить не о чем».
Господи, как же Тебе с нами такими тяжело!..
Остается уповать, что в раю будет царствовать не дружба, а любовь. Когда люди любят — любят не «о чем-то». Просто любят. Да и про Бога-Троицу апостол Иоанн Богослов почему-то говорит: Бог есть любовь (1 Ин. 4:8), а не «Бог есть дружба»… Я опять боюсь чего-нибудь набуробить, залезая в богословие, но, сдается мне, что лишь поэтому мы и обладаем счастливой возможностью веровать «во Единого Бога во Триех Лицех покланяемого и славимого», что Единым Целым «делает» Лица Троицы именно царящая меж Ними ЛЮБОВЬ.
А дружба? Дружба бывает разной.
— Страшно рад, что собак расстреляли, — сказал Бухарин в 1936 году по поводу расстрела Каменева и Зиновьева. Через два года, в 1938 году, друзья-товарищи расстреляли Бухарина. А ведь когда-то им всем было «о чем дружить». Единомышленники? Да: «Долой царизм — тюрьму народов!»… Имели общие идеалы и цели? Да: «Вперед — к коммунизму!»… Друзья?..
| 
