Предисловіе ъ журналу "Православный путь" за 1951 годъ
«Православный Путь»! Куда зоветъ это наименованіе? Этими словами начинали мы прошлогодній выпускъ нашего ежегодника. И говорили о томъ, что зоветъ оно не «впередъ», а къ покаянному «назадъ», къ подлинному Православію, обрѣтаемому въ Церкви, въ національно-исторической Церкви. На этомъ послѣднемъ моментѣ умѣстно сейчасъ сосредоточить вниманіе.
Можетъ ли «Православный путь» имѣть вселенскій обликъ — непосредственно, не будучи облеченъ въ «помѣстную» форму?
Можно ли идти къ Истинѣ Христовой, воплощенной въ Тѣлѣ Церкви Его, не принадлежа къ той или другой исторической отрасли ея?
Можно ли, преодолѣвъ «историчность» Церкви, ея связанность тѣмъ или инымъ національно-государственнымъ естествомъ, сойти на путь «вселенскости», поглощающей, упраздняющей, дѣлающей излишнимъ, изжитымъ «историческое» явленіе помѣстныхъ церквей?
Эти вопросы можно разсматривать въ общей формѣ, въ порядкѣ осознанія церковной значимости Исторіи. Но поддаются они уясненію и на примѣрѣ конкретномъ, — прежде всего, на примѣрѣ, насъ непосредственно касающемся: Русской Помѣстной Церкви въ ея вселенскомъ значеніи.
Безъ нарочитаго умысла Редакціи, матеріалъ, подобравшійся къ настоящему, второму по счету, выпуску нашего церковно-богословско-философскаго ежегодника, оказался, въ значительной части, если не прямо устремленнымъ къ этой проблемѣ, то ея касающимся. Предъ читателемъ будетъ раскрываться, въ разныхъ подходахъ и примѣнительно къ разнымъ явленіямъ, природа Русской Государственности — въ ея обращенности къ Церкви, а тѣмъ самымъ будетъ раскрываться и природа, духовно-церковная, Русскаго Православнаго Царства.
Проблема эта, при всей ея укорененности въ прошломъ, является жгуче-современной, — если еще, къ сожалѣнію, не въ смыслѣ политической реальности, то, во всякомъ случаѣ, въ смыслѣ идейной неразрывности со всѣми явленіями церковной политики, русскими и нерусскими, православными и неправославными. Если «политика», въ широкомъ значеніи этого понятія, неизмѣнно упирается въ проблему Россіи, то отъ этой проблемы оторваться не можетъ и любая широкая церковная задача.
Нельзя обойти анти-Россію, современный СССР, въ планѣ общей политики.
Нельзя обойтись безъ Россіи подлинной, истинной, Исторической, при разрѣшеніи любаго большого вопроса, касающагося Церкви.
Существенна разница въ этомъ отношеніи между міромъ свѣтскимъ и церковнымъ. Въ первомъ Россіи Исторической сейчасъ нѣтъ: она замѣнена «оборотнемъ» своимъ, СССР. Во второмъ историческая преемственность остается въ силѣ! Въ планѣ общей политики Совѣтская Россія — тяжеловѣсная реальность, съ которой можно и должно бороться, но которую нельзя игнорировать. Иное въ планѣ политики церковной. Тутъ, напротивъ, нельзя игнорировать Историческую Россію, ибо стоитъ она за реально существующей подлинной Русской Помѣстной Церковью, и если кто не хочетъ считаться съ этой реальностью, то попадаетъ онъ въ объятія къ «оборотню» Исторической Россіи — собственнымъ уже своимъ изволеніемъ. Свѣтскій политикъ не можетъ игнорировать нечестивый СССР, какой бы онъ святой ненавистью ни горѣлъ противъ этого воплощенія зла, и всякій оттѣнокъ его игнорированія есть уже попустительство и соглашательство по отношенію къ этому злу. Напротивъ того, церковный политикъ обязанъ игнорировать такъ называемую Совѣтскую Церковь, Московскую Патріархію, эту анти-Церковь, этотъ, находящійся на службѣ у Совѣтовъ, фальсификатъ Церкви Россійской Помѣстной подлинной. Всякій оттѣнокъ признанія этой Церкви введетъ соотвѣтствующія церковныя организаціи уже въ орбиту дѣйствій СССР, дѣлая ихъ сообщниками и пособниками его!
Мало кто это понимаетъ. Отъ этого реальность не перестаетъ быть реальностью. Непониманіе ея міромъ — тоже реальность, сколь тягостная!
Всѣ нарочито озабочены тѣмъ, какъ бы найти формулу бытія церковнаго такую, которая именно освободила бы отъ необходимости принципіально игнорировать Совѣтскую Церковь! Попадая тѣмъ самымъ въ объятія оборотня Исторической Россіи, всѣ тутъ же естественно оказываются озабоченными тѣмъ, какъ бы найти формулу церковнаго бытія такую, которая освободила бы отъ необходимости учитывать реальность подлинной Русской Помѣстной Церкви. Отсюда отсутствіе у церковнаго міра духовно зрячихъ очей, чтобы увидѣть, въ подлинномъ ея значеніи, такое наглядное явленіе, какъ Русская Зарубежная Церковь, несущая высокое и трудное послушаніе по храненію преемственности Русской Помѣстной Церкви Исторической, какъ и отсутствіе ушей, отверзтыхъ для воспріятія имовѣрныхъ свидѣтельствъ объ потаенной Церкви катакомбной, подъсовѣтской — гонимой, страждущей, преслѣдуемой, но живой и живящей кровоточащее тѣло Россіи, обдержимое бѣсами и ими на службу себѣ такъ безпощадно влачимое.
Страшно, поистинѣ страшно за человѣчество, когда видишь весь еще свободный офиціальный міръ въ привычномъ общеніи съ представителями офиціальными СССР, привычно уже обозначаемыми, какъ представители Россіи, а все свободное общество міра въ привычномъ общеніи съ идеями СССР, съ тѣмъ зломъ, которое источается сознательно, планомѣрно, методически Красной Москвой, располагающей для этой цѣли громадной ратью слугъ и сотрудниковъ по всему свѣту и еще неизмѣримо большей, уже неисчислимой массой сочувственниковъ, въ большей ли, въ меньшей мѣрѣ, но тронутыхъ ядомъ этого идейнаго зла.
Но страхъ этотъ не идетъ въ счетъ по сравненію съ тѣмъ, который не можетъ не испытывать каждая богобоязненная, не поддавшаяся еще наважденію бѣсовскому, душа, когда она видитъ служителей Христа, чуть не во всю ширину православнаго міра, въ привычномъ общеніи съ Московскимъ Патріархомъ и его ставленниками, привычно уже воспринимаемыми, какъ безспорные представители Русской Православной Церкви; когда видитъ она и представителей всего остального христіанскаго міра привычно общающимся съ Совѣтской Церковью, какъ съ законной Русской Церковью, или, во всякомъ случаѣ, признающими ее таковой — идейно пріемлющими ее!
Что можетъ быть общаго между Христомъ и Веліаромъ! Забвена эта святая истина! И куда, какъ не въ пустыню, бѣжать такой богобоязненной душѣ предъ столь демонстративнымъ забвеніемъ общехристіанскимъ начала вѣрности Христу.
И что показательно! Только развѣ страхомъ предъ неодолимостью внѣшней силы Совѣтскаго оборотня Исторической Россіи объясняется устремленіе въ его объятія, съ одновременнымъ отвращеніемъ отъ подлинной Русской Православной Церкви? Нѣтъ! Въ какой-то, трудно, конечно, опредѣляемой, но большой, а иногда и рѣшающей, мѣрѣ, такое явленіе обусловливается прежде всего страхомъ предъ возвращеніемъ къ жизни подлинной Исторической Россіи, непріятіемъ именно ея, озлобленіемъ именно противъ нея, ненавистью именно къ ней!
Вотъ гдѣ подлинная трагедія внѣсовѣтской современности міровой, ей присущая, ея природу характеризующая и дѣлающая внѣсовѣтскій міръ не просто холоднымъ свидѣтелемъ физическаго порабощенія и духовнаго растлѣнія Россіи, но и пособникомъ этого злаго дѣла, соучастіе въ которомъ придастъ неизбѣжно характеръ кары Божіей неизбѣжному въ такихъ условіяхъ распространенію на весь внѣсовѣтекій міръ содержащаго Россію зла.
О, если бы то была трагедія только внѣрусскаго міра! И въ нашей вѣдь средѣ наблюдаются явленія того же порядка! Не говоримъ уже о тѣхъ, кто, такъ сказать, выросли въ атмосферѣ Революціи и для кого Россія Историческая погребена «февралемъ», ими выношеннымъ, обрѣтая новое свое бытіе въ мечтательствѣ ихъ, продолжающемъ носить на себѣ печать духовнаго бунта противъ Исторической Россіи. Это міръ «бѣсовъ»! И тутъ только молиться можно объ освобожденіи отъ ихъ власти тѣхъ, порою добрыхъ и честныхъ русскихъ людей, которые продолжаютъ недюжинныя свои душевныя и интеллектуальныя силы, порожденныя и взращенныя подъ сѣнью Святой Руси и въ лонѣ Императорской Россіи, обращать противъ Матери своей. Обратимся мыслью къ тому широкому, широчайшему фронту борьбы, принципіальной и самоотверженной, противъ Совѣтскаго зла, который мы привыкли обозначать именемъ «Бѣлой борьбы». Рѣдко когда борьба эта окрылялась идеей Церкви и освящалась знаменіемъ Креста! Бывали такія явленія — о томъ свидѣтельствуетъ привлекательный образъ Д.Б. Болдырева, извлекаемый изъ забвенія въ настоящемъ сборникѣ. Но далекъ даже и этотъ свѣтлый «профессоръ-крестоносецъ» отъ уразумѣнія всей духовной цѣнности Исторической Россіи какъ именно Православнаго Царства, внѣ возстановленія котораго не мыслимо на русской почвѣ и возстановленіе Православной Церкви въ ея прежней силѣ и славѣ.
А наша монархическая среда! Проникнута ли даже она въ должной мѣрѣ сознаніемъ духовной цѣнности проповѣдуемыхъ и исповѣдуемыхъ ею политическихъ идеаловъ? И въ этомъ нельзя не усумниться, опираясь на опытъ прошлаго и настоящаго. И, наконецъ сама церковно-православная русская среда, даже и она проникнута ли она вся пониманіемъ того, что Церковь ‒ это не бытъ только церковно-богослужебный, не іерархія церковная сама но себѣ, не догматы, такъ или иначе толкуемые, не нравственное ученіе Церкви, въ той или иной мѣрѣ принимаемое, не дисциплина, даже подвижническая, такъ или иначе практикуемая, не вообще церковный «благобытъ» самъ по себѣ, какія бы привлекательныя формы онъ ни принималъ, а нѣкое конкретно-историческое Цѣлое, нѣкая живая Реальность, нѣкая являемая міру Неповторимость. Она — духовное Тѣло, она — мистическая Плоть, но духовное и мистическое неотрывно отъ исторической яви, впитавшей его въ себя. И хранить Церковь, оставаясь Ей вѣрнымъ, можно только участвуя въ ея неповторимой Цѣльности, живя въ ней, умирая въ ней и — если нужно! — и за нее, нося ее въ себѣ, какъ мы Христа носимъ въ себѣ, пріобщаясь къ Нему, но принадлежа къ Ней, въ ея конкретной явленности міру. «Дробей» тутъ не можетъ быть, а есть: или всецѣлая вѣрность, или всецѣлое отступничество.
Или мы всецѣло принадлежимъ къ Русской Церкви, неотдѣлимо преемственно-связанной съ Исторической Россіей, или мы всецѣло отпали отъ этой Церкви. Третьяго — не дано! И тутъ никакое соборное декретированіе, никакая юрисдикціонная импровизація, никакіе богословскіе домыслы, никакія каноническія ухищренія, никакіе конкордаты съ кѣмъ бы то ни было — ничего измѣнить не могутъ.
Пока Историческая Россія отсутствуетъ въ политической реальности, Русская Православная Помѣстная Церковь — вдовствуетъ, продолжая быть духовно и идейно съ ней связанной: она ждетъ, свято соблюдая свою преемственную вѣрность.
Ждетъ чего?
Тутъ мы упираемся въ основные два вопроса русскаго и вселенскаго бытія:
Можетъ ли Историческая Россія возникнуть къ жизни иной, чѣмъ она была?
Можетъ ли міръ существовать безъ Исторической Россіи?
Вопросы эти близки, не не однозначны. Разберемъ каждый изъ нихъ въ отдѣльности.
Все мѣняется въ жизни. Мѣнялась и Россія на протяженіи своего тысячелѣтняго бытія. Не можетъ она не продолжать мѣняться и съ продолженіемъ своего бытія. Объ этомъ спора нѣтъ.
Но развѣ мѣняться значитъ — измѣнять себѣ? Сохраненіе своей исторической личности есть и непремѣнное условіе и непреложное заданіе всякаго измѣненія, если оно не есть либо временная утрата личности (одержимость!), либо уже умираніе и, наконецъ — смерть! Выпаденіе изъ Исторіи не непремѣнно должно происходить въ формѣ завоеванія со стороны: оно можетъ быть результатомъ и внутреннихъ процессовъ. Правда, исторія не знала еще такой внезапной, острой, всецѣлой, принципіальной, послѣдовательной, идейной трансформаціи, какъ то мы видимъ на примѣрѣ Россіи и СССР, но зачатки такого явленія, въ формахъ рѣзкихъ и наглядныхъ, Европа намъ показывала — прежде всего, на примѣрѣ Франціи, послѣ такъ наз. Великой Революціи, какъ бы въ предостереженіе всему міру и намъ, въ частности.
То, что случилось съ Россіей, есть не историческое измѣненіе, а есть или выпаденіе Россіи изъ исторіи, завершающее, подъ воздѣйствіемъ тѣхъ же идей, которыя ставили подъ вопросъ бытіе Франціи, явленный тамъ процессъ, но уже въ нашемъ отечествѣ, или — временное помутнѣніе историческаго сознанія, временная утрата личности, одержимость, временно лишь выводящая Россію изъ русла ея исторической жизни, сдѣлавъ ее орудіемъ содержащихъ ее «бѣсовъ».
Западныя «идеи» сумѣли сочетаться съ внутренними анархическими процессами русскаго историческаго корня и, поставивъ себѣ эти силы на службу, оказались въ состояніи всецѣло овладѣть Россіей. Насиліемъ безпримѣрнымъ осуществляется вотъ уже четвертый десятокъ лѣтъ полная переплавка Россіи, съ истребленіемъ личнаго состава ея, служившаго Россіи Исторической, и съ обреченіемъ оставшагося въ наличности населенія на насильственную передѣлку, задачей имѣющую вырвать изъ души весь идейный составъ прошлаго, и въ этомъ отношеніи убивъ всякую преемственность.
Въ свѣтѣ духовно-просвѣтленнаго сознанія, такая судьба Россіи не можетъ быть воспринята иначе, какъ кара Божія, ниспосланная за уклоненіе отъ выполненія промыслительной миссіи Россіи, составлявшей существо ея историческаго бытія.
И Кіевская, и Московская, и Петербургская Россія были носительницами этого заданія, достигшаго высшаго своего напряженія на Руси Московской, когда Русскій народъ, цѣною вольнаго отказа отъ гражданской свободы, сумѣлъ сохранить свободу духовную, сдѣлав вмѣстѣ съ тѣмъ весь закрѣпощенный свой бытъ хранилищемъ этой духовной свободы; Россія стала тогда нѣкимъ подобіемъ монастыря, въ которомъ высшая свобода достигалась, какъ и въ настоящемъ монастырѣ, въ формахъ церковно-осмысленнаго вольнаго послушанія. Періодъ духовнаго «раскрѣпощенія» Россіи, начатый еще до Петра, а при немъ получившій такое демонстративное выраженіе и оформленіе, довелъ Россію, въ сложномъ и многозначительномъ процессѣ исторіи Россіи Императорской, до духовнаго обморока, использованнаго Злой силой для завладѣнія нашимъ Отечествомъ.
Духовный обморокъ этотъ явился результатомъ того, что раскрѣпощеніе гражданское и культурное, послѣдовательно осуществлявшееся Имперіей, воспринято было народомъ, начиная съ ведущихъ круговъ его идейныхъ, какъ высвобожденіе Россіи изъ подъ ея многовѣкового историческаго послушанія: отъ служенія цѣнностямъ премірнымъ, Россія переходила на устроеніе своего политическаго, гражданскаго, культурнаго и матеріальнаго благополучія какъ исчерпывающаго заданія своего бытія. Отсюда и возникъ столбнякъ всего волевого аппарата Императорской Россіи — государственнаго, военнаго, общественнаго, административнаго, гражданскаго, даже церковно-іерархическаго, въ моментъ очной ставки Русскаго народа со Злой силой.
Значитъ ли это, что изсякли или упразднились въ Россіи силы духовныя? Нѣтъ! Какъ извѣстно, онѣ обнаружились съ потрясающей и умиляющей наглядностью, которая можетъ быть поставлена въ рядъ съ явленіями временъ первохристіанства. Но силы эти духовныя оказались — такъ же, какъ то было во времена первохристіанства! — общественно-изолированными, какъ бы обнаженными отъ всякаго органическаго сращенія съ господствующимъ государственно-общественнымъ бытомъ, становясь легкой жертвой внѣшняго на нихъ воздѣйствія и сопротивленіе оказывая въ одной только формѣ: исповѣдничества, сливающагося съ мученичествомъ.
А возвращеніе къ дѣйствію оживающаго Россійскаго общественно-государственнаго тѣла, въ томъ составѣ и органовъ церковно-іерархическихъ, стало уже дѣломъ практически неосуществимымъ, такъ какъ Злая Сила успѣла установить въ Россіи режимъ такого одновременно и безпощадно грубаго и утонченнаго насилія, при которомъ параличъ воли сдѣлался нормой существованія подвластныхъ. Россія оказалась погруженной въ тьму адскаго гнета, гдѣ духовную свободу можно обрѣсти только на путяхъ подвижническаго, самоотверженнаго, на неслыханныя муки готоваго выключенія себя изъ отметающаго всякую духовную свободу совѣтскаго быта.
Гдѣ выходъ изъ этого страшнаго тупика, дышащаго безнадежностью ада? Отвѣтъ на этотъ вопросъ совпадаетъ съ первымъ изъ поставленныхъ нами двухъ вопросовъ: можетъ ли Россія стать иной, чѣмъ она была, если она хочетъ вернуться къ историческому бытію? Отвѣтъ на этотъ вопросъ можно формулировать такъ: если то, что въ Россіи произошло, не смерть, не выпаденіе изъ Исторіи окончательное Россіи, какъ исторической личности, а есть помутненіе ея сознанія, утрата личности, одержимость злой силой, то въ одномъ только образѣ мыслимъ выходъ ея изъ адскаго тупика. Конечно, Россія должна стать «иной» — но въ чемъ иной? Нельзя механически воспроизвести ушедшую Россію, искусственно ее «реставрировать» — все одно, будемъ мы говорить о Петербургской Россіи или о Московской Руси. Исторію надо продолжать. Отъ какого момента? Естественно, отъ того, когда Россія впала въ духовный обморокъ, стала жертвой столбняка и ушла въ историческое небытіе съ тѣмъ, чтобы явить собою потомъ видъ страшнаго оборотня былой Исторической Россіи.
Но какъ единственно можно продолжать прерванный ходъ Исторіи? Такъ, какъ будто ничего не бывало? Нѣтъ! Духовно обновленной только можетъ вернуться къ жизни Россія, поднявъ снова актомъ свободной воли сброшенное ею съ себя историческое послушаніе — теперь уже въ формахъ свободныхъ, вольнымъ послушаніемъ наполняя новыя формы гражданскаго быта, отвѣчающія достиженіямъ вѣка.
Можно ли что конкретное говорить сейчасъ объ этихъ формахъ предстоящаго гражданскаго бытія? Едва ли! Задача спасенія: возстановить преемство, оказавшись духовно достойными снова принять его на тѣ плечи, которыя это преемство сознательно сбросили! Что и какъ изъ прошлаго будетъ при этомъ воспринято — кто скажетъ! Вѣдь ничего живаго не осталось отъ былой Россіи. Разорена она, опоганена, измалодушествовалась, подверглась физическому истребленію и духовному растлѣнію въ мѣрѣ, ни въ какое сравненіе не идущей даже со Смутнымъ временемъ. И если къ жизни была возвращена въ тѣ времена Россія, то развѣ программами и прогнозами? Нѣтъ! Однимъ только покаяннымъ устремленіемъ въ Отчій Домъ, назадъ, къ брошенному было и забвенному историческому своему послушанію. А когда началась жизнь новая — тогда только обнаружилось, что это возвращеніе къ жизни есть, вмѣстѣ съ тѣмъ и возвращеніе къ прежнимъ формамъ гражданскаго быта, только обновленнымъ, упорядоченнымъ, приведеннымъ въ систему. При возвращеніи къ жизни Россія первыхъ Романовыхъ лишь доводила до логическаго конца то, что слагалось при послѣднихъ Рюриковичахъ: налицо было продолженіе Московской Руси.
Такъ и сейчасъ можемъ мы думать только о продолженіи Императорской Россіи — въ духовно обновленномъ ея образѣ. А предпосылка для этого одна: готовность русскаго народа на покаянное возвращеніе на свой покинутый было имъ историческій путь. Это одно, что сейчасъ на потребу. Все остальное — проблематично. Ко всему это относится — въ частности, и къ вопросу «народностей». Какія формы можетъ принять въ вернувшейся къ жизни Исторической Россіи учетъ ея племенной многосоставности? Кто скажетъ! Очень широкъ можетъ быть размахъ областничества и очень далеко можетъ идти культурная автономія отдѣльныхъ народностей. Но если возникаетъ рѣчь о сговорѣ народовъ Россіи между собою, какъ объ основѣ бытія будущей Россіи въ какомъ-то новомъ ея обликѣ, то это уже опять кабинетное мечтательство духовно-революціонное, а не то возвращеніе покаянное въ Отчій Домъ, о которомъ мы говоримъ. Это было бы лишь дальнѣйшее осуществленіе предсказанія Евангельскаго о томъ времени, когда уже не только царство на царство будетъ возставать, но и народъ на народъ!
Гдѣ же та роковая черта, та ключевая точка, то рѣшающее «или-или», которымъ опредѣляется выборъ между пріятіемъ Исторической Россіи и отверженіемъ ея, между готовностью продолжать исторію, возвратившись въ Отчій Домъ, или, напротивъ, пребываніемъ въ дерзновеніи бунта?
Тутъ мы необходимо упираемся во второй нами поставленный вопросъ: можетъ ли міръ существовать безъ Россіи, или, другими словами: можетъ ли Россія просто «выпасть изъ Исторіи», давъ мѣсто новымъ образованіямъ, съ ней духовно-преемственно не связаннымъ, или такая возможность непредставима?
Крестилась Россія, нашла себя. И начала она свой историческій путь, который опредѣлялся — чѣмъ? Ея устремленностью къ Христу всецѣлой; готовностью ея волностью принять ученіе Церкви какъ исчерпывающее содержаніе жизни. Эта установка русскаго сознанія и дала ей право на именованіе ея Святой Русью. И она же опредѣлила другое свойство Россіи: ея всецѣлую вѣрность Истинной Церкви, съ готовностью самоотверженно защищать свою преданность и отданность Ей, идя на любыя жертвы, претерпѣвая любыя невзгоды. Вышло такъ, что, оформляясь внѣшне и укрѣпляясь внутренно, въ тѣхъ несказанно-тяжкихъ испытаніяхъ, которыя ниспослалъ Россіи Господь, она оказалась, безъ нарочитаго своего умысла, безъ всякой горделивой заданности исходной — преемницей Византіи, втораго Рима!
Россія стала, силой вещей, хранительницей Православія, занявъ въ въ мірѣ мѣсто такой государственной организаціи, которая, являясь историческимъ тѣломъ одной изъ Помѣстныхъ Церквей, вмѣстѣ съ тѣмъ получала значеніе и церковно-вселенское, въ образѣ Православнаго Царства, продолжающаго дѣло Византійской Имперіи. Рядомъ съ Русской Помѣстной Церковью всталъ вселенскій Православный Царь!
Какъ государственный владыка, Русскій Царь не могъ притязать на даже чисто формальное возглавленіе «земнаго круга», какъ то было съ Императорами Византійскими, но, какъ хранитель и державный оплотъ Православной Церкви, Православный Русскій Царь продолжалъ преемственно дѣло Императоровъ Византійскихъ, служа всей Православной Церкви и не имѣя никого въ мірѣ, кто въ этомъ качествѣ могъ бы соперничать съ нимъ. Патріархъ Греческій могъ, въ эпоху роста Москвы, внушать московскимъ іерархамъ недопустимость поминанія ими своего Государи въ отмѣну поминанія Императора, указывая имъ на то, что Царь во вселенной — одинъ и имъ является Императоръ Византійскій. Такого ригоризма не стало въ новое время. Но какъ бы гдѣ ни поминали потомъ, послѣ паденія Византіи, въ храмахъ православныхъ предержащую власть, единственность Русскаго Царя какъ преемника Византійскаго Императора, оставалась въ силѣ, и значеніе Россіи въ дѣлѣ домостроительства спасенія человѣческаго рода опредѣлилась не только тѣмъ, что Россія стремилась всецѣло воплотить въ своемъ быту Истину Православія, оправдывая тѣмъ свое существо «Святой Руси», но и тѣмъ, что такъ возникло избранничество ея какъ Православнаго Царства, возглавляемаго монархомъ, выполняющимъ миссію «Удерживающаго»!
Въ этомъ мистическій смыслъ теоріи Третьяго Рима, выношенной церковнымъ сознаніемъ Москвы еще въ тѣ времена, когда она только еще слагалась въ міровую силу политическую, и оставшейся знаменемъ высокаго послушанія, выпавшаго въ удѣлъ Россіи — Новаго Израиля на всѣ будущія времена, — не исключая и Императорскаго періода.
Отсюда вытекаетъ, что измѣна, совершенная Россіей, была двоякой: измѣняя своей природѣ Святой Руси, Россія одновременно измѣняла, поскольку отказывала въ вѣрноподданическомъ послушаніи своему Православному Царю, и своему высшему вселенскому назначенію: хранить Церковь Православную. Въ этомъ планѣ сливаются во едино оба выше поставленные нами вопроса! Россія Историческая есть Православное Царство, и ни въ какомъ иномъ обликѣ непредставимо возстановленіе ея Исторической Личности. Но, выбывая изъ состава міра въ своемъ образѣ Православнаго Царства, Россія тѣмъ самымъ обрекаетъ весь міръ на переходъ въ планъ уже эсхатологическій, ибо четвертаго Рима не будетъ! Если міръ хочетъ существовать дальше, то непремѣннымъ условіемъ этого является возвращеніе къ жизни Россіи въ образѣ Православнаго Царства. И тутъ — третьяго не надо!
Понимаетъ ли это міръ? Можно ли даже требовать отъ него этого! Вѣдь для этого онъ долженъ былъ бы перестать быть тѣмъ, чѣмъ онъ сталъ въ процессѣ своей исторіи, которая есть исторія отпаденія отъ Истины Православія. Но міръ могъ бы и долженъ былъ бы понимать иное, что диктуется не недоступнымъ ему уразумѣніемъ мистической природы бытія Россіи, а самой элементарной логикой самосохраненія. Онъ могъ бы и долженъ былъ бы понять, что поведеніе его не можетъ опредѣляться однимъ только отталкиваніемъ отъ ужасовъ СССР, а непремѣнно и сознаніемъ того, что избытіе этого ужаса предполагаетъ возвращеніе Россіи на ея нормальный историческій путь чрезъ высвобожденіе ея отъ силы насѣвшаго врага, ибо только освобожденный русскій народъ, вернувшійся къ исторически привычнымъ для него формамъ жизни, можетъ стать снова факторомъ въ мірѣ положительнымъ, а не стихіей отрицанія и разрушенія — чѣмъ никогда не былъ Русскій народъ въ своемъ историческомъ прошломъ.
Это не значитъ, что отъ міра можно ждать активной дѣятельности на путяхъ возстановленія былой Россіи: не представимо это, какъ бы ни обострился въ будущемъ инстинктъ самосохраненія въ мірѣ. Отъ міра внѣшняго можно ждать только одного: самозащиты противъ СССР — въ тѣхъ формахъ, которыя ведущимъ его силамъ покажутся наиболѣе дѣйствительными. Изъ фактовъ такой самозащиты, въ какія бы она формы ни облекалась, только и можно исходить, какъ изъ реальной предпосылки будущаго, и для насъ открывающей извѣстныя положительныя перспективы.
Но въ путяхъ этой самозащиты, каковы бы они ни были, міръ долженъ учитывать, что Историческая Россія не совсѣмъ еще ушла изъ міра, ибо она, какъ явленіе духовное, неотдѣлима отъ зримо зарубежомъ и потаенно въ СССР существующей Русской Православной Помѣстной Церкви! Знаніе и пониманіе этого обстоятельства должно опредѣлять наше и церковное и политическое сознаніе, а отъ насъ должно идти и дальше: это нашъ и церковный и національный долгъ. И не нужно думать, что этимъ Церковь на себя принимаетъ политическую, ей не свойственную, задачу, что она выкидываетъ политическое знамя, вмѣшивается въ «политику», связываетъ себя съ одними политическими факторами, отталкивая отъ себя другіе. Церковь можетъ сосуществовать съ самыми разными политическими формами бытія, и ихъ природа въ будущемъ и опредѣлитъ образъ сосуществованія съ ними Церкви, когда природа ихъ фактически опредѣлится въ реальной дѣйствительности.
Дѣло не въ выборѣ Церковью Православной, Зарубежной и внутренней, политическихъ формъ, ей любезныхъ; не въ предпочтеніи, тѣмъ или инымъ политическимъ программамъ или прогнозамъ ею оказываемомъ. Дѣло въ вѣрности Церкви самой себѣ, въ духовномъ ея самосохраненіи, неотдѣлимомъ отъ соблюденія исторической преемственности. Помѣстная Русская Церковь остается неизмѣнно Помѣстной Русской Церковью, сохраняющей, и въ своемъ воспріятіи прошлаго и въ своей обращенности къ будущему, неразрывную связь съ Исторической Россіей. Жизнь ея въ настоящее время есть — ожиданіе, которое можетъ привести ее или къ возстановленію исторической связи съ возрожденной Россіей, или къ Христу-Судіи и Мздовоздаятелю, пришедшему въ силѣ и славѣ. На всѣ времена, какова бы ни была длительность ихъ и къ какимъ политическимъ явленіямъ она бы насъ ни приводила, содержаніе подлинно русской церковной жизни есть блюденіе вѣрности себѣ и Россіи, что предполагаетъ идейную вѣрность промыслительному послушанію, возложенному на Русское Православное Царство Господомъ Богомъ.
Отреклась ли отъ него Россія? Сознательность этого отреченія и окончательность его, по милости Божіей, провѣряется еще понынѣ! Провѣряется — на каждомъ изъ насъ! И это — независимо отъ того, получаетъ ли эта провѣрка зримыя общественныя формы, или нѣтъ. Процессы, въ тайнѣ души человѣческой протекающіе, могутъ создавать утѣшительный и обнадеживающій баллансъ взаимодѣйствія добра и зла, никакъ еще не отражаясь на вѣсахъ общественныхъ. На это дозволено надѣяться, и въ этомъ можно обрѣтать утѣшеніе. Но такой надеждой нельзя опредѣлять своего поведенія, дѣлая изъ нея норму жизни и тѣмъ оправдывая бездѣйствіе. И тутъ мы опять-таки не о политической дѣйственности говоримъ, не отрицая, впрочемъ, и ея значенія, а о просвѣтлѣніи общественнаго сознанія и объ обнаруженіи этого просвѣтлѣнія въ общественной жизни.
Сроки проходятъ, отмираетъ многое, загромождавшее чистоту духовнаго горизонта въ прошломъ, какъ далекомъ, такъ и недавно пережитомъ: не пора ли подумать о расчисткѣ горизонта будущаго?
Россія неповторима. Природа ея неповторимости можетъ быть уяснена только въ лучахъ Церковной Истины, исторически раскрывавшейся. Судьба Россіи, какъ Православнаго Царства, неразъединима отъ судьбы Православной Церкви вселенской, а судьба Православной Церкви есть судьба міра. Нѣтъ сейчасъ Православнаго Царства, но есть Русская Православная Церковь, которая воплощаетъ въ себѣ преемство Исторической Россіи. Она есть зарубежомъ, она есть и въ Россіи подъяремной. Ея судьба есть судьба Россіи. Ея судьба есть и судьба міра! Возвращеніе къ ней русскаго народа и въ ней обрѣтенье утраченнаго историческаго преемства бытія, въ образѣ возвращенной къ дальнѣйшей жизни Исторической Россіи, есть единственная для церковно-православнаго сознанія представимая форма возвращенія міра къ «нормальной» жизни.
Какъ просто жить тѣмъ, кто это уяснилъ, и какъ точно обозначается ихъ личный путь, православный путь!
Это — путь личнаго спасенія, это и путь служенія Россіи, это и путь служенія міру. Будемъ помнить, что какъ ни существенно открывать глаза міру на подлинное существо того, что происходитъ въ мірѣ, путь спасенія основной не тутъ: никто не спасетъ Россіи, если она сама не встанетъ на путь спасенія. Какъ бы относительно далеко ни зашло просвѣтленіе сознанія міра въ отношеніи Россіи — душа русскаго человѣка остается основнымъ мѣстомъ сраженія между Христомъ и Веліаромъ, и побѣдой въ ней Христа или Веліара опредѣлится дальнѣйшая судьба міра.
Станетъ ли снова путь Россіи ея историческимъ православнымъ путемъ?
Въ рѣшеніи этого вопроса, отъ котораго зависитъ судьба міра, участвуетъ каждый изъ насъ.
[Игуменъ Константинъ (Зайцевъ)]
Источник: "Православный Путь". Церковно-богословско-философскій Ежегодникъ. Приложеніе къ журналу "Православная Русь" (за 1951 годъ). — Джорданвиль: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Holy Trinity Monastery, 1951.
источник |
