«Нога моя ста на правотѣ» (Пс. 25, 12).

I.

Особое слово... Слово, имѣющее большую притягательную силу. Для многихъ, многихъ ‒ святое и дорогое слово, не легко опредѣлимое и, въ то же время, простое и понятное. Отъ нѣкоторыхъ слышимъ укоръ: «Зачѣмъ у насъ на собраніяхъ, въ рѣчахъ, такъ часто бряцаютъ словомъ «Православіе»? Можетъ быть, иногда они и правы въ своемъ протестѣ. Не слѣдуетъ изъ дорогого людямъ понятія создавать боевой, ходкій терминъ, говорить о немъ тамъ, гдѣ оно мало цѣнится, дѣлать изъ него боевой мячъ въ общественныхъ культурно-политическихъ собраніяхъ. Бережно слѣдуетъ хранить это имя, эту нашу словесную святую эмблему.

Говорить о Православіи не значитъ непремѣнно пытаться дать исчерпывающее опредѣленіе. Дѣлиться мыслями о дорогомъ бываетъ потребностью, пріятно ‒ просто «подѣлиться»; никто васъ не осудитъ, если вы только въ идеальномъ свѣтѣ будете говорить о любимомъ.

Скажутъ, не смѣло ли ‒ высказывать свои мысли о немъ? Не нужна ли прежде самому подняться на всю духовную высоту его, чтобы судить о разнообразныхъ сторонахъ его? Можно ли охватить его полноту?

Но развѣ лучше ‒ совсѣмъ не говорить, изъ опасенія сказать не всегда умѣло? И не въ правѣ ли каждый изъ насъ хотя бы такъ судить о немъ, какъ судимъ о величественномъ храмѣ, осматривая его съ погоста и смотря вглубь его, съ его паперти?

II.

Нерѣдко у людей, стоящихъ дальше отъ Церкви, малочувствующихъ дыханіе ея, туманное и расплывчатое представленіе соединяется со cловомъ «Православіе».

«Это нѣчто среднее между католичествомъ и протестантствомъ...»

«Извѣстно: это цезарепапизмъ»!

«Я признаю Православіе, только, конечно, настоящее, не то ‒ семинарское богословіе».

«Вы о какомъ спрашиваете: объ офиціальномъ Православіи»? ‒ отвѣчаютъ вамъ.

О, да, мистика Православія: «сыра земля ‒ Мать Пресвятая Богородица», «Градъ Китежъ», юродивые, «Іисусе Сладчайшій, въ лѣпоту облекшійся» (изъ одного публичнаго чтенія).

«Православіе это соборность, участіе клириковъ и мірянъ въ управленіи церковномъ».

«Вотъ настоящее Православіе: старецъ Зосима у Достоевскаго, «Соборяне» ‒ Лѣскова»...

«Мы должны держаться Православія, потому что оно русское».

«Меня интересуетъ новое въ Православіи, напр., ученіе о Софіи ‒ Соловьевъ, Булгаковъ, Бердяевъ, а такъ вообще это скучно».

III.

И правда: что такое Православіе? Какой отличительный, существенный его признакъ:

Консерватизмъ ли, сберегающій въ чистотѣ ученіе семи вселенскихъ соборовъ?

Суровость ли, выраженная въ постахъ и длинныхъ богослуженіяхъ?

Разнообразіе ли формъ Богопочитанія, соотвѣтствующее потребностямъ духовной жизни человѣка? Народность ли его, легко придающая религіи національный колоритъ?

Почему говорятъ: «это православно, а вотъ это у васъ или у нихъ неправославно»?

Предполагаются какіе-то принципы для этихъ отвѣтовъ. Каковы они? На историческомъ ли основаніи (такъ, молъ, въ «исторіи Православной Церкви») или на идеологическомъ («это соотвѣтствуетъ православной идеѣ») рѣшаются эти вопросы?

IV.

Итакъ, сначала о самомъ терминѣ.

Съ какого времени существуетъ слово «Православіе»? «Вотъ вы сказали о древнемъ Православіи: но вѣдь Православія до раздѣленія Церквей не было»? говорятъ вамъ.

«Напрасно вы такъ думаете», отвѣчаете вы.

Какъ только обнаружилась въ Церкви Христіанской необходимость оберегать истину отъ возникшихъ заблужденій, (а заблужденія возникали уже въ апостольскій вѣкъ), появилось понятіе «праваго исповѣданія истины», какъ это мы слышимъ въ литургической молитвѣ, идущей отъ древней Церкви, о епископствѣ «право правящемъ слово истины» (ср. 2 Тим. 2, 15). Кристаллизовалось это выраженіе въ одно слово при тяжелыхъ аріанскихъ волненіяхъ въ Церкви. Св. Аѳанасій Великій почти всю свою жизнь посвятилъ защитѣ Православія отъ аріанства. Св. Епифаній называетъ Аѳанасія Великаго «отцомъ Православія». Исидоръ Севильскій въ книгѣ «Начала» говоритъ: «Православный есть тотъ, кто право вѣруетъ и сообразно съ такимъ вѣрованіемъ правильно живетъ». Великіе восточные Отцы Церкви VI-го вѣка вообще постоянно пользуются этимъ именованіемъ; а св. Григорій Богословъ употребляетъ его въ сочетаніи словъ, столь часто повторяемомъ въ наши дни, именно: «страждущее Православіе» (Слово 6-ое св. Григорія Богослова).

Послѣ шестого вселенскаго собора, когда возникли споры объ иконопочитаніи и, такимъ образомъ, о внѣшнихъ формахъ богопочитанія, понятіе «Православія» расширилось на весь кругъ христіанскаго богословія и богослуженія. До раздѣленія Церквей «ортодоксія» ‒ православіе мыслилось необходимымъ признакомъ истиннаго христіанства и на Востокѣ, и на Западѣ. Когда произошло отпаденіе Римской церкви отъ единства церковнаго, оба классическія, скажемъ лучше ‒ древне-церковныя понятія: а) «православный» и б) «каѳолическій-вселенскій» сохранились и на Востокѣ и на Западѣ; но при этомъ сохранились такъ, что одно стало доминировать здѣсь, а другое тамъ; каждое стало своего рода знаменемъ Церкви, выражавшимъ идею ‒ стремленіе Церкви: на Востокѣ ‒ «Православіе» т. е. забота о сохраненіи ‒ прежде всего ‒ чистоты исповѣданія; на Западѣ «Вселенскость ‒ католичество-каѳоличность», какъ выраженіе идеи мірового распространенія или вѣры въ міровое призваніе. Именованіе Церкви Христовой «каѳолической» осталось, конечно, и на Востокѣ, какъ она именуется и въ Символѣ Вѣры (въ славянскомъ переводѣ ‒ «соборную»), но здѣсь, на Востокѣ, это именованіе сохранило то мѣсто въ ряду другихъ необходимыхъ признаковъ Церкви: «единой», «святой», «апостольской», какое получило на второмъ Вселенскомъ соборѣ, т. е. не будучи выдѣляемо въ особое, доминирующее надъ другими признаками положеніе.

Русскій цародъ принялъ «Православіе», какъ истинное ученіе Христово, сохраняющееся въ Церкви Христовой, представленной на землѣ четырьмя древними восточными Патріархатами.

V.

Такъ какъ мы, русскіе, приняли христіанство въ періодъ, когда уже фактически совершилось отдѣленіе Запада отъ Церкви Восточной, то для насъ въ обиходной рѣчи понятія: «истинная Церковь» и «Православіе» имѣютъ не только одинъ и тотъ же объемъ, но какъ бы имѣютъ одно и то же содержаніе: истинная Церковь есть Православіе, и Православіе есть истинная Церковь. Но такъ какъ Церковь это люди, а Православіе ‒ вѣра и богопочитаніе, то все же необходимо, когда говоримъ спеціально о Православіи, различать эти два понятія. Церковь ‒ «кто?», Православіе ‒ «что?» и «какъ?» Церковь ‒ домъ Божій или семья Божія; Православіе ‒ цѣнности ея, духовное богатство.

Ведя рѣчь о православномъ и неправославномъ, надо сдѣлать еще одну оговорку. Дѣло въ томъ, что еще въ первомъ тысячелѣтіи, до печальнаго факта раздѣленія церквей, и Востокъ и Западъ получили большое число такихъ особенностей, которыя зависѣли отъ причинъ не вѣроисповѣднаго значенія, а отъ географическихъ и другихъ условій, отъ разницы культуръ греческой и римской. Географическая отдаленность Запада отъ Востока, раздѣленныхъ Средиземнымъ моремъ, препятствовала однообразію въ формахъ богослуженія и въ другихъ сторонахъ церковнаго быта. Греческій языкъ, господствовавшій на Востокѣ, и латинскій, ставшій культурнымъ языкомъ Запада, увеличивали эту обособленность.

Такъ появились еще до отдѣленія Рима въ двухъ частяхъ Церкви своеобразныя черты, не зависѣвшія по существу отъ сохраненія истины или уклоненія отъ нея. Во второмъ тысячелѣтіи, поскольку эти черты продолжали существовать, онѣ уже стали представляться характерными, отличительными для того и другого вѣроисповѣданія. И теперь нужно уже нерѣдко усиліе для того, чтобы опредѣлить, зависитъ ли та или другая особенность отъ духа римскаго католичества или православія, или же это только результатъ причинъ этнографическаго, лингвистическаго или другого характера.

И всетаки нужно признать, что почти каждая, даже не существенная особенность того или другого исповѣданія какимъ-то своимъ угломъ входить въ самый духъ своей Церкви. Любая частность, пусть она не коренится въ міровоззрѣніи, все же соотвѣтствуетъ ему: въ одномъ случаѣ соотвѣтствуетъ православному, въ другомъ ‒ католическому или какому-либо иному!

VI.

«Духъ Православія»: это часто употребляемое выраженіе указываетъ на внутреннее единство, гармонію, обнаруживающіяся въ немъ. Трудно уловить этотъ духъ, опредѣлить его, сказать, въ чемъ онъ состоитъ. Такъ же, а можетъ быть труднѣе, чѣмъ опредѣлить духъ протестанства и католичества. Но мы вправѣ поставить вопросъ по иному: отъ чего зависитъ духъ Православія, какъ онъ создается? Есть ли онъ среднее изъ суммы многочисленныхъ признаковъ православнаго исповѣданія, подобно тому, какъ говорятъ о духѣ города или страны, или онъ есть выраженіе идеи, лежащей въ самой основѣ Православія? Иначе говоря, представляетъ ли само Православіе сумму исторически накопленнаго духовнаго знанія и опыта или, въ своемъ существѣ, оно само есть идея ‒ рядъ идей, служащихъ для всей полноты Православія тѣмъ, чѣмъ корень служитъ для ствола и вѣтвей?

Уже само слово: «Православіе» говоритъ объ идеѣ и называетъ ее. О какой идеѣ? Формулировать ее можно по разному, но приведенная нами историческая справка о древнемъ употребленіи этого термина и филологія слова говорятъ, что этой идеей, прежде всего, является правда: исканіе правды и вѣрность ей, охрана ея. «Познайте истину, и истина свободитъ вы». «Ищите прежде Царствія Божія и правды Его, и сія вся приложатся вамъ».

Исканіе Истины и вѣрность ей ‒ вотъ основной признакъ Православія. И этотъ принципъ истины въ Церкви Православной, въ ея исторіи, въ ея дѣяніяхъ всегда признавался (и былъ дѣйствительно) основнымъ, рѣшающимъ, кардинальнымъ. «Не вселенскость, а истина». Ни опасенія раскола церковнаго, ни авторитетъ іерархическій, научный, богословскій или какой-нибудь иной, ни давленіе государственной власти, даже авторитетъ собора ‒ ничто не останавливало той стихіи въ Церкви, которая, какъ сильное морское теченіе, неудержимо стремилась всегда до конца къ выясненію и торжеству христіанской истины. Такъ это было въ эпоху моноѳелитства, когда преп. Максимъ Исповѣдникъ не отказался отъ защиты православнаго ученія, даже видя въ числѣ своихъ противниковъ трехѣ патріарховъ и императора; такъ было и въ столѣтній періодъ иконоборчества.

VII.

«Ищи́те прежде правды Божіей».

Такъ что же Православіе? Искомое или уже данное? Цѣлъ, вѣчно уходящая впередъ или достигнутая? Гдѣ его искать: въ будущемъ или прошедшемъ?

Православные образы святыхъ и Богоматери, видъ православнаго храма, уставъ православной благочестивой жизни, аскетика, догматика, богослуженіе, этика, обычаи и обряды ‒ развѣ все это не «данное», развѣ это не богатство достигнутаго, развѣ не выраженіе уже воплощенной идеи?

Православіе осуществлено. Въ очень большой степени оно приняло статическія, твердыя формы.

Это понятно. Вторую тысячу лѣтъ переживаетъ Церковь, несущая и хранящая Православіе. Христіанское сознаніе внушаетъ намъ уже все чаще, что мы ближе къ концу исторіи, чѣмъ къ ея началу. Весь опытъ Боговѣдѣнія, духовной жизни данъ уже намъ въ жизни и твореніяхъ Святыхъ Церкви Христовой, въ ея исторіи и ея уставахъ.

И намъ остается углубляться внимательнѣе въ настоящее или вглядываться взоромъ въ прошедшее для того, чтобы изучать родное Православіе.

VIII.

Православіе ‒ передъ нами, у насъ, оно уже дано, имѣетъ свое готовое содержаніе и формы. Но религія есть жизнь. И Православіе не предcтавляетъ собою накопленія готовыхъ отвѣтовъ на всѣ могущіе волновать насъ вопросы: оно само есть жизнь, оно само ставитъ передъ нами проблемы, рѣшенія которыхъ ‒ по голосу нашего христіанскаго сознанія и совѣсти ‒ требуетъ отъ насъ. Поэтому Православіе есть не только данное, но и всегда искомое.

Каждый день ставитъ передъ нами вопросъ: какъ поступить? И несмотря на опытъ не только нашъ личный, но и богатый опытъ прежнихъ поколѣній, жизнь постоянно ставить насъ передъ дилеммой: гдѣ дорога, куда идти? Гдѣ правда, гдѣ лучше?

Мнѣній много: истина одна. Принявъ въ руководство мысль дѣйствовать такъ, какъ велитъ наша совѣсть, мы все еще не разъ колеблемся: а какъ же слѣдуетъ поступить по правдѣ, по Божьему: какъ лучше?

Такъ бываетъ и въ вѣрѣ, въ христіанскомъ дѣлѣ, въ церковной жизни. Есть догматика, каноны, христіанская этика, опытъ Церкви: однако, какъ часто можно слышать вопросъ: православно ли то или другое? Какое рѣшеніе, какой поступокъ соотвѣтствуетъ духу Православія? На вопросъ: «что православно?» ‒ отвѣтъ готовъ: «православно то, что наилучше». Но не всегда ясно: что наилучше?

И вотъ здѣсь мы прислушиваемся къ голосу той православной стихіи, въ которой духовно живемъ или, по крайней мѣрѣ, съ которой всегда соприкасаемся, и, погружаясь въ нее глубже, находимъ настоящій православный отвѣтъ, согласный съ голосомъ нашей совѣсти и нашего разума. Этотъ отвѣтъ раждается интуитивно, но онъ долженъ быть подтвержденъ канонами Церкви, Евангеліемъ, общимъ преданіемъ Церкви. Истина, раждающаяся въ тайникахъ души, должна быть истиною и при свѣтѣ дня.

Такъ получается рядомъ съ терминомъ «Православіе» другой терминъ: «православность». Онъ обозначаетъ ту трудно опредѣлимую словами линію, которая относится къ частностямъ церковной жизни: къ музыкѣ, къ церковному чтенію, иконописи, къ обрядамъ.

IX.

Православіе ‒ не только нѣчто данное, но и нѣчто искомое.

Какъ много волненій пережила Церковь, пока она установила ту цѣлость христіанскаго міровоззрѣнія, которую мы теперь принимаемъ въ готовомъ видѣ какъ православное исповѣданіе вѣры!

Какими потрясеніями, жертвами сопровождался періодъ догматическихъ споровъ! Какими, наконецъ, потерями ‒ потерями цѣлыхъ областей и народовъ, оставшихся въ ересяхъ и въ расколѣ, оплатила Церковь отстаиваніе правды христіанской и церковной!

Такъ на дѣлѣ оправдала Церковь исповѣданіе, на ея хоругви начертанное: «Православіе».

Это не значитъ, что Церковь равнодушна къ земной каѳоличности: къ потерѣ или сохраненію въ себѣ своихъ членовъ, или равнодушна къ распространенію Евангелія до концовъ вселенной, что она мало дорожитъ единствомъ, что она не скорбитъ объ отпаденіяхъ отъ единства, что она замыкается въ себѣ, что она не стремится занять первое мѣсто, которое но праву ей принадлежитъ среди христіанскихъ исповѣданій.

Но сама дѣйствительность, исторія потребовала отъ Церкви именно служенія Православію: борьбы за христіанскую истину. И въ эту борьбу уходили духовныя силы одного за другимъ поколѣній Церкви на Востокѣ въ первомъ тысячелѣтіи ея исторіи.

«Ищи́те прежде Царствія Божія и правды Его, и сія вся приложатся вамъ». Окончательная побѣда, торжество въ духовной области принадлежитъ не тому, кто обладаетъ силой, массой, средствами борьбы, талантами, а тому, кто несетъ правду. Истина даже до послѣдняго момента можетъ пребывать въ меньшинствѣ и въ тѣни. Въ ходѣ длительнаго процесса, въ ходѣ міровой исторіи насъ не должно ослѣплять ни количественное превосходство ‒ чужое или наше ‒ въ тотъ или другой историческій періодъ, ни внутренняя или внѣшняя организація, ни другія видимыя преимущества. «Сила Божія въ немощи совершается». Побѣду даетъ послѣдній моментъ. А до наступленія этого послѣдняго момента важно сохранять и уберечь свой стягъ, соблюсти истину, сохранить «Православіе».

И мы знаемъ, что ереси и всякаго рода неправославіе ‒ дѣло не только прошлаго. Ереси и неправовѣріе могутъ быть и въ будущемъ. И Церкви предстоитъ всегда стоять бдительно на стражѣ какъ противъ ересей, идущихъ извнѣ, такъ еще болѣе противъ лжеученій, возникающихъ внутри, среди членовъ самой Церкви.

X.

Достаточно не удержать руль, слегка лишь измѣнить направленіе, ‒ и тогда неизбѣжно слѣдуетъ уклоненіе отъ цѣли, сначала незамѣтное а со временемъ все увеличивающееся. Поэтому, дорожа правильностью, нужно провѣрять себя. У мастеровъ-ремесленниковъ существуютъ «правила», по которымъ они выравниваютъ теряющіе должную форму предметы. Такія правила, или правила, имѣетъ и Церковь. По гречески они называются «канонами» (канонъ ‒ правило, образецъ: терминъ, употребляемый ап. Павломъ въ посланіяхъ: Гал. VI, 16; Филип. III, 16). Устройство Церкви, ея законы опредѣляются правилами св. Апостоловъ, правилами св. Отецъ, правилами Соборовъ церковныхъ, или канонами Церкви. Христіанинъ въ своей личной духовной жизни руководится и выправляетъ себя «молитвеннымъ правиломъ»: утреннее, вечернее, правило ко св. Причащенію и др. Задача этого правила не въ томъ только, чтобы удерживать человѣка въ молитвенной дисциплинѣ и побуждать къ молитвенному усердію: оно имѣетъ широкое значеніе. Содержаніе образцовыхъ святоотеческихъ молитвъ «правила» выравниваетъ нравственное сознаніе человѣка и его взглядъ на самого себя, указываетъ ему, чего и какъ ему нужно просить у Господа, какъ вѣровать, какъ приносить покаяніе и какъ воспитывать себя духовно.

Равнымъ образомъ въ подобныхъ нормахъ ‒ правилахъ нуждается и церковное творчество и искусство: оно должно быть удерживаемо въ правильномъ руслѣ строя и преданія церковнаго. Такъ это и есть. Не даромъ опредѣленный рядъ церковныхъ пѣснопѣній получилъ именованіе «каноновъ»; и эти группы пѣснопѣній церковныхъ какъ разъ особенно извѣстны богатствомъ мыслей и выраженій, художественностью формъ, несмотря на строгое соблюденіе правилъ ихъ построенія. И православная живопись и зодчество имѣютъ свои церковные «каноны», по вѣрности которымъ часто опредѣляется ихъ церковно-историческая цѣнность.

XI.

«Сохранить», «уберечь», «быть вѣрными преданію Церкви» ‒ не культивированіе ли это консерватизма? Не характеренъ ли для Православной Церкви застой, взглядъ: «наши дѣды такъ жили и спасались, съ тѣмъ же хотимъ и мы оставаться. Намъ ничего новаго не нужно»?

Въ консерватизмѣ упрекаютъ Православную Церковь нерѣдко.

Правда, очень часто говорятъ и наоборотъ. Не обвиняютъ ли, напримѣръ, протестанты православный Востокъ въ томъ, что онъ въ своемъ церковномъ развитіи пошелъ слишкомъ далеко впередъ, вводя новое и новое въ область церковныхъ понятій и обычаевъ, отъ чего якобы необходимо вернуться назадъ къ старому и первоначальному строю первыхъ вѣковъ христіанства?

Но этотъ консерватизмъ Церкви не диктуется ли логикой истекающаго тысячелѣтія? Если суждено быть когда-либо возсоединенію Церквей, то на какой основѣ можетъ оно состояться, какъ не на взаимномъ признаніи догматическихъ и каноническихъ положеній, общихъ обѣимъ Церквамъ Востока и Запада до начала разрыва? И Церковь Православная, ничего не измѣнившая въ своемъ догматическомъ исповѣданіи и каноническомъ строѣ, въ любой моментъ готова къ принятію возсоединенія на этой единственно возможной основѣ.

И въ то же время Церковь второго тысячелѣтія есть непрестанное движеніе впередъ. Православіе не статично, а динамично. О православномъ Востокѣ, пробывшемъ въ плѣну у магометанскихъ народовъ болѣе тысячи лѣтъ, трудно сейчасъ говорить. Но въ славянскихъ странахъ, вслѣдъ за рожденіемъ ихъ въ христіанствѣ, эта динамика выразилась въ созданіи церковно-славянскаго языка, въ свободномъ сочетаніи христіанства съ народнымъ характеромъ, въ обрядовыхъ реформахъ, въ развитіи иконописанія и церковнаго пѣнія, въ прославленіи новыхъ святыхъ, въ составленіи новыхъ молитвъ и пѣснопѣній, а главное ‒ въ силѣ духа, то глубоко въ тайникахъ скрытаго, то раскрывающагося въ своемъ величіи въ соотвѣтствующіе моменты жизни Церкви Христовой.

XII.

«Ищи́те прежде Царствія Божія и правды Его».

Исканіе правды, какъ основной принципъ, внушаетъ на первый взглядъ предположеніе, что Православіе преподносится нашему сознанію какъ сила познавательная, какъ мысль, какъ дѣятельность ума, хотя бы и благочестиваго, какъ нѣчто отъ «раціо».

Но какъ разъ именно «Православіе» отметаетъ разсудочность, раціонализмъ. Изъ трехъ крупныхъ вѣроисповѣданій, православное вѣроисповѣданіе наименѣе раціоналистично.

И носитъ оно имя не «правомыслія», а «православія», т. е. прославленія Божія, въ которомъ, вообще говоря, главное мѣсто всегда и вездѣ занимаетъ молитва.

Уже отсюда видно, что носитель православнаго духа ‒ не умъ, а сердце.

И дѣйствительно, понятіе «сердце» занимаетъ въ православной психологической терминологіи первое мѣсто. Кромѣ того, это слово имѣетъ гораздо болѣе глубокій смыслъ, чѣмъ въ нашей обыденной рѣчи. Это не органъ «чувства», какъ мы привыкли говорить, а та таинственная область души, посредствомъ которой мы въ наибольшей степени соприкасаемся съ Богомъ, но которая можетъ оказаться и подъ вліяніемъ темной силы: область, въ которую входитъ и т. наз. подсознаніе и интуиція: область не изслѣдуемая нашимъ умомъ, ибо умъ представляетъ собой какъ бы надстройку надъ ней. Поэтому въ твореніяхъ православныхъ Отцевъ Церкви и подвижниковъ говорится, такъ же какъ и въ Словѣ Божіемъ, о «помышленіяхъ сердца» и о «пожеланіяхъ сердца» наряду съ «пожеланіями ума» и «мыслями ума».

XIII.

«Блажени алчущіе и жаждущіе правды». Русскій языкъ хорошо выражаетъ понятіе «правды». Правда» это, во-первыхъ, истина, въ противоположность лжи, во-вторыхъ, нравственный законъ, справедливостъ, въ противоположность обидѣ, безправію. Но славянскій языкъ выражаетъ его еще лучше, еще полнѣе: къ этимъ двумъ значеніямъ онъ присоединяетъ новое значеніе: правда Божія ‒ «оправданіе» отъ Бога иначе говоря, любовь Божья, оправданіе не въ смыслѣ судебномъ, а въ значеніи неизреченной милующей любви Божіей.

Правда ‒ истина, какъ правое исповѣданіе вѣры и какъ соотвѣтствіе словъ мыслямъ человѣка; правда нравственная, какъ соотвѣтствіе поступковъ веленіямъ христіанской совѣсти, и правда благодатная ‒ отданіе себя спасающей милости Божіей ‒ создаютъ праведность какъ объединеніе всѣхъ «правдъ», т. е. то состояніе христіанской личности, когда человѣкъ самъ становится «праведнымъ». Кротость, чистота души, молитвенность, то что выражено у Апостола въ словахъ: «сокровенный сердца человѣкъ въ нетлѣнной красотѣ кроткаго и непорочнаго духа» ‒ вотъ типъ православнаго христіанина, какъ онъ данъ не въ умозрѣніи и идеалѣ отвлеченномъ, а въ быту русскаго, принявшаго Православіе съ Востока, вѣрующаго народа подъ характернымъ наименованіемъ «праведника».

И съ этимъ понятіемъ также обычно соединено исканіе. Не одно «благочестіе» и не просто «добродѣтельность» характеризуетъ праведника (добродѣтельныхъ народъ называетъ «хорошими людьми»): а «исканіе спасенія во Христѣ», принятіе на себя подвига, отказъ отъ своего, отказъ отъ благъ жизни, пренебреженіе своими правами, сопровождаютъ то неустанное «алканіе и жажду правды», за которыми открывается человѣку зрѣніе Царства Небеснаго; наконецъ, борьба за правду Христову, стояніе за нее до конца, безъ компромиссовъ, безъ сдѣлокъ съ совѣстью.

Истинное Православіе есть непрестанное движеніе впередъ не только въ цѣломъ, но въ индивидуальномъ своемъ проявленіи.

XIV.

«Православіе»: если первая половина слова говоритъ о правости, правильности, правдѣ, требуемыхъ отъ христіанина, то вторая зоветъ къ славѣ Божіей. «Слава Божія» ‒ это вторая идея, заключенная въ словѣ «Православіе». Она внушаетъ намъ, что всѣ стороны христіанства: міровоззрѣніе, отношеніе къ людямъ, личное спасеніе ‒ покрываются и объединяются главнымъ, именно прославленіемъ Бога.

Если «слава Божія», то, значитъ, богослуженіе, молитва лежитъ въ центрѣ православнаго вниманія.

Но, конечно, слава Божія заключается не только въ богослуженіи. «Прославляйте Бога въ тѣлахъ вашихъ и душахъ вашихъ, которыя суть Божіи». Это значитъ: нравственная жизнь, нравственная чистота есть не только условіе богоугодной молитвы, но сама по себѣ она есть прославленіе Бога, богослуженіе.

Далѣе, богомысліе, созерцаніе умомъ и сердцемъ благости, милосердія, премудрости и всемогущества Божія и преклоненіе сердца и ума передъ тайнами величія и человѣколюбія Божія есть такое же прославленіе Бога.

Однако въ основѣ Православія остается прославленіе богослуженіемъ молитвеннымъ. И это потому, что православная молитва ‒ богослуженіе церковное ‒ объединяетъ все. Она ‒ воздухъ Православія. Чтобы въ этомъ убѣдиться, достаточно войти въ содержаніе православнаго богослуженія.

Источникъ: Прот. Михаилъ Помазанскій. О жизни, о вѣрѣ, о Церкви. Сборникъ статей (1946–1976). Выпускъ первый: Жизнь въ Церкви. ‒ Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Holy Trinity Monastery, 1976. ‒ С. 5-23.