Богоявленіе Христово, къ намъ милостивно бывшее, заключило и увѣнчало собою длинный рядъ вѣковъ и тысячелѣтій жизни человѣчества. Оно же и начало собою длинный рядъ вѣковъ и тысячелѣтій жизни человѣчества въ новомъ направленіи ея, которое, постѣ совершенія и завершенія нравственнаго процесса міровой жизни, приведетъ къ послѣднему явленію Христа во славѣ, на міровой судъ, для открытія вѣчной славы вѣчнаго Божьяго царства: ибо мы, по апостолу, ожидаемъ блаженнаго упованія и явленія Славы великаго Бога и Спасителя нашего Іисуса Христа (Тит. II, 13).
Въ чемъ состояла особенность жизни человѣчества до Христа?
Въ стремленіи прійти къ Нему, пріуготовиться къ Его явленію, объединиться въ блаженномъ упованіи на Него. Да, это именно такъ! Какъ ни раздѣлились люди на отдѣльныя племена и царства послѣ грѣха и богоборческаго Вавилонскаго столпотворенія; какъ ни различались они въ своихъ религіозныхъ представленіяхъ и исканіяхъ, какъ ни враждовали они между собою – мысль о единствѣ человѣческаго рода въ нихъ не умирала; смутно они ее представляли, инстинктомъ они тянулись къ ея осуществленію. Люди дѣлились въ Египтѣ и Индіи на строго замкнутыя касты, между которыми невозможенъ былъ переходъ и сліяніе; греки и римляне почитали варварами всѣхъ, не принадлежавшихъ къ ихъ крови, къ ихъ государственности и культурѣ: слово rivalis, врагъ, какъ думаютъ, происходитъ отъ слова rivus – рѣка, ручей и обозначаетъ живущаго по ту сторону рѣки и по одному этому уже врага; въ Израилѣ, не смотря на величественные призывы и обѣтованія пророковъ объ универсальности богооткровеннаго боговѣдѣнія и Мессіанской идеи (см. Исаіи, гл. II, XI), чему начало и основу видимъ и у Моисея (Быт. XII, 3; Лев. XIX), мы наблюдаемъ другое, противобиблейское теченіе жизни, сузившее Мессіанскую идею до степени національной собственности еврейскаго народа, раздѣлившее весь родъ человѣческій на гоим – евреи и леумим – презрѣнные язычники. Все это знаемъ: все это содѣлалъ грѣхъ, глубоко вкоренившійся въ человѣка. И все-таки утверждаемъ, – и утверждаемъ вмѣстѣ съ апостоломъ Павломъ, проповѣдующимъ въ Аѳонскомъ ареопагѣ, что въ тайникахъ души, или, какъ теперь принято выражаться, въ сублиминарномъ мірѣ, въ подсознательной области человѣка, мысль о единствѣ человѣчества, о томъ, что Богъ единыя крове сотворилъ есть весь языкъ человѣчъ, таилась въ людяхъ, и они устами поэта повторяли: «мы Его – Бога – и родъ»... (Дѣян. XVII, 26 и д.).
Что говорить о древнемъ языческомъ мірѣ, если даже европейская наука, обязанная всѣмъ христіанству, съ величайшимъ апломбомъ и самомнѣніемъ упорно оспаривала эту мысль о единствѣ человѣческаго рода въ такъ называемой теоріи полигенистовъ у христіанской Церкви, и оспаривала столь долго – въ теченіи послѣднихъ столѣтій? Дарвинизмъ далъ сказанной теоріи сразу обоснованіе, и проповѣдь о томъ, что различныя расы произошли отъ разныхъ паръ человѣкоподобныхъ обезьянъ въ разныхъ мѣстахъ земного шара, всего нѣсколько десятилѣтій назадъ считалась передовою, не подлежащею сомнѣнію, оправдывалась и разницею устройства черепа у людей, и цвѣтомъ кожи, и т. п. признаками. Только въ самое послѣднее время христіанское воззрѣніе возобладало въ умахъ ученыхъ, восторжествовало въ наукѣ, которая въ силу единства духовной структуры всѣхъ людей, психическихъ ихъ особенностей, религіозныхъ влеченій, законовъ логическихъ и нравственныхъ, съ другой стороны, въ силу единства и физическаго, открытаго новыми и болѣе точными изслѣдованіями, пришла, наконецъ, къ необходимости признать истинность христіанскаго ученія объ этомъ предметѣ.
Но и въ древнее и въ новое время единство человѣчества инстинктивно сознавалось людьми. Самое раздѣленіе ихъ своими крайностями и рѣзкостями еще болѣе заставляло людей искать единства, воздыхать о немъ, помышлять о томъ будущемъ, о томъ золотомъ вѣкѣ, когда люди придутъ къ единству всечеловѣчества.
Древпій міръ искалъ объединенія въ міровыхъ монархіяхъ, то есть въ господствѣ всеподавляющей и нивелирующей внѣшней силы; искалъ потомъ единенія въ языкѣ, въ наукѣ, въ римскомъ правѣ, объединившемъ въ участи раба всѣ племена, входившія въ составъ римской всемірной имперіи. Однако, объединеніе не удавалось, раздѣленіе росло, пропасть между народами, кастами, сословіями все углублялась, и становился «человѣкъ человѣку волкъ». Только богоявленіе Христово открыло путь къ единенію всечеловѣческому. Правда, были попытки и до христіанства дать единеніе людямъ посредствомъ религіи. Вавилонъ и Финикія распространяли свои культы, Александръ Македонскій религію греческую хотѣлъ сдѣлать синонимомъ эллинской культуры, Римъ свою религію хотѣлъ сдѣлать знакомъ, спутникомъ и цементомъ римскаго владычества. Но язычество было по существу религіей натурализма, оно было привязано къ мѣсту, къ явленіямъ природы, и поэтому, при безконечномъ разнообразіи природы, само видоизмѣнялось, и такимъ образомъ, не было пригодно для поставленной ему цѣли. Культы далекаго сѣвера были непонятны жителямъ пустыни Сахары, приморской Эллады или знойной Африки, и наоборотъ. Пантеонъ Рима, эта попытка снести и механически соединить 10.000 боговъ въ одномъ мѣстѣ, явился только свидѣтелемъ безсилія язычества. Боги, хотя и созданные воображеніемъ человѣческимъ, однако, такъ сказать, на мѣстахъ ихъ изобрѣтенія, все же что-то говорившіе душѣ язычника, бывшіе тамъ родными и близкими, – въ Римѣ становились чужими и холодными, были мертвы и нѣмы для язычника, рожденнаго и жившаго совсѣмъ въ другой странѣ. Не помогъ дѣлу и знаменитый культъ императоровъ, этихъ мнимо-безсмертныхъ божествъ, слабость и смертность которыхъ была слишкомъ вѣдома людямъ, сила и обаяніе которыхъ скоро послѣ Августа стали слишкомъ замѣтно падать... По особымъ планамъ и намѣреніямъ Промыслителя–Воспитателя Бога, и народъ еврейскій въ своей, даже Богооткровенной религіи, все же до времени былъ скованъ предѣлами племени, и въ богопочтеніи ограниченъ мѣстомъ, – однимъ Іерусалимомъ и единымъ храмомъ, единымъ слишкомъ національнымъ священствомъ. Это было только тѣнью будущаго, пѣстуномъ, – воспитаніемъ въ мысли о грядущемъ всечеловѣческомъ единствѣ.
И опять скажемъ: только богоявленіе Христово дало духовную силу новой и сладостной вѣрѣ, дало религію въ полномъ смыслѣ духовную, универсальную. «Повѣрь мнѣ, говоритъ Іисусъ Христосъ жешцинѣ-самарянкѣ, привязывавшей богопоклоненіе къ одному мѣсту, – повѣрь мнѣ, что наступаетъ время, когда и не на горѣ сей и не въ Іерусалимѣ будете поклоняться Отцу. Богъ есть духъ и поклоняющіеся Ему, должны поклоняться въ духѣ и истинѣ» (Іоан. IV, 21, 24). Гдѣ только есть и можетъ быть духъ человѣка, жаждущій истины въ Богѣ и Бога въ истинѣ, – вездѣ будутъ поклоняться Отцу Небесному. А такъ какъ духъ человѣческій оказывается всюду именно таковъ, всюду единъ въ своихъ основныхъ запросахъ и стремленіяхъ, то и единство человѣчества, прежде только предчувствуемое, нынѣ въ христіанствѣ, какъ въ истинѣ, наконецъ, нашло свое осуществленіе.
Въ наши дни ни о чемъ такъ не говорятъ, какъ о единеніи и отдѣльныхъ бытовыхъ группъ, сословій, кружковъ и всего человѣчества. Это можно сказать, – любимый предметъ современныхъ произведеній печати, мечта общественныхъ и государственныхъ дѣятелей. На чемъ же мечтаютъ построить единеніе?
Въ 1847 году впервые прозвучалъ «коммунистическій манифестъ» К. Маркса, и затѣмъ практическою работою Лассаля, теоретическою работою Маркса и его ближайшихъ сотрудниковъ создается нынѣшняя соціалъ-демократія. Въ манифестѣ прозвучалъ призывъ къ единенію: «Пролетаріи всѣхъ странъ, объединяйтесь!». Итакъ, всѣ національныя отличія людей, религіозныя, географическія и т. п. отвергаются, и основою единства является опредѣленное экономическое состояніе человѣка. Опытъ скоро показалъ, что объявленное единеніе оказалось самымъ рѣзкимъ разъединеніемъ, оказалось чреватымъ такою взаимною завистію и ненавистію на почвѣ не сожитія людей, а объявленной классовой борьбы, какой не видывалъ и древній языческій міръ. Ненавистью и до нынѣ отравлены всѣ отношенія жизни; «классовая борьба, борьба пролетаріата и капитализма» горькою отравою прошла въ міровоззрѣніе совремннаго, особенно полуинтеллигентнаго, – а таковыхъ полуинтеллигентовъ – подавляющее число, – человѣка.
Но если соціалистическое, точнѣе, – модное соціалъ-демократическое объединеніе приводитъ къ обратнымъ результатамъ, то и соціальная идея вообще, если она является отрѣшенною отъ богоявленія Христова, тоже неизбѣжно приходитъ къ тому же; она логически склоняется къ признанію человѣка только животнымъ, имѣющимъ исключительно экономическіе интересы. Соціализмъ на этой почвѣ нивелируетъ личность. Анархизмъ же обостряетъ ея права настолько, что первою заповѣдью у М. Штирнера поставляется положеніе: «я – твой Богъ», т. е. объявленіе себя божествомъ, второю же: «ты, (такъ называемый ближній) – моя пища». Гдѣ же здѣсь единеніе? А между тѣмъ соціальная идея, неодухотворенная христіанствомъ и неуправляемая нравственнымъ закономъ, какъ вѣчною и неизмѣнною, свыше-авторитетною нормою поведенія (что съ особымъ упорствомъ и злобою отрицается нынѣ), при видѣ соціальнаго зла, непремѣнно склоняется или къ соціализму, или къ анархизму.
Не то ли означало поразившее всѣхъ заявленіе на послѣднемъ съѣздѣ 7.000 учителей въ С.-Петербургѣ, – заявленіе о томъ, что Церковь надобно упразднить и замѣнить... коопераціей? Думается, не буквально же надо понимать приведенное выраженіе, ибо это было бы слишкомъ нелѣпо, а въ томъ смыслѣ, что соціальное устроеніе должно замѣнить религіозное руководительство жизни.
На томъ же съѣздѣ заговорили и о «засиліи Церкви», и снова подняли старую, давно жизнью опровергнутую проповѣдь о единеніи людей въ наукѣ, просвѣщеніи, и это не только въ сферѣ высшей интеллектуальности, но даже въ области начальнаго школьнаго образованія...
Какъ забываются опыты вѣковъ! Какъ повторяется исторія! Нѣтъ, единеніе людей, какъ и въ вѣка минувшіе, совершается хотя и медленно, но единственно вѣрно и прочно только въ богоявленіи Христовомъ, послѣднемъ въ исторіи земли, не преобразованной еще въ землю новую, которой мы, по обѣтованію Божію, чаемъ... «Достигнуть въ соединеніе вѣры и въ разумъ неприступныя Божія Славы» – (изъ молитвы часовъ: «Иже всякое время») – эта молитва, ежедневно нѣсколько разъ возглашаемая Церковью, есть исканіе и пожеланіе того самаго блага, о коемъ многократно и съ особымъ усиленіемъ предъ Геѳсиманіей, въ тягчайшей жизни, молилъ Богочеловѣкъ Своего Небеснаго Отца, что Онъ полагалъ задачею Своего богоявленія: «да вси едино будутъ» (Іоан. XVII, 11, 21, 22), это-то самое благо, какое и апостолъ указываетъ для христіанъ, какъ послѣднюю и заповѣдную цѣль ихъ жизни: «доколѣ всѣ придемъ въ единство вѣры и познаніе Сына Божія, въ мужа совершеннаго, въ мѣру полнаго возраста Христова» (Ефес. IV, 13).
Оно вовсе не въ уничтоженіи того, что по существу неуничтожимо, и что, въ сущности, для человѣка вѣры и духа не важно, – не въ уничтоженіи различій племенъ, государствъ, границъ, мѣстностей, соціальныхъ особенностей и положеній, а въ великомъ духовномъ сродствѣ всѣхъ людей въ Богоявленіи Христовомъ: яко изъ Того и Тѣмъ и къ Тому всяческая, и всяческая въ Немъ состоятся... Въ ночь Пасхальную, въ день Богоявленія, особенно какъ оно воспоминалось и праздновалось въ древности, соединяя вмѣстѣ событія Рождества Христова и Его Крещенія, поднявшись надъ суетою и условностями міра и мірской жизни, сознаніе нашего всечеловѣческаго единства во Христѣ властно охватываетъ душу всякаго хотя сколько-нибудь вдумчиваго вѣрующаго. И тогда забываются всѣ отличія людей физическія и внѣшнія, и тогда чувствуется, что въ Богоявленіи Христовомъ, которое дало землѣ богочеловѣческое общество – Церковь, какъ непрестанное Богоявленіе міру, – воистину, нѣсть эллинъ, іудей, рабъ и свободь, мужескій полъ и женскій, но всяческая и во всѣхъ Христосъ. И тогда родство духовное становится не только выше всего, но совершенно заполняетъ и проникаетъ собою всѣ человѣческія отношенія въ одномъ высочайшемъ устремленіи, которое указано въ проникновенной молитвѣ св. Амвросія Медіоланскаго, этого нѣкогда истаго римлянина, переродившагося потомъ въ христіанствѣ и дошедшаго до самыхъ возвышенныхъ универсальныхъ христіанскихъ чувствъ: «Да Тобою огражденъ, съ Тобою прейду въ вѣчное Твое Царствіе, идѣже не покровеннѣ, но лицомъ къ лицу Тебѣ узримъ, егда предаси царство Богу и Отцу, да будетъ Богъ всяческая во всѣхъ. Донынѣ алчу и жажду, но тогда насыщуся, выегда явитмися слава Твоя, въ ней же царствуеши со Отцемъ и Святымъ Духомъ во вѣки».
Это и есть завершеніе и увѣнчаніе Богоявленія Христова, къ намъ милостивно бывшаго!
Протоіерей Іоаннъ Восторговъ.
«Прибавленія къ Церковнымъ Вѣдомостямъ». 1914. № 2. С. 57-60.
источник |
