В неусыпных заботах своих о правильной постановке воспитания и образования русского юношества Государю Им­ператору благоугодно было преподать министру народного просвещения указание, каким образом следует вывести нашу среднюю школу из того тяжкого положения, в котором она ныне находится.

Вот подлинный текст этих указаний, опубликованных в «Правительственном вестнике», и долженствующих служить главными основаниями подлежащих разработке законодатель­ных проектов о средней школе:

1) Гимназии сохраняют восьмиклассный состав; в них преподаются оба древних языка, но обучение греческому языку в большей части их необязательно. Усвоение гимназиче­ского курса открывает доступ к высшему университетскому образованию.

2) За реальными училищами, коих учебный план подлежит тоже пересмотру, сохраняется состав шести основных классов и седьмого дополнительного. Окончание курса сего последнего класса открывает доступ в высшие технические заведения.

3) Помимо гимназий и реальных училищ должны быть организованы средние учебные заведения с законченным общеобразовательным курсом при шестиклассном составе. Окончание курса в этих учебных заведениях дает право на службу в губернии.

4) Широкое развитие должно быть дано среднему техническому и профессиональному образованию, рассчитанному на удовлетворение практических потребностей жизни.

5) Особенное внимание должно быть обращено на изыска­ние способов к поднятию религиозно-нравственного и вообще воспитательного воздействия школ всех типов на учащихся, а также на укрепление в них преданности русской государствен­ности и народности.

6) В видах возможно полного разрешения воспитательных задач должны быть учреждены пансионы, в которых мог­ли бы пользоваться соответственным руководством питомцы известной группы учебных заведений данного города.

7) В соответствии с требованиями, предъявляемыми к преобразуемой средней школе, должны быть безотлагательно установлены способы более целесообразной подготовки учи­телей для оной.

Итак, прежде всего в гимназиях спасен восьмой класс, против которого так вооружались враги серьезного и плодотворного гимназического образования. Один уже этот факт имеет громадное значение для нашей не только средней, но и высшей школы, которой грозило нашествие плохо подготов­ленных недоучек, совершенно неспособных к какой-либо дель­ной, основательной научной работе. Но гораздо важнее еще в этом отношении сохранение того основного принципа, что лишь «усвоение гимназического курса открывает доступ к высшему университетскому обра­зованию». Таким образом, гимназия перестает быть «общеоб­разовательной» школой, каковой ее до сих пор у нас считали, а становится специальной школой, подготовляющей своих пи­томцев исключительно к высшему научному образованию в университетах. А так как предположено сохранить за универ­ситетами лишь право давать своим слушателям ученые сте­пени, то как гимназии, так и университеты сразу освободятся от всей той массы лиц, поступавших в эти научные заведения не ради науки, а ради служебного диплома. А коль скоро пре­кратится переполнение гимназий и университетов элементом, не желающим или не могущим иметь что-либо общее с наукой, коль скоро в гимназиях и университетах будут лишь действи­тельно и ревностно учащиеся молодые люди, то возвысятся и успехи их учения, и русская наука станет на подобающую ей высоту.

Точно так же и реальные училища получат характер специальных школ, открывающих доступ в высшие технические заведения, число которых должно быть, конечно, увеличено, чтобы все молодые люди, прошедшие полный семиклассный курс реального училища, так же непосредственно переходи­ли, безо всяких конкурсных мытарств, в высшие технические заведения, как гимназические абитуриенты непосредственно переходят в университеты. Этим устранятся и вечные домога­тельства «реалистов», чтобы им открыли доступ в универси­теты, так как им уже не придется жаловаться на то, что «реаль­ные училища их никуда не ведут». Они их так же естественно приведут в высшие технические заведения, как гимназии есте­ственно приводят своих питомцев в университеты.

«Общеобразовательными» заведениями у нас отныне будут не гимназии и не реальные училища, а новый, тре­тий тип «средних учебных заведений с законченным общеобразовательным курсом при шестиклассном составе». Эти школы будут готовить своих питомцев не для научных и не для высших технических занятий, а для жизни и для государственной службы во всех казенных учреждениях, кро­ме службы в высших центральных ведомствах. Эти школы должны заменить собой гимназии и реальные училища для тех учеников, родители которых не предназначают своих детей для высшей научной, технической и правительственной карьеры, а желают дать им воспитание, открывающее им до­рогу в практическую жизнь, в казенную службу в губернии, и дающее им необходимые льготы по воинской повинности. Само собой разумеется, что эти практические школы должны быть открыты в весьма большом количестве, дабы гимназии и реальные училища, как специальные школы, были избавлены от затопляющего их теперь наплыва учеников, ищущих лишь «общего образования».

Достижению той же цели должно содействовать широкое развитие средних технических и профессиональных школ, рассчитанных на удовлетворение практических по­требностей жизни.

Чрезвычайную важность имеет Высочайшее указание на необходимость «безотлагательного установления спосо­бов более целесообразной подготовки учителей для средней школы».

Этими словами затронуто одно из самых больных мест нашего школьного дела. Если наша средняя школа потерпела такое тяжкое крушение, то в этом в значительной степени виноваты наши педагоги, вызвавшие своими недостатками наре­кания на ни в чем неповинную классическую систему и не су­мевшие должным образом отстоять ее против натиска врагов, совершенно не ведавших ее истинного значения и встречав­ших зачастую в ее «защитниках» такое же неведение. У нас до сих пор воспитателями юношества назначались, безо всякой специальной к тому подготовки, вчерашние студенты, непо­средственно переходившие с университетской скамьи на гим­назическую кафедру. Какого же воспитания и преподавания можно было ожидать от таких педагогов? На этот вопиющий недостаток наших школ мы не переставали указывать с 1890 года. На этот же недостаток указывал и покойный М.Н. Кат­ков с самого начала нашей классической реформы, — и лишь теперь является уверенность, что этот недостаток будет устра­нен по личному настоянию Государя Императора.

А когда же мы, наконец, дождемся, что исполнится та воля нашего Государя, которую он неуклонно подтверждает каждый раз, когда ему приходится выражать свой взгляд на школьный вопрос, и которую он снова выразил и теперь в сле­дующих словах:

«Особое внимание должно быть обращено на изыскание способов к поднятию религиозно-нравственного и вообще воспитательного воздействия школ всех типов на учащихся, а также на укрепление в них преданности русской государ­ственности и народности».

Будем надеяться, что Государю не придется более повторять этих указаний и что для пробуждения религиозно-национального духа в наших школах будут приняты не какие-либо жалкие паллиативные меры, а будет проведена, наконец, та коренная реформа, на которую мы уже неоднократно указы­вали. Не в программах дело и не в количестве уроков по тому или другому предмету, а в религиозном и нравственном харак­тере воспитателей и преподавателей средней школы. А на эту именно наиважнейшую сторону нашего школьного дела у нас доселе почти никто не обращал внимания. Вот главная задача предстоящей школьной реформы, и пока она не будет оконча­тельно разрешена, все остальные части реформы никаких бла­гих результатов принести не могут.

Нам остается сказать о том единственном уроне, который понесла гимназия в окончившейся ныне тяжкой трехлетней борьбе.

В большинстве гимназий греческий язык перестанет быть обязательным предметом. Зато в тех гимназиях, в которых он останется обязательным, преподавание его будет поставлено, конечно, гораздо лучше и основательнее, чем в наших тепе­решних гимназиях, и преподавание это будет поручено самым лучшим из теперешних учителей. Нет худа без добра: университеты вскоре убедятся, какая громадная разница будет существовать в научной подготовке между молодыми людьми, окончившими гимназический курс с одним латинским языком, и теми, которым дана будет возможность возвысить и изощрить свой ум на дивных творениях Гомера, Платона, Софокла и Демосфена. Преимущества гре­ческого языка в гимназическом образовании станут тогда на­столько для всех очевидными и осязательными, что ему можно будет предсказать еще блестящую будущность в истории Рус­ской школы...

Семья и школа

19 сентября (1904 г.) министру народного просвещения генерал-лейтенанту Глазову1 представлялся в здании министерства педагогический персонал С.-Петербургских средне­учебных заведений. Попечитель учебного округа представил министру собравшихся, к которым В.Г. Глазов обратился с ре­чью, указав в ней, главным образом, на необходимость едине­ния семьи и школы.

«Школа, — так приблизительно выразился министр, — является непосредственной преемницей родительской власти над детьми, продолжательницей дела воспитания. Поэтому между школой и родителями необходима самая тесная связь, которой, однако, не существует. Как со стороны газетной прес­сы, так и со стороны родителей учащихся раздается немало на­реканий против педагогического персонала, самый факт кото­рых говорит о существовании розни между семьей и школой. Не со всеми этими нареканиями можно, однако, согласиться. Часто в них обнаруживается незнание условий внутренней жизни школы. Так, например, учителей нередко обвиняют в неровности характера, недостаточной сердечности, любви к делу и т. п. Говорящие это не знают, в каком тяжелом мате­риальном, а подчас и нравственном положении находятся пре­подаватели. Вам, конечно, тоже приходилось слышать немало родительских упреков и часто доказывать, что они не совсем справедливы. Вот эту-то рознь между семьей и школой и нуж­но постараться прекратить».

В.Г. Глазов коснулся этими словами одной из самых боль­ных сторон нашей многострадальной средней школы, у кото­рой, по правде сказать, в настоящее время нет ни одного живого места после тяжких ударов, понесенных ею за последние годы.

Министр взял на себя тяжкий труд залечить все раны, нарушившие правильные функции школьного организма и воз­родить его к новой, нормальной, плодотворной деятельности. С этой целью он, очевидно, и желает устранить недоразумения, существующие между школой и семьей, и установить между ними доброжелательное взаимодействие.

И действительно, дружное единение между семьей и школой является необходимым условием для правильного вос­питания наших детей.

Это такая простая, азбучная истина, доказывать которую совершенно излишне. Гораздо труднее и сложнее вопрос о тех средствах, которыми можно достигнуть этого столь желатель­ного для всех единения.

Само собой разумеется, что легче всего установить гармоническое согласие между нормальной семьей и нормальной школой. Но если Правительство целым рядом целесообразных мер может в сравнительно скорое время приблизить школу к нормальному идеалу, то сделать семью нормальной — не в его власти. А между тем, кто же станет отрицать, что наша со­временная русская семья, к сожалению, в весьма значительном большинстве случаев, очень далека от нормального совершен­ства и настоятельно нуждается в оздоровлении?

Драматическая и эпическая литература каждого данного общества является верным его зеркалом. Это качество особен­но присуще нашей современной изящной словесности, кото­рая ничем так не гордится, как своей реальной правдивостью. Как же отражается в ее произведениях русская семья? В самом уродливом, безобразном, отталкивающем виде.

Вот из таких-то искалеченных семей и поступают нравственно и физически изуродованные дети в наши средне­учебные заведения, быстро заражая там своих товарищей, вышедших из тех семей, в коих еще сохранились религиозно-нравственные традиции, без которых немыслимо сколько-нибудь правильное воспитание детей.

Вот почему наша школа не только является, по верному замечанию генерала Глазова, «непосредственной преемницей родительской власти над детьми, продолжательницей дела вос­питания», но в большинстве случаев — первой насадительни­цей нравственной дисциплины в духовной жизни вверяемых ей детей, первой их истинной воспитательницей.

Ввиду этого мы можем по достоинству оценить всю труд­ность той сложной задачи, которая падает на нашу школу, при­званную не только продолжать своими средствами воспитание детей, правильно воспитанных в нормальной семье, но исправ­лять все разнообразные дефекты и изъяны их семейного вос­питания.

Какими же могучими педагогическими средствами должна обладать школа для успешного выполнения этой труд­нейшей задачи?

Она должна, прежде всего, сама обладать высокими духовными качествами, как в образцовом строе своей жизни, оза­ренной светом Божественной истины, любви, справедливости, порядка и труда, — тем светом, который померк в большин­стве русских семей, так и в личном составе своих наставников, призванных близко изучить индивидуальные особенности каждого своего питомца, дабы до известной степени заменить ему родителей и направить его силой глубокого своего педаго­гического опыта и здорового, уравновешенного характера на тот путь, на котором он станет честным и дельным человеком, полезным сыном дорогого ему Отечества и верным слугой Бога и Царя.

Такова ли, однако, в настоящее время наша школа, чтобы мы могли быть совершенно покойны за успешное решение ею столь сложной задачи?

Наша среднеучебная школа находится, как всем известно, в каком-то небывалом доселе переходном, хаотическом состо­янии. Утратив свой прежний устав, она вот уже несколько лет живет без всякого устава, на основании каких-то случайных временных правил, разобраться в которых не могут ни попечи­тели учебных округов, ни директора, ни наставники, ни воспи­танники, ни ученики, ни уличная «газетная пресса», которая вообще в педагогических вопросах ровно ничего не смыслит.

Шаткость учебного порядка вызвала в свою очередь и шаткость нравственного порядка.

Интерес к учению исчез как в учениках, так и в учите­лях, ибо никто из них не знает, стоит ли сегодня учиться тому, что, может быть, в следующем году будет выброшено за борт учебной программы как ненужный балласт. А раз нет серьезного учения в школе, она становится ареной нравственной и умственной разнузданности. Учебное заведение может воспитывать своих учеников лишь посредством «воспитательного учения», которое приносит столь роскошные плоды в герман­ских школах и породило целую литературу об «erziehender Unterricht», тогда как в русских школах оно известно лишь не­многим серьезным педагогам. Там же, где нет серьезного уче­ния, как в наших школах, там, очевидно, не может быть речи и о «воспитательном» учении, там, следовательно, не может быть речи и о воспитании вообще.

Но в нашей современной школе не может быть речи о вос­питании и по другой причине, которая давно уже всеми при­знана коренным злом, губящим нашу школу, но к устранению которой до сих пор еще ровно ничего не сделано: это — пере­полнение классов таким чрезмерным числом, которое являет­ся непреодолимым физическим препятствием для успешного учения и воспитания.

Как может учитель, при всем своем желании, узнать всю индивидуальность каждого своего ученика, — а без этого знания никакое осмысленное воспитание невозможно, — когда он имеет перед собой в течение нескольких часов в неделю 50, 60 и более учеников, каждому из которых он может уделить лишь несколько минут, и которых он знает лишь по имени и по слу­чайным их ответам?

В этом поистине вопиющем зле лежит основная причи­на тех недоразумений, которые поминутно возникают между семьей и школой. Преподаватели, находясь в постоянном нерв­ном напряжении среди многочисленного, плохо дисциплини­рованного класса, постоянно делают промахи при умственной и нравственной оценке своих, неведомых им, питомцев, а про­махи эти возбуждают справедливое негодование как учеников, так и их родителей. Родители жалуются директору, который еще менее знает учеников, чем преподаватели, и вот возни­кают новые недоразумения, которые иногда отражаются и в газетной прессе, где им придается уже широко обобщенное, иногда совершенно нелепое значение.

Сколько раз приходилось нам указывать на великое зло, происходящее от переполнения классов, зло, парализую­щее самые благие школьные реформы, зло, гибельно отражающееся положительно на всех сторонах школьной учебно-воспитательной жизни, зло, которое подтачивало и искажало всю нашу прежнюю школу, — и что же? Все признавали это зло, а когда принялись перестраивать нашу школу, то удалили и изменили в ней все, что угодно, а это зло оставили непри­косновенным!

Насколько нам известно, новый министр решился покон­чить с этим злом. Если ему удастся совершить этот подвиг в борьбе с мертвящей рутиной, заполонившей нашу школу, то одна уже эта заслуга обессмертит его имя. Но пока эта победа не будет одержана, пока не будет провозглашен закон, что бо­лее 30 учеников ни в одном классе среднеучебных заведений одновременно обучаться не могут, до тех пор реформа этих за­ведений будет встречать непреодолимые препятствия.

Генерал Глазов для прекращения розни между семьей и школой предполагает образовать под руководством попечи­теля С.-Петербургского учебного округа особую комиссию, «которая должна изыскать средства, чтобы уничтожить это ненормальное средостение».

От всей души желаем этой комиссии полного успеха в возложенной на нее работе. Она, несомненно, познакомится с богатой литературой этого предмета, существующей в Германии, этой стране образцовых школ, к которым германская семья относится с таким доверием и уважением, а затем изучит подробно состояние как русской семьи, так и русской школы, ибо полюбовное прекращение всякой розни может быть осно­вано лишь на знании индивидуальных особенностей как той, так и другой из разрознившихся сторон.

Такие же комиссии, вероятно, будут образованы и в других учебных округах, причем в особенно благоприятные усло­вия будет, несомненно, поставлен округ Московский, так как он будет иметь возможность изучить организацию того учеб­ного заведения, в котором отношение к семье его питомцев давно уже поставлены в наиболее нормальные условия. Мы го­ворим об Императорском Лицее в память Цесаревича Николая, который, при самом возникновении своем, получил от своих основателей великую задачу индивидуального воспитания каждого из своих питомцев, причем число их в каждом классе было ограничено нормой 25 человек.

Строго придерживаясь этих заветов, Лицей имел возможность через своих классных воспитателей (туторов) так близко изучить каждого воспитанника и войти в столь тесные, непрерывные сношения с его семьей с целью дружного, совместного его воспитания, легко контролируемого директором заведения, что упомянутые выше недоразуме­ния, возникающие на каждом шагу в наших переполненных казенных школах, совершенно благополучно разрешаются в Лицее при первом же своем случайном появлении, не остав­ляя и следов какой-либо «розни» между семьей и школой3. В.Г. Глазов совершенно основательно говорит, что нарека­ния семьи на преподавателей часто бывают несправедливы, «обнаруживая незнание условий внутренней жизни школы», между прочим, и незнание, «в каком тяжелом материальном, а подчас и нравственном, положении находятся преподава­тели», которых вследствие этого родители обвиняют «в не­ровности характера, недостаточной сердечности, любви к делу и т. п.»

Но для родителей будет мало утешения, если им скажут: «миритесь с неровностью характера учителя ваших детей, так как эта неровность вызвана тем, что он мало получает жалованья и вследствие этого находится в угнетенном нравственном настроении, надрывая свои последние силы в чрезмерно пере­полненном классе, с которым он, при всем желании, как следу­ет справиться не может». Родители на такое разъяснение будут вправе ответить: «в таком случае обеспечьте ваших учителей так, чтоб они не были нравственно угнетены, и поручайте им классы с таким числом учеников, с которым они могли бы справиться; мы же мириться с угнетенными учителями, сры­вающими свою нервность на наших детях, не можем, так как мы отдаем их в школы не для какого-либо иного, а только для правильного воспитания».

Так ответят родители благоразумные. А что скажут те представители ненормальных, искалеченных семей, о которых мы говорили выше, — этого и предвидеть нельзя; но все их ответы были бы, несомненно, вариантами на основную «про­стаковскую» тему: «учите наших детей как можно меньше, дайте им возможность делать что им угодно и снабдите их как можно скорее дипломами с самыми широкими правами и при­вилегиями».

Легко себе представить, в какие рассадники «Митрофанушек» обратились бы наши школы, если бы Правительство, крайне нуждающееся в высокообразованных, серьезно уче­ных деятелях, стало исполнять желания, выражаемые такими «общественными голосами», которые нашли бы себе самую широкую поддержку в нашей «либеральной» печати, ежеднев­но требующей сокращения учебных часов и классов в наших среднеучебных заведениях.

Вот почему разрешение вопроса о прекращены розни между семьей и школой, являясь крайне необходимым, отличается такой сложностью, которая на первый взгляд для иных и незаметна.

Честь и слава генералу Глазову, что он принялся за разрешение этого сложного вопроса. Мы не сомневаемся, что ему удастся его разрешить, коль скоро он приступит к нему со всех его сторон, которые столь тесно и неразрывно между собой связаны.

Да поможет ему Господь в этом предприятии на благо Русского просвещения!