 В первобытные времена человек был далёк от искусства, его искусство было примитивным. Образцы первобытной «наскальной» живописи мы можем встретить на стенах некоторых древних памятников. Послушав песни ещё уцелевших неокультуренных африканских племён, мы можем составить впечатление, что первобытная «музыка» - в сущности, набор громких звуков, чуждых гармонии.
За многие века человечество в своём развитии достигло такой высоты, что дало миру Рафаэля и Да Винчи, Рембранта и Репина… Ещё в 19-м веке люди восхищались музыкой Верди и Вагнера, Пуччини и Чайковского… Простые люди на улицах итальянских городов пели арии из опер Верди.
Чуть больше века минуло с той поры. И что же видим мы? Чёрные квадраты, примитивные рисунки, уступающие, пожалуй, «наскальной» живописи. Что слышим мы? Страшный набор безобразных звуков, по сравнению с которыми «мелодия» африканского тамтама кажется прекрасной музыкой.
Итак, налицо духовное одичание человечества, его стремительное схождение к первобытному уровню культуры.
Культура является, пожалуй, самой наглядной сферой для изучения тактики подмен. В этом мы уже отчасти могли убедиться на примере раннего СССР.
Итак, в прошлой части мы определили, что истинное искусство – лишь то, которое возвышает человеческую душу, пробуждает в ней начало божественное, очищает, просветляет, побуждает к добру. Всё же, что служит обратному, является лже-искусством, анти-искусством.
Сегодня анти-искусство охватило весь мир. Искусство подлинное истребляется, несмотря на декларируемую заботу о его сохранении и поддержке. Сегодня мы видим, как для добычи гравия бульдозерами уничтожается самая большая в мире пирамида майя, как «цивилизованное человечество» бомбами стирает с лица земли древнейшие памятники Ирака, древние города Ливии, многовековые святыни Сербии… Историко-культурное наследие, уничтоженное западными странами за последние 20 лет, огромно, и всё это происходит при оглушительном молчании организаций, обязанных защищать это наследие. Оные возмутились лишь единожды – когда талибы взорвали статую Будды…
В России всё ещё печальнее, ибо наше наследие, недоуничтоженное большевиками, теперь истребляется их преемниками. По большей части, истребление это происходит «естественным путём». Многочисленным полуразрушенным, заброшенным, просто бедным и ветшающим объектам дают спокойно разрушаться, следуя приводимому в прошлой части завету товарища Гинзбурга. Впрочем, в эту категорию попадают и такие жемчужины, сбережённые даже в 20-30-е годы, как Архангельское. То, что ещё уцелело, не охраняется, а потому беспощадно разворовывается и выгорает. Последний горький пример – гибель Лядинского погоста. Об этой трагедии проникновенно написал протоиерей Владимир Переслегин: «Для России, ее истории и культуры, для Русского церковного зодчества уничтожение Покрово-Власьевской церкви и колокольни Лядинского погоста в ночь с 5 на 6 мая является невосполнимой утратой, навсегда лишающей наш народ, наших детей и внуков возможности изучения и понимания высочайшего искусства на подлинном памятнике середины – конца XVIII века, непостижимо соединявшем в себе Древнюю Русь и Русский Ампир, барокко и классицизм, Онегу и Петербург.
Но это не просто страшная трагедия. Это конец эпохи.
Когда в 1963 году сгорела Покровская церковь в Вытегре, когда сгорел собор в Кеми, тогда возникло – наперекор Хрущевским гонениям на Церковь и космополитизму «физиков» и «лириков» – мощное движение русской интеллигенции в защиту исторического наследия Русского Севера и Среднерусского Центра. Тогда было организовано ВООПИиК, тогда возвысили голос первые «деревенщики».
Что осталось от той эпохи ныне? Ничего кроме нескольких «музеев под открытым небом», располагающих экспонатами сомнительной подлинности. Знаменитая Преображенская церковь в Кижах – аналог церкви в Вытегре – была спасена ценой весьма обширных вмешательств и замен как в несущих конструкциях, так и в деталях.
Оставшиеся же неперевезенные редкие памятники – Лядины, Устюга, Красная Ляга – были брошены на произвол. Да, их жизнь продолжалась: они продолжали украшать собою Россию, они не стали мертвыми экспонатами и «объектами показа». Они жили в подлинной русской деревне, организуя ее пейзаж, свидетельствуя о Небе, поражая неземной красотой и вызывая страшную нравственную боль в редких русских. И они разделили, наконец, судьбу убитой русской деревни, судьбу убитой России.
В середине – конце 1980-х возникла надежда на возрождение. И на фоне этой надежды утраты от пожаров не воспринимались столь болезненно как сейчас. Теперь – после «реформ» – эти надежды полностью похоронены.
Они похоронены не только окончательным и теперь уже тотальным уничтожением русской деревни и русского быта. В развалинах, в пожарищах стоит вся Тверская, Вологодская, Архангельская, Ярославская, Костромская область. Пожары от весеннего пала некому тушить, снег обрушивает кровли – его некому счищать: все деревни пустые.
Но и в культурном сознании нации, но и в сознании церковной интеллигенции произошли столь глубокие изменения, что надежды на культурное возрождение России быть не может.
Массовая культура парализовала всех. В день, когда надо было бы объявить общенациональный траур по Лядинскому погосту, как общенациональной потере, равной по значению Московскому Кремлю или Новгородской Софии (я не преувеличиваю: этот ансамбль как градостроительное целое, как доминанта огромного пространства, как один из богатейших в Русской архитектуре силуэтов, как памятник подлинного деревянного декора нескольких эпох, как сохранившийся в неприкосновенности ценнейший памятник декоративно-прикладного искусства с его двенадцатигранным «небом», как живое, не обезображенное «евроремонтами» огромное, могучее тело исполинского двусветного корабля – неземных масштабов избы с ампирным рустом по краям, увенчанного великим шатром – этот ансамбль по монументализму, возвышенности и человечности – не имеет равных в мировом искусстве) – в этот день великого горя русских – русские посылали друг другу СМС-ки с пожеланиями «счастья, мира, любви». Такие потери стали для нас нечувствительны.
Вкусы обывателя, в том числе и воцерковленных людей – окончательно переместились в чужие края. Популярны Греция, Грузия, Италия, Испания. Любят греческие иконы, современный греческий роспев. Принимают за чистую монету подделки под русскую культуру, культивируемые «Богословием иконы», И. Языковой и множеством современных «изографов», не знающих и не желающих знать ни русскую живопись, ни русскую резьбу, ни русское зодчество.
Достаточно перелистать журнал «Храмоздатель» или «Церковный ювелир», чтобы убедиться: эти люди, самоуверенно изобретающие свой уродливый велосипед, никогда – в силу своего апломба и гордыни – не будут учиться, обмерять, фиксировать и применять в своей практике те приемы, каноны и нормы русского искусства 18 – 19 веков, что еще можно воочию увидеть в сотнях доживающих свой век храмах центральной России и Севера, еще сохранивших часть своего старинного убранства.
Лядины сгорели, не имея, по-видимому, ни молниезащиты, ни пожарного водоема, ни пожарного поста, отсутствие которого рядом с таким шедевром есть преступление.
Это и признак равнодушия современных русских архитекторов, которые только формально и лживо именуются русскими архитекторами, выпускниками Московской и других школ отечественного зодчества, являясь, на самом деле, представителями современной космополитической европейской школы. Для «евроархитекторов» уничтожение Лядин – не трагедия и не личное горе. Они знают, что Лядины есть, они сдавали их по истории архитектуры. Но ни один из них не имел ввиду учиться у Лядин, перенимать приемы их пластики или организации фасада. Поэтому и спасением и популяризацией памятников русской архитектуры действующие архитекторы не занимаются: это – «не их». Такой подход к наследию прочно заклеймен в том же МАРХИ как «ересь»: нельзя строить так, как строили предки, мы живем в другом мире. Но именно строя, мысля, понимая в современном мире вещи так, как строили, мыслили, понимали их представители Высокого искусства, пользуясь их языком – зодчий, художник, мыслитель перестает быть маргиналом, входит в живую связь времен, перестает быть представителем масскульта и становится профессионалом.
Итак, двойное отпадение: светской интеллигенции – от интереса к подлинному, а не бутафорскому Отечеству; церковной интеллигенции – от смирения перед духовным реализмом с подлинной Россией и ее наследием. И двойное заражение: первых – стандартами массовой еврокультуры, вторых – высокомерным гнозисом «богословия иконы», вооружающим своих адептов агрессивным нигилизмом к подлинной Русской культуре.
Эти четыре сделали наследие Лядин невостребованным в своем доме.
«Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф 23: 38).
Бог забрал у нас Лядины на Пасху.
У тех, кто истинно, духовно празднует Пасху, это событие вызывает страшную душевную боль, заставляющую забыть и отложить все душевные утешения. Наступает разрыв между духовным ликованием Победы и душевным опустошением и земным горем. Таким людям, вооруженным Пасхальной Радостью и Верой, дарованной Искупителем, близки слова Апостола: «желание имею разрешиться и быть со Христом» (Фил 1:23).
Таким людям все труднее жить в России. Но и уйти им некуда – только на Небо».
Часть объектов, в том числе, вполне исправных, стали жертвами т.н. «реконструкций». Эти «реконструкции» - самый яркий пример подмен в архитектуре: когда от исторического здания сохраняется покрашенный фасадик и название, а всё прочее перестраивается до неузнаваемости, и наполняется совершенно иным содержанием, духом. Как тут не вспомнить новый интерьер Третьяковской галереи? Чудовищное новое здание Мариинки, изуродовавшее старинную улицу северной столицы? Наконец, «реставрацию» Большого театра? Напомним вкратце её последствия. Всё внутреннее убранство театра, имевшее материальную (золото и бронза) и историческую ценность, исчезло, и на его месте посетители увидели: вместо старинной лепнины - пластмассу и папье-маше, вместо сусального золота - «золотая» краска, в некоторых местах криво нанесенная, вместо бронзовых канделябров – светильники «Икеа», вместо бронзовых дверных ручек - китайский ширпотреб. Вместе с ручками исчезли и сами двери из цельного дерева, заменённые современной подделкой. А с ними – старинная люстра, антикварные стулья из лож, знаменитая картинная галерея Большого театра…
Наконец, идёт и прямое уничтожение исторических объектов, произвольно вычёркиваемых из реестра охраняемых. Это варварство, как и во времена былые, мотивируется необходимостью строительства новых зданий, развитием инфраструктуры и прочими «благими целями», а в реальности – объясняется обычным отмыванием денег. Так, исчезают кожевенные ряды Вологды, деревянные улочки Архангельска и иных городов, так гибнут старинные дома Москвы и Санкт-Петербурга, а на их месте возникают многоэтажки, офисные здания, рестораны… Иногда, впрочем, и такой мотивации нас не удостаивают. Например, в канун 200-летия Бородинской битвы выяснилось, что распродали под коттеджи изрядную часть самого Бородинского поля, уничтожив редкие артефакты. Наши власти весьма не любят, когда разные активисты препятствуют их «конструкторским» замыслам. Так, стоило градозащитникам в очередной раз отбить Петербург от газпромовской башни в форме стеклянного фаллоса, как российский МИД направил в ЮНЕСКО письмо с предложением исключить из состава объектов всемирного наследия «Исторический центр Петербурга и связанные с ним группы памятников», а также центры практически всех пригородов - Пушкина, Павловска, Гатчины, Петродворца, Стрельны, Ломоносова…
Константин Михайлов указывает в своей статье «Россия, которую мы разрушили»: «…В 2002 году в Российской Федерации сгорело сразу несколько хрестоматийных, прославленных, особо ценных, упоминавшихся во всех путеводителях и трудах по истории архитектуры объектов культурного наследия: церкви из села Спас-Вежи в Костроме и из села Старые Ключищи в Нижнем Новгороде, башни Якутского острога, воспетая Пушкиным гостиница Пожарского в Торжке. Что там президент, премьер и политические партии – никто из официальных лиц хотя бы министерства культуры не выступил даже с кратким заявлением. А уж чтобы кто-нибудь из чиновников заявил о своей ответственности, об уходе в отставку – помилуйте, да разве это повод?
Да и чего бы им волноваться, ведь это только вершина айсберга? В 1990-е годы счёт утратам культурного наследия пошёл на тысячи. Государство не хотело тратить на них деньги – в 1999-м все расходы федерального бюджета на реставрацию равнялись средствам на постройку одного 16-этажного дома. Некоторые регионы не тратили на памятники в год ни копейки. По неполным данным, в 1992-2002 годах погибло более 2,5 тысячи памятников. В своё время мне доводилось подробно об этом писать, так что не станем умножать число горьких примеров. Заметим лишь, что в богатых регионах памятники погибали из-за присутствия денег – инвесторы и власти активно осваивали доходные городские участки. А в бедных регионах памятники гибли из-за отсутствия денег: бесхозные усадьбы сгорали, деревянные и каменные храмы, простояв десятки лет без кровли, рушились.
Как обычно, Москва была лидером процесса. «Причины исчезновения старины оказываются чрезвычайно живучими, - рассуждал покойный доктор искусствоведения А.И. Комеч, бескомпромиссный борец за сохранение исторических памятников. – Ненависть к Москве, непонимание её ценностей, несоблюдение правовых процедур в 20-30-е и 90-е годы похожи как две капли воды. С такой ненавистью, как говорят наши архитекторы о «домиках», я встречался только в журналах 1930-х годов… Ненависть, потому что требования сохранять наследие мешают «творчеству». Какие-то «охранщики» требуют сохранения этих «уродов», построек, которые покосились-покривились, когда здесь надо всё снести и поставить нечто новое… Архитекторы старшего поколения и власти в этом плане едины. В мозгах живы проекты реконструкции 1935 года… Видимость гораздо важнее сути. Это связано с непониманием ценности подлинников. Трудно представить себе, чтобы человек, у которого есть этюд Рубенса, пожелал его стереть и нарисовать более яркими красками. Но по отношению к зданиям, пейзажам города – это происходит на каждом шагу… Подлинник не ценится, подлинник легко переделывается. Восстановили, не повторив ни в чём, храм Христа Спасителя – ни в технике, ни в декорации фасада, ни в материале, но это обществу преподносится как образец реставрации. И общество привыкает к тому, что созданное заново – подлинник. Созданное заново при реставрации допустимо, но это всегда трагедия. А публике говорится, что это победа. Такие победы развращают, учат эстетической неразборчивости, вседозволенности, презрению правовых процедур».
Примерно те же процессы, с поправками на местную специфику, происходили в 1990-х – первой половине 2000-х годов в крупных городах, нашедших инвестиции для массированной «реконструкции» - Казани, Уфе, Самаре. В наши дни «процесс пошёл» в Санкт-Петербурге.
И конца не предвидится. Принятая руководством страны программа «реконструкции ветхого и аварийного жилья» не сулит историческому наследию ничего хорошего. Как в 1930-е годы, центральные инстанции завалены в наши дни официальными письмами из провинции – просьбами снять памятники с охраны, чтобы их можно было «реконструировать»».
Маленькие городки ещё частично сохраняют свой облик, но уже сами обречены исчезновению, как некогда «неперспективные» деревни, согласно безумному проекту оптимизации малых городов и заключения всей жизни в крупных мегаполисах.
Сохраняют свой облик и небольшие европейские государства, не позволяя «новаторам» изуродовать свои города до неузнаваемости. Однако, облик нового мира всё более определяет – мегаполис. Громадное железобетонное чудище с сияющими стеклянными башнями, кричащими и бьющими в глаза кислотными красками бигбордами и вывесками, отравленным дымом и выхлопами воздухом, несметным количеством машин, нескончаемой какофонией моторов, телефонов, грохота строек, «музыки»… Это город не для жизни, не для человека, ибо всё в нём устроено наперекор природе. Его каменные джунгли с безумным ритмом, не оставляющим ни мгновение покоя, разрушают человека: выхолащивают, опустошают его душу, калечат психику, подрывают здоровье. С каждым днём в мире растёт число душевнобольных, с каждым днём всё меньше рождается здоровых детей. Наконец, накапливается критическая масса усталости, порождающая полное равнодушие ко всему и единственное желание – забыться, укрывшись в клетках собственных квартир, либо усыпить тоску одиночества иллюзией развлечений, индустрия которых развита в городах, как ни одна другая. Собственно, это и есть цель современного мегаполиса – прообраза Антихристова царства. |
