Сегодня, когда процессы взаимной интеграции  в хозяйственной сфере приобретает воистину планетарный характер,  все чаще раздаются голоса о том, что эпоха национальных государств и даже наций как таковых уходит в прошлое. Западные интеллектуалы, обслуживающие интересы наднационального ростовщического кагала, вроде Б. Рассела или  активистов Римского клуба, уже давно поставили в повестку дня вопрос о создании легитимного мирового правительства, имея в виду, естественно, что назначать его должны западные элиты.  Лишь мощный  подъем Китая и Индии, и пробуждение мусульманского мира, о глубинных причинах  которых западные умы до сих пор даже не догадываются, несколько остудили пыл акторов трансатлантического финансового кагала, которые рассчитывали, что уже в 21-м веке можно будет, не вылезая из бассейна на вилле где-нибудь на Бермудах или в Южной Англии переводить стрелки Кремлёвских курантов и устанавливать расписание караула в императорском «внутреннем городе». 

Однако нового в самой идее наднациональных культурно-политических образований ничего нет. Другое дело, что формат, источники, содержание и назначение таковых прежде были совершенно иные. На актуальном этапе антропогенеза наиболее устойчивым  субъектом  истории, по крайней мере, в последние три тысячелетия, являются не национальные государства, но именно локальные культуры – цивилизации или,  в терминологии Гумилева, суперэтносы, формирующиеся в границах крупных ландшафтных и климатических зон планеты. В рамках таких локальных цивилизаций  и развиваются  отдельные этносы или нации, которые могут объединяться в мультиэтничные государственно-политические образования. Таковые называют империями. Три империи Египта,  череда сменявших друг друга империй Поднебесной, Индия эпохи Гупта и Великих Моголов, античный Рим, переднеазиатские империи Ахеменидов, Аршакидов и Сасанидов, Багдадский халифат, Византия, Римская империя германцев, Российская империя  - примеры именно такого рода исторического феномена. А  условием относительно бесконфликтного общежития, длительной устойчивости мультиэтничной политической общности, является психологическое и этнокультурное сродство или,  этническая комплиментарность, по Гумилёву, которая, среди прочего, проявляется в религиозной или даже конфессиональной однородности. 

Суперэтнос представляет собой этносоциальную систему со сложной структурой, в которой с необходимостью имеется своя структурная доминанта – системообразующий этнос, например, римляне в Римской империи, объявшей в свое время всё Средиземноморье, персы в Передней Азии или арабы на Ближнем Востоке в период Багдадского халифата, русские – в России.

Не обязательно, чтобы в подобного рода государственно-политическое суперэтническое образование входили все без исключения народы, принадлежащие данной локальной культуре. Иные могут сохранять суверенитет в рамках национального государства. Это, к примеру, свойственно для островных и горских народов. С другой стороны, в силу различных исторических коллизий в суперэтническую империю могут на время входить отдельные народы, принадлежащие к иному культурному кругу, живущие в пограничных между разными локальными культурами областях. Есть в истории и случаи, когда устойчивой государственно-политической целостности, объединяющей большинство народов данного суперэтноса-культуры, в течении длительного периода времени не возникает. Тут примером является древняя и средневековая Индия, исключая упомянутые эпохи  Гупта и Великих Моголов, арабо-иранский мусульманский мир после распада Багдадского халифата и до создания османской Порты, степной тюркский мир, исключая период Тюркских элей и каганатов, а также и романо-германская Европа с начала  Нового времени и до создания в прошлом веке Евросоюза. В этом случае единство культурных миров поддерживается религиозными, культурными и хозяйственными связями

Однако резкое ускорение процессов естественной интеграции, прежде всего, хозяйственной, обострение конкуренции на сырьевых и товарных рынках делает замыкание отдельных народов в рамках национальных государств все более не выигрышным, что служит      ля их объединения наднациональные  союзы и сообщества.  И это является проявлением естественной глобализации мира. Ее нужно четко отличать от глобализации искусственной, которую пытается навязывать западная этнофобия. Таковая стремится разрушить не только национальные госграницы, но и, что внове, границы мультиэтничных суперэтносов, что сопровождается нивелировкой и унификацией их самобытных культур.  Для империй прошлого подобные процессы не свойственны. Хотя унификация в силу причин, о которых я подробно говорю в трактате «Законы истории и локальны культурогенез, происходила и в традиционных империях, но этот процесс был естественным и растягивался на многие века. Редкие же случаи насильственных унификаций  вызывали ожесточённое сопротивление, были непродолжительны во времени и в традиции пострадавших народов входили как чёрные времена.  

У этнофобов – космополитов есть не мало союзников, поддерживающих ту идею, что стирание различий политических и культурных – «открытый мир», «мир без границ», «общечеловеческие ценности»   необходимо и выгодно человечеству, поскольку это поможет решить возникающие перед ним проблемы  -  войны, экология, глобальное потепление, метеориты, инопланетяне и т.п. Однако народы мира, не вдаваясь в глубины  этнологии и культурологии, противятся этому проекту. И не только потому, что понимают, что за риторикой глобалистов кроется все та же борьба за рынки и ресурсы, и, в конечном итоге, глобальную власть, но и потому, что чувствуют угрозу своей этнокультурной самобытности. Для того чтобы пояснить, в чем суть искусственного глобализма западной этнофобии, достаточно представить себе, что на месте грандиозного многообразия и разнообразия природных ландшафтов нашей планеты – лесов и полей, чащоб и джунглей,  степей и тайги, саван и прерий,  заливных лугов и сельв, лесистых и заснеженных гор, появится  одно сплошное соевое поле. А поскольку монокультуры стремительно истощают почву, то и оно просуществует недолго и сменится уже окончательно мертвой пустыней, в которой холодный ветер будет поднимать пылевые бури.

Естественный и отобранный этносоциальной эволюцией оптимальный сверхнациональный организм, имеющий свои границы в пространстве и времени - организм суперэтнический, в котором народы соединены на нижнем уровне схожими этнокультурными стереотипами, обусловленными жизнью в одной ландшафтно-климатической зоне, а в верхнем духовном плане одной верой или «мировой»  религией. Пример - романо-германская Европа в эпоху Средневековья и Возрождения. Однако в реальной истории такое случается не часто. Китай, к примеру, вмещает два суперэтноса – собственно китайский конфуцианский и  тибетский буддийский. И, кроме того, еще и элементы степного суперэтноса на севере и северо-востоке – во Внутренней Монголии

и  Синьцзян-Уйгурском округе. А, скажем, Индия объединяет индуистов центральной Индии, буддистов Южной и мусульман Северной и Западной. И все же объединение в советском государстве – в Большой России представителей семи суперэтносов, едва ли не всех мировых религий и конфессий, было, своего рода, аномалией.

Собственно русский или лучше сказать российский суперэтнос ядром имеет православно-христианский мир,  который помимо трёх  ветвей русского народа – великороссов, малороссов и белорусов, включает в себя   финно-угорские этносы Поволжья, Урала и Севера  – чувашей, мордву, карелов, коми, мари и т.д., и остатки сибирских и северных племен. Все они в суперэтническом плане -  русские. Кроме того российский суперэтнос вмещает в себя по принципу дополнительности степные тюркские  мусульманские этносы – татар и башкир, которые на начальном этапе своего популяционного системогенеза  входили в распавшийся позже степной суперэтнос.  А помимо собственно русского суперэтноса в СССР жили:

- другие представители степного суперэтноса - казахи, киргизы, калмыки, буряты, исповедовавшие ислам и буддизм;

- балтские народы – протестанты и католики по исповеданию, успевшие до вхождения в начале 18-го  века в состав России за века  господства в Балтии шведов, датчан, ливонских рыцарей сжиться с положением провинции романо-германского суперэтноса,

- тюркские и иранские народы Средней Азии и Закавказья, принадлежащие мусульманскому оседлому суперэтносу Средней и Передней Азии. Тюрки – узбеки, туркмены, азербайджанцы и иранцы – таджики,  

- закавказские этносы – армяне, грузины и кавказцы  – осетины, которые являются осколками канувшего в лету византийского суперэтноса,

- северные народы, принадлежащие древнему циркумполярному суперэтносу, уже давно вступившему в мемориальному фазу, по Гумилеву, и сохраняющемуся лишь в  виде отдельных этнических фрагментов,

- наконец, миллионная еврейская диаспора, являющаяся элементом  еврейского суперэтноса.

Если  взглянуть на это с позиции  системогенеза неравновесных динамических систем и пассионарной теории, то становится ясно, что в такой системе неизбежны проблемы, связанные с отсутствием единства этнического, точнее, суперэтнического поля, которое открыл Л.Н. Гумилев. Устойчивость советского государства, равно как и Российской империи не  могла поддерживаться естественным образом – силовыми линиями такового поля. Её обеспечивала созданная  русскими государственная машина, которую следует признать искусственным механизмом. Как всякий механизм эта машина  нуждалась во внешних источниках  энергии, которая приводила бы её в движение и держала  нужные обороты.  Этой энергией  была пассионарность имперского русского народа. Ее хватало на семь веков, но теперь её уровень с необходимостью снизился. 

Обычно потеря пассионарности больших имперских народов компенсируется рафинированностью интеллекта национальной  элиты и её более тонкой искушённой политикой. То есть расход  топлива снижается, но увеличивается   КПД механизма.  Однако у русских национальной элиты как оформленного этносоциального слоя, нынче нет. Та элита, которую в течении веков выделял из себя русский народ, уничтожена в Красном терроре местечковыми «интернационалистами». Советская, которая сложилась после Отечественной войны, и конечно, не имела качества прежней,   воспроизводить себя в силу ряда причин  не научилась.  Её место в ходе текущей либеральной революции заняла спайка новой коррумпированной государственной и партийной бюрократии, крупной компрадорской этнохимерной буржуазии и прозападной интеллигенции, в которой также доминируют нерусские, этнохимерные субъекты.

Понятно, что взрыв центробежных сил, расколовших и продолжающих раскалывать Большую Россию, был  организован американским  Госдепом, СНБ, ЦРУ и пр. по заданию глобального олигархата Запада,  который с таким усердием и подобострастием во все места исцеловали наши любвеобильные демправители – интеллектуальные инвалиды и нравственные уродцы в пору угара перестройки и лжедемократии. И до сих пор никак не угомонятся, всё гоняются за хозяином, выискивая, где ещё не целовано. Понятно и то, что возможным это стало только в связи с нашим глубоким внутренним духовным кризисом,  утратой в конце 80-х исторической перспективы, веры в осуществляемый в протяжении семи десятилетий социально-культурный проект, а с нею и веры в свои силы.  И это касается не только элит, решивших конвертировать свою политическую и административную власть в собственность, но и широких масс. 

Однако констатация данного факта ещё отнюдь не вскрывает его глубинной подоплеки. А подоплека носит этносистемный характер. Большая историческая Россия – сложнейшая этносоциальная и культурная система.  И как всякая система она имеет системообразуюзщий элемент - таковым в ней всегда были и остаются русские. Русская нация и русская Россия в свою очередь также являются системой, а именно системой популяционной – суперэтносом.  Большая Россия и русская Россия соотносятся как концентрические величины, вмещающая одна другую. Так, вот, во второй трети  19-го века русские, как уже отмечалось выше,  вступили в тот период своего популяционного системогенеза, который в этнологии Гумилева называется фазой надлома, в своей  теории локального культурогенеза, основанной на этнологии Гумилёва,  я его обозначаю как «период смены культурных типов» или «переходный период локального культурогенеза». Внешним проявлениям и глубинной природе процессов, составляющих содержание этого периода, посвящена большая глава трактата «Законы истории и локальный культурогенез», здесь лишь отметим, что его характеризует, среди прочего,  резкое падение гумилёвской этносистемной пассионарности и ослабление филономического начала сознания, то есть чувства коллективизма.

Эти процессы  неизбежны и закономерны, и не зависят от сознания и воли  людей.   Античный Рим пережил в фазе надлома серию кровавых гражданских войн, Европа – Реформацию с ее религиозными битвами и страшным запустением, а в переходе к следующему периоду  захлебывалась в крови общеевропейской Тридцатилетней войны. В средневековом арабо-иранском мире в этот период крупнейшая политическая целостность - созданный арабами Багдадский халифат раскололся на мелкие осколки, и большая его часть оказалась вскоре под властью в начале кочевых тюрок, а затем монгол. В истории Византии надлом совпадает с эпохой  Иконоборчества. Ромеи тогда выбрасывали из храмов иконостасы и рубили в щепы иконы, а  Ромейская империя в результате ослабления от внутренних нестроений и междоусобиц  потеряла значительную часть территории, захваченной теми же арабами. Средневековый Сунский Китай также в эту эпоху  не смог мобилизоваться и, несмотря на очень развитую товарно-денежную экономику, громадный ВВП и огромную армию, был захвачен немногочисленными монголами Чингисхана.

Русская православная Россия переживала со второй четверти 19-го века свой этногенетический надлом и смену культурных типов мягко как никакая иная культура. Если бы не внешние обстоятельства -  не  соседство с каиновой Европой, не заинтересованность в русских болезнях Америки, точнее угнездившегося в ней, претендующего на мировое господство ростовщического кагала, не две Мировые войны и, самое главное, не этнохимера внутри страны  Россия  вышла бы из этого сложнейшего переходного периода, возможно, и не столь одухотворенной, религиозно сплоченной и цельной, какой была в предыдущие века, но очевидно самой сильной в политическом, военном, хозяйственном и культурном отношениях  на планете. Залогом  было то обстоятельство, что в этот же период надлома рафинируется интеллект, и русская наука и техника стали одними из самых передовых. Не суждено.

Естественный, а затем и искусственный отлив русских сил, физических и духовных на окраины Большой России и за ее пределы – в вынужденную в ходе революции и гражданской войны начала 20-го века эмиграцию, громадные потери в мировых войнах, физическое истребление прибывшими в страну в запломбированных вагонах на деньги всё того же кагала и кайзеровского штаба «интернационалистами» русского культурного слоя, духовенства, офицерства, предпринимательского слоя и цвета крестьянства  в период Красного террора и сталинской коллективизации, всё это вместе ослабило русский народ генетически, психоэнергетически, духовно и  интеллектуально. Заметим – опрометчиво  делать из Сталина русского патриота - сталинскими лагерями руководили разного рода френкели, коганы, берманы и плинеры,  и подавляющее большинство лагерников были русские. На каждого расстрелянного в 37 г. «интернационалиста» приходилось по десятку тысяч уморенных сталинским режимом в ГУЛАГе русских душ. Так вот этой ослабленностью и воспользовалась в середине 80-х внешняя и внутренняя русофобии, которым удалось провести во власть своих ставленников и их руками в 90-х расчленить тысячелетнюю русскую державу. 

В условиях обострения холодной войны с Западом, а расчленение России, бесспорно, является кульминацией таковой, скреплять государственно-политическую целостность, вмещающую многие десятки племен, вероисповеданий и языков,  мог только здоровый духовно и физически системообразующий этнос. Но русское сердце Большой России перестало биться уверенно и ритмично, русский ум скукожился как шагреневая кожа, русская совесть  покрылась плесенью мелкобуржуазного эгоизма, а с победой либералов-западников еще и коростой имморализма. Другими словами держать в качестве скелета столь сложное  государственно-политическое тело, каким был СССР, -  задание, которое требовало от русских  постоянного напряжения интеллектуальных, нравственных, физических и духовных сил. Наши предки выдерживали такое напряжение, но мы оказались не способны к сверхусилию и к тому же поражены позвоночной грыжей этнохимеры. 

В свою очередь, национальные республики, ощутили эту слабость и, несмотря на то, что имели громадные выгоды от пребывания в союзном государстве, в них возобладал сепаратизм.  Решающими в этом выборе  оказались амбиции и тщеславие национальных элит. Но и титульные народы  союзных республик были вдохновлены идей национально-государственного суверенитета. 

Геополитические потери России безмерны. Прахом пошли трехвековые усилия наших великих русских предков – отважных воинов, искусных дипломатов и талантливых администраторов, создавших обширную российскую державу.  Но, поминая трагический распад Большой России, вспомним и народную поговорку: нет худа без добра. Не будем забывать, что союзные республики Закавказья,  Прибалтики, Средней Азии были дотационными, и высокий уровень жизни там поддерживался в значительной мере искусственно, за счет собственно Великороссии, русской восточной Украины и Белоруссии. Прямые дотации им даже по официальной статистике составляли в разное время  до половины ВВП, а реально,  гораздо больше.  При этом любой русский, побывавший в этих регионах, мог заметить разницу в уровне жизни не в пользу русской России. И изменить эту ситуацию было не возможно по объективным причинам.

Дело даже не в том,  что эти регионы, исключая Среднюю Азию, не богаты природными ресурсами. Пример Белоруссии наглядно показывает, что и без таковых  страна может развиваться и кормить самою себя, главный ресурс -  трудолюбивый народ. Но в упомянутых регионах живут старые субпассионарные этносы, по сути психоэнергетические инвалиды, напряжённо трудиться они не склонны. В лучшем случае будут варить кофе в ресторанчиках или спекулировать по завышенным ценам овощами и фруктами, и отнюдь не со своего огорода, но с ближайшей овощной базы. При этом они привыкли в советский период к такому уровню жизни, который собственным трудом обеспечить себе не могут.

 И доныне Россия служит кормушкой для бывших республик СССР в ущерб населению страны.             К примеру, российским газом отапливается не только половина Европы, но и большинство отделившихся республик бывшего СССР. Притом Европа хотя бы платит за газ рыночную цену. Тогда как для вступивших в НАТО отделившихся  прибалтов, на виду у отводящей глаза «цивилизованной» Европы грубо попирающих права русских «неграждан», зачастую на исконных землях древнерусской Балтии, цены почти пятнадцать лет были вдвое ниже рыночных. А  для рвавшейся в НАТО при Ющенко самостийной Украины, где не только  руховцы, но и вся правящая элита  бравировали русофобией, цены на н русский газ в 90-ые были  едва ли не  втрое ниже рыночных. Притом,  в самой России почти половина населения страны вовсе лишена газа.  Даже знойная Грузия получала российский  газ по цене вдвое ниже  рыночной. Понятно, подавать на паперти нищим и убогим в христианском мире – норма. Но, где это видано, чтобы нищий при этом облаивал своего благодетеля, плевался и сморкался ему вслед. 

Это ненормальное положение было связано с тем, что,  захватившая русское государство в 90-ые русофобия, которую олицетворяет Чубайс, пеклась о том, чтобы отделившиеся республики, смогли состояться как независимые, и не заходил вопрос о восстановлении союзного государства.