 Вхождение в якобы светлое будущее, или в безбожный земной рай, начиналось вовсе не с залпа Авроры и не со штурма Зимнего дворца, а гораздо раньше, когда неуёмные пламенные революционеры, покинув отечество, решили усвоить и применить на практике известную с древнейших времён простую формулу разделять и властвовать. Эту краткую, безобидную на первый взгляд формулу «гениальные» западные классики науки разрушения довели до абсурда, а отечественные большевицкие «мудрецы» во главе с Лениным, названным «вождём революции», взяв её на вооружение и воплотив в жизнь, ушли гораздо дальше своих идейных вдохновителей – поставили умопомрачительный, безумный, чудовищный социальный эксперимент в отдельно взятой стране, не проверив его сначала на себе и на своих верных сатрапах. Печальные скорбные результаты такого страшного трагического эксперимента, не виданного ранее по своим гигантским масштабам и жестокости, сейчас известны многим просвещенным людям – десятки миллионов человеческих жертв, а по другим источникам, около одной трети населения России.
Дорвавшиеся до власти большевики-безбожники и их многочисленные приспешники и служаки делили всё и вся, доводя своё грязное дело до конца, – делили даже то, что, согласно строгому математическому правилу, никогда и ни при каких обстоятельствах не делится без остатка. Их главной стратегической целью было делить всё без разбора, делить то, что никогда и никем не делилось, что веками оставалось неделимым. Первое, что пришло в не совсем здоровую голову большевицким вершителям судеб народных – разделить общество на враждебные классы: пролетариат и буржуазию, бедняков и кулаков, – и тем самым возбудить между ними низменные человеческие чувства зависти, лютой ненависти и непримиримой вражды. При этом была поставлена «архиважная», но безумная задача вести ожесточенную классовую борьбу вплоть до полного уничтожения неугодных большевикам классов. По своей сути эта безнравственная и преступная задача сводилась к беспощадному массовому истреблению многочисленных слоёв населения на русской земле. Для её решения были все средства хороши: аресты без суда и следствия, расстрелы, тюремные заключения и ссылки, – которые вылились в чудовищный кровавый террор. Чтобы такие безнравственные и противоправные бандитские средства оказались действенными, большевицкие полуобразованные демагоги-агитаторы, повреждённые дьявольским властолюбием и тщеславием, прикрываясь льстивым и лукавым лозунгом равенства, братства и свободы, развернули активную пропаганду среди рабочих на заводах и фабриках, среди крестьян в деревнях и сёлах, среди солдат в армии и матросов на флоте, обещая рабочим власть, крестьянам – землю, а народу – мир. Одновременно с таким очевидным одурманиванием народа верховными большевицкими вожаками под началом Ленина, «гениального вождя», утверждалась «законодательная база», позволявшая без суда и следствия, а по сути незаконно арестовывать, грабить, расстреливать, сажать в тюрьмы и ссылать. А это означает, что узаконивалось беззаконие и всячески поощрялось бандитское преступное нашествие на мирный безоружный трудовой народ.
Провозглашая с высокой партийной трибуны льстивый лицемерный лозунг «Власть народу!», большевицкие вожаки делали всё возможное и невозможное, творили мыслимое и немыслимое, чтобы полностью лишить народ власти, а не дать ему хоть какую-то малейшую её долю, заняв все без исключения уровни огромной властной пирамиды чиновников-бюрократов, при этом совершая грязные кровавые дела чужими руками – руками своих верных служак – преданных подручных с оружием в руках. В чудовищном разделении и разрушении заключался главный стратегический план незаконного захвата власти и утверждения раз и навсегда большевицкого, партийного единовластия.
Беспощадное разрушительное разделение, или дробление общества ради властвования, вылилось в широкомасштабное разобщение всех без исключения слоев населения вплоть до каждой трудовой семьи – основы любой нации и живой ячейки, которую партийные безумцы считали пережитком прошлого. Такое варварское умопомрачительное разобщение захлестнуло не только русские, но и многие другие семьи вне зависимости от их национальной принадлежности. После ареста провинившихся «врагов народа» и последующего их расстрела, тюремного заключения или ссылки многие семьи сиротели, оставаясь без хозяина – главного кормильца и хранителя семейного очага. Нарушалась целостность и единство великого множества насильно разобщенных и варварски разорённых трудовых семей. Тяжёлое бремя содержания обезглавленных многодетных семей ложились на хрупкие плечи многострадальных, несчастных, обездоленных женщин, вынужденных работать в поте лица от зари до зари, чтобы побороть нищету, хоть как-то выжив, прокормить своих детей и не помереть с голоду. Кроме того, глубоко несчастные женщины, оказавшись без мужа, испытывали каждый день постоянный гнетущий страх, опасаясь, что и за ними, и за их детьми с позорным клеймом «дети врагов народа» не сегодня, так завтра нагрянут незваные гости – большевицкие служаки с оружием в руках. Особенно трудно было разделенным разрушенным семьям в деревне, и это очевидно: пахать, сеять и косить – это совсем не женское дело. И не просто пахать, а, выбившись из последних сил, впрягаться в плуг или телегу и тянуть их вместо коня. Запрячь бы в плуг или телегу большевицких зачинщиков, активистов, приспешников и служак с винтовкой в руках, чтобы они ощутили на собственной шкуре, как тяжело добывается хлеб насущный, и выжечь бы на их обезьяним лбу калёным железом злосчастное, позорное клеймо «враг народа», тогда, наверняка, можно было избежать страшной трагедии и разрухи, обрушившихся на русскую землю с десятками миллионов человеческих жертв.
Крепкие сплочённые семьи совсем не нужны были большевицким вожакам, чтобы решать свою главнейшую из главнейших, «архиважную» задачу – удерживать власть в своих руках во веки веков. По своему скудоумию и невежеству большевицкие «мудрецы», поверженные властолюбием и тщеславием, не могли понять прописной истины: с разобщения и разрушения семьи, объявленной ими буржуазным пережитком, и с духовного падения человека начинается медленное и мучительное вымирание любой нации и неизбежно гибнет государство, какие бы силы не прилагались для его спасения, а самозваные властители, окончательно побеждённые демоном власти, останутся у разбитого корыта.
Разъединению семей и окончательному растлению общества в значительной степени способствовала насильно навязываемая, так называемая новая мораль, придуманная большевицкими «мудрецами» и взятая ими и их последователями на вооружение. В такой морали, лишенной духовно-нравственной основы, вместо взаимной любви и верности, которые во все времена сплачивали супружеские пары, открыто провозглашалась и всячески поощрялось якобы равенство мужчины и женщины при полной свободе от стыда и совести, когда разврат и супружеская измена, называемые свободной любовью, защищались правом любого мужчины поиметь любую приглянувшуюся ему женщину вне зависимости от того, замужем она или нет. И такое «свободное» право законодательно утверждалось декретом «Об отмене брака», подписанном Лениным в следующем месяце после октябрьского переворота 1917 года.
Для безнравственного, наглого одурманивания «тёмного» народа, подавляющее большинство которого декретов не читало, и для широкой пропаганды свободной любви, а по сути разврата, изобретались разные агитационные плакаты и развешивались во всех многолюдных местах. На одном из них в центре изображены в небольшом развороте две сидящие фигуры – мужчина и женщина. Их лица очень похожи друг на друга, и трудно различить, кто из них мужчина, а кто женщина. Справа и слева нарисованы те же фигуры порознь во весь рост с огромными щитами с надписями, предписывающими, как должен решаться половой вопрос в понимании партийных вожаков, свободных от стыда и совести. На щите мужчины корявым почерком небрежно начертано: «Каждый комсомолец может и должен удовлетворить свои половые стремления». На щите женщины также корявыми буквами выведены слова: «Каждая комсомолка обязана идти ему навстречу, иначе она мещанка».
На растление общества были направлены и другие призывы, строго выдержанные в рамках ленинского декрета «Об отмене брака», в котором брак объявлялся пережитком буржуазного прошлого. Растлевали общество и особенно молодое поколение не только развратные плакаты и призывы, но и многочисленные партийные решения, которые принимались на местном уровне и в директивном порядке навязывали свободное, но вульгарное обращение с женщиной. Так, в 1918 году в Рязанской губернии местные большевицкие вожаки издали свой незатейливый, но весьма оригинальный декрет «О национализации женщин», а в следующем году томбовские партийцы пошли ещё дальше, приняв постыдное решение «О распределении женщин». Не оказались в стороне от развратных призывов и вологодские большевики, которые навязывали молодежи свое понимание свободной любви, широко пропагандируемой на всех партийных уровнях власти, включая самый высокий. Они призывали: «Каждая комсомолка рабфаковка или другая учащаяся, которой поступило предложение от комсомольца или рабфаковца вступить в половые отношения, должна его выполнить. Иначе она не заслуживает звания пролетарской студентки». Овеянные революционным дурманом большевицкие «мудрецы», погрязшие в разврате и внедрявшие в жизнь растлевающие призывы, считали стыд и совесть пережитком прошлого, с которым надо бороться, чтобы, как можно, быстрее якобы приблизить светлое будущее. «Долой стыд!» – такой плакат несли обнаженные бесстыжие демонстранты во время шествия в честь годовщины отмены брака, на что Ленин, «вождь революции», сразу и незамедлительно отреагировал: «Так держать, товарищи!».
Спустя несколько лет после октябрьского переворота один из пламенных большевиков-романтиков, в душе которого проснулась совесть, предупреждал о надвигающемся колоссальном бедствии от свободной любви, в плену которой, по его словам, коммунисты натворили ребятишек; если война нам дала массу инвалидов, то свободная любовь наградит еще большим числом уродов. Но разве могло прислушаться к такому робкому, но прозорливому предупреждению подавляющее большинство большевиков, одурманенных неограниченной властью и вкусивших сладкие плоды свободной любви? Их вовсе не волновало, что свободная любовь всего за несколько лет привела к резкому росту рождаемости внебрачных детей, оказавшимися круглыми сиротами при живых родителях. Их совсем не беспокоило, что большинство таких несчастных детей пополняли ряды беспризорников, чьи родители сгинули в братоубийственной войне, рождённой большевицким переворотом, и что некоторые внебрачные дети в лучшем случае при живых родителях попадали в чужие руки – детские дома и интернаты.
Развратные и растлевающие взаимоотношения между мужчиной и женщиной не считались безнравственными и не осуждались ни в прессе, ни в произведениях новоявленных «классиков» советской литературы, а, напротив, открыто и бесстыдно преподносились как норма жизни свободного человека, или как свободная любовь, на которую имеют равные права как мужчина, так и женщина. Такие свободные взаимоотношения мужчин и женщин особенно широко практиковались в большевицкой и партийной среде на всех уровнях огромной властной пирамиды, начиная от «гениальных вождей» и кончая закадычными парторгами совсем небольших захолустных предприятий, мало кому нужных заведений и даже тех укромных уголков, куда не зарастает народная тропа. К великому счастью, такой порочный опыт свободной любви не приживался в народе и не стал заразительным дурным примером для подавляющего большинства сплочённых трудовых семей в городе и особенно в деревне, где любое хождение мужа или жены на сторону считалось и считается постыдным и клеймится позором. Такие благополучные семьи по-прежнему скреплялись и скрепляются взаимной любовью и супружеской верностью, а не развратной свободной любовью.
Несмотря на рождённые октябрьским переворотом братоубийственную кровопролитную войну, повсеместную разруху, нищету и страшный голод, во многих дружных семьях рождались физически и нравственно здоровые дети, и их было, как правило, не менее четырёх в каждой семье. А это означает, что русская и другие нации на огромной русской равнине продолжали развиваться и приумножаться, а не вымирать, как это случилось на закате партийного тоталитарного режима. Старые добрые традиции, основанные на глубокой вере и передаваемые от поколения к поколению в православной России, оказались намного сильнее и крепче новой большевицкой морали, которую партийные властители и их многочисленные прихлебатели не только сами брали на вооружение без страха и сомнений, но и пытались насильно навязать «тёмному», «непросвещённому» народу.
Попирая духовно-нравственные ценности, многочисленные партийцы и «слуги народа», освободившиеся от совести, не ограничиваясь делением общества на враждебные классы, разобщением и разрушением семей, продолжали бесцеремонно, по-наглому делить награбленные материальные ценности, имущество и хлеб, добытый в поте лица мозолистыми руками крестьян. Делили даже последний хлеб, отнятый у нищих обездоленных крестьян, обрекая их на голодную мучительную смерть. Делили, якобы соблюдая коммунистический принцип «всем поровну», а, на самом деле, всё же своя рубашка всегда была ближе к телу: кто арестовывал, кто грабил и кто расстреливал, тот и больше, и в первую очередь бесстыдно, по-наглому наживался.
Открытый грабёж, завуалированный словом «конфискация», позаимствованным полуобразованными большевиками у зарубежных «мудрейших классиков», был прямым бандитским средством наживы многочисленных большевицких чиновников и их верных служак с винтовкой в руках, которые множились как на дрожжах не по дням, а по часам. Прильнув к дармовому корыту, они не пахали, не сеяли и не стояли у станка, а чужими руками собирали обильный урожай, устраивая себе жизнь как при коммунизме, каждый получая себе от пуза. При этом организованный большевиками грабёж не только лишал средств существования многие трудовые семьи, но и сеял панику и страх, среди тех, кого ещё не коснулось такая страшная рукотворная беда.
Оголтелые наглые грабители, неожиданно и внезапно нагрянув, могли вломиться в любой дом или квартиру в любое время. Но всё таки они предпочитали совершать свои бандитские набеги под покровом ночи. И в этом заключалась хорошо отработанная большевицкая тактика. Разбуженные ночью жертвы спросонья сразу не могли понять, происходит ли это наяву или в страшном сне. Служаки революции действовали жестоко, по-зверски, не щадя ни больных, ни детей, ни беспомощных стариков и старух. Их методично натаскивали партийные кукловоды, вдалбливая им в голову, что они идут на выполнение «архиважной» задачи – защищать дело революции. По своему скудоумию и невежеству натасканные «защитники» революции не могли понять, что, выполняя приказы по отмашке сверху, шли на преступные дела. Арестовывая невинных людей, грабя их имущество, нажитое честным трудом, расстреливая их и сажая в тюрьмы, большевицкие служаки тем самым совершали не просто греховное деяние, а тягчайшее преступление, подчиняясь своим партийным вожакам, продавших душу дьяволу.
Иногда местные вооружённые каратели и палачи предъявляли ордер – замусоленную помятую бумажку, дающую им право на арест, а по сути право на совершение преступления против безвинных людей. И их вовсе не интересовало, что в большинстве случаев ордер на арест был состряпан на основании узаконенного беззакония, или вопреки всякой справедливости. Но они твёрдо усвоили совсем другое – чем больше жертв попадёт в их широко расставленные арестантские сети, чем больше людей они расстреляют и чем больше награбят, тем быстрее продвинутся по своей карьерной лестнице к вершине власти и тем быстрее получат свои «заслуженные награды». При этом служаки с оружием в руках и знать не хотели, что вырывая кого-то из семьи и тем самым разделяя и разрушая её, они обрекают всю несчастную семью на бесконечное горе, муки и страдания, которыми переполнялась вся русская земля от края и до края. По своему скудоумию они не могли понять и большего – их позорная карьерная лестница не возвышает человека, не поднимает его выше самого себя, а опускает на самое дно человеческого бытия, на самую низшую ступень земного рукотворного ада.
Большевицких служак не могли остановить ни горькие слёзы многодетных матерей, униженных, оскорбленных и подавленных горем, ни душераздирающий плач детей, ни жалобные призывы хозяина дома или квартиры образумиться и опомниться. Только в редких случаях встревоженному хозяину, разбуженному незваными гостями и доведённому до крайнего отчаяния, с топором или охотничьим ружьём в руках удавалось обезоружить карателей-чекистов и вступить с ними в неравный бой. Чаще всего беззащитные люди, попавшие под арест, не оказывали какого-либо сопротивления, считая, что случилось недоразумение, произошла печальная ошибка. Они искренне верили в свою правоту и надеялись, что после ареста их отпустят, так как были уверены, что никаких преступлений не совершали и ничего плохого никому не сделали. Но такие радужные утешительные надежды почты никогда не сбывались. Арестованных отвозили в районный центр и там их бросали в холодный сырой подвал, так называемую камеру предварительного заключения. Потом одних из них без суда и следствия расстреливали, предварительно подвергая зверским пыткам и истязаниям, а на других заводили уголовные дела и под вооруженным конвоем загоняли в тюрьму либо в ссылку. Во время допросов арестантов их «чистосердечные» признания очень часто выбивались кулаками и тяжёлым прикладом винтовки, и нередко дело доходило до жестоких пыток со смертельным исходом.
Разделение всего и вся при «триумфальном шествии в светлое будущее» завершилось чудовищным разделением труда, когда трудовой народ работал, не покладая рук, а партийные властители и их многочисленные служаки, пожиная плоды труда народного, жили как при коммунизме, удовлетворяя свои никем неограниченные потребности и ни в чём себе не отказывая при своих весьма ограниченных способностях.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 433 с. Кн. 2 – 523 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Карпенков Степан Харланович |
