 Сегодня не без горечи можно наблюдать, как для некоторых «цвет наряда» Родины, «окрас» стал чем-то главным, за которым утратилась первооснова, без которой все окрасы – ничто, понятие, стоящее выше цветовых гамм и прочих делений - Русские. «Народ - он един, - говорит об этом экс-министр обороны ДНР И.И. Стрелков. - Не бывает деления на «простой» и «непростой». Когда же народ «разделяется в себе», то начинается смута и гражданская война. И только преодолев разделение, можно эту войну завершить».
Ни к «белым», ни к «красным», но именно к русским обращался обыкновенно генерал Каппель, едва ли ни глубже всех белых вождей сумевший понять психологию разделённого гражданской войной народа.
- Вы русские и те, кто в армии, тоже русские - а дальше думайте сами, - говорил он представителям заражённого большевизмом земства, не желавшего оказать помощь отступающей голодной и раздетой армии. И эти простые слова русского человека, обращённые к русским же людям, никогда не оставались без отклика. Каппель видел в них не «красных», не врагов, но «обманутых, темных, таких часто жестоких», но всё-таки русских, и этот взгляд, это сердечное обращение пробуждало в одурманенных душах утраченную русскость.
«Я имею в жизни две ценности - Православие и русскость...», - говорил некогда Блаженнейший митрополит Виталий (Устинов). Сегодня с прискорбием мы видим, как иные «белые», «православные» расписываются в том, что русскость-то, почву и утратили они напрочь. А без этого что есть человек, каких бы убеждений ни был? Готовый нигилист, не способный к живому, предметному служению благу своего народа. Ибо всё, что он говорит и делает, несёт на себе отпечаток негативного сознания, которое априори разрушительно. Кое-кто из таких «белых» оправдывает себя верностью истинному Православию. Однако, не может русский человек, утративший русскость, сохранить при этом неповреждённой Православное исповедание. Ибо душа его уже глубоко повреждена отпадением от своего народа. К тому же, как указывал ещё святитель Московский Филарет, плохой гражданин Отечества земного неблагонадёжен и для Отечества небесного. О явной повреждённости указанных «белых» и «православных» свидетельствует полная утрата ими дара различия духов, сказывающаяся в постоянном уклонении истины в сторону своих частных мнений, в том числе путём беспардонных искажений наследия Святых Отцов.
Напротив, те, что русскость в себе сохранили, будучи куда как менее искушены в вопросах веры, сейчас стали куда ближе ко Христу своей жертвой за други своя, своим несением Русского Креста, нежели наши «мудрецы». «Говорят русский человек не знает Евангелие, - писал в позапрошлом столетии Достоевский. - Да, это так. Но Христа он знает и носит Его в своем сердце, и готов отдать за Него жизнь». И сегодня после безбожного ХХ века русский человек, оторванный от веры Христовой, подчас забывший само имя Христа, продолжает носить его в своём сердце. Оттого подчас иные неверующие поступают куда более по-христиански, нежели лицемеры, прикрывающиеся Христовым словом, но духа Его в себе не имеющие.
Всякая идея проверяется действием, а человек – поступком. Война на Украине стала переломным моментом как для России вообще, так и для современного Белого Движения в частности. Битва за Новороссию определила сразу три важных момента:
- Современные Белые (большая их часть) оказались отнюдь не теми кабинетными учёными, далёкими от практики «гуманитариями», какими многие их представляли. Именно они стали костяком, основной движущей и направляющей силой Сопротивления на его первых этапах, возглавив его и поведя за собой русских людей самых различных убеждений. По свидетельству председателя РОВС и экс-начальника Политуправления армии ДНР И.Б. Иванова, «Белые сражались в Новоросии, но они пользовались там глубоким уважением не только у своих единомышленников, а и у тех, кто никогда не причислял себя ни к Белым, ни к монархистам. Вообще Ополчение было НАДПАРТИЙНЫМ в самом лучшем смысле этого слова».
Спустя без малого век современные Белые повторили подвиг своих предшественников, подвиг Добровольчества, являющегося одной из основ Белой Борьбы, не в теории, а на практике доказав, что «борьба продолжается». Этот пример – один из важнейших итогов войны на данный момент.
- Часть называющих себя «белыми» в реальности оказались самозванцами, предпочитающими надменное позёрство и щегольство в чужих формах на различных акциях реальной борьбе за Россию, реальному служению ей. Назваться «белым» мало. Назвавшись, нужно поступать, жить, думать, чувствовать, как Белые. А для этого нужно для начала любить свою Родину и русский народ. И быть готовыми к полному самопожертвованию в интересах России. Люди (пусть отнюдь не плохие сами по себе), полагающие главным в жизни хорошо работать и хорошо зарабатывать к жертве не способны. И эту свою неспособность прикрывают они обвинениями в адрес тех, кто отправился на фронт защищать свой народ и историческую Россию. К этим, прикрывающим своё дезертирство звонкими фразами, обращён через столетие голос Ивана Савина: «Когда я слышу неодобрительный отзыв о Белом движении, - я знаю, что лицо, этот взгляд высказывающее, никогда в руки свои винтовки не возьмет, никогда не отдаст просто и прекрасно своей жизни за Россию так, как это сделали десятки тысяч незаметных героев на всех противобольшевистских фронтах. Ибо и трус может критиковать героя и высказывать мудрые — и то не всегда — мысли задним числом, но любовь к своей стране и народу запечатлеть смертью может только герой. Ибо болтовня есть болтовня, а жертва есть жертва. Поэтому оскорбляют слух и сердце факты, когда самовольная болтовня моральных и политических дезертиров ставится выше безмолвной жертвы». «Моральные и политические дезертиры», люди, думающие, как представители, скажем, партии «Яблоко», априори не могут считаться Белыми, ибо идея Белая всегда будет противоположна либерально-дезертирской (чтобы не сказать предательской).
- В новых реалиях старые понятия-деления «белые», «красные», «коммунисты», «фашисты» и т.д. отошли на второй план, устарели, ибо мы живём в ином мире, с иными конфликтами. Стоит отметить, что многие заявляющие себя адептами тех или иных идей-»измов» на прямой вопрос навряд ли найдутся сформулировать их суть. К примеру, сегодняшние «коммунисты» бьют себя в грудь, крича о патриотизме, нисколько не беспокоясь о том, что коммунизм и патриотизм – понятия взаимоисключающие. Сегодняшние «социалисты» пребывают в убеждении, что справедливое социальное устройство (бесплатная медицина, образование и т.д. и т.п.) – это только и исключительно социализм. Меж тем, как оное вообще не имеет отношения к идеологиям и политическим моделям, но лишь к честности и здравому смыслу правителей и их любви к своему народу. Таким образом, социальная справедливость – это одна из основ любого нормального государства вне зависимости от формы правления.
Характерно также то, что в ходе конфликта на Украине обе стороны нередко сравнивают происходящее с Великой Отечественной войной. Особенно замечательно звучат такие сравнения от представителей украинской стороны, которые отрицают сегодня победу в ВОВ и чествуют таких «героев», как Бандера и Шухевич, и тут же уподобляют Россию гитлеровской Германии и заявляют, что ведут новую Отечественную войну. Идеологическая шизофрения налицо.
По правде говоря, вышеуказанное уподобление не отвечает реальному положению и для нашей стороны. Война Отечественная подразумевает конфликт народов и государств. Нынешний мировой конфликт, в котором война на Украине является лишь одним из очагов, имеет иной формат. Суть его в том, что наднациональная группировка, включающая в себя «элиты» (на самом деле, антиэлиты) большинства государств мира, в числе коих РФ и Украина, ведёт войну на уничтожение против тех, кто не желает подчиняться её преступному по всем параметрам диктату и восстаёт против оного. Ведёт же она эту войну руками самых обычных людей, которым удалось полностью промыть мозги и заменить сознание. Украина даёт тому ярчайший пример. Ведь нынешние «украинские патриоты», убивающие жителей Юго-Востока и призывающие к расправам с русскими, это… бывшие русские люди, которым год за годом ловко заменяли сознание и, вот, наконец, внушили им, что они совсем иной народ, и уж конечно, стоящий неизмеримо выше, внушили ненависть к инакомыслящим, к собственным братьям и друзьям, оставшихся русскими. Понимая это, ни в коем случае не следует нам, русским, уподобляться им в этой слепой ненависти, которая никогда не бывает хорошим советчиком. Призывал некогда подлейший из подлецов: «Убей немца!» И сегодня можем мы услышать подобные призывы от провокаторов и просто недалёких людей в отношении украинцев. Такие выступления необходимо пресекать, ибо они – ничто иное, как ловкая манипуляция понятиями в интересах истинных виновников происходящего.
«Знай своего врага, знай самого себя, и ты победишь», - говорил великий китайский стратег Сунь Цзы. Нам необходимо чётко отвечать на вопрос, кто наш настоящий враг. Это не Украина и не украинцы, зомбированные и натравленные теперь на нас. Точно так же могли бы переформатировать сознание людей и у нас, в России, и наши одержимые не уступили бы киевским. И это легко может случиться, если мы будем продолжать спать летаргическим сном, не понимая, с кем, с чем мы имеем дело в реальности и против чего должны сражаться. Не «фашизм», не «бандера», не иные прошловековые штампы враги наши, но та самая мировая ОПГ, сталкивающая лбами народы, разделяющая их изнутри, развязывающая кровопролитные войны в разных концах земного шара, растлевающая души и порабощающая разум. Далее – внутрегосударственные антиэлиты, работающие на эту ОПГ и против своих народов. Увы, добраться до них весьма сложно. И именно поэтому вновь и вновь растрачиваются драгоценные народные силы в вынужденных сражениях с помрачёнными големами, выставленными живым щитом для отвлечения внимания от своих хозяев и назначенными единственными «врагами».
В силу большого недостатка исторической памяти и частого отсутствия других знаний всё смешалось и перепуталось теперь, и потому, чтобы всё-таки выбраться на верную дорогу, нам нужно, отрешившись от всевозможных химер, определиться с главным направлением, главным вопросом, который каждый должен задать себе. А вопрос-то, по сути один, каппелевский: не то, какого ты окраса, но русский ли ты?
Этот вопрос в ключевые моменты истории нашей задавали себе многие русские люди. Приведём лишь две судьбы из дней минувших и наших.
«Важно то, что мы не только живыми оказались, но и в человеческий строй вступили, что мы опять превратились в бойцов, а русскими людьми мы оставались и в лагерях...» - такими словами оканчивал свой рассказ «Дорога в отчий дом» писатель-фронтовик Константин Воробьёв.
Судьба его, детально отражённая в написанных им повестях и рассказах, одновременно потрясает, заставляет распрямляться гордо от сознания величия духа русского человека и совеститься за то, как пасуем мы подчас перед самыми пустяковыми испытаниями.
Двадцатидвухлетний курсант, деревенский парень, переживший и голод, и холод, и чёрные дни коллективизации, он попал на фронт в самом начале войны и уже в декабре 41-го оказался в плену. Далее страшный список лагерей смерти: Клинский, Ржевский, Смоленский, Саласпилский, 9-й Каунасский форт, Паневежисская и Шяуляйская тюрьмы... Три побега, два из которых окончились неудачей, а третий увенчался успехом. Командование партизанским отрядом на территории Прибалтики…
Всё время заключения Воробьёв искал возможности бежать. Откуда бралась эта невероятная сила в без преувеличения адских условиях фашистских лагерей? А сила была - в кровной и духовной памяти, неугасимой любви к своей Родине и народу. И показателен диалог между автобиографическим героем Воробьёва и пленным же врачом, выхаживавшим его после тифа:
«- Владимир Иванович, вы согласны с тем, что в представлении нашем,
ровесников революции, честность, порядочность и... доброта, скажем,
неизменно ассоциируются с понятием о любви к Родине, к русским людям?..
Доктор, насторожившись, внимательно слушал, наклонясь к Сергею.
- И, - продолжал Сергей, - я поэтому предполагаю в вас наличие такой же полноты второго достоинства, как и первого.
- Следовательно?
- Я люблю мою Родину!
- И?
- Вы ведь немного старше меня!..
- Вставайте. Учитесь ходить, да. Баланды сумеем достать. Приходите в амбулаторию. Там наши. Познакомитесь. Решим, да...»
В произведениях Константина Дмитриевича нет пафосной и демонстративной любви к Отечеству. И ни малейшей - к власти, к партии. Нет никаких смягчений в описаниях ужасов плена. Нет ничего, что могло бы сделать их проходными в советские годы. Они и не стали таковыми. В стране, где плен приравнивался к измене, становился пятном на всю жизнь, тема русских узников фашистских лагерей не приветствовалась. Воробьёву, можно сказать, повезло: ему в отличие от многих других товарищей по несчастью, не пришлось расплачиваться за плен сроком в лагерях ГУЛАГа. Хотя разбирательства относительно него проводились по освобождении Прибалтики. Но слишком много было свидетелей героических подвигов партизанского отряда, чтобы осудить его командира.
Ничего искусственного и подлаженного под «нужную» линию не встретить в книгах Константина Воробьёва. В них есть две вещи, самые важные и дорогие: обжигающая всякую душу Правда и нелицемерная, глубочайшая Любовь к своей стране, к русскому народу. Этой любовью, не выставляемой напоказ, не коверкаемой идеологическими догматами, пронизано и озарено всё творчество Константина Дмитриевича.
Часы зари коричневым разливом.
Окрашивают небо за тюрьмой.
До умопомрачения лениво
За дверью ходит часовой...
И каждый день решетчатые блики
Мне солнце выстилает на стене,
И каждый день все новые улики
Жандармы предъявляют мне.
То я свалился с неба с парашютом,
То я взорвал, убил и сжег дотла...
И, высосанный голодом, как спрутом,
Стою я у дубового стола
Я вижу на столе игру жандармских пальцев,
Прикрою веки - ширь родных полей...
С печальным шелестом кружась в воздушном вальсе,
Ложатся листья на панель.
В Литве октябрь. В Калуге теперь тож
Кричат грачи по-прежнему горласто...
В овинах бубликами пахнет рожь.
Эх, побывать бы там - и умереть, и баста!
Я сел на стул. В глазах разгул огней,
В ушах трезвон волшебных колоколен...
Ну ж, не томи, жандарм, давай скорей!
Кто вам сказал, что я сегодня болен!
Я голоден - который час!..
Но я готов за милый край за синий
Собаку-Гитлера и суком ниже – вас
Повесить вон на той осине!
Жандарм! Ты глуп, как тысяча ослов!
Меня ты не поймешь, напрасно разум силя:
Как это я из всех на свете слов
Милей не знаю, чем - Россия!.. – эти пронзительные строки родились в сердце писателя в заключении, и в них во всей полноте отразилось его русское чувство, русское самосознание, дававшее ему силы жить, ведшее его по дорогам войны…
Наши дни дают нам новые примеры Русского Выбора.
...Короче: однажды – на спуске
С горы, на которой я жил,
Я вспомнил о том, что я – русский,
И больше уже не забыл.
Это строфа из стихотворения поэта и драматурга Юрия Юрченко, добровольцем приехавшего на Донбасс… из Парижа.
Париж, слава лучшего поэта русского зарубежья, театральные постановки, высоко оцениваемые ведущими критиками, «Русские сезоны» в столице Франции, признание как на Родине, так и за её пределами… Что это, если не предел мечтаний современного «креакла»? У Юрченко было всё это. Но вместо того, чтобы мирно жить, «работать и зарабатывать» в Париже, он, 59-летний поэт, «благополучный парижанин», бросает всё и едет на охваченный войной Донбасс. Зачем? Чтобы всё увидеть самому, и рассказать миру о том, что происходит на самом деле. А ещё затем, о чём более полувека назад сказала Ахматова – «Я была тогда с моим народом, / Там где мой народ к несчастью был». Чтобы быть со своим народом. Не с «прогрессивной общественностью», а – с русским народом.
«Я смотрел на то, что происходит с разных точек зрения - из Москвы, из Парижа и с киевского майдана. И в какой-то момент понял, что ждать больше нельзя. Если ты мужчина, ты должен что-то делать, а не сидеть в Фейсбуке и давать советы с дивана. Я стихотворение написал:
Зачем иду я воевать?
Чтоб самому себе не врать.
Чтоб не поддакивать
родне -
ты здесь нужней,
чем на войне
Найдется кто-нибудь другой
Кто встанет в строй,
кто примет бой.
За это неуменье жить
не грех и голову сложить.
Оправдывать себя тем, что ты поэт, больше было нельзя - ведь погибали мирные жители, женщины, дети, а я ничем не мог этому помешать. Я думал, что если буду рядом, то хоть как-то смогу их поддержать. Извините за пафос, но вот такое дело... Поэтому приехал в Донецк и записался простым ополченцем. А там уже люди сами сообразили, буквально вытащив меня из автобуса, который уходил на фронт, и попросили переводить информацию из Новороссии на французский язык, чтобы прорвать информационную блокаду. Мне помогала очень сильно моя жена Дани», - объяснял поэт в своём интервью «Комсомольской правде».
На какое-то время Юрченко задерживается в Донецке, но относительно спокойная работа в тылу Юрия Васильевича не устраивает, он убеждён, что его место – в Славянске, и всё-таки едет туда...
«Мы оставляли Славянск ночью, - описывал поэт впоследствии оставление Славянска. - Настроение у всех – у солдат, у командиров, было — паршивей некуда. Мы так привыкли к мысли о том, что Славянск – это второй Сталинград, мы так готовы были биться за каждый дом, за каждый камень, что сама мысль о том, что можно, вдруг, так – ночью, без боя, без шума — оставить город с его, верившими нам и в нас жителями, с моей, ставшей уже мне родной, 84-летней Л. Н., которая завтра не услышит моего условного стука в дверь (я обещал принести ей воду), с красивыми девочками Настей и Лерой, с которыми мы условились встретиться в одном из кафе в центре города «…на Петра и Павла, 12 июля, чтобы отпраздновать Победу»… — сама мысль об у х о д е казалась недопустимой, святотатственной…
…Я боялся поднять глаза на темные глазницы окон, утешая себя мыслью о том, что, город спит, и, вместе с тем, понимая, что эта железная возня, этот тревожный гул моторов (и оттого, что этот рокот был, по возможности, приглушен, атмосфера тревоги и надвигающейся беды еще больше окутывала ночной город) разбудил уже всех, кого только можно, в близлежащих домах, и люди смотрели, не веря своим глазам, из-за штор и занавесок, как ополченцы скрытно покидают город.
…Я думал о завтрашнем, просыпающемся утром, Славянске, с пустыми казармами и с пустыми бойницами разбросанных по городу баррикад, и ничего не мог понять. Точнее, не хотел понимать. Я понимал, что «Первый» прав. Головой понимал. Но сердце…. Сердце не могло вместить в себя всю стратегическую мудрость этого плана. Лица женщин, детей и стариков Славянска, их глаза, полные недоумения и молчаливого упрека, стоящие передо мной, мешали мне увидеть всю безошибочность этого замысла, перекрывали всю виртуозность этого маневра.
О том, что стрелковская армия была готова умереть в битве за Славянск, знали все. При сложившемся, на тот момент, соотношении сил, они, эти полторы тысячи спартанцев, были обречены на героическую гибель. И такой исход устраивал, если не всех, то – очень многих. И не только в Киеве… Но такой финал не устраивал командующего этой армией, который не имел права погубить здесь, в этом небольшом русском городке (уже обозначенном на картах киевских военачальников как большой пустырь), вверивших ему свои жизни ополченцев, и этим, практически, решить судьбу битвы за Новороссию.
И я, вдруг, впервые в жизни, понял – прочувствовал, что могли ощущать люди, солдаты, оставляя, в соответствии с решением, принятым Кутузовым, Москву. С какой тяжестью на сердце они уходили из города, заставляя себя подчиниться приказу, поверить своему Главнокомандующему. Может быть, сравнение не очень тактичное, не совсем – исторически — справедливое, но для меня, в ту ночь – да и до сих пор, – Славянск был и есть ничуть не менее значим, чем Москва. Кто знает, не называйся этот маленький городок именно так – «Славянск», — может быть, я бы и не оказался здесь. Очень много всего — и исторически, и этимологически – сошлось, переплелось в этом названии.
«Славянск!» — как много в этом звуке
Для сердца русского сплелось!»«.
В Донецке армию встречают истерические вопли представителя клики, столь надеявшейся на её «героическую гибель». И Юрченко вместе с начштаба Михайловым и Павлом Губаревым приходит к означенному деятелю, показывает ему ржавый автомат («российскую помощь»), с сердечной болью говорит обо всём, что видел собственными глазами, что пережил. Разумеется, на безродного московского гастролёра слова русского поэта-ополченца не произвели никакого впечатления, но сцена эта, этот диалог русского человека с вырусью врезается в память накрепко.
Мой черный грач, простимся, брат.
Я - ополченец, я - солдат.
И может жизнь в момент любой
Позвать меня на смертный бой.
И мать опять не спит моя,
Ночами господа моля
О том, чтоб сын ее родной
Живым с войны пришел домой.
Скажи мне, грач, какой же толк
В словах про память и про долг,
Когда не сможем мы сберечь
Ни нашу честь, ни нашу речь.
И плачет женщина моя, ночами господа моля,
Чтоб, хоть изранен, но живой с войны вернулся я домой.
Мой грач, о, как бы я хотел,
Устав от скорбных ратных дел,
Прижать к груди жену и мать
И просто жить - не воевать.
Но плачет родина моя
Меня о помощи моля
И я иду опять, мой грач,
На этот зов, на этот плач.
Через десять дней после написания этого стихотворения под Иловайском Юрченко попал в плен, где провёл без малого месяц. В плену поэту сломали ногу и рёбра, но, несмотря на всё пережитое, Юрий Васильевич настроен продолжать своё служение – вот, только маленько подлечиться надо, а затем назад, в Донецк – работать, заниматься обменом пленных.
Таков он русский человек – вне зависимости от времени, от того, где родился и где проживает. Не единожды задавались у нас вопросом, кто есть русский. Помнится, известный художник давал на это простой ответ, что русский – это тот, кто любит Россию. А на наш взгляд русский – это тот, кто поступает, как русский – делом и словом становясь на защиту свой Родины, своего народа, ощущая его боль, как свою собственную.
«Родина не есть то место на земле, где я родился, произошел на свет от отца и матери, или где я «привык жить»; но то духовное место, где я родился духом и откуда я исхожу в моем жизненном творчестве. И если я считаю моей родиной — Россию, то это означает, что я по-русски люблю, созерцаю и думаю, по-русски пою и говорю; что я верю в духовные силы русского народа и принимаю его историческую судьбу своим инстинктом и своею волею. Его дух — мой дух; его судьба — моя судьба; его страдания — мое горе; его расцвет — моя радость». (И.А. Ильин)
Россия сегодня похожа на израненного разбойниками человека из евангельской притчи. И верным сыном её, истинным патриотом будет не надменный мудрец, который пройдёт мимо, брезгливо поморщившись, а тот, кто перевяжет раны и будет служить всем, что имеет... Будь он даже «самарянин».
И точно также, как в притче о двух сыновьях, посланных отцом работать в поле, один из коих остался дома, сказав «Иду, Господи!», а другой, сперва отказавшись, затем раскаялся и пошёл, сегодня верными окажутся те, кто, услышав зов Родины, последуют на него вне зависимости, что говорили они прежде, а не те, что предпочли уклониться со лживыми словами «Идём, Господи!»
|
