Разумеется, двусмысленная позиция церковной власти при сокрушении монархии заслуживает более строгого отношения. В отличие от военных, обязанных подчиниться вышестоящему приказу без раздумий, от высших иерархов можно было сразу же ожидать более четкой, духовной оценки революционных событий. Митрополит Антоний (Храповицкий) лишь пассивно оправдывал тогдашний отказ Церкви поминать Царя на службах и поминание Временного правительства – решением самого Царя и решением его брата о созыве Учредительного Собрания (в котором многие ожидали нечто вроде Всероссийского Земского Собора). Это смягчает вину архиереев, но не заглаживает ее полностью. К сожалению, искупление ее было уже поздним: у кого-то мученической кончиной, у кого-то (в Зарубежной Церкви) восстановлением монархической идеологии как условия спасения России. Это прозвучало и на Рейхенгальском съезде 1921 г., и на Приамурском Соборе 1922 г. (тоже окормлявшемся епископами РПЦЗ), и на Всезарубежных Соборах 1921 и 1938 гг.
Поэтому невозможно согласиться с еще одним ревнительским уклоном: утверждением, что предательское поведение большей части высшего духовенства в дни свержения монархии является фактическим концом иерархии Российской Православной Церкви: мол, все, включая основателей РПЦЗ, нарушили присягу и подлежали анафеме. К такому обличительному выводу (видимо, под влиянием аналогичных публикаций А. Стадника) пришел епископ Диомид (Дзюбан):
«Если бы члены Святейшего Правительствующего Синода не были бы еретиками-цареборцами, то они могли предпринять ряд церковных мер, для совершенного устранения последствий февральского бунта... Нужно было бы от имени священноначалия Русской Православной Церкви увещать Царствующий Дом не оставлять Русского Государства на разорение бунтовщиками, а всех бунтовщиков призвать к покаянию их анафематствованием 11-м анафематизмом Недели Православия. Необходимо было продолжать служить по Православным богослужебным чинам с неукоснительным поминовением титула Императора, временно без указания его имени во свидетельство Православного исповедания и непризнания достижений революции. Нужно было ввести в последования богослужений особые молитвы ко Господу Богу и Пречистой Богородице о том, что бы не было попущено на Русской Земле утверждения революционной власти и был бы дан Государь на Престол Православных Русских Царей. Однако же члены Святейшего Синода приняли участие в антимонархической революции, подталкивая всероссийскую паству признать итоги февральского бунта в своем послании от 9 марта...
В 1917 году поместный собор... нужен был им для официального утверждения цареборческой ереси в своей отступнической церковной структуре... Собор этот, возглавляемый патриархом Тихоном (Белавиным), в течение почти одного года ни единым словом не ходатайствовал за освобождение из заключения Царя Николая Александровича вместе с супругой и детьми... ПОСТАНОВИЛИ: В чине последования в неделю Православия первые десять анафематствований оставить без изменений, одиннадцатое («Помышляющим, яко Православные Государи») выпустить...».
Это в принципе верно, но правильно ли это называть "ересью цареборчества"?
Более того: А. Стадник и епископ Диомид утверждают, что многие свв. Новомученики и Исповедники XX столетия были на самом деле не святыми, а "еретиками-цареборцами". В их числе и св. Патриарх Тихон, и свщмч. Владимiр Киевский. Епископ Диомид: «Новомучениками российскими являются лишь те наши соотечественники, которые в неизменности сохранили Православную веру и пострадали за нее. А отступники имяборцы и цареборцы новомучениками не являются, – они получили на земле от Бога свое воздаяние за свое отступничество и клятвопреступление».
В полемике с епископом Диомидом мне уже приходилось возражать на это, что, во-первых, Церковные Соборы никогда не рассматривали и не осуждали "ересь цареборчества", поэтому со словом "ересь" следует обращаться более осторожно… Во-вторых, никакая "ересь цареборчества" никем из тогдашних архиереев не провозглашалась. Синод лишь пассивно шел на поводу революционных событий. Упрекать архиереев можно не в "ереси цареборчества", а в грехе цареотступничества наподобие того, как в аналогичный грех впали апостолы при аресте Христа. И многие из отступников вскоре своей кровью запечатлели верность Христу.
Причем грех цареотступничества в данном случае может быть разной степени: по равнодушию, по неведению, по малодушию или страху (как у апостола Петра), по принуждению, по заблуждению… Ведь архиереи тоже были дезинформированы об обстоятельствах отречения-отрешения и свой грех (благословение Временного правительства) они совершили, формально следуя призыву самого Государя (как это отметил митр. Антоний). Все дальнейшие изменения архиереями богослужебных текстов и т.д. вытекают именно из этого факта, что Царствующей особы уже нет, что власть передана самим Царем новому правительству с призывом подчиниться ему, потому и за богослужениями должна по сложившемуся обычаю поминаться существующая в государстве власть.
Такой грех отступничества может быть излечим разными средствами, не обязательно хирургически – анафематствованием. Епископ же Диомид анафематствует и тех священнослужителей, которые не противились Февральской революции по указанным выше причинам, но приняли вскоре мученическую смерть за Христа от революционеров-богоборцев и искупили свой грех кровью, за что были причислены к лику святых, или стали позже катакомбниками. Стало быть, их подвиг (более жертвенный, чем у уже распятого благоразумного разбойника) епископ Диомид ни во что не ставит, как и безгрешный "ревнитель" Стадник, называющий их "мерзавцами"? (См. об этом дискуссию с проф. М.А. Бабкиным и А. Стадником на вечере Московского отдела СРН.)
Честь и хвала тем немногим русским людям, кто уже в дни Февральской революции ясно сознавал, что ей надо противостоять. Но революционная смута произошла из-за утраты монархического правосознания в головах ведущего слоя России – и противостоять этому в те дни всеобщего умопомрачения было невозможно никакими мерами, что верно почувствовал и Государь, положившись на волю Божию. Земное сопротивление революции было свыше человеческих сил. И Поместный Собор 1917-1918 гг., действительно, понес в себе наследие цареотступничества и непреодоленной смуты, отразив и в некоторых своих решениях.
Для преодоления этого наследия последним средством – научением "от обратного" – и было попущено Богом саморазоблачение революционного зла через его следующую стадию разгула: «Господь в скором времени послал русским людям Свое суровое наказание за отступничество и клятвопреступление. Он попустил приход к власти большевиков», – верно пишет епископ Диомид. Но в отличие от милосердного Господа Бога, попустившего нам наказание для вразумления и исправления греха, Диомид вместе со Стадником трактуют это лишь как "заслуженное возмездие" (!) и почему-то не допускают такого происходившего в людях вразумления "от обратного", немилосердно и злобно судят всех как неисправимых нераскаянных грешников, якобы проповедующих свой грех в виде "ереси цареборчества".
И св. Патриарх Тихон, и многие "анафематствуемые" Диомидом Новомученики могут ответить на это: «Да, многие из нас проявили слабость в хаосе демократической революции, не сразу разобравшись в ней и в царившей дезинформации, но порожденный ею разгул воистину богоборческого зла встретили со Христом так, что нам за это не стыдно перед Ним. Кто насколько исправил свой мартовский грех цареотступничества, в том числе мученичеством – Господь каждого судит справедливо. Вам же, собрат Диомид, позвольте напомнить совет Христа: Кто без греха, пусть первым бросит в нас камень».
| 
