|
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Так много фактов указывает в одном направлении, что вместе они приводят к единственно возможному выводу, который нам следует осознать. Мы переживаем критический момент истории: угасание западной цивилизации. Около половины тысячелетия она с невиданной продуктивностью и энергией навязывала свой дух все большему числу народов Земли. Как бы на нее ни смотреть, как на самое блестящее, реализовавшееся до сих пор раскрытие возможностей человека, или как на раковую опухоль человечества, а, может быть, угрожающую гибели всему живому — высказывались оба этих крайних взгляда — ясно одно, это бурное развитие стремительно тормозится на наших глазах, близко к тому, чтобы остановиться.
Пожалуй, наиболее близкая историческая параллель нашему времени — это закат античной, то есть греко-римской цивилизации. Оба процесса совпадают вплоть до мелких деталей. И оба их легче понять, если проследить основные черты сходства. Здесь я могу сослаться на парадоксальный факт. Лет восемь тому назад, потрясенный теми катастрофическими изменениями, которые происходили тогда в России, я написал статью, где сравнивал положение у нас и в Римской империи эпохи упадка. А теперь-то я вижу, что все те страшные признаки, которые я наблюдал в России, встречаются во всем западном мире. О причинах и следствиях подобного совпадения естественней поговорить позже.
Перечислим основные эти признаки. Прежде всего это депопуляция, а попросту, вымирание государствообразующих народов. По поводу современного Запада уже было приведено много фактов. В античности на это явление указывали очень многие авторы. Оно широко обсуждалось, и государство пыталось с ним бороться. Еще Август издал рескрипты, которые должны были способствовать созданию больших семей. Позже была создана система поддержки многодетных семей, в которую были вложены колоссальные капиталы. Еще раньше о том же явлении в Греции писал Полибий: "Люди не хотят воспитывать много детей и обыкновенно воспитывают одного или двух". Параллельно происходил упадок деревни. А это общее явление, хорошо известное, что население, как правило, растет именно в деревне. Уже в I веке нашей эры богачи предлагали для обработки бесплатную землю, лишь бы предохранить ее от запустения. Население все больше стекалось в города, где существовало благодаря государственным раздачам хлеба. А эта мера, в свою очередь, усугубляла упадок сельского хозяйства.
Видно, что сил, образующих государство и нацию, уже было недостаточно, чтобы поддерживать грандиозную империю. Тацит рассказывает о завещании, якобы оставленном Августом, где тот советует больше не расширять империю. Признак перехода империи к обороне — появление таких сооружений, как Троянов Вал, Стена Адриана и так далее. О падении сил, нужных для поддержания империи, свидетельствует и растущий сепаратизм. Мы видим эти явления и на Западе. В Великобритании Уэллс и Шотландия имеют независимый парламент. Во Франции — баски, эльзасцы, бретонцы требуют права на самоопределение, корсиканцы — независимости. В Италии существует лига, ставящая целью отделение северной Италии от юга. В Венеции есть партия, стремящаяся к отделению Венецианской области от Италии. В США президент Лиги единения латиноамериканцев заявил: "Калифорния станет мексиканским штатом. Все органы власти будут в наших руках. Если это кому-то не нравится, пусть уезжает". Это можно сопоставить с постоянными попытками отделения той или иной части Римской империи. Так, в III веке пытается отделиться Галлия. На некоторое время отделяется Пальмира и даже захватывает Египет. После подавления этого движения происходит восстание с той же целью в Александрии. Вождей подобных сепаратистских движений было несколько десятков. Один историк III века называет даже эпоху с 260 по 270 год нашей эры эпохой тридцати тиранов. Значит, насчитывает 30 таких сепаратистских попыток.
Бросающимся в глаза общим признаком является распространение в верхнем слое общества противоестественных сексуальных отношений. Например, у Гомера мы еще не видим никаких указаний на них. А уже у Платона в "Пире" Алкивиад совершенно спокойно рассказывает присутствующим о своей попытке вступить в подобную связь с Сократом. В эпоху императорского Рима мы уже читаем об этих извращениях у таких разных авторов, как апостол Павел, Светоний, Лукиан, Петроний и так далее. А сейчас на Западе, например, супруга бывшего президента США Клинтона, выбранная сенатором от штата Нью-Йорк, отказалась участвовать в традиционном шествии в день Святого Патрика, так как организаторы не согласились включить в него представительницу общества лесбиянок. Зато в параде лесбиянок она приняла участие.
В эпоху позднего Рима армия все в большей степени комплектовалась из наемников-варваров. Наиболее боеспособными были легионы, набранные в частях империи, лишь недавно к ней присоединенных: Германии, Фракии, Иллирии. Большинство наемников происходили из наименее цивилизованных частей империи. Это были арабы, мавры, фракийцы, бритты, германцы, сарматы. В то время как раньше войны, например пунические, выигрывались ополчением, набранным из римлян. Видимо, сейчас на Западе происходит утверждение принципа наемной армии. Великобритания поднялась до уровня великой державы, обладая только наемной армией. Тот же принцип унаследовали и США. Мы видим — это навязывается и у нас. Хотя из нашей истории можно было бы понять, что Россию много раз спасало народное войско, состоящее из людей, защищающих свою землю, свои дома. Принцип наемной армии тесно связан с идеей о новом типе войны, где, так сказать, наши не будут умирать.
Это, по-видимому, важнейшая часть мировоззрения современного западного мира, что заметно хотя бы по любому приключенческому роману или фильму. Такой стандартный образ, как герой, отдающий свою жизнь за отечество, явно неприемлем для современного западного сознания. Видно, как в последнее время Запад, несмотря на свой милитаризм, болезненно относится к потерям, казалось бы, составляющим неизбежную сторону войны. Они вызывают или паническое отступление, как было, например, в Ливане и в Сомали, или же глубокое беспокойство в обществе. Чувствуется, что война идет как-то неправильно, и виновное правительство сталкивается с угрозой потери власти.
С аналогичным мироощущением жил и античный мир. Этому восприятию жизни был нанесен жестокий удар, когда в 410-м году нашей эры Рим был взят и разграблен готами во главе с Аларихом. Вечное господство над миром вечного града Рима было одним из основ тогдашнего мировоззрения. Его катастрофа являлась нарушением мирового порядка. Язычники утверждали, что Рим был непобедим, пока чтил своих древних богов. Вину за катастрофу они возлагали на победившее не так давно христианство. Современником этой катастрофы был блаженный Августин и он размышлял над ее причинами. Собственно, эти размышления и составляют духовную основу его книги "О Божьем граде". Там он развивает другую концепцию истории, дающую иное объяснение этого крушения Рима. Его причину он видит в некотором порочном принципе, заложенном с самого основания римской истории. Он называет его страстью к властвованию — "libido dominandi". За успех в этом направлении прославлялись политические деятели, при жизни им ставили статуи, а после смерти они входили в историю как римские герои. Августин пишет: "Помимо других человеческих пороков, этот порок глубоко укоренился во всем римской народе. После того, как страсть к властвованию обуяла немногочисленных вельмож, она овладела всеми остальными римлянами и поработила их всех. Сама возможность добиваться почестей не установилась бы в Риме, если бы там не господствовало честолюбие. Честолюбие развилось, так как народ был испорчен корыстью. Корыстным римский народ стал вследствие успеха, в завоеваниях. Народу, подпавшему этому пороку, — говорит Августин, — очень трудно от него избавиться. Страсть к властвованию толкает его на завоевания. А каждый новый успех увеличивает эту страсть. Тут образуется подобие порочного круга".
Но ведь западная цивилизация всегда основывалась на этом духе. Сейчас она не имеет, собственно говоря, никакой другой духовной основы, кроме чувства силы и стремления к власти, причем в гораздо более широком диапазоне, чем какая-либо ранее существовавшая цивилизация, не только в отношении ко всем другим народам, но ко всей природе, о чем говорят призывы "Знание — сила" или "Победить природу". После террористического акта 11 сентября 2001 года, столь же сокрушительного для западного мировоззрения, как и разграбление Рима готами в 410 году для античного, казалось бы, можно было ожидать недовольства в США по адресу администрации, допустившей такой грандиозный просчет или такую жестокую провокацию,. в зависимости от того, какое объяснение принимать. Но администрация сумела избежать такой критики, и смогла даже вызвать рост популярности за счет апелляции к этим коренным чувствам. Сразу были указаны "страны-изгои" и декларирован "удар возмездия". Через несколько дней они осознали, что этот термин слишком скандален и заменили его другим, но обещание падающих бомб, авиационных налетов все же вызвало воодушевление населения и прилив симпатии к правительству. И только постепенное увеличение потерь в Ираке вызвало упадок этого упоения силой и одновременно упадок популярности правительства.
На происходящий процесс можно взглянуть и с большей исторической перспективы. Это, собственно, и есть ядро той "исторической концепции", которую я хочу изложить. Запад создал совершенно уникальную цивилизацию. Причем, по существу, к ней принадлежал и Советский Союз. Я помню, что мысль о принципиальном единстве цивилизации, созданной на Западе и в Советской Союзе, пришла мне в голову давно, еще в период коммунистического режима. И когда в разговорах мне указывали на принципиальную, казалось бы, противоположность между социалистическим и коммунистическим обществом, то я возражал, что будущий археолог этого различия просто не обнаружит, если он не будет владеть современными языками и будет использовать те же методы, которые и сейчас археологи используют для изучения древних цивилизаций, исследуя их на основании их материальной культуры. Первое, что бросится им в глаза, будет невиданная концентрация населения в больших городах, причем совершенно одинаково и в социалистическом, и в капиталистическом мире.
На этот признак современной цивилизации стоит обратить внимание: она является городской цивилизацией, более того — цивилизацией больших городов. На эту черту современной западной цивилизации я отнюдь не первый обратил внимания. Еще в начале ХХ века Шпенглер писал: "Мировой город и провинция — выдвигают новую проблему, которую мы, люди современности, переживаем, не понимая всей ее огромной важности. Вместо мира — город, отдельный пункт, в котором сосредотачивается вся жизнь обширных областей, тогда как все остальное засыхает; вместо народа — новый кочевник, паразит, обитатель больших городов; это огромный шаг к неорганическому, к концу". И дальше он формулирует: "Мировой город означает собой космополитизм вместо родины", "Мировой город населен не народом, а массой". Прошло сто лет, и один из руководителей современного мира Жак Аттали, бывший президент Всемирного банка реконструкции, рисует ту же картину нашего будущего: "Человек должен покончить с "национальной привязкой" и семейными узами, превратиться в номада (то есть "кочевника", как говорил Шпенглер), стать искусственным существом, которое можно будет купить или продать, как любой другой предмет или товар".
Эта чисто городская цивилизация "космополитов" выделяется из общей картины истории, как ее можно представить за последние тысячелетия. В истории возникают и гибнут цивилизации разного типа: Египетская, Месопотамская, Античная, Западноевропейская, цивилизации Центральной и Южной Америки и т.д. Но при всем этом человечество живет в основном при одном и том же укладе жизни. И продолжается это много тысячелетий. Подавляющую часть населения составляют крестьяне. Города в этой жизни играют очень важную роль, но лишь как вкрапленные в земледельческое население центры по формированию культуры. Города и деревни были равно необходимы друг другу и развивались в состоянии равновесия, нарушавшемся лишь в некоторые периоды кризиса. Похоже, что и возникли они почти одновременно в исторических масштабах в так называемом плодородном полумесяце, простирающемся в Малой Азии от Кавказа до дельты Нила.
Если я правильно понял стандартные книги по археологии, то появление такого образа жизни относится примерно к эпохе 10 тысяч лет тому назад или еще больше. Крупнейший археолог ХХ века Гордон Чайлд связывает его с переворотом, который он называет неолитической революцией. Сначала земледелие было мотыжным. Этот период отразился в так называемой археологами "эпохе расписной керамики", поселения которой были распространены от Китая до Центральной Европы. У нас наиболее разработанным и известным является Триполье, вблизи от Киева. Потом земледелие стало плужным. Этот тип жизни вполне продуктивно сотрудничал с индустриальным развитием города.
В ХХ веке Кондратьев назвал его двусторонним аграрно-индустриальным типом народного хозяйства. Ранние его стадии хорошо описаны в книгах археолога Редфилда. Он говорит: "Город дает деревне как бы другое измерение и не противоречит ее идеологии". Таким, например, было общество Афин периода расцвета их культуры. Бытовая сторона жизни особенно четко видна в комедии, например, у Аристофана. Там ясно видно, что городская жизнь Афин эпохи Перикла и немного позже в значительной степени была жизнью крестьян соседних деревень, сходившихся в городе. Именно они составляли народное собрание и суд, вмешивавшийся во все обстоятельства жизни. Они были зрителями трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, которых, в свою очередь, можно назвать античными деревенщиками, аналогами нашего направления деревенской литературы. Для них возводился Акрополь и на улицах стояли статуи Фидия. Такой же была жизнь и России вплоть до начала ХХ века. При всей утонченности возникшей в городах культуры в ней господствовали этические, эстетические и религиозные принципы, выработанные деревней.
Но постепенно в Западной Европе стал утверждаться другой тип жизни, основанный на господстве городов. Первые его черты стали проявляться в Италии позднего средневековья. Многие авторы даже это отмечали. До того статус человека в обществе определялся его положением в деревне, его земельными владениями, а теперь стал зависеть от положения в городе. Возникло общество чисто городское, индустриальное. Оно завоевало свое место в борьбе с деревней. Решающий шаг был сделан в Англии, где крестьян сгоняли с общинных земель, клеймили раскаленным железом. Когда их, как бродяг, ловили, то выжигали букву "V" (от vagabond — бродяга). А если второй раз ловили такого заклейменного, то его вешали. Тем самым их заставляли селиться в городах и они образовывали городской пролетариат.
Этот тип жизни был связан с бурным развитием науки и основанной на ней техники. С созданием капитализма спекулятивного типа он оказался чрезвычайно агрессивным. Насилием и войнами он разрушал общества другого типа и подчинял их себе. Маркс приводит документально подтвержденный факт, как английский парламент создал комиссию из ведущих тогдашних экономистов Англии для выработки путей разорения индийских ремесленников и ткачей, с которыми не могла конкурировать английская промышленность и потому не могла захватить индийский рынок. Средства нашлись, и столь эффективные, что спустя несколько лет генерал-губернатор сообщал: "Дороги Индии усеяны костями разоренных ремесленников". Тем не менее, в "Коммунистическом манифесте" читаем: "Дешевые цены ее (то есть буржуазии) товаров — вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к иностранцам". Оказывается, Маркс на самом деле хорошо знал и о других средствах, кроме дешевых цен.
Вовсе не буржуазия и пролетариат были главными антагонистами в драме истории в период капитализма, а город и деревня. В том же "Коммунистическом манифесте" написано: "Буржуазия подчинила деревню господству города. Она вырвала значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни". Это выражение — "идиотизм деревенской жизни" — изящная шутка Маркса. Выражение действительно происходит от греческого слова "идиотес", что значит одинокий, изолированный, и в буквальном смысле должно бы означать изолированность деревни, но, конечно, несет в себе именно представление о деревне как об обществе, в котором живут полуидиоты. Есенин — поэт, очень чутко ухватывающий социальные тенденции, сказал об этом: "Город, город, ты в схватке жестокой окрестил нас, как падаль и мразь". И это действительно было только идеологическим аспектом той же самой борьбы города и деревни.
На самом же деле, концепция "темноты", "дикости" деревни — это всего лишь пропагандистский прием, возникший в период, когда городская европейская цивилизация стремилась подчинить себе весь мир — вроде того, как немецкие национал-социалисты объявили славян недочеловеками (Untermensche). Деревня несет тонкую и глубокую культуру: фольклор, народные празднества и т.д., а с другой стороны — способна к развитию и углублению во взаимодействии с городом. И опять никто не чувствовал этого значения деревенской культуры глубже, чем Есенин: "Мир таинственный, мир мой древний".
И цивилизация города, в тот период, когда она в городе создавалась, вся основана на том, что она получила от деревенской культуры, приобретавшей иногда "другое измерение" согласно Ретфилду.
РОССИЯ И ЗАПАД
Сейчас мы видим яркую картину того, как западная цивилизация завоевывает мир. Конечно, самая большая ее победа — это распад Советского Союза. Но также были и Югославия, и Ирак, и Афганистан. И этот процесс явно еще продолжается. В его оценке возможны две точки зрения. Первая точка зрения, которая прокламируется, конечно, Западом и западниками, заключается в том, что в едином процессе развития человечества западная цивилизация представляет передовую на настоящий момент, высшую фазу. Весь мир должен ей следовать и перейти к такой же городской и технологической форме жизни.
Мы должны тогда признать, что человечество переживает ключевой, исторический момент — конец смешанного сельско-городского образа жизни, или по Кондратьеву, двусторонней аграрно-индустриальной экономики, длившегося более 10 тысяч лет. Рождается новое общество, новый человек. Все человечество переживает родовые муки появления нового общества. Это болезненно, но неизбежно. А сверх того окупится в будущем невиданным развитием производительных сил человечества.
Но возможна и другая точка зрения. Очень мала вероятность того, что именно на несколько живущих сейчас поколений пришелся конец грандиозного, более чем десятитысячелетнего периода истории. Это ведь обычная точка зрения революционеров, что они создают новый мир, нового человека. Так считали вожди и французской революции, и большевизма, и национал-социализма. Такое умонастроение вызывает временный мощный всплеск энтузиазма у его сторонников. Однако через некоторое время обычно выясняется, что переворот, хотя и решал некоторую задачу, но гораздо более скромную, и часто совершенно отличную от прокламируемых принципов. С другой стороны, мы часто преувеличиваем драматичность в общемировом плане переживаемого нами момента. Ощущение конца мира может правильно отражать всего лишь ощущение окончания заметного периода истории.
Наконец, все то, что мы сейчас переживаем, в истории уже не раз встречалось. И мегаполисы, и мечта о мировой империи. Миллион жителей некогда насчитывали и Вавилон, и Рим. Мировую империю мечтали создать и месопотамские цари, начиная с Саргона, и Александр Македонский, и римские Цезари, и Наполеон, и Гитлер. Многие отмечали, что это — стандартные признаки упадка определенной цивилизации. Тогда логичнее было бы предположить, что мы переживаем, а точнее, наши потомки, будут переживать в XXI веке закат западноевропейской цивилизации, проходящей сейчас чисто городскую фазу, эпоху конца.
Изложенные уже признаки этого заката, включая и физическое вымирание создавших ее народов, делает, мне кажется, гораздо более правдоподобной вторую точку зрения. Дело не в какой-то особой порочности западной цивилизации. Скорее в том, что все, когда-то возникшее, когда-то и гибнет. Западная цивилизация всегда была очень агрессивной. Она не терпела рядом с собой других обществ, основываясь на твердой уверенности, что она только собственно цивилизацией и является. Но тогда, хотя бы для некоторой части покоряемого общества, она открывала какие-то новые горизонты культуры. Теперь же ее агрессия все более становится проявлением просто грубой силы. Рафаэль, Сервантес, Галилей, Лейбниц столь же мало ей принадлежат, как Эсхил, Евклид и Архимед. А на одних атомных бомбах и крылатых ракетах мировую империю не построить.
Пока еще сохраняется быстрый темп технического развития — компьютеры, спутники, космическая техника. Но та техника, которая дала западной цивилизации беспрецедентную власть над миром, имеет одну очень специфическую особенность. Она основывалась на новейшей науке. Последний переворот так и называется — научно-техническая революция (НТР). Это особая, так сказать, научная техника. Например, когда-то человек научился добывать огонь трением. Но прошли, вероятно, сотни тысяч лет, прежде чем были сформулированы законы превращения механической энергии в тепловую, на которых основывается этот процесс. А вот атомная бомба основана на достижениях ядерной физики и квантовой механики. И созданием ее руководили физики, незадолго до того эти разделы науки создавшие. Особенно ярко это проявилось в Германии, где во главе атомного проекта был поставлен Гейзенберг, величайший физик ХХ века. Поэтому можно думать, что принципиальная остановка научного развития приведет и к остановке развития технического.
Позже техника будет основываться уже на школьных, точнее, университетских, можно еще точнее сказать: аспирантских знаниях. Каждая страна может оплатить обучение в каких-то западных университетах сотен способных молодых людей, из которых и образуется десяток специалистов в области новой техники. Атомное оружие, мы видим и сейчас, создали и Индия, и Пакистан, и Израиль, и Корея, хотя ядерной физики или квантовой механики в них не возникло. И США с этим вынуждены мириться. |
