Многострадально Отечество наше. Но, Боже, как многострадальна история нашего Отечества! Как только с ней не обращались! Дурные люди с дурной женщиной не поступали столь безобразно и злонамеренно, как наши и ненаши историки с российской историей. Едва ли в мировой исторической науке отыщется аналогия фактам беспрецедентного цинизма, кощунства и произвола, коими столь славны труды толкователей российского прошлого. В каких областях мирового знания можно еще столкнуться с не просто несхожими или противоречивыми, но взаимоисключающими концепциями по поводу одних и тех же фактов или событий, как в русской исторической науке?! В каких сферах человеческого знания возможна подобная располюсовка любви и ненависти, гордости и презрения, пристрастия и равнодушия, как в нашем отношении к деяниям своих предков?!

Вот тут, после всех вышеприведенных восклицаний, как уместно бы постегаться в очередной раз кнутиком и оторвать что-нибудь еще не оторванное на рубашке, это ведь сейчас так модно — расплевываться с наследием, испепелять его разоблачающим взором гражданина, наконец-то окончательно прозревшего, гордо отшвырнувшего прочь от себя опостылевшие растоптанные лапти и облачившегося в нечто подобающее с мировым знаком качества.

Хороший мы народ или не очень — с высоты какого знания возможна и допустима такая оценка? Но что мы интереснейший народ в истории человечества, что «с нами не соскучишься» и нас не проигнорируешь — это еще византийцы понимали.

Обычному ребенку, к примеру, свойственно задавать вопрос: «Что это?» Ему отвечают: «Это нечто». Он запоминает. А другой... Ему говорят: «Это розетка». Он кричит: «Почему?» И тут же сует в нее пальцы. Вот это мы!

Благовоспитанный английский отрок за утренним поеданием овсянки спрашивает своего многопочтенного родителя: «Что такое социализм?» Через паузу получает спокойный ответ: «Это, понимаешь ли, Джон, теория социальной справедливости». «Как интересно!» — шепчет ребенок, вытирая рот гербовой салфеткой.

«Что? Социализм?! — взвизгивает русский мальчик. — Да как мы после этого смеем кушать три раза в день!» Срывает с младшей сестренки розовый передник, нацепляет на отцовскую трость и с развевающимися волосами выскакивает на улицу...

Что есть история народа? Описание фактов прошлого? Но фактов много, все не опишешь, к тому же они дробятся на причины и следствия, и тогда тускнеет достоверность... Историк вынужден выбирать факты. Отсюда: 1) история всегда с неизбежностью субъективна, 2) а субъективность концептуальна. То есть история народа — прежде всего концепция о народе, с большей или меньшей убедительностью подкрепленная порядком набранных и выбранных фактов.

Лишь историку доступна чистая информация о прошлом, все же прочие смертные получают информацию в лучшем случае честно и откровенно субъективную, предполагающую ответственность историка, в худшем — сознательно и злонамеренно подтасованную под конъюнктуру времени.

Следует, однако же, понимать, что есть история как наука о прошлом вообще и есть история своего отечества, и эмоциональное отношение в этих случаях не может быть, а то и не должно быть одинаковым. Как определить это различие?

Вы берете в руки фотолетопись своего рода. Многое известно вам о людях, запечатленных на фотографиях. Один был хорош. Другой не очень. Третий вообще плохо кончил. Кем-то вы откровенно гордитесь, а кем-то нет... Но волнение, что испытываете, глядя на лица своих предков, но тоска родства, необъяснимая и тревожная, заставляющая как-то по-особому вглядываться в лица, в черты... и совсем уж нелепое желание заговорить, спросить о чем-то, чтобы узнать... И отчаяние... И грусть... И проблески какого-то особого понимания смысла жизни человеческой... — такие вот чувства должны, я настаиваю на этом слове, должны испытываться человеком и при вглядывании в историю своего отечества. И если ничего подобного не происходит, то такому человеку противопоказано, к примеру, заниматься политикой, преподавать словесность и уж тем более — толковать историю народа, к которому он не обнаружил в себе родственных чувств, — зачем отнимать хлеб у иностранцев.

Мы сегодня в гневе оттого, что политики хладнокровно экспериментируют над народом. А что же им еще остается делать, им, воспитанным на отвращении к своей национальной истории, стыдящимся ее в соответствии с рекомендациями школьных, вузовских и академических пособий...

В период предреферендумного ажиотажа поразила фраза одного почтенного ученого. За президента, по его мнению, следует голосовать потому, что он впервые в истории России всенародно избранный. С ударением на слове «впервые». Каков аргумент! Ведь, если на то пошло, три столетия назад у нас впервые всенародно, то есть неким большинством, был возведен на трон самозванец, а потом так же всенародно распылен из пушки. Через несколько лет, опять же всенародно и опять же впервые, избран Михаил Романов. Потом у нас впервые произошла Великая и Социалистическая революция. Наконец, впервые у нас недавно был Чернобыль...

Элементарная логика исторического мышления подсказывает, что аргумент «впервые» должен стоять на самом последнем месте в системе политических доказательств, что, возможно, это вообще не аргумент, а всего лишь ретроспективная констатация без оценочного акцента. Но почему аргумент срабатывает? Потому что все, чего еще в России не было, скорее всего хорошо, как проверенно хорошо оно в неких иных землях. Нынешний политик воспринимает историю нашего государства как последовательный ряд дискретных событий, когда отсчет некоего нового времени можно начать с любого из них, буде оно вписано в избранную политическую концепцию. Однажды, изнасиловав историю, мы начали свою биографию с седьмого ноября. Теперь кряхтим и тужимся над фантасмагорической датой объявления непостижимого умом суверенитета, хотя в действительности нам вдалбливается в сознание моральность факта распада исторической России.

А на подходе уже новые поколения. Что сегодня закладывается в их распахнутые души, в частности, о Родине нашей измученной?

Когда перед коммунистами встала проблема формирования нового советского человека, они эту труднейшую проблему решили блестяще, исключительно верно расставив основные вехи: 1) разгром и дискредитация определительных национальных сословий, 2) погром цементирующей национальной идеологии, взращенной в недрах Православия, 3) тотальная ревизия истории народа.

Передо мной учебник истории для четырнадцатилетних подростков. Цитирую перлы «исторической» информации.

«Научившись трудиться, обезьяна постепенно превратилась в первобытного человека».

«Дикарская вера в силу магических обрядов привела к возникновению религии...»

«...ложные религиозные представления возникли, следовательно, потому, что люди не умели объяснить грозные явления природы…»

«Язычество, порожденное первобытнообщинным строем, не могло удовлетворить феодальное государство...»

Появляется христианство, в котором: «Все, что относится к воздействию на природу, осталось прежним, дикарским, первобытным, но к этому добавилась постоянная забота о господах и их благе. В христианской религии было много лицемерия и обмана».

Каково?! Особенно постоянная забота христианства о господах! Только ли с дремучим невежеством мы имеем дело? Это ведь не бормотание какого-нибудь Липкина из команды Емельяна Ярославского, это учебник истории, утвержденный Министерством просвещения под редакцией уважаемого Б.А. Рыбакова с последней датой переиздания 1987. А вот как объясняется отрокам перестройки содержание «Троицы» Рублева:

«Изображений трех ангелов-юношей(!) полны глубокого внутреннего спокойствия и необыкновенной одухотворенности. Все они погружены в себя, лица их задумчивы, они размышляют... Идея мира и человеколюбия... воплощена в символической картине на традиционный церковный сюжет с редкой художественной силой».

В очередном переиздании останется только добавить, что «ангелы-юноши» размышляют о правах человека и о судьбах мировой демократии!

А стиль! Интересно, как это можно что-то воплотить «в символической картине на традиционный сюжет»?

Вот еще два учебника истории СССР И.А. Федосова для восьмых и девятых классов. Собственно, это один и тот же курс, рассчитанный на переходный период от десятилетки к одиннадцатилетнему сроку обучения. Первый, что для восьмого класса, как сказано на титульном листе, «Издание 3-е, перераб. и доп.». Год 1986. Второй — «Издание 6-е, доработанное». Год 1992.

Само собой, история России, согласно этим учебникам, — это история классовой борьбы, постоянной ненависти сословий, то есть классов, друг к другу, непонятно по какой причине иногда, во времена очередного нашествия, вдруг забывающих о взаимной ненависти и умирающих за отвратительную, отсталую, крепостническую Россию, в которой что ни век, то почему-то расцветают всякие искусства, литература и даже культура вообще, хотя тупоголовые мерзавцы-цари мешают тому как могут. Между прочим, в 1914 году, когда Россия стала самой демократической страной в мире, народ почему-то не захотел воевать за нее, а повернул штыки в тыл и разнес этот тыл до основания, а затем... Загадочная страна Россия по учебникам И.А. Федосова.

Меня же воистину печально позабавил факт «доработанности» издания 1992 года. Шесть лет вольготного свободомыслия не прошли даром для автора.

1986. «Александр I был таким же самодержцем и крепостником, выразителем и защитником интересов дворянства, как и его предшественники».

1992. Эта фраза исчезла. Осталось сообщение о склонности его к хитрости, лицемерию и притворству.

1986. «Александр II был таким же реакционером, как и его отец, он уже не мог править страной только с помощью тюрем, палки и муштры».

1992. «Александр II уже не мог править страной по-прежнему только с помощью тюрем, палки и муштры».

Убийственные характеристики Николая I и Александра III остались без изменений. А знаете ли вы такого нехорошего человека С.С. Уварова? Который придумал черносотенный лозунг «православие, самодержавие, народность»?

1986. «Русский народ, писал Уваров, народ религиозный, преданный православной церкви. Церковь является тем вековым устоем, который всегда помогал держать народ в угнетении и покорности, поэтому власть должна всячески поддерживать ее».

Вот так прямо и писал, бесстыдник! Но в 1992 году И.А. Федосов забеспокоился. Вдруг отыщется какой-нибудь псих, который возьмет да и прочитает этого самого Уварова.

1992. «Церковь является тем вековым устоем, который всегда помогал держать народ в покорности...» Далее по тексту.

Хотите про славянофилов?

1986. «Славянофилы призывали восстановить патриархальные обычаи и порядки допетровской Руси, которые они идеализировали. Это был реакционный призыв».

1992. «Славянофилы призывали восстановить и развивать патриархальные обычаи и порядки допетровской Руси, которые они идеализировали. Это была консервативная утопия».

Чувствуете освежающий ветер свободы слова?! А чего стоит «развивать патриархальные обычаи»! Ну и наконец:

1986. «В конце 80-х годов началась революционная деятельность великого вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина (Ульянова)».

1992. «В конце 80-х годов началась революционная деятельность Владимира Ильича Ленина».

Лишив Ленина величия, И.А. Федосов втихаря присваивает одно из самых популярных революционно-теоретических соображений Ленина:

1986. «В своих работах Ленин указывал на три основные черты революционной ситуации...» Далее — всем известное.

1992. «Можно выделить следующие основные черты революционной ситуации...» И ни до, ни после о Ленине. И правильно! Ленины приходят и уходят, а революционные ситуации остаются!

Для выпускников средних школ выпущены уже «по-настоящему перестроечные» учебники. Но о них должен быть особый разговор.

Закончу же тем, с чего начал. Несчастно наше Отечество. И трижды несчастна историческая наука о нем!