Сегодня несомненным кажется факт, что «российский корабль» прекратил погружение в бездну, что весьма оптимистически оценивается правящими политиками и экономистами, хотя, скорее всего, погружение прекращено по причине достижения дна, а впереди еще долгий, медленный и безболезненный процесс засасывания в ил, обрастание паразитами и тление...
Даже для самых непосвященных более нет секретов в умах и портфелях правителей: ОНИ НЕ МОГУТ И НЕ ЗНАЮТ, КАК...
На сей день не оправдалось расхожее мнение, что Россия — страна чудес, что в ней, дескать, все возможно вопреки обстоятельствам и предпосылкам. Чудес не произошло, если не принимать во внимание факты молниеносного распада государства и столь же сверхскоростной переориентации российского сообщества от социалистической (хотя бы по букве) в демонстративно антисоциалистическую по существу. Если Советский Союз и был колоссом на глиняных ногах (а как иначе понять молниеносность его крушения), то глина его ног была убедительно закамуфлирована. Глиняные же ходунки новой, «независимой» России — объект потехи и презрения для «всего прогрессивного человечества». Только присутствие на территории России ядерного оружия удерживает Запад от вовсю беспощадного к нам отношения, то есть того отношения, какового заслуживает всякий заявлявший о себе, но заявлений не оправдывающий.
Капитуляция в Чечне и развал армии — не последняя, но весьма весомая оплеуха всем обижающимся за державу. Последние не правы. Обижаться надо не за державу, а за отсутствие ее. Державы нет, есть некое пространство, над которым московские выдвиженцы пытаются установить хотя бы мало-мальский контроль.
Всем ясно уже, что единственное достижение власти — обуздание инфляции — отнюдь не шаг вперед, но отчаянное топтание на месте, елозание по дну пропасти, ибо необъятные окрестности бывшего государства стонут от отсутствия денег, а их нет и быть не может, возможно лишь перманентное латание дыр. Чтобы всем заплатить, надо запускать печатный станок — а это взрыв инфляции. Госбанк накопил кое-что, но брать из него нельзя, доллар взовьется под небеса, и — взрыв инфляции. Займы и капиталовложения Запада оговорены, отечественное производство роста в ближайшие времена не обещает — внутренний рынок переполнен импортом, не оставляющим нашим устаревшим технологиям никакого шанса.
Но, как всегда, кому-то плохо, а кому-то хорошо. Без излишней детализации попробуем прикинуть.
Плохо:
рабочим, инженерам и служащим бюджетных структур — платят мало и нерегулярно; рабочим, инженерам и служащим приватизированных производственных объединений и предприятий — задержка зарплат разоряет; работникам культуры — они в нищете; культуре — она в опале и развале; Дальнему Востоку и Крайнему Северу — брошены на произвол судьбы; бывшим и нынешним колхозникам, которым теперь не всегда даже есть где украсть, не то что заработать; творческим работникам, за исключением некоторых непотопляемых; военным... но об этом уже говорилось.
Хорошо:
справедливости ради следует сказать, что хорошо нынче тем немногим, кто обнаружил в себе положительные деловые качества и сумел хоть что-то сотворить на общую пользу, не обидев при этом и себя; но по-настоящему хорошо в наши времена прежде всего руководителям государства, министерств и ведомств, депутатам и чиновникам высших категорий, генералам и маршалам по причине принципиальной неответственности за содеянное и несодеянное, насладиться же и упаковаться успевают весьма; работникам средств массовой информации, этим не просто хорошо, им превосходно (слыхивал об окладах ведущих телепрограмм, но умолчу, дабы не спровоцировать очередной штурм «Останкина»); специалистам по воздуху (появилась такая профессия — добывать из него, нечистого, якобы чистые деньги); хорошо проституткам и их сутенерам, гомосексуалистам и прочим секс-меньшинствам; специалистам по тамтаму — их нынче время (сравните, как отмечался юбилей Лепешинской и приезд Джексона; после Чечни русский офицерский мундир можно напяливать и на дергунка Джексона, и на Мадонну, и на какую-нибудь звезду стриптиза — на всех хорошо смотрится русский офицерский мундир!); хорошо ворам в законе и вне закона, что сегодня одно и то же; цеху юмористов хорошо — вся Россия гогочет над ихними хохмами о самих себе...
Двадцать лет назад, полные предчувствий краха системы, своим предчувствиям мы верили лишь наполовину или уж во всяком случае полагали, что крах сей не близок и у нас полно времени, чтобы самоопределиться и этим самоопределением задать тон национальной интеллигенции, сформировать должное национально-государственное ядро по перехвату политической инициативы. Сегодня едва ли кто помнит, что именно тогда, в середине семидесятых, А.Солженицын высказывал предположение, что России в случае краха коммунистической идеологии необходимо будет пребывать некоторое время в авторитарном режиме — то есть было же опасение за судьбу ребенка в умывальном тазике...
Чувствующие несвободу, страдающие от нее, к свободе — как идеалу бытия — мы тем не менее относились крайне подозрительно и настороженно, за что и обвиняемы были нововзрастаемыми либералами и демократами в русопятстве, то есть в поклонении «традиционно русскому тоталитаризму, который с времен Ивана Грозного...» и так далее. В «равнодушии масс» к недостаткам и преступлениям режима мы усматривали не просто атрофию гражданского чувства, но в гораздо большей степени — таинственно огромный заряд «энтропии», способный при определенных обстоятельствах пустить в распыл саму российскую государственность как таковую. Один из молодых «русопятов» конца шестидесятых писал тогда:
...Но вдруг однажды воскреси я
Всему причину и цену,
Мою смятенную страну
В какую бездну страсти кину?!
Я сам... я сын... На мне печать…
Добра и зла наполовину —
Боюсь молчать и не молчать...
Коварство нынешней ситуации в том, что на крайних идеологических полюсах оказались сегодня люди, в прошлом с равной добросовестностью подпиравшие гниющий режим. И те и другие пребывают теперь в реабилитационной экзальтации, только одни реабилитируются отрекаясь, а другие — из кожи вон лезут, доказывая, как они были правы, что подпирали режим. Ни тем ни другим не может быть ни веры, ни доверия хотя бы потому, что, руководимые личными комплексами, эти люди прежде всего политически и социально бесплодны и способны лишь мутить воду, разжигать страсти и пакостить друг другу. Возможно даже, что именно этому «заинтересованному» противостоянию вчерашних охранителей и теоретиков павшего режима обязаны мы кричащей и вопиющей безнадежностью ситуации...
А что она безнадежна — неужто кто-нибудь еще сомневается в том?
Народа в традиционно-историческом понимании этого слова на территории усеченной России сегодня нет. Есть население, до предела раздраженное неустроенностью и беспорядком! И жажда порядка любой ценой, все больше овладевающая сердцами (не умами), из проблемы социальной готова перерасти в проблему гражданскую, когда жесточайшая диктатура видится населению как последняя возможность снова стать народом.
Не решусь оспаривать моральность этого, не раз проявлявшегося в истории коллективного инстинкта, но зато рискну утверждать, что уже сегодня значительная часть населения России именно морально готова, созрела для диктатуры, и более того — жаждет ее как последнего средства, как спасительного взмаха «македонского» меча, как Божьей кары на всех бесстыдно высунувшихся из общей массы, «не знающих как», но возомнивших, что сумеют, на всех зарвавшихся в азарте «прихвата» благ, на всех распоясавшихся в бесстыдстве — ведь сколько ни талдычь о неизбежности проституции и правах сексуальных меньшинств, инстинкт масс справедливо подсказывает им, что подобное философствование не просто аморально, но онкологично, то есть смертоносно, не только для народа, но даже и для населения.
Практически уже не срабатывают отвлекающие маневры-сенсации: беспоследственные разоблачения мздоимцев, скандальные разборки «высунувшихся» между собой, смакование бедствий и катастроф — на всю эту «информацию» обыватель хмурится и угрозливо прищуривается: дескать, мели, Емеля — ужо конец недели! Как прокурор, подшивающий в дело улики, рядовой житель России накапливает в сердце факты и фактики, аккумулирует их, преобразуя в ярость: вот офицерики российские подрабатывают на жизнь разгрузкой картошки — а вот миллионодолларовые особняки генералов и маршалов, проигравших войны; вот всемирно известный ученый объявляет голодовку по причине нищеты, личной и ведомственной, — а вот какой-то телевизионный кривляка бахвалится, что специально ездит в Монте-Карло и Висбаден проиграть в казино тыщонку-другую «зелененьких»; вот таксист-работяга, в час ночи вернувшийся со смены, треплет за уши одиннадцатилетнего сынка, смотрящего по НТВ порнуху, — а вот «говорильщик» с НТВ получает в Израиле всемирную премию за супероперативность своего канала...
В отличие от голосистых коммунистов, беспартийный гражданин «независимой России» никакими революциями более не грезит, партиям не доверяет, от посулов и прогнозов отмахивается — он ждет по-настоящему сердитого хозяина, который скоро, вот-вот объявится, стукнет кулаком по столу-игралищу так, что не только карты, но и игроки-шалопаи взлетят и перемешаются в кучу, и скажет коротко и весомо: «Все! Хватит! Наигрались!»
Из множественности услышанных или подслушанных грез уставших от «демократии» и возмущающихся «бардаком» жителей России, в особенности — провинциальной России, с достаточной ясностью вырисовывается тот стратегический план, с каковым объявится на Руси новый хозяин.
Даже самый «экономически не подкованный» человек сегодня знает, что первейшая причина всех бед — падение производства и благодетельная для Запада и губительная для нас импортная агрессия. Потому первейший поступок, по которому новый хозяин узнается народом, — гулкий стук упавшего наижелезнейшего занавеса, чтоб не только оттуда, но и туда ни-ни всяким пакостникам, ворюгам, шаромыжникам, агентам влияния и агентам на ставках. Второе, и немедленное, — это изъятие из российской жизни самого главного агента Запада — доллара...
Русский человек убежден, и в том его не раз уверяли политики, что Россия даже в ее нынешнем состоянии способна прокормить себя, а невостребованность возможностей сельского хозяйства очевидна всякому живущему за пределами Московской кольцевой. Таким образом, временный полнейший изоляционизм видится первейшей мерой по спасению России. Сперва порядок, а потом диалоги. У России долги? Подождут. Куда денутся? Воевать не посмеют. Атомный бронепоезд хотя и на запасном и подзапущенном пути, но под парами!
У Запада нет иного инструмента давления на Россию, кроме того, который внутри нее, но с этим фактором мы разберемся...
Новый хозяин обязан сформулировать состояние страны как катастрофическое, приравнять его к военному положению со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отмахиваясь от всяких капитализмостроительных концепций, русский человек так приблизительно понимает происходящее: в процессе перестройки все то, что именовалось общенародным и пусть даже фактически было ничейным, все оно было пущено на «прихват», и в итоге одна часть населения, очень меньшая, внаглую ограбила большую часть и свершила сие исключительно в личных, то есть корыстных, то есть преступных, целях, ибо хваленое первоначальное накопление никак не отразилось на положении государства в целом, зато наглядно выявилось в демонстративном процветании «активистов-прихватчиков»; потому жестокая разборка команды нового хозяина с хищниками при дружной поддержке ограбленных и обманутых народных масс будет вершением объективной справедливости.
Русский человек также уверен, и в том его тоже убедили постоянно реорганизующиеся спецслужбы, что на каждого «хищника», будь то рядовой «новый русский», «думчанин» или человек президентской команды, — на каждого из них имеется в соответствующем месте полнокровное досье, которое нынче никак не может быть пущено в ход по причине теснейшей взаимоповязанности «хищников». О том же свидетельствуют уже приевшиеся беспоследственные взаиморазоблачения и обличения, эксклюзивные интервью и пресс-конференции...
Неумехи, но говоруны, реформаторы в глазах человека из народа лишь имитируют деятельность, не имея ни чести, ни мужества признаться в том, что обречены на долговременное и бесперспективное латание тришкиного кафтана, озабоченные одним только: как можно дольше продержаться «наверху» и успеть обеспечить себе «достойное» существование после неизбежного, но безболезненного ухода со сцены. В рамках правил игры, которые они сами для себя установили, выход из катастрофы невозможен, они это понимают, знают и уже тем преступны, что продолжают играть.
Для восстановления державы в ее инстинктивном народном понимании первей прочего необходимы два дорогостоящих действа: реорганизация армии до державной кондиции и должное обустройство новых, навязанных судьбою государственных границ. Эти действа не могут быть отложены до лучших времен, ибо они понимаются как необходимые условия для дальнейших восстановительных работ. Потому армия, доведенная до нынешнего ее существования, видится первым и самым надежным союзником-исполнителем планов грядущего российского хозяина. Пополненная крутыми и мужественными парнями, что бродят «делово» по улицам российских городов без пользы для державы, и некрутыми, но шустрыми, вроде тех, что, опять же без всякой пользы для державы, отчаянно дрыгают конечностями на эстрадах за спинами хрипучих и визгливых эстрадных див, а также срочно отозванными с инкурортов, из инвузов и инофирм сынами министров, депутатов, бизнесменов, шоуменов и телемагнатов, она, новая, призванная к возрождению российская армия, в единстве с пострадавшей частью российского населения вполне способна обеспечить установление в стране жесточайшего режима экономии за счет временного введения всеобщей карточно-талонной системы, изъятия «очевидных» излишков у шустрых, деловых, но антигосударственных элементов, каковые, утратив за годы «халявы» бдительность, так или иначе попытаются оказать сопротивление и тем самым в итоге воссоздадут необходимый для непроизводительных работ по устройству границ контингент рабсилы. Умный хозяин (а он непременно будет умным — новый российский хозяин) сумеет должным образом оценить тех из нынешних деловых и «богатеньких буратин», кто правильно просчитает ситуацию и вовремя озаботится державным радением, освятится скромностью личного быта и воспылает жаждой благотворительности. Суровый телезритель всякий вечер будет оттаивать лицом, переключая каналы ТВ, где вместо рекламы «сникерсов» и «тампаксов» будут сплошные торжества добровольных вручений особняков, вилл и дворцов детприютам, детсадам, инвалидам и ветеранам. Не будет проблемы и с капиталами, вывезенными за рубеж. Наделенный обратной силой закон о преступности вывоза поставит в прямую зависимость сроки «отбывания» со сроками возвращения капитала.
Взятый под жесткий государственный контроль экспорт сырья обеспечит стратегически планируемую закупку новейших технологий — и ничего более! Не до жиру!
Если под всю эту «музыку порядка» с западной стороны объявится инвестиционная инициатива (а не исключено, что тогда-то, именно при «порядке», она и объявится) — добро пожаловать в сферу производства и на условиях корректного процента прибыли, и никак иначе!
Предполагается, что «явление хозяина», его зычный и властный призыв к возрождению державы всколыхнет прежде всего русское население страны, вдохнет в него утраченную пассионарность, и первые решающие свершения произойдут с преобладающим участием русских, что положит начало воссозданию исторически традиционного Русского государства, каковым его знал весь прочий мир до начала двадцатого века. Русские должны доказать, что продолжают быть «системообразующим народом», должны явить малым народам России историческую волю, способную обеспечить достойное существование в своих границах иным культурам и религиям.
По широко распространенному народному мнению, преображение русских — дело несложное, хотя и болезненное. Державная идея перво-наперво должна объявить пьянство скрытой формой национального предательства. Только такая формула, по мнению многих, ныне пьянствующих, способна подвигнуть их к трезвости или хотя бы к умеренности в питии. Было б ради чего не пить — говаривают. Ради державы да под угрозой остракизма стоит попробовать. К тому же если при «горячем» деле, так, пожалуй, и не до того будет...
С прочими народными язвами — проституцией, наркоманией, сексуальными извращениями и даже с воровством в его простейших формах — управиться легче, хотя без перегибов не обойтись. Поскольку возрождение державы видится делом не менее тяжким, чем, положим, победа в прошлой Отечественной войне, то «сурово брови мы насупим», как пелось в песне предвоенных лет, и будем «без сантиментов» чистить себя под хозяина, а страну от нечисти.
Следующая проблема после первых успехов внутреннего оздоровления (именно следующая, а не одновременная) — активное государственное попечение над территориями так называемого ближнего зарубежья с преобладающим русским населением; денонсация, хотя бы и в одностороннем порядке, Беловежских соглашений; долговременная программа воссоединения волюнтаристски отторгнутых территорий всеми средствами, каковыми способна располагать вновь ставшая великой Русская держава.
А за всеми вышеперечисленными действиями и намерениями, за всеми прочими, не названными по причине их множества, как опорная стена, должна присутствовать в каждом всерьез рассердившемся русском уверенность в том, что нет такой силы в мире, какая могла бы помешать ему возрождать свое государство. Экономически самодостаточному, не страшны ему никакие бойкоты, а наличие ядерного оружия — гарантия от агрессии «всего прогрессивного человечества», понимающего, что никаких «малых войн» с нами быть не может, может быть только одна «большая» и без победителей.
Несколько слов о «хозяине». Редчайше и с большой долей сомнения и неуверенности в этой роли видят царя. Чаще «военного», а последнее время некоего еще вообще незнаемого. В дни последнего «предвыборья» возникало имя А.Лебедя, явившего народу суровую немногословность и таинственную многообещаемость. В.Жириновский в кампании растерял своих воздыхателей, потому что отчего-то надумал доказывать, что он «не верблюд», что хороший семьянин и вообще — как все. Но таковой-то он как раз никому и не нужен. Ранее расхожие исторические аналогии практически исчезли с уст: Пиночет, Франко, де Голль — нет, сегодня они ниже той планки, которую воображает народное сознание для будущего спасателя земли Русской. О Православии говорится лишь как о сопутствующем факторе — по-другому и не может быть в стране преобладающего атеизма. Коммунистов же в роли спасателей видят только коммунисты.
Народ ждет и потому фактически безмолвствует.
Последняя фраза заведомо не точна, ибо никакое даже суперпрофессиональное социологическое исследование не способно определить, какая часть народонаселения России мыслит сегодня таким образом, каковой я старался добросовестно изложить. Уверен в одном: что часть эта будет возрастать в геометрической прогрессии по мере дальнейшей демонстрации властью своего бессилия.
Не знающий КАК и пребывающий в отчаянии от собственного бессилия, сам я с типичным интеллигентским трепетом предчувствую миг, когда скажу себе тихо, но в унисон с массами: да будет так! Пусть придет дерзкий и возьмет за шиворот...
источник |
