Область филологии, разделённая самим процессом познания на десятки специальных филологических наук, нередко теряет в сознании учащихся (и даже специалистов) необходимую целостность и «отрывается» от корневых, фундаментальных гуманитарных понятий, без которых её верное, полноценное восприятие и толкование весьма сомнительно. Это относится прежде всего к филологии в массовой общеобразовательной школе, где должны закладываться основополагающие представления о слове и словесности как особой области знаний, во многом определяющей складывающееся в сознании школьников представление о меняющемся мире.

Первоначальное знакомство со словом и овладение им, происходящее постепенно, формируется в сознании учащегося как знание образов и смыслов слов родной речи и завершается целостным словесным освоением окружающего мира.

До возникновения новых информационных технологий обучение языку и овладение словом происходило в семейном, а затем в школьном и внешкольном непосредственном словесном общении. Здесь начинались корни миропонимания и мировоззрения, восходящие к историческим традициям, к исторически сложившимся словесным образам и понятиям.

Сегодня нормальное формирование языковой личности чрезвычайно затруднено, ибо окружающая информационная среда (СМИ) противостоит естественному языковому созреванию и мешает образованию нормального восприятия слова. В сущности значительная часть СМИ осуществляет «целенаправленное внедрение новых моделей межгрупповых и межличностных отношений, конструирование иных стереотипов поведения. Массовое тиражирование ошибок, разрушающих норму устной и письменной речи, формирует негативное отношение не только к языковой норме, но и к социальной норме вообще». Кроме того, «с искажением языковой нормы искажаются и познавательные модели, что ведёт к деформации сознания индивида»[1].

Эта деформация сознания заметно проявляется в утрате способности современных школьников воспринимать исторические корни слов и усваивавшийся ранее в школьном возрасте ореол смыслов, восходящих к историческому осознанию слова. Слово, несущее аромат времени, превращается созданной «информационной атмосферой» – в прагматически-узкий смысловой сигнал. Так уже на языковом уровне происходит утрата исторического ощущения мира.

Слова, как известно, меняют со временем оттенки смысла, но корневое их содержание остаётся как фундамент для образования новых оттенков.

Полноценное овладение словом и полноценное обучение языку невозможно без исторического восприятия слова-идеи и слова-образа. «...Одни только идеи руководят и спасают народ, – писал выдающийся русский историк И.Е. Забелин. – Какая же идея спасла Русь? Идея православия, религиозная, где все противоположные интересы откликнулись родственно»[2]. Эта плодотворная мысль великого знатока русской истории и русской культуры обязывает нас помнить, что русский язык (слово) органически связан с идеей добра, ибо в осмысленных буквицах древнего русского алфавита содержится мысль о познании добра через слово (глагол – добро – есть) и утверждение силы этого добра, которым живёт Земля.

Литература как выражение духовного опыта народа, своеобразия и силы народного ума и созидательных устремлений, воплощается через слово. В современной школе она (чаще, чем ранее) входит в сознание через слово, утратившее (для этого сознания) исторические смыслы. Так на уровне слова происходит обеднение художественного текста, служащего для воссоздания в сознании художественных образов произведения. И эти образы, не обогащенные в сознании историческими реалиями, блекнут, примитивизируются, предстают обеднёнными, обделёнными опытом и не соответствующими авторским представлениям и замыслу. Между читателем и литературой возникает исторический барьер. Таким образом, перед современной школой в связи с изучением языка и литературы остро встаёт вопрос формирования исторического сознания школьников.

Памятуя, что при целостном изучении истории «только духовный смысл общих движений и представлений получает истинную важность»[3] необходимо сегодня одухотворить историю прошлого как можно более широким освещением духовной жизни общества, представляемого вниманию современников. Такое освещение требует не только истинности фактов и событий, но их исторически верного целостного «наполнения» прежде всего духовным содержанием, соответствующим воспроизводимой эпохе. Такого рода освещение возможно, когда исторические явления предстанут перед нами в живом ощущении и оценке их современников, воспринимающих действительные события в полноте чувств, представлений, и настроений. Ибо «исторический феномен никогда не может быть объяснён вне его времени»,[4] а значит, необходимо по возможности приблизиться к образу мыслей, чувств и представлений людей эпохи, чтобы верно объяснить происходившее.

Литература, как и вся духовная культура народа, – национальна. Причём «всякая народная культура есть живое органическое единство, коренящееся в религии... Тот, кто хочет понять сущность и своеобразие какого-нибудь народа, поступит правильно, если попытается заглянуть в сферу его религии и культуры»,[5] – писал выдающийся русский мыслитель И.А. Ильин. Русская культура, выросшая в лоне Православия, имеет своим непременным свойством органическую связь с православными национальными традициями, основанными на духовно-нравственных началах православного понимания сущности бытия, на идеалах, выработанных православным национально-историческим самосознанием. Всем этим определяется и дух русской литературы. Исторический подход требует учесть это её органическое начало и рассматривать мировосприятие героев в контексте присущего им миросознания. Без этого литература не может быть целостно воспринята и научно осмыслена.

Всё это отнюдь не исключает необходимости учёта иных социальных обстоятельств и причин, оказывающих на литературу своё неизменное влияние. Ясно, что лишь полнота этих влияний создаёт предпосылки объективного научного объяснения содержания литературы и закономерностей её развития.

Филологическое образование начинается с осознания многостороннего содержания слова, сосредоточивающего опыт поколений; оно стремится охватить всеобщий и предметно-образный смысл слова и речи, в единстве словесного целого. Такое постижение требует не только напряжения ума, живого чувства и духовного видения; оно нераздельно с осознанием жизни слова. Жизнь – всегда движение, изменение и развитие во времени, и можно сказать, что осознанное, целостное представление о таком движении в единстве и взаимосвязях истоков, причин и следствий – и есть история.

Живое слово – цельное, кипящее оттенками, ассоциациями смыслов, чувств, настроений, слово-туманность, слово-Вселенная, может раскрыться перед нами только во владениях истории. Слово возникает в истории, отражает историю и предшествует истории.

Слово исторично в своём возникновении, восприятии и толковании. Исторично и его воздействие, т.е. одно и то же слово, произнесённое в тех же обстоятельствах в разные времена, окажет разное действие.

В то же время в целом «искусство со стороны своего содержания есть выражение исторической жизни народа» /В.Г. Белинский/. Выражение жизни – исторично. Вся литература, таким образом, – это запечатлённая в слове эстетизированная история, так как она всегда есть отражение времени и людей определённого времени, о котором нам, потомкам, необходимо знать. Ибо память о прошлом даётся в назидание тем, кто желает иметь будущее...

В Писании иносказательно говорится о семени, рассеиваемом сеятелем. Все мы сеятели слов, произносимых «во благо», или слов, несущих зло. Слово–семя, попав в различную среду, не сразу даёт всходы. От прозябания до созревания плода проходят дни, годы, даже десятилетия и века.

«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся», – сказал поэт. Но это не снимает нашей ответственности за произносимое слово. За каждое слово. Ибо мы, сеятели, должны знать, что плоды нашего труда окажутся перед строгим судом истории.

Плодотворно только доброе семя, и когда оно прорастёт, произведёт растение и даст добрые плоды.

«Всё настоящее имеет свои корни в старине, – писал А.С. Хомяков, – даже самое неожиданное и странное явление, будучи хорошо исследовано, приводит вас к своему зародышу, который есть не что иное как плод прошедшего времени..."[6].

При этом вся история воспринимается нами прежде всего не как течение физического времени, но как «очеловеченное время» в человеческом мире. Иными словами, история как признак человеческого бытия существует благодаря своей «очеловеченности», соотнесённости с жизнью человека, народа и человечества... Человек вне истории, собственно говоря, и не человек, ибо у доисторического человека нет лица в истории. Таким образом, чем более человек принадлежит истории и связан с нею, тем более он человек. И лишь полнота представлений о человеке даёт верное понятие о самой истории.

Ведь если история – «развитие человеческих, гражданских идей в то же время и государственных», то не в меньшей степени она, – писал Георгий Флоровский, – «история духа», «история возрастания человека в меру его полного совершенства под Господством исторического Богочеловека"[7]. «История духа» – это всегда и история веры или неверия, утверждения духовного начала в отношении к миру и человеку, ориентации на Абсолют или установки на умозрительный рационализм и неизменную относительность суждений.

Каждая эпоха характеризуется преобладающим мировосприятием, представляющим основу его исторического видения. Изучающему исторического человека важно воссоздать в своём воображении дух времени.

Об этом речь. Ведь без образа исторического врёмени невозможно понять и его вневременной смысл, невозможно уразуметь и произведение искусства, отражающее это время...

Современная наука в целом отказалась от односторонних представлений об истории общества как о предначертанной смене производственных отношений, в целом определявших общественное развитие. Должное значение придаётся сегодня культурным, идеологическим, мировоззренческим и тесно связанным с ними религиозным и вообще духовным началам.

Возвращается в историческую науку память о значительном влиянии традиционных национальных ценностей, без учёта своеобразия которых история оказывается сводом событий, подвёрстанных под схемы стандартно толкуе­мых обстоятельств. Но живая история нашего отечества ещё не стала до­стоянием современных поколений. Это одна из важных причин продолжаю­щегося смутного времени.

Историческое невежество значительной части наших современников проникло в образование и современную культуру. Вполне дипломированные люди иногда судят об истории, почти как фонвизинский Митрофанушка.

Но без чувства истории не может быть грамотного прочтения худо­жественной классики, ибо отсутствие исторического видения фальсифи­цирует смысл и пафос произведения.

Один пример. Театр им. М.Н. Ермоловой. Пьеса по роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Дело похвальное. Пьеса пользуется успехом публики. Но этот успех строится на костях исторической и художественной правды. Два примера из спектакля.

Объяснение Онегина с Татьяной после получения им её письма. Не буду напоминать коллегам монолог героя, где он даёт ей «урок», и совершенно откровенно говорит бедной Татьяне, что «не создан для блаженства» и недостоин её совершенств.

Умеющий читать за строкой понимает: герой удивительно правдив и искренен. Он ни на волос не лжёт. Монолог окончен. Онегин подаёт Татьяне руку. Она опирается на неё. Они идут к дому. И вдруг... Татьяна бросается к нему на шею, целует, обнимает и убегает прочь. Публика рукоплещет… невежеству исполнителей и... фальсификации романа.

Актриса и режиссёр показали здесь не только художественное неправдоподобие, но обнаружили историческое невежество. Дух времени и суть характера Татьяны им совершенно неясны. Они вводят в заблуждение зри­теля, также исторически невежественного.

Другая сцена (после объяснения Онегина с Татьяной) ещё более нелепа. Произнеся свой монолог с его известными всем словами («Но я другому отдана / Я буду век ему верна»). Татьяна приседает на корточки, обни­мает голову стоящего на коленях Онегина и целует его.

Этикет того времени, характер дворянского воспитания, религиозные и светские традиции, наконец характер героев и их отношения – всё, что составляет дух времени, разрушено этой нелепой сценой.

Татьяна, которая упорно не замечает Онегина из жалости к его чести (ибо любит его) и понимает, как он, о котором она писала: «Ты мне послан
Богом», унижает себя таким примитивно-влюблённым (почти мальчишеским) поведением, Татьяна, обладавшая достоинством человека, умеющего властвовать собой, разрушает в этой сцене не только художественную правду, но и всякую историческую сообразность. И всё это (заметим), увы, столичный театр...

Историческое невежество многих современных книг и небезопасная фальсификация исторического опыта – залог неверных мнений, которые скажутся и сказываются в нашей жизни, ибо как уже было многократно замечено, только полное и добросовестное познание истории, в особен­ности развернувшихся в ней трагедий, поможет избежать их повторения. «Незнание прошлого не только вредит познанию настоящего, но ставит под угрозу всякую попытку действовать в настоящем», – пишет видный историк[8].

Так что же делать нам, словесникам? Дружить с историей, изучать историю, овладевать историей и знать её мы обязаны. Это наш профес­сиональный, а значит, и нравственный долг...

Дух времени... Как непросто проникнуться им. Каковы же пути к решению этой задачи?

Необходимо находить истинное во всех доступных нам материалах и, опираясь на достоверные исторические источники, «чувство истории» и хронологии, мыслить честно, не пытаясь в угоду своим симпатиям или антипатиям преувеличить или преуменьшить значение безусловно досто­верных фактов или обстоятельств.

Нужно читать исторически грамотно. Ведь источники «говорят лишь тогда, когда умеешь их спрашивать"[9]. Что значит уметь спрашивать? Во-первых, не приписывать своего понимания и толкования, а учиться соглашаться с написанным, принимая его за истину. Есть ли примеры подобного рода попыток? Есть. Я сошлюсь на статьи В.О. Ключевского, которые искренно рекомендую всем незнакомым с ними, прежде всего молодым, коллегам. Это, например, блестящая статья «Воспоминания о Н.И. Новикове и его времени», а также: «Недоросль» Фонвизина. «Опыт историчес­кого объяснения учебной пьесы»; «Евгений Онегин и его предки». Укажу ещё один классический пример: статьи Алексея Веселовского «Памяти Фонвизина» и «Грибоедов».

Приведу один пример. Вот часть характеристики эпохи в статье о Грибоедове Алексея Веселовского:

«Александр Сергеевич Грибоедов родился в Москве 4-го января 1795 года. С раннего детства его окружала обстановка старого барства. Семья его вела свой род от выезжего из Польши дворянина; помнила, что ещё в допетровскую пору многие её предки занимали важные государственные должности; гордилась заключёнными впоследствии связями со многими аристократическими родами, и вообще любила тянуться за старою знатью. Дом, в котором жили Грибоедовы и который сохранился до сих пор почти в том виде, в каком был при них, находился в той части Москвы, которая и теперь не совсем утратила характер барского квартала, и своими старинными фасадами, фронтонами и львами на воротах, домами-особняками, назначенными для одного лишь семейства и окружёнными многочисленными службами, напоминает о прежнем быте богатого помещичества. В этом московском Сен-Жерменском предместье в старину сложились особые нравы и порядки; в то время как в других частях города лишь изредка виднелись дворцы магнатов, высившиеся из нестройных групп мещанских построек, здесь селились одни «столбовые», составляя замкнутый мирок, связанный узами родства, свойства, дружбы и сплетен. Себя только и свою жизнь эти люди считали светом; у них были свои мудрецы, законодатели и законодательницы светских приличий, свои родовые и общественные традиции свято наблюдались, и самостоятельная жизнь гасла и замирала в этом заколдованном кругу. Вот среда, в которой очутился ребёнком Грибоедов, вот те люди, с которыми ему пришлось впоследствии иметь дело”[10].

В упомянутых мною статьях, основанных на знании фактов истории, воссоздано то, что необходимо при обучении литературе – живой образ времени. И это чрезвычайно важно, особенно в школе. Ведь духовная зрелость возникает, когда подросток начинает осознавать и ощущать себя в историческом времени, когда он приобретает опыт исторического рассуждения, и прежде всего – знания соприродной ему национальной культуры и исторической действительности, которая ей соответствует, т.е., говоря словами К.Д. Ушинского, когда он ориентирован на «преимущественное, усиленное изучение родины». На ту же задачу указывал В. Сухомлинский: «...Духовная зрелость приходит к человеку с видением жизни своего поколения как одного из звеньев в бессмертной цепи человечества. Не так легко озарить сознание ребёнка мыслью, что он завтрашний взрослый человек, что ему надо готовиться к миссии созидателя, творца материальных и духовных ценностей... Маленькое напоминание учителя должно пробудить в детском сознании большую мысль..."[11].

Эта «большая мысль» рождается лишь из понимания и ощущения человеческого бытия как движения и развития, имеющего единое начало и неповторимое разнообразие. Мир человека историчен. В него входят движущиеся в потоке времени социальные обстоятельства и политические цели людей, сословий, племён и народов, а также культура, опыт целостного ощущения мира в его настоящем и прошлом. Такой опыт, рождающийся из представлений о жизненном укладе и происходящих социально-исторических и культурных переменах, формирует в нашем сознании картину развивающейся исторической действительности – образ быстротекущей жизни. Через ощущение меняющейся окружающей реальности в переживании и осознании традиций и преданий прошлого происходит становление исто­рического сознания, непременной части представлений полноценного че­ловека. Речь идёт именно и прежде всего об этом.

Современная школа, нацеленная на сугубую прагматику, превращаясь в сферу услуг для производства наёмных исполнителей и вообще работников сферы услуг, – в сущности своей враждебна истории, лежащей в основе формирования личности. Поэтому трудно считать случайным решение коллегии Министерства образования Российской Федерации 28. ХП.1994, № 24/1/ «О стратегии развития исторического и обществоведческого образования в общеобразовательных учреждениях» («Преподавание истории в школе», 1995. №3), где намеренно предлагалось убрать из школы преподавание последовательного курса истории России и предлагалось рассматривать историю Отечества обязательно и непременно в контексте всемирной истории. Все эти целенаправленные действия, а также появление в школе учебников, в которых русская история искажена, принижена и оболгана, готовили планомерные удары по полноценному школьному образования в целом.

Кроме того, школе надолго навязали (вопреки сопротивлению специалистов) концепцию концентрического изучения исторических дисциплин. Но история познаёт явления во времени от исхода к результату. Она не может быть «концентрической», «кружащейся», она всегда целеустремлённо-линейна. В ней особенно важны взаимосвязи и взаимодействия событий, законы исторического движения, опирающиеся на объективные обстоятельства, на живые творческие силы, на сознание мироустройства, начиная с организации человеческого общества на разных этапах его существования и кончая цепью духовных открытий.

История, рассматриваемая «концентрически», предстаёт пред сознанием как карусель событий, отторгнутых от единства исторической картины; и эти события воспринимаются в этом случае не как «связь времён», но как совершавшиеся хаотично, по воле случая, вследствие одиноких усилий и немотивированных совпадений.

Сейчас дело слегка изменилось к лучшему. Но всё это жалкие изменения: они далеки от того, что должно быть в полноценной школе. Окончательное изменение ложных и вредных установок в отношении истории станет возможным только тогда, когда школа из категории «сферы услуг» вновь станет горнилом формирования полноценной и всесторонне развитой личности гражданина России.

Ценность и значимость культурного опыта прошлого, предполагаемого и ожидаемого будущего определяется полнотою представлений о мире, а также полнотою гармонического восприятия мира, как вещественного, так и духовного.

В этом отношении чрезвычайно важно обратить внимание на то, чтобы исторические знания, как в преподавании отечественной истории, так и в преподавании истории литературы, преподносились не механически, а в соответствии с сущностью самого человека, соприродно с его духовным, словомысленным и историческим бытием, чтобы они были соотнесены в его сознании с начатками заложенных в нём – веры и культуры. Такого рода подход был отчасти осуществлён в XX веке в странах, достигших наибольших успехов в образовании и производстве. Достаточно упомянуть «гуманизирующую» реформу образования П. Ланжевена во Франции, успехи подобного рода в Японии и др.

Залогом формирования полноценных исторических представлений служит созерцательная историческая память. Её формирование – непременное условие становления полноценного человека. Формирование такой памяти позволяет осознать историю, проникнутую движущими её надобыденными представлениями и предпосылками, отзывающимися в духовной жизни поколений.

Сюда относятся представления внутреннего и внешнего быта общества, представления семейной, общинной, государственной, административной, ритуально-церемониальной и прочих сторонах исторического бытия, где всякая деталь значима и может быть осмыслена в связи с тем, что называется духом времени и духом народа.

Неплохо помнить, что «русский дух, – говоря словами И.Е. Забелина, – пошире сословной вражды, сословных интересов». Общенародное, богоустановленное, державное запечатлевалось в сознании как родовое, отечественное, близкое к святыне. «Caмoe слово воля понималось в этом отношении как худое дело, ибо противоречило положению века, что вольность есть поклонение нормам того существования, где неволя признавалась за святыню».[12] (Волю дать – добра не видать, Боле воли – хуже доля, Воля портит, а неволя учит, Не бойся неволи, а бойся воли).

Воля понималась как путь к своеволию, от которого добра не жди, ибо «на всё воля Божия». Эту сторону исторически сложившегося национального мироотношения толковали нередко предвзято и односторонне; народную мудрость смешивали с народным раболепием или склонностью к рабству. Между тем ничего подобного не было и нет в русском национальном характере.

То же и в отношении веры и неверия. Национальный характер русской мысли несомненно отразился в пословицах (Вера спасает. Вера животворит. Вера и гору с места сдвинет. С верой нигде не пропадёшь. Не нам, не нам, но имени Твоему), а потому вера в её основном смысле – путь к спасению, непостижимый умом дар Божий, защита и оружие, основа добродетели, любви, надежды и мудрости.
И опять же – от истинной веры русское национальное самосознание отличало суе–верие, слепое верование, вероподобие, маловерие, чужеверие и проч.

Историческая память, и только она, позволяет познать смысл движущейся истории. «...Говорить о «длящемся», – пишет С.Н. Трубецкой, – мы можем лишь постольку, поскольку мысль наша связывает в одно целую серию моментов прошедших и будущих, уже исчезнувших или ещё не наступивших, т.е. поскольку мы утверждаем реальность как прошедшего, так и будущего. Если мы будем утверждать только реальность настоящего, то никакого «шума леса» у нас не получится, ибо шум слагается не из одного мига, а из бесчисленных моментов прошлого, сохранённых памятью и столь же бесчисленных моментов будущего, предвосхищенных мыслью…"[13]. Вполне логично поэтому заключить, что дисциплины гуманитарного цикла: язык, литература, история, основы православной культуры – это те предметы, которые обеспечивают здоровую полноту в восприятии человеческой жизни, учат ощущать историческую действительность прошлого (опыт), настоящего (опыт наше сущее бытие) и будущего (того, что зиждется на опыте прошлого, обстоятельствах настоящего, воспринимаемых с учётом опыта прошлого), наконец, – будущего, предполагаемого, с той или иной степенью достоверности.

Нелегко бывает судить о духе времени в те периоды, когда историческое сознание теряет религиозную преемственность, на которой формировался русский национальный характер. Необходимо прислушаться к знатокам народоведам и помнить, что «русский народ «живёт в области идей, ищет разрешения духовных задач, поставленных его внутренним миром», и «постоянно стремится к богопознанию»[14], обладая «восхитительным стремлением к добру и вечности»[15]. Поэтому важно отмечать эти утраченные во многом, однако существующие во многих проявлениях корневые свойства, чтобы верно оценить традиционные черты исторических характеров...

Вернёмся к вопросу о том, что значит история в изучении литературы. Прежде всего она путь к её верному пониманию. Ведь чтение как процесс, начинаясь с труда по овладению внешним смыслом, завершается трудом по обретению смысла, исторически мотивированного, основанного на зримой исторической логике фактов. Через историческое восприятие литература обретает перспективу и объёмность смысла и самую возможность служить «связью времён».

Такого рода грамотное, плодотворное чтение в наших условиях чрезвычайно затруднено в школе. И не только тем, что история изучается мало, плохо и неумело. Но и ущербной языковой подготовкой, резко ухудшенной за последние 20 лет, а также ориентацией на «клиповое восприятие истории», возникающее вследствие «эксперимента» концентрического её изучения, и на способы тестовой проверки исторических знаний.

Ведь тест «проверяет» знание факта и отношений между фактами; понимание истории требует освоения процесса и логики анализа и умения рассуждать, а не получать «голый» результат. Короче – оно требует овладения процессом исторического анализа.

Деградация современной массовой школы в России давно стала очевидностью. Никакие искусственные кампании в поддержку одарённых детей и отдельных школьных коллективов с углубленным изучением тех или иных областей знаний не изменят катастрофического снижения уровня содержательности школьных фундаментальных дисциплин. В школьной политике цинизм разрушителей сливается со всё возрастающим невежеством. Но и в этих условиях находятся люди бездумно или бессовестно заявляющие, что в целом, мол, нечего паниковать. Можно сказать однозначно: такое успокоительное мнение имеет в основе либо невежество, либо непорядочность и равнодушие к происходящему развалу.

Напомню, все последние варианты стандартов демонстрируют разрыв с историей, с традициями отечественного просвещения и культуры, с научно-методическим наследием русской школы.

Художественная литература оказывается в них в сущности изолированной от национальной истории, творческой биографии писателя и подаётся вне процесса её развития, т.е. ненаучно. Отбор произведений зачастую определяется не художественным уровнем (классика) и историко-культурной значимостью, а установкой на минимизацию содержания и «модностью» в сознании составителей.

Без достойного знания отечественной истории нет и не может быть уважения к минувшему. Знание истории как науки было в XX веке недостаточно полно, но системно; теперь и это качество утрачивается значительной школьников. Причина общеизвестна. Преобладание дезинформации над объективной информацией, потоки информационного мусора, захлёстывающие объективные, содержательные и дельные сообщения, оползни бескультурья и пошлости, стекающие в массы с высших этажей власти – всё это подавляет здоровую информацию, имеющую корни в традиционных культурных ценностях.

Современная школа деградировала и продолжает деградировать не только под влиянием разрушителей-реформаторов, но одновременно из-за малообразованного читателя. Ему трудно быть иным в условиях преобладания дезинформации над объективной информацией, информационного мусора над содержательными и дельными сообщениями, санкционированных потоков бескультурья и умопомрачительной пошлости над материалами, представляющими традиционные культурные ценности.

Реформы направляют массовую школу к интеллектуальной катастрофе. Считать всё это случайным – нелепо. Наш долг сеять «разумное, доброе, вечное», несмотря на массовое шизофренизирующее воздействие СМИ, вопреки неполноценным школьным программам и «новациям», убивающим здоровое сознание школьников в условиях полной информационной незащищённости и ведущейся против нас с вами и нашего народа информационно – психологической войны. В этой борьбе будем опираться на память, на знание истинной истории, непременной принадлежности образованного человека и общества, желающего иметь будущее.

Современная школа деградирует и под влиянием преобладания дезинформации и информационного мусора над содержательными и дельными сообщениями, потоков бескультурья и умопомрачительной пошлости над материалами, представляющими традиционные культурные ценности.

Наш долг сеять «разумное, доброе, вечное», несмотря на массовое шизофренизирующее воздействие СМИ, вопреки неполноценным школьным программам и «новациям», убивающим здоровое сознание школьников в условиях информационной незащищённости и ведущейся против нашего народа информационно – психологической войны. В этой борьбе будем опираться на память, на знание истинной истории, непременной принадлежности образованного человека и общества, желающего иметь будущее.

[1] См.: Речевая деятельность – языковое сознание – общающиеся личности. ХУ Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. – Москва -Калуга, 2006. С.324.

[2] Забелин И.Е. Записные книжки // Дневники. Записные книжки. – М., 2001.

[3] Хомяков А.С. Семирамида // Хомяков А.С. Церковь одна. Семирамида. – М., 2004. С.62.

[4] Блок Марк. Апология истории или ремесло историка. Изд. 2-е. – М., 1986. С.22.

[5] Ильин И.А. Сущность и своеобразие русской культуры // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. Т.3. Кн. 2. С.467.

[6] Хомяков А.С. Семирамида // Церковь одна. Семирамида. – М., 2004. С.7.

[7] Флоровский Г. The Predicament of the Christian Historian //
Religion and Culture. Sasayt in Honor of Paul Tillioh. – New York., 1959. P.166.

[8] Марк Блок. Апология Истории. – М., 1986. С.35.

[9] Там же. С.38.

[10] Веселовский А.Н. Этюды и характеристики. – М., 1904. С.495–496.

[11] Сухомлинский В. Потребность человека в человеке. – М., "Советская Россия". 1981. С.77.

[12] Забелин И.Е. Записные книжки // Дневники. Записные книжки. – М., 2001. С.246, 240.

[13] Трубецкой Е.Н. Смысл жизни // Избранное. – М., 1955. С.55.

[14] Лесков Н.С. Об участии народа в церковных делах // "Северная пчела", 1862. №80. 23 марта.

[15] Лесков-Стебницкий Н.С. Обнищеванцы // Сборник мелких беллетристических произведений. – СПб.,1873. С.335.