4.
В подтверждение этого мнения укажу, что вместо упомянутых мною истинных классиков появились в Программе имена писателей, попавших в список по каким-то непонятным причинам, как говорят, нежданно-негаданно. Причём заняли они весьма немало места и, откровенно говоря, заняли незаконно. Ведь (напомню ещё раз!) в школе изучают не просто литературу, а классику.
Таких же авторов (кстати сказать, очень-очень разных по художественному уровню их произведений), как В.П. Аксёнов, А.Т. Гладилин, Ю.О. Домбровский, В.С. Маканин, В.П. Некрасов, В.О. Пелевин, А.Н. Рыбаков, Ю.С. Рытхэу, Л.Е. Улицкая и А.И. Эппель, никак нельзя отнести к классикам и к писателям, которых нужно ввести в школьную программу.
В подборе этих авторов, как и некоторых других, отзывается чисто политический подход: все они в прошлом, по большей части, диссиденты или «лютые протестники», как выражался один мне знакомый писатель. Может быть, это и было принципом отбора? Не знаю. Думаю, что есть ещё другие причины, но причины не литературного свойства...
Но знаю твёрдо, что если в перечне изучаемых в школе поэтов ХХ века нет М.В. Исаковского, чьи песни пела в ХХ веке вся Россия, нет К.М. Симо-нова, ряд военных стихов которого знали наизусть почти все защитники, спасшие нас от фашизма, если нет Н.М. Рубцова и Ю.П. Кузнецова, любящих Россию «истинно, свято, разумно», то вряд ли пристойно включать в программу, например, О.Э. Мандельштама и И.А. Бродского, ангажированные издания книг которого начинают превосходить масштабы изданий всех мировых классиков. Так ему «делают имя». Кто? Оставим вопрос
открытым…
Почему я не считаю уместным включать в программу О. Мандельштама? По той причине, что он в конечном счёте – всего лишь русскоязычный поэт. Талантливый «конструктивист», остро чувствующий слово, он искренне выражал в иных своих стихах противостояние русскому взгляду на мир.
Вспомним русскую поэзию. Какое слово в ней является ключевым? Конечно, слово любовь, люблю. Например:
«Люблю Отчизну я…»
«Люблю дымок спалённой жнивы…»
(М.Ю.Лермонтов)
«Люблю грозу в начале мая…»
«Я лютеран люблю богослуженье…»
«Люблю глаза твои, мой друг…»
«Люблю смотреть, когда созданье
Как бы погружено в весне…»
(Ф.И.Тютчев)
«Люблю дорожкою лесною,
Не зная сам куда брести…»
«Люблю тебя, месяц, когда озаряешь…»
Люблю я горные вершины…»
(А.Н.Майков)
и т.д.
А теперь приведём несколько стихов О. Мандельштама:
«И Батюшкова мне противна спесь…»
Не угодил, видите ли, русский поэт Батюшков Осипу Эмильевичу!
И ещё:
«Я ненавижу свет
Однообразных звёзд…»
Или:
«Как я ненавижу пахучие древние срубы…»
Нелишне напомнить, что вся Россия была деревянной, и «пахучие древние срубы» – это типическая картина старой Руси, России, которая мила русскому сердцу и которую О.Э. Мандельштам (я не виню его в этом) в сущности, не сумел полюбить… Ведь он искренно говорил о себе («мы»): «Мы живём под собою не чуя страны…». Не чуял. Можно ли за это осуждать? Нет. Но ставить как образец такое отношение – недопустимо.
Наконец, у О.Э. Мандельштама (Бог ему судья!) есть целая статья, призывающая к убийству русского императора Николая II, человека высокой нравственности, зверски убитого вместе с семьёй врагами русского народа и причисленного
ныне к лику Русских святых. Сегодня такая статья означает несомненное, уже, так сказать, официальное кощунство.
В этой статье («Кровавая мистерия 9-го января») О.Э. Мандельштам намекает на искусственную организацию (не стихийное возникновение) спровоцированных за деньги беспорядков 1905 года и пишет со свойственной ему энергией ненависти следующее: «Сознание значительности этого дня в умах современников перевешивало его понятийный смысл, тяготело над ними, как нечто грозное, тяжёлое, необъяснимое. Урок девятого января – цареубийство –настоящий урок трагедии: нельзя жить, если не будет убит царь». Понять, что значил царь для России, «христианин» Мандельштам не смог.
Теперь о Бродском, которого так старательно «делают» гением и совершенно неосновательно сравнивают с самыми великими поэтами. Оставим в стороне его русофобские выпады и обратимся к его поэтическим достоинствам. Вот что пишет о его стихах, и справедливо пишет, известный всем А.И. Солженицын: Бродский «нередко снижается до глумления», «смотрит на мир …с гримасой неприязни, нелюбви к существующему» (с. 183). Чуждый «русской литературной традиции, исключая расхожие отголоски, оттуда выхваченные» (с. 192), этот поэт «почти не коснулся русской почвы» (с. 183). Его стихи зачастую «переходят в интеллектуально-риторическую гимнастику», создавая «впечатление нарочитого косноязычия». Полные «исковерканных, раздёрганных фраз» с непроизносимым порядком слов (с. 185), они свидетельствуют, что «глубинных возможностей русского языка Бродский вовсе не использовал, огромный органический слой русского языка как бы не существует для него, или даже ему неизвестен» (с.187) и т.д. Нелишне учесть также, что И. Бродский, как выразился И. Шарыгин, «постепенно терял свой русский язык». Почему же такой поэт включён в школьную программу «взамен» настоящих классических русских поэтов? Ответ напрашивается сам: потому что его поэзия чужда русскому духу. Потому что не причастна к корневым началам русской литературы, русской речи, более того – во многом им чужда…
Но разве всё то, что мы наблюдали, справедливо и правильно? Разве можно лишать новые поколения законного наследия русских национальных гениев, подсовывая вместо них не родное, а чужое и то, что хуже? И стоит ли так настойчиво строить программу на русофобских началах? Или русофобия у нас узаконена? Укажите, пожалуйста, статью Конституции, где это обозначено. Нет такой? Ну тогда, коль скоро не постеснялись вычеркнуть из списка великих русских писателей, теперь не постесняйтесь переиздать программу с законными исправлениями, чтобы избавить этот документ от подковёрного русофобского экстремизма! Пора, господа, а то дождётесь того, что будет поздно.
Повторю: последние Программы по литературе, выпущенные и утверждённые «свыше», достойны не просто осуждения, но наказания: в них нагло ограблено поколение русской молодёжи, у него отняты законно принадлежащие ему сокровища русской национальной культуры, получившей всемирное признание, в них включено то, что к программам обязательного изучения классики – не имеет отношения. При этом они обнаружили неприятие «русского духа», «русского ума и сердца», то есть того, на чём держалась и держится вся русская культура. Не плохо бы министерским «полицаям мысли» понять, что «без русского духа», «русского ума и сердца» – нет русской культуры, а без русской культуры – не может быть и культуры в России. Не пора ли наконец покончить с подковёрным антирусским экстремизмом в изданиях, выпускаемых по школьной программе! Пора!
