Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4732]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [850]
Архив [1656]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 13
Гостей: 13
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » Архив

    И.А. Ильин. О Родине. 2. ОБРЕТЕНИЕ РОДИНЫ
    http://cdn.static3.rtr-vesti.ru/vh/pictures/o/925/27.jpg
    Человек находит родину не просто инстинктом, но инстинктивно укорененным духом, и имеет ее любовью. А это означает, что вопрос о родине разрешается в по­рядке самопознания и добровольного избрания.
     
    Можно принудительно и формально причислить челове­ка или целое множество людей к какому-нибудь государ­ству. Можно наказывать и казнить людей за формаль­но совершенную измену. Но заставить человека любить какую-нибудь "страну”, как свою родину, или быть националистом чужой ему нации — невозможно. Любовь возникает сама, а если она сама не возникает, то ее не будет; она не вынудима, она есть дело свободы, внут­ренней свободы человеческого самоопределения.
     
    Но этого мало. Она есть дело его духовной свободы, добровольного, духовного самоопределения. Как это понимать?
     
    Установим прежде всего, что природные, исторические, кровные и бытовые связи, которые сами по себе могут и не указывать человеку его родину, могут и должны при­обретать то духовное значение, которое делает их достой­ным предметом патриотической любви. Тогда они на­полняются внутренним, священным значением, ибо человек воспринимает через них как бы тело или жилище, или колыбель, или орудие и средство, или материал для духа, для своего духа, но не только для своего: для духа своих предков и своего народа. Все перечисленные нами внеш­ние условия жизни становятся тогда верным знаком национального духа и необходимым ему материалом. Вот почему русскому сердцу не милы степи Пампасов и тундры Канады, но малороссийские степи и архангельские тундры могут заставить его сердце забиться. Не кровь сама по себе решает вопрос о родине, а кровь как воплотительница и носительница духовной традиции. Не территория священна и неприкосновенна, ибо императорская Россия уступила добровольно Аляску и никто не видел в этом позора, но территория, необходимая для расцвета русской национальной духовной культуры, всегда будет испытываться русскими патриотами как священная и неприкосновенная.
     
    Итак, вопрос решается инстинктивно укорененными духом и любовью: духовной любовью* или, точнее и полнее, — любовью к национальному духу.
     
    Так, для истинного патриотизма характерна не простая приверженность к внешней обстановке и к формальным признакам быта, но любовь к духу, укрывающемуся в них и являющемуся через них, к духу, который их соз­дал, выработал, выстрадал или наложил на них свою печать. Важно не "внешнее”, само по себе, а "внутрен­нее”, не видимость, а сокровенная и явленная сущность. Важно то, что именно любится в любимом и за что оно любится. И вот, истинным патриотом будет гот, кто обретет для своего чувства предмет действительно стоящий само­отверженной любви и служения, предмет, который прежде всего "по хорошу мил”, а потом уже и "по милу хорош”.
     
    Это можно выразить так, что истинный патриот любит свое отечество не обычным сильным пристрастием, мотиви­рованным чисто субъективно и придающим своему пред­мету мнимую ценность ("по милу хорош”): "мне нравится моя родина, значит, она для меня и хороша”... Он любит ее духовною, зрячею любовью; не только любит, но еще ут­верждает совершенство любимого: "моя родина прекрасна, на самом деле прекрасна — перед лицом Божиим; как же мне не любить ее?!” Это значит, что истинный патриот исходит из признания действительного, не мнимого, объек­тивного достоинства, присущего его родине; иными слова­ми: он любит ее духовною любовью, в которой инстинкт и дух суть едино.
     
    Любить родину значит любить нечто такое, что на самом деле заслуживает любви; так что любящий ее — прав в своей любви и служащий ей — прав в своем служении; и в любви этой, и в служении этом—он на­ходит свое жизненное самоопределение и свое счастье. Предмет, именуемый родиною, настолько сам по себе, объективно и безусловно прекрасен, что душа, нашедшая его, обретшая свою родину, не может не любить ее...
     
    Человек не может не любить свою родину; если он не любит ее, то это означает, что он ее не нашел и не имеет. Ибо родина обретается именно духом, духовным гладом, волею к божественному на земле. Кто не голодает духом (срав. у Пушкина "Духовной жаждою томим”...), кто не ищет божественного в земном, тот может и не найти своей родины: ибо у него может не оказаться органа для нее. Но кто увидит и узнает свою родину, тот не может не полюбить ее. Родина есть духовная реальность. Чтобы най­ти ее и узнать, человеку нужна личная духовность. Это просто и ясно: родина воспринимается именно живым и непосредственным духовным опытом; человек, совсем лишенный его, будет лишен и патриотизма.
     
    Духовный опыт у людей сложен и по строению своему многоразличен; он захватывает и сознание человека и бессознательно-инстинктивную глубину души: одному говорит природа или искусство родной страны; другому — религиозная вера его народа; третьему — стихия нацио­нальной нравственности; четвертому — величие государ­ственных судеб родного народа; пятому — энергия его благородной воли; шестому — свобода и глубина его мыс­ли и т.д. Есть патриотизм, исходящий от семейного и ро­дового чувства с тем, чтобы отсюда покрыть всю ширину и глубину, и энергию национального духа и национального бытия*. Но есть патриотизм, исходящий от религиозного и нравственного облика родного народа, от его духовной красоты и гармонии с тем, чтобы отсюда покрыть все дис­гармонии его духовного смятения. Так у Тютчева.
     
     
     
    Эти бедные селенья,
     
    Эта скудная природа —
     
    Край родной долготерпенья,
     
    Край ты русского народа!
     
    Не поймет и не заметит
     
    Гордый взор иноплеменный,
     
    Что сквозит и тайно светит
     
    В наготе твоей смиренной.
     
    Удрученный ношей крестной,
     
    Всю тебя, земля родная,
     
    В рабском виде Царь Небесный
     
    Исходил, благословляя*75.
     
     
     
    Есть патриотизм, исходящий от природы и от быта, презирающий в них некий единый духовный уклад и лишь затем уходящий к проблемам всенародного размаха и глубины. Так, у Лермонтова ("Отчизна”).
     
     
     
    Люблю отчизну я, но странною любовью,
     
    Не победит ее рассудок мой!
     
    Ни слава, купленная кровью,
     
    Ни полный гордого доверия покой,
     
    Ни темной старины заветные преданья —
     
    Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
     
    Но я люблю — за что, не знаю сам —
     
    Ее полей холодное молчанье,
     
    Ее лесов дремучих колыханье,
     
    Разливы рек ее, подобные морям;
     
    Проселочным путем люблю скакать в телеге
     
    И, взором медленно пронзая ночи тень,
     
    Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
     
    Дрожащие огни печальных деревень;
     
    Люблю дымок спаленной жнивы,
     
    В степи ночующий обоз,
     
    И на холме, средь желтой нивы,
     
    Чету белеющих берез.
     
    С отрадой, многим незнакомой,
     
    Я вижу полное гумно,
     
    Избу, покрытую соломой,
     
    С резными ставнями окно;
     
    И в праздник, вечером росистым,
     
    Смотреть до полночи готов
     
    На пляску с топаньем и свистом,
     
    Под говор пьяных мужичков**76.
     
     
     
    Но есть иной патриотизм, исходящий от духовной от­чизны, сокровенной и "таинственной”, внемлющий "иному гласу”, созерцающий "грань высокого призванья” и "окончательную цель” с тем, чтобы постигать и любить быт своего народа с этой живой, метафизической высоты. Таков граф А. К. Толстой ("И.С. Аксакову”).
     
     
     
    Судя меня довольно строго,
     
    В моих стихах находишь ты,
     
    Что в них торжественности много
     
    И слишком мало простоты.
     
    Так. В беспредельное влекома,
     
    Душа незримый чует мир,
     
    И я не раз под голое грома,
     
    Быть может, строил мой псалтырь.
     
    Но я не чужд и здешней жизни;
     
    Служа таинственной отчизне,
     
    Я и в пылу душевных сил
     
    О том, что близко, не забыл.
     
    Поверь, и мне мила природа
     
    И быт родного нам народа;
     
    Его стремленья я делю
     
    И все земное я люблю,
     
    Все ежедневные картины,
     
    Поля, и села, и равнины,
     
    И шум колеблемых лесов,
     
    И звон косы в лугу росистом,
     
    И пляску с топаньем и свистом
     
    Под говор пьяных мужичков;
     
    В степи чумацкие ночлеги,
     
    И рек безбережный разлив,
     
    И скрип кочующей телеги,
     
    И вид волнующихся нив;
     
    Люблю я тройку удалую,
     
    И свист саней на всем бегу,
     
    На славу кованную сбрую,
     
    И золоченую дугу;
     
    Люблю тот край, где зимы долги,
     
    Но где весна так молода,
     
    Где вниз по матушке по Волге
     
    Идут бурлацкие суда;
     
    И все мне дороги явленья,
     
    Тобой описанные, друг,
     
    Твои гражданские стремленья
     
    И честной речи трезвый звук.
     
    Но все, что чисто и достойно,
     
    Что на земле сложилось стройно,
     
    Для человека то ужель,
     
    В тревоге вечной мирозданья,
     
    Есть грань высокого призванья
     
    И окончательная цель?
     
    Нет, в каждом шорохе растенья
     
    И в каждом трепете листа
     
    Иное слышится значенье,
     
    Видна иная красота!
     
    Я в них иному гласу внемлю
     
    И, жизнью смертною дыша,
     
    Гляжу с любовию на землю,
     
    Но выше просится душа;
     
    И что ее, всегда чаруя,
     
    Зовет и манит вдалеке,
     
    О том поведать не могу я
     
    На ежедневном языке.
     
     
     
    И нет сомнения, что око, привыкшее к созерцанию непреходящего, легче обретет вечные красоты и глубины в душе своего народа.
     
    Итак, нет единого, для всех людей одинакового пути к родине. Один идет из глубины инстинкта, от той священ­ной купины77 духовной, которая горит и не сгорает в его бессознательном; другой идет от сознательно-духовных созерцаний, за которыми следует, радуясь и печалясь, его инстинкт. Один начинает от голоса "крови” и кончает религиозной верой; другой начинает с изучения и кончает воинским подвигом. Но все духовные пути, как бы велико ни было их различие, ведут к ней. Патриотизм у человека науки будет иной, чем у крестьянина, у священника, у художника; имея единую родину, все они будут иметь ее — и инстинктом, и духом, и любовью и все же — каждый по-своему. Но человек, духовно мертвый, не будет иметь ее совсем. Душа, религиозно-пустынная и государственно-безразличная, бесплодная в познании, мертвая в творчест­ве добра, бессильная в созерцании красоты, с совершен­но неодухотворенным инстинктом, душа, так сказать, "духовного идиота” — не имеет духовного опыта; и все, что есть дух, и все, что есть от духа, остается для нее пустым словом, бессмысленным выражением; такая душа не найдет и родины, но, в лучшем случае, будет пожизнен­но довольствоваться ее суррогатами, а патриотизм ее останется личным пристрастием, от которого она, при пер­вой же опасности, легко отречется.
     
    Иметь родину значит любить ее, но не тою любовью, ко­торая знает о негодности своего предмета и потому, не веря в свою правоту и в себя, стыдится и себя, и его, и вдруг выдыхается от "разочарования” или же под напором нового пристрастия. Патриотизм может жить и будет жить лишь в той душе, для которой есть на земле нечто священ­ное; которая живым опытом (может быть, вполне "ирра­циональным”) испытала объективное и безусловное достоинство этого священного — и узнала его в святынях своего народа. Такой человек реально знает, что люби­мое им есть нечто прекрасное перед лицом Божиим, что оно живет в душе его народа и творится в ней; и огонь любви загорается в таком человеке от одного простого, но подлинного касания к этому прекрасному. Найти роди­ну значит реально испытать это касание и унести в душе загоревшийся огонь этого чувства; это значит пережить своего рода духовное обращение, которое обязывает к открытому исповеданию; это значит открыть в предмете безусловное достоинство, действительно и объективно ему присущее, и прилепиться к нему волею и чувством, и в то же время открыть в самом себе беззаветную преданность этому предмету и способность — бескорыстно радоваться его совершенству, любить его и служить ему. Иными слова­ми, это значит — соединить свою жизнь с его жизнью и свою судьбу с его судьбою, а для этого необходимо, чтобы инстинкт человека приобрел духовную глубину и дар духовной любви*.
     
    Вот этот процесс я и обозначаю словами: в основе патриотизма лежит акт духовного самоопределения.
     
    Человек вообще определяет свою жизнь тем, что находит себе любимый предмет; тогда им овладевает но­вое состояние, в котором его жизнь заполняется любимыми содержаниями, а он сам прилепляется к их источнику и проникается тем, что этот источник ему несет. При этом истинная любовь дает всегда способность к самоотвер­жению, ибо она заставляет человека любить свой предмет больше себя.
     
    И вот, когда человек так воспринимает духовную жизнь и духовное достояние своего народа, то он обретает свою родину и сам становится настоящим патриотом: он совершает акт духовного самоопределения, которым он отождествляет в целостном и творческом состоянии души свою судьбу с духовной судьбою своего народа, свой инстинкт с инстинктом всенародного самосохранения.
     
    Духовное сокровище, именуемое родиною, не исчерпы­вается душевными состояниями людей; и все же оно преж­де всего живет в них, в душах, и там должно быть найдено. Тот, кто чувствует себя в вопросе о родине неопределен­но и беспомощно, тот должен обратиться прежде всего к своему собственному духу и узнать в своем собствен­ном духовном опыте — духовное лоно своего народа (акт патриотического самопознания). Тогда он, подобно сказочному герою, припавшему к земле ухом, услышит свою родину; он услышит, как она в его собственной душе вздыхает и стонет, поет, плачет и ликует; как она определяет и направляет, и оплодотворяет его собствен­ную личную жизнь. Он вдруг постигнет, что его личная жизнь и жизнь его родины суть в последней глубине нечто единое и что он не может не принять судьбу сво­ей родины, ибо она так же неотрывна от него, как он от нее: и в инстинкте, и в духе.
     
    Однако родина живет не только в душах ее сынов. Родина есть духовная жизнь моего народа; в то же время она есть совокупность творческих созданий этой жизни; и, наконец, она объемлет и все необходимые условия этой жизни — и культурные, и политические, и материаль­ные (и хозяйство, и территорию, и природу). То, что любит настоящий патриот, есть не просто самый "народ” его, но именно народ, ведущий духовную жизнь, ибо народ, духовно разложившийся, павший и наслаждающийся не­чистью, не есть сама родина, но лишь ее живая воз­можность ("потенция”). И родина моя действительно ("актуально”) осуществляется только тогда, когда мой народ духовно цветет; достаточно вспомнить праведный, гневный пафос иудейских пророков-обличителей. Истин­ному патриоту драгоценна не просто самая "жизнь наро­да” и не просто "жизнь его в довольстве”, но именно жизнь подлинно духовная и духовно-творческая; и по­этому, если он когда-нибудь увидит, что народ его утоп в сытости, погряз в служении мамону78 и от земного обилия утратил вкус к духу, волю и способность к нему, то он со скорбью и негодованием будет помышлять о том, как вызвать духовный голод в этих сытых толпах павших лю­дей. Вот почему и все условия национальной жизни важны и драгоценны истинному патриоту — не сами по себе: и земля, и природа, и хозяйство, и организация, и власть — но как данные для духа, созданные духом и существующие ради духа.
     
    Вот в чем состоит это священное сокровище — роди­на, за которое стоит бороться и ради которого можно и должно идти и на смерть*. Здесь все определяется не просто инстинктом, но глубже всего и прочнее всего— духовною жизнью, и через нее все получает свое истин­ное значение и свою подлинную ценность. И если когда-нибудь начнется выбор между частью территории и про­буждением народа к свободе и духовной жизни, то истин­ный патриот не будет колебаться, ибо нельзя делать из территории или хозяйства, или богатства, или даже прос­той жизни многих людей некий фетиш и отрекаться ради него от главного и священного — от духовной жизни народа.
     
    Именно духовная жизнь есть то, за что и ради чего можно и должно любить свой народ, бороться за него и погибнуть за него. В ней сущность родины, та сущность, которую стоит любить больше себя, которою стоит жить именно потому, что за нее стоит и умереть. С нею действи­тельно стоит слить и свою жизнь, и свою судьбу, потому что она верна и драгоценна перед лицом Божиим. Духов­ная жизнь моего народа и создания ее суть не что иное, как подлинное и живое Богу служение (богослужение!), которое должны чтить и охранять и все другие народы. Это живое Богу служение священно и оправданно само по себе и для меня; но не только для меня и для всего моего народа, но не только для моего народа, для всех и навеки, для всех людей и народов, которые живут теперь и когда-нибудь будут жить. И если бы кто-нибудь захотел убедиться на историческом примере, что духовная жизнь иных народов действительно чтится всеми людьми через века, то ему следовало бы только подумать о "ветхом завете”, о греческой философии и греческом искусстве, о римском праве, об итальянской живописи, о германской музыке, о Шекспире и о русской изящной литературе 19-го века...
     
    Соединяя свою судьбу с судьбою своего народа — в его достижениях и в его падении, в часы опасности и в эпо­хи благоденствия, — истинный патриот "отождествляет себя инстинктом и духом не с множеством различных и неизвестных ему "человечков”, среди которых, наверное, есть и злые, и жадные, и ничтожные, и предатели; он не сливается и с жизнью темной массы, которая в дни бунта бывает, по бессмертному слову Пушкина, "бессмысленна и беспощадна”; он не приносит себя в жертву корыстным интересам бедной или роскошествующей черни (ибо чернью называется вообще жадная, бездуховная, проти­вогосударственная масса, не знающая родины или забы­вающая ее); он отнюдь не преклоняется перед "множест­вом” только потому, что на его стороне количество, и не считает, что большинство всегда одарено мудрою и безо­шибочною волею. Нет, он сливает свой инстинкт и свой дух с инстинктом и с духом своего народа; и духовности своего народа он служит жизнью и смертью, ибо его душа и его тело естественно и незаметно следуют за совершив­шимся отождествлением. Подобно тому, как тело человека живет только до тех пор, пока оно одушевлено, так душа истинного патриота может жить только до тех пор, пока она пребывает в творческом единении с жизнью своего народа. Ибо между ним и его народом устанавливается не только общение или единение, но обнаруживается прямое единство в инстинкте и в духе.
     
    И это единство он передает многозначительным и искренним словом "мы”.
     
    Такое отождествление не может быть создано искус­ственно, произвольно или преднамеренно. Можно желать его и не достигнуть, можно мечтать о нем и не дойти до него. Оно может сложиться только само собою, естест­венно и непроизвольно, как бы расцвести в душе, иррацио­нально распуститься в ней, победить и заполнить ее. Одна­ко это признание "иррациональности” патриотического чувства отнюдь не следует толковать в смысле отка­за от его постижения или в смысле его полной случай­ности, хаотичности, или неуловимой беззаконности. Ибо на самом деле это чувство, иррациональное по пере­живанию, подчинено совершенно определенным инстинк­тивно-духовным формам и законам, которые могут быть и должны быть постигнуты.
    Категория: Архив | Добавил: Elena17 (22.07.2016)
    Просмотров: 769 | Теги: иван ильин, русская идеология
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2031

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru