Опубликовано в журнале "Голос Эпохи", выпуск 1, 2017 г.

Грядущее столетие российских революций обострило в нашем обществе дискуссию о причинах и следствиях оных, а также о виновниках русской трагедии ХХ века. В связи с этим мы решили обсудить революцию февральскую, как главнейшую из двух, ибо именно она сокрушила многовековой политический строй России, и дальнейшие события, включая революцию октябрьскую, стали лишь её следствием. Кроме того, Февраль, как отмечал ещё А.И. Солженицын, по сей день остаётся актуален для нас. Не будучи до сих пор в достаточной мере понят и осмыслен, окружённый многочисленными мифами самых разных толков, он в той или иной форме воспроизводится вновь и остаётся для нас не преодолённой угрозой. Именно в целях осмысления и предупреждения мы обратились с вопросами к нашим экспертам. Их ответы, расходящиеся в ряде оценок, но позволяющие при этом взглянуть на обсуждаемый предмет с разных сторон – в нашем итоговом материале.

1. Каковы ключевые причины Февральской революции? Была ли она в большей мере следствием внутренних проблем России или же некого заговора внешних и внутренних её врагов?

В.В. АКСЮЧИЦ (философ, руководитель движения «Русский Выбор»): Внешние причины российской катастрофы начала ХХ века известны. Все они сводятся к тому, что у России – огромного государства, великой культуры, русской цивилизации – на международной арене всегда было много соперников и врагов. Западная русофобия веками пыталась сокрушить Россию, сильные государства – завоевать. И это естественно, так же как естественно, что вне человека полно вредоносных и опасных микробов и вирусов, есть враги и среди людей. Жизнь – это (среди прочего) непрерывная самозащита. Но организм – человека и государства – способен сопротивляться только при наличии внутреннего иммунитета к внешней заразе и сохранении внутренних сил во всех измерениях. Поэтому крушение России было предопределено прежде всего внутренними и, прежде всего, духовными болезнями. Истоки: Петровская революция, разрушившая традиционный русский уклад, уничтожившая традиционные сословия, отменившая патриаршество и подчинившая Церковь чиновничьему государству, – создала новый прозападный культурный и правящий класс. Петровское дворянство, говорящее с измальства на европейских языках, носившая европейскую одежду, повёрнутая на идеалы мифической Европы (синдром «русского Запада»), не ведующая и презирающая отечественную культуру и свой народ («первородный грех русского дворянства»), – воспринималось абсолютным большинством населением страны в качестве оккупантов. Только в России образованные слои отделяла от простонародья не только социальная, но и цивилизационная пропасть. Два столетия они были носителями в Россию самых радикальных духовных помутнений Европы: утопизм, материализм, атеизм, позитивизм, коммунизм, марксизм… Весь девятнадцатый век дворянская, вслед разночинная интеллигенция грезили революцией, а либералы рукоплескали террористам. В начале ХХ века Россия богатела материально, но была пронизана духовными расколами: интеллигенция и власть, интеллигенция и народ, интеллигенция и православие. Эту духовную болезнь я называю идеологической манией (идеоманией). В разных формах поражены ею были и либералы, и правящие сословия.

Во имя шкурных интересов некоторых из правящих кругов, а также руководствуясь утопиями («Единое государство славянских народов со столицей в Константинополе» – форма идеомании), власть ввергла страну в ненужные войны с Японией и Германией, – последняя была заведомо гибельная для России. В начале XX века у России не было столкновений геополитических интересов с Германией, в которой правил родственный императорский дом. И правящий слой, и оппозиция грезили: «Константинополь и достаточная часть примыкающих берегов, Hinterland… Ключи от Босфора и Дарданелл, Олегов щит на вратах Царьграда – вот заветные мечты русского народа во все времена его бытия» (П.Н. Милюков). Не было бы войны – не было бы и революции в России.

За полгода до начала войны бывший министр внутренних дел Пётр Дурново в записке императору предсказывал неизбежные бедствия в случае войны с Германией: «Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам… Война для нас чревата огромными трудностями и не может оказаться триумфальным вхождением в Берлин. Неизбежны и военные неудачи… те или иные недочёты в нашем снабжении… При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение… Начнётся с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надёжного кадрового состава, охваченная, в большей части стихийно, общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка… Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся предвидению… «Государь! Единственным призом в этой войне может быть Галиция… только безумец может хотеть присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет империю.» (До сего дня Галиция является геополитическим гнойником, угрожающим России.) Естественно, кровавейшая война перемолола кадровое офицерство и цвет нации. Духовное помутнение не позволило власти осознать национальные интересы, а обществу проявить подлинный патриотизм.

Церковь, обезглавленная Петром I, обездоленная (священство и монашество – самое просвещённое сословие, ум нации – к XIX в массе своей было бедным и мало образованным), подверженная излишним влияниям латинства и протестантизма, – в роковые для России годы не смогла выполнить роль духоводителя народа. Это не исключало того, что в России были выдающиеся исповедники.

В конце концов, духовное помутнение – союз думских либералов и руководства армией – обрушили монархию, что неизбежно означало крушение государственности (и что было совершенно недоступно для «просвещённых умов»). Естественно, думские либералы и социалисты не были способны управлять огромным государством. Это был великий подарок бешено радикальной ленинской партии большевиков, маргинализованной к тому времени. Без Февраля никогда большевистская идеология не стала бы популярной и не пришла бы к власти, – только через насильственный захват власти, возможность которого возникла только благодаря тому, что «нервические ручки Керенского» были не способны удержать государственный руль. Так Февраль открыл возможность не только «триумфальному шествию Советской власти» по России, но и распространению коммунистических режимов по планете.

М.В. НАЗАРОВ (публицист, руководитель издательства «Русская Идея»): Революция сначала произошла в головах ведущего слоя, утратившего понимание православной монархии как богоосвященной власти, наиболее служащей спасению народа. Это стало внутренней причиной революции – ослепление российской интеллигенции и те грехи общества, связанные с утратой православного самосознания, о чем говорил в своих проповедях св. прав. Иоанн Кронштадтский. Но необходимо учесть и внешнюю причину, а именно: как нашими грехами коварно воспользовались враги России (объединенные для этой цели еврейским Финансовым Интернационалом) – без этого революцию тоже не объяснить. В православной Российской империи они видели главное («антисемитское») препятствие своим планам мiрового господства. При этом они использовали весь циничный арсенал средств, который православная власть не могла себе ответно позволить и от которых не нашла защиты: обман, дезинформацию, клевету, предательство, убийства лучших деятелей. Поэтому и пала Россия, несмотря на то, что в других странах грехов перед Богом было неизмеримо больше. Но нельзя вину плохо оборонявшейся и излишне доверчивой жертвы считать большей, чем вину атаковавшей ее международной мафии.

Д.В. КУЗНЕЦОВ (поэт, литературовед): Безусловно, Февральская революция в России была обусловлена рядом причин, ставших в определённый момент роковыми. Главная из них, на мой взгляд, - это равнодушие общества (во всех его слоях, включая аристократию, духовенство, дворянство, во многом слившееся с интеллигенцией, городские слои населения, многомиллионное крестьянство…) к сущности Российской Самодержавной власти и к судьбе Империи в целом. Современный поэт выразил подобное состояние общества весьма афористично:

Вселенский опыт говорит, 

Что погибают царства 

Не оттого, что тяжек быт 

Или страшны мытарства, 

А погибают оттого, - 

И тем больней, чем дольше, - 

Что люди царства своего 

Не уважают больше.[1]

Объяснять события февраля 1917–го только происками внешних и внутренних врагов государства, значит, сознательно уводить поиск решения проблемы в сторону. Происки врагов, конечно же, были. Но враги у Империи были всегда (внутренние и внешние), и в любые времена они действовали ей во вред. На то и существовали внешняя разведка, жандармский корпус, Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, чтобы исключить возможные провокации и дестабилизацию страны. На мой взгляд, российское общество – прежде всего, в своих образованных слоях – в начале XX века подошло уже к той роковой черте, за которой открывалась бездна. Более полувека российская интеллигенция исступлённо призывала «Прекрасную Даму» Революцию, просто жаждала её прихода. Ходить в храмы становилось «не модно», а быть сторонником Самодержавия означало быть замшелым реакционером, «далёким от современности и чаяний народа». Собственно, первая проба государственного переворота разыгралась ещё в 1905 году. Политизированные «сливки общества» не только не сделали выводов из случившегося, но, пережив восстановительный («реакционной») период, принялись вновь расшатывать государственные устои, в своей слепоте уверенные, что действуют во имя «прогресса» и на благо России. Словом, на мой взгляд, главнейшая причина революционных событий в феврале 1917-го – метастазы либерализма, пронизавшие верховные общественные слои, и духовная апатия (повреждение, если не утрата, веры) у народа в целом. При таком состоянии общества, тем более в условиях затянувшейся, колоссальной по напряжению I мировой (Великой) войны, революционные события могли случиться тремя месяцами раньше или двумя месяцами позже, - по сути, месяц февраль стал случайностью…

В.Г. ХАНДОРИН (доктор исторических наук, профессор): Несомненно, причины Февраля крылись во внутреннем состоянии России (само разделение на Февральскую и Октябрьскую революции я никогда не приветствовал, оно было политически выгодно коммунистам, дабы подчеркнуть значимость своей «великой октябрьской социалистической» как «начала новой эры в истории человечества». В конце концов, мы же не разделяем французскую революцию на жирондистскую, якобинскую и т.д. Говорить о различных этапах – да, целесообразно, но революционный процесс-то развивался непрерывно).            

Каковы эти причины? Во-первых, недостаточность и незавершённость реформ Витте–Столыпина, решавших проблемы, поднятые ещё первой революцией 1905 года. Не все проблемы были решены и не до конца. Сохранилось сословное устройство (существенно ослабленное реформами Александра II, но не уничтоженное), к тому времени выглядевшее анахронизмом, когда в экономике заправляла буржуазия (некоторые представители которой были внуками крепостных крестьян, как Рябушинский и Морозов), а наибольшие привилегии сохраняло разорявшееся, терявшее свои экономические позиции дворянство. Исторический манифест 17 октября 1905 г. открыл эпоху конституционного развития России, но избирательный закон и сами права Думы были весьма ограниченными, господствовала неравноправная куриальная система выборов. Столыпинская реформа дала крестьянам право частной собственности на землю, но проблема крестьянского малоземелья, порождённая ростом населения, не была решена: в Сибирь за 8 лет реформы (до начала войны) было переселено всего 3 млн. крестьян из десятков миллионов нуждавшихся. Несмотря на большой прогресс в рабочем законодательстве (профсоюзы, сокращение рабочего дня, зачатки социального страхования), материальное и жилищное положение значительной части рабочих оставалось неудовлетворительным. Наконец, так и не была решена проблема массовой (60% населения) неграмотности. Загвоздка в том, что во времена смут и политических катаклизмов малограмотные люди легче поддаются на уловки разных демагогов и популистов, типа Ленина и Ельцина. 

Практически уверен, однако, что в отсутствие мировой войны катастрофы удалось бы избежать. Новые проблемы породила именно война. Парадокс в том, что в военном отношении Россия оказалась подготовлена к ней гораздо лучше (горькие уроки японской войны не прошли даром), чем в моральном. Как писал генерал Брусилов (цитирую по памяти), «немецкий и французский солдат знал, за что воюет. Наш же солдат, спроси его об этом в окопах, в ответ нес ахинею о том, что какой-то эрц-герц-перц с женой поехал отдыхать в какое-то Сараево, там их почему-то убили, и из-за этого австрияки напали на сербов. Кто такие сербы и причём тут Россия, солдат объяснить не мог». Роковую роль сыграли всё та же малограмотность и отсутствие пропаганды. Проблема же была в том, что это была война совершенно нового типа, совсем непохожая на прежние, локальные войны. Война, втянувшая в себя миллионные армии, с тотальными мобилизациями и миллионными жертвами, более того – подчинившая себе всю экономику страны, неизбежным следствием чего стало ухудшение жизни в тылу. Ничего подобного в войнах прошлого не было. Возникает вопрос: почему же тогда в 1941-м не произошло революции, когда голод в тылу начался в первый же год войны, и вообще положение было гораздо хуже? Да именно потому, что, во-первых, была мощная пропаганда, а во-вторых, немец дошёл до Москвы и до Волги, и русский человек на своей шкуре понял, за что идёт война. Первая же мировая война велась в приграничной полосе и потому была народу совершенно непонятна. Цель и смысл войны понимали люди образованные, читавшие газеты и следившие за политикой (не случайно даже часть социалистов в годы войны заняла патриотические «оборонческие» позиции, как Плеханов, Савинков, Бурцев, Кропоткин) – но не простой русский мужик.

Война усилила и экономические позиции крупного капитала, разбогатевшего на военных поставках, а отсюда – и рост его политических амбиций, тогда как к власти буржуазия по-прежнему не имела доступа.

Наконец, именно накануне и во время войны, после отставки преемника Столыпина Коковцева, в политической жизни государства усилилась роль дворцовой камарильи, озабоченной не реформами и благом страны, а собственным положением. Это и рост коррупции, и министерская чехарда, и пресловутый Распутин. В наши дни делаются попытки «реабилитировать» этого пройдоху, но факт неоспорим: именно Распутин своими разнузданными похождениями и близостью ко двору особенно дискредитировал Царскую семью. Ведь болезнь наследника, послужившая первопричиной этой близости, оставалась государственной тайной, и это порождало грязные сплетни и домыслы о Распутине и императрице. Непрерывно падавший авторитет правительства и привёл к конфликту с Думой, которая стала требовать «правительства доверия». Император не желал идти навстречу, усматривая в этом ещё большее сужение своих властных прерогатив. Сам же он практически не отдавал себе отчёта в степени серьёзности ситуации.

Наконец, сыграла роль общая десакрализация Царской власти в сознании народа в условиях наступавшего массового, индустриального общества, когда все отмечали кризис морали и культуры в интеллигентской среде, упадок религиозности в народе. К тому же с 1905 года была свободная пресса. Монархия оказалась абсолютно неготова к этим вызовам массового общества, можно сказать, оказалась безоружна перед ними.

Распространённые конспирологические версии о Феврале как результате заговора, да ещё с «английским следом», не имеют под собой оснований. Досужие разговоры в либеральной среде о желательности дворцового переворота так разговорами и остались, тем более что далеко не все либералы разделяли эту мысль (так, Гучков был за переворот, а Милюков – против, считая переворот во время войны опасным с точки зрения последствий). Был бы это заговор, не было бы такого всеобщего ликования, которым сопровождалась победа Февраля – наивного ликования «свободой» людей, не предвидевших, какой анархией она обернётся. Подозревать же англичан в намерении «лишить Россию плодов общей победы» с помощью революции вообще нелепо, особенно когда эта победа была ещё далеко не очевидной – это как если бы Черчилль организовал заговор против Сталина где-то в конце 1943 года.

В.Ж. ЦВЕТКОВ (доктор исторических наук, профессор): События Февраля 1917-го представляются очень драматичным и, в то же время, показательным примером попытки радикального решения разнообразных экономических и политических проблем России начала ХХ столетия. Это, безусловно, социальный взрыв, и причины его довольно глубокие. Причины эти, к сожалению, малоисследованы до сих пор. В советской историографии Февраль 1917-го, определявшийся как «буржуазно-демократическая революция», сильно уступал по числу публикаций Великой Октябрьской социалистической революции, хотя и был более «заметным», в сравнении с сюжетами Первой мировой войны (которую можно было считать «забытой войной»).

Тем не менее, необходимо отметить ряд глубоких, содержательных исследований, таких авторов, как, например, Э.Н. Бурджалов (его классического двухтомника «Вторая русская революция»), Е.Д. Черменский (монография «Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России), В.С. Дякин (монография «Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны 1914-1917 гг.»), И.П. Лейберов (монография «На штурм самодержавия. Петроградский пролетариат в годы Первой мировой войны и Февральской революции (июль 1914 – март 1917 гг.)) и других. Конечно, в них декларировался «классовый подход в оценке исторических событий», и за «идеологически верными» высказываниями нужно видеть отнюдь не прагматичное произведение «агитпропа», а умение использовать диалектические методы исследования, анализ фактов, максимально полный учет всех «объективных и субъективных предпосылок предреволюционной ситуации», условий ее «перерастания в революцию».

Сейчас все большее внимание вызывают события Февраля 1917-го, на «фоне» которых Октябрь 1917-го представляется уже незначительным эпизодом, закономерным и неизбежным следствием «гибели монархии». Перефразируя известные слова: «Если Царя нет, то все дозволено». В.И. Ленин же и большевики вовремя «подобрали власть», которая «валялась», а после этого «спасли страну»…

Правомерно, видимо, применять более точный, исторически обоснованный термин «Великая Российская революция», который показывает, что события Февраля и Октября неотделимы друг от друга. Участники и главные «действующие лица» этих событий одни и те же, это наш народ, представители всех сословий, всех групп населения России. И большевики в них принимали самое активное и непосредственное участие.

Действительно, много публикаций объясняют Февраль 1917-го исключительно воздействием «темных сил» антимонархического порядка. Февраль определяется, как некая «элитная революция». Не учитывается при этом, что элита в принципе на революцию не способна. Максимум ее возможностей – удачный (если получится) переворот.

Революция – это общенародное, массовое движение. Положительное или отрицательное – другой вопрос. Но массовое, народное – несомненно.

Многие, однако, убеждены, что «элитную революцию» вызвали: иностранные дипломатические представительства (прежде всего Англии и Франции), высший генералитет (в ходу версия о т.н. «генеральском заговоре», во главе с начальником штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генералом М.В. Алексеевым), общественные структуры Союза земств и городов России, Прогрессивный блок, ближайшее окружение царя (великие князья, близкие и дальние родственники), некоторые иерархи Русской Православной Церкви. А их всех, в свою очередь, якобы, объединяли связи по линии масонских лож; и именно они, а не представители революционных партий, были подлинными организаторами, вдохновителями и руководителями революционных событий февраля-марта 1917 г., приведших к «гибели многовековых устоев России».

Таким образом, конкретные «виновники», «враги народа», казалось бы, обозначены. И глубокий, объективный исторический анализ легко заменяется свежеиспеченным вердиктом: во всех бедах виноваты «темные силы». Только если 100 лет назад под ними подразумевали «распутинскую клику», то теперь подобные проклятия падают на голову «продажной, компрадорской элиты» (лидером которой объявляется А.И. Гучков) и еще к ней добавляется «вечно недовольная интеллигенция» (олицетворением которой становится П.Н. Милюков). Можно подумать, что полмиллиона интеллигентов заполнили улицы и проспекты Петрограда и Москвы в феврале-марте 1917-го. Наверное, унтер-офицер Тимофей Кирпичников был представителем древнего княжеского рода, а в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов заседали сплошь английские резиденты…

Подобные оценки возникают, следствие того, что история, пользуясь известной фразой историка-марксиста М.Н. Покровского, воспринимается порой, только лишь как «политика, обращенная в прошлое». Грамотная, основанная на историческом материале пропаганда крайне важна. Но при этом нельзя принижать роль общественных движений, народных настроений.

Примечательно, что власть и в феврале 1917-го оппозиционную деятельность в Думе переоценивала, реальную же опасность низового «бунта» явно недооценивала, и не нужно винить в этом только полицию, поскольку в 1914—1917 гг. охранное отделение трижды ликвидировало руководящие большевистские структуры в России (фракция в Государственной думе и два состава Русского бюро ЦК партии). Но недостаточным было противодействие низовым звеньям большевистской партии, в результате чего большевистские руководящие структуры просто переходили на «нижний ярус» организации и снова восстанавливались. Сложно внедрить агента-осведомителя в заводскую среду, где сильны коллективистские связи и поведение каждого – «на виду» у товарищей. Трудно действовать и на «рабочих окраинах». Гораздо проще вскрывать письма А.И. Гучкова и следить за Г.Е. Распутиным и членами «Прогрессивного блока» (кстати, состав «альтернативного правительства», который почему-то считают «глубокой масонской тайной», был опубликован на страницах «Утра России» еще в сентябре 1915-го.).

Так что наиболее точной, очевидно, является характеристика сил, вызвавших февраль 1917-го, данная В.И. Лениным в его «Письмах издалека». Позволю ее напомнить: «…Если революция победила так скоро и так - по внешности, на первый поверхностный взгляд - радикально, то лишь потому, что в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации слились вместе, и замечательно «дружно» слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления. Именно: заговор англофранцузских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К к захвату власти в интересах продолжения империалистской войны, в интересах еще более ярого и упорного ведения ее, в интересах избиения новых миллионов рабочих и крестьян России для получения Константинополя... Гучковыми, Сирии... - французскими, Месопотамии... - английскими капиталистами и т. д. Это с одной стороны. А с другой стороны, глубокое пролетарское и массовое народное (все беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу.

Было бы просто глупо говорить о «поддержке» революционным пролетариатом России кадетско-октябристского, английскими денежками «сметанного», столь же омерзительного, как и царский, империализма. Революционные рабочие разрушали, разрушили уже в значительной степени и будут разрушать до основания гнусную царскую монархию, не восторгаясь и не смущаясь тем, что в известные короткие, исключительные по конъюнктуре исторические моменты на помощь им приходит борьба Бьюкенена, Гучкова, Милюкова и К° за смену одного монарха другим монархом и тоже предпочтительно Романовым!

Так и только так было дело. Так и только так может смотреть политик, не боящийся правды, трезво взвешивающий соотношение общественных сил в революции, оценивающий всякий «текущий момент» не только с точки зрения всей его данной, сегодняшней, оригинальности, но и с точки зрения более глубоких пружин, более глубоких соотношений интересов пролетариата и буржуазии как в России, так и во всем мире…».

Ну а что собой представляли составляющие этих двух «потоков», предстоит еще разобраться, и в этом опыт и достижения советской историографии должны быть востребованы. Тогда станут понятны и «внутренние» и «внешние» причины Февраля 1917-го. И здесь перечислять нужно не тех, кто входил в т.н. «темные силы», а помнить и учитывать обострение экономического кризиса, связанного с Первой мировой войной и рост оппозиционных настроений среди политических и общественных организаций Империи (от «Союза Михаила Архангела» и Совета Объединенного дворянства до эсеров и большевиков), недовольство рабочих и крестьянства, слабость правительственной идеологии, призванной сплотить общество в патриотической деятельности ради победы над врагом, «кризис верхов», деятельность немецкой (а не только английской) разведки и еще множество факторов. Анализ каждого из них может стать предметом не одной монографии, а многих исследований.

Е.В. СЕМЁНОВА (писатель, редактор журнала «Голос Эпохи»): Любая революция является следствием совокупности различных факторов, а не какой-то одной причины. Революция наша не исключение.

Главном фактором следует признать духовный, т.к. все внешние, материальные, скажем так, проявления в конечном итоге имеют именно духовную основу. Сегодня у нас очень часто идеализируют Российскую Империю в её последние годы. Дескать, была православная страна, а потом злые силы её разрушили. На деле же, как справедливо указывал Л.А. Тихомиров, успех злых сил зависит от внутренней деморализации сил добра. Если мы почитаем наших святителей – Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, Оптинских старцев, Иоанна Кроштадтского, Иосифа Петроградского и других – то ужаснёмся тому оскудению, обмирщению, которое переживало Православие в последние десятилетия существования Империи. Причём не только в миру, но и в монастырях. Если мы обратимся к прессе конца 19-го – начала 20-го веков, то увидим, как набирал обороты культ всевозможных извращений, самоубийств, сектантских учений и т.д. Об этом же, собственно, говорит нам значительнейшая часть литературы Серебряного века, в которой очень сильно инфернальное начало, в которой Православие уступило место поискам «истины» во всевозможных лжеучениях… Наконец, известен факт, что после революции в лагере русских пленных подавляющее большинство их отказалось от причастия. И, к несчастью, такое отношение к вере не было редкостью для армии в целом. Об этом говорил, в частности, незадолго до смерти атаман Н.В. Фёдоров, которого в его юные годы потрясло, как ещё вчера православная страна вдруг забыла Бога. Забыли Бога – вот, первая причина катастрофы.

Забыв Бога, в большой мере утратили верные национальные ориентиры. Если прежде власть Императора воспринималась, как сакральная, то в предреволюционные годы это восприятие было практически уничтожено – вплоть до того, что гнусные анекдоты о Высочайших особах можно было подчас услышать даже в армейской среде. Третья опора – русскость – также была подорвана. Большая часть газет и значительная часть культуры оказалась в нерусских руках. В Москве проводили свой съезд украинские самостийники. Общественность была озабочена правами и нуждами инородцев, а не русского народа. Об этом наиболее ярко писал М.О. Меньшиков. Сокрушался и Тихомиров: «Кто не знал ещё недавно, что наше государство есть государство Русское – не польское, не финское, не татарское, тем паче не еврейское, а именно Русское, созданное Русским народом, поддерживаемое Русским народом и не способное прожить полустолетия, если в нём окажется подорвана гегемония Русского народа? Теперь эту азбучную истину забыли чуть не все».

Таким образом триада Православие-Самодержавие-Народность к 1917 году была сокрушена. И сокрушена не радикал-революционерами, а самим правящим слоем, бюрократией и разночинной интеллигенцией.

Если говорить о правящем слое к моменту революции, то приходится констатировать, что в самый трагический момент нашей истории на руководящих постах Империи не оказалось ни одного человека, который бы соответствовал ему. Кадровая политика после убийства Столыпина находилась в явном кризисе. На высоких постах оказывались подчас люди случайные, малоспособные к возложенным на них обязанностям. Неслучайно пишет Тихомиров в своём дневнике: «Александр Третий объединил элементы жизни России и этим повысил жизненность нации. Но после него наверху стали объединять элементы разложения, и в 20 лет жизненные элементы заглохли и иссякли. Что они действительно иссякли - это ясно каждому. Почему произошла эта перемена? Потому что тогда старались в стране дать силу и влияние умнейшим, сильнейшим, а после Александра силу и влияние стали получать элементы толпы, конечно, «интеллигентной», но от этого ещё более зловредной в смысле разложения страны». Именно такая кадровая политика привела к тому, что в феврале 17-го противостоять революции в столице оказалось практически некому. Не нашлось во власти ни единого решительного и умного человека, чтобы принять необходимые меры и взять на себя ответственность.

К бюрократии добавляется ещё одна язва – Государственная Дума, создание которой на подрыв самой себя было безусловной ошибкой Верховной власти. Вклад этого органа в нашу революцию переоценить трудно. Дума и печать сделали всё, чтобы реальные ошибки власти, реальные проблемы, на самом нисколько не критичные и решаемые, раздуть до гомерических размеров, обильно приправив самой бесстыдной ложью. Делалось же это, разумеется, не из попечения о пользе России, а из личных политических или иных амбиций.

Проблемы внутренние создают питательную среду для политических дивидендов внешних сил. И наши официальные союзники и противники серьёзно приложили руку к раскачке ситуации в России. То, что американские банкиры выделяли деньги на организацию революции (к примеру, сбор средств на убийство Столыпина, представлявшимся революционерам главным препятствием на пути к цели, Якоб Шифф организовывал в США вполне открыто), подтверждено документально. Сыграла свою роль и неизменная противница России, волею судьбы в 1914-м оказавшаяся союзником – Англия, чей посол Бьюкенен активно контактировал с лидерами думских либералов (Милюковым и др.). Целью Англии было не допустить овладения Россией Босфором и Дарданеллами и возрастания её могущества, которое в случае победы, согласно предсказаниям экспертов, стало бы несравнимо ни с какой иной страной. И полумарионеточное Временное правительство вполне годилось, чтобы обеспечить эту задачу и защитить в перспективе английские интересы даже в ущерб русским..

Тем временем наши официальные противники немцы уже снаряжали знаменитый «пломбированный вагон», содержимое которого должно было не просто подорвать силы России, но уничтожить её. Наконец, из США с санкции Временного правительства вернутся в Россию «политэмигранты» - Троцкий сотоварищи. Но это уже иной этап нашей катастрофы, выходящий за рамки обсуждаемого первого акта оной.