Поиски и исследования
В октябре 1988 г. на Съезде народных депутатов и в декабре того же года на заседании Политбюро ЦК партии были приняты решения о реабилитации незаконно репрессированных лиц, осужденных по 58-й статье УК РСФСР. Тогда же был поднят вопрос о розыске мест массовых захоронений. В соответствии с принятыми постановлениями Центральный аппарат КГБ и региональные управления выделили сотрудников для работы по реабилитации. В 1989 г. были реабилитированы по стране сотни тысяч невинных жертв репрессий.
В 1991 г. была создана специальная группа, которую возглавил начальник подразделения Центрального архива МБ РФ подполковник О. Б. Мозохин. Группой Мозохина в фонде № 7 были найдены документы, свидетельствующие о массовых захоронениях в Москве – на территории Яузской больницы, на Ваганьковском и Донском кладбищах. Вместе с тем в документах фонда имелся большой массив актов о приведении приговоров в исполнение за период 1937–1938 гг. – без указания мест захоронений.
Эти сведения благодаря инициативе тогдашнего начальника архивного управления МБ генерала А. А. Краюшкина и бывшего руководителя пресслужбы Московского управления МБ подполковника (ныне генерала) А. Г. Михайлова стали широко известны общественности. Обратного хода уже быть не могло.
По предварительным подсчетам из числа жертв массовых репрессий 1937–1938 гг. оставались неучтенными свыше 27 тысяч расстрелянных москвичей и жителей Московской области. (Нужно учесть еще, что в Москве часто приводились в исполнение приговоры в отношении лиц, осужденных в других республиках, краях и областях, так что фактически число расстрелянных по Москве и Московской области в эти годы могло быть в несколько раз больше.)
В Московском управления МБ РФ была также создана своя внештатная группа по реабилитации. Эта группа состояла сначала из восьми сотрудников, но затем число их увеличилось до сорока человек. Руководителем группы стал полковник госбезопасности Н. В. Грашовень, чье детство, между прочим, прошло в дачном поселке НКВД рядом с полигоном, и который конечно не мог не слышать о местном захоронении. Но требовались документальные подтверждения, а их не было. Объем работ, связанных с реабилитаций, оказался так велик, что силами одних сотрудников госбезопасности было трудно с ним справиться. Поэтому по решению Коллегии МБ РФ к работе группы были привлечены члены научно-просветительского общества «Мемориал», которые начали работать в архиве МБ РФ.
Из числа расширенной группы приказом начальника Московского управления было создано подразделение, которое занялось поисками мест массовых захоронений.
Бутово как место массовых расстрелов и захоронений не всплывало ни в рассказах, ни в допросах сотрудников НКВД, имевших прямое или косвенное отношение к расстрелам 1930–1950-х гг. О Бутове не было сказано ни слова ни во времена так называемой «бериевской реабилитации», ни во времена «хрущевской оттепели», ни позднее.
«Мы видели множество дел, – рассказывал работавший по поискам мест расстрелов и захоронений 1936-1953 гг. полковник госбезопасности Кириллин, – где стояли резолюции Хрущева в справках на арест людей, ставших неугодными тоталитарному режиму». «Конечно, сказать всю правду Н. С. Хрущев не мог, потому что, сказав ее до конца, и сам Хрущев, и все его окружение, и все подчиненные становились такими же кровавыми соучастниками всего, что творилось в стране в те годы. И появилась полуправда, которая состояла в том, что значительно преуменьшалось число расстрелянных за годы репрессий, в том, что составлялись и посылались родственникам казненных фиктивные заключения о смерти»cxl. . Поиски продолжались.
Но все же первыми о Бутове как месте захоронения заговорили не чекисты, а журналисты. А. А. Мильчаков – сын расстрелянного в сталинские годы Первого секретаря ЦК ВЛКСМ А. И. Мильчакова – опубликовал ряд интересных статей на эту тему в центральных газетах. О Бутовском полигоне как о возможном месте расстрелов и захоронений он узнал по своим журналистским каналам задолго до того, как этим официально занялся Комитет безопасности. Однако все попытки его проникнуть тогда на территорию полигона оказывались тщетными. Не увенчались успехом и поиски документов в недрах НКВД-МБ РФ, подтверждающих расстрелы 1937–1938 гг.
«Даю Вам честное партийное слово, что таких документов нет», – уверял его ответственный работник спецслужб. Но в 1991 г., когда на политическом небосклоне страны повеяло иным ветром, «честное партийное слово» оказалось пустым звуком. Документы лежали там, где им и следовало лежать, т. е. в архиве Московского управления НКВД. Это были так называемые «расстрельные» книги. Они представляли собой переплетенные в тома предписания на расстрел и акты о приведении в исполнение приговоров о высшей мере наказания.Но даже и там не было ни слова о месте (или местах) исполнения этих приговоров. Несомненно, двум-трем людям из Комитета, работавшим еще в 1940–1950-х гг., было известно, где совершались казни. Но они молчали. Поиски полигона даже для сотрудников спецслужб стали далеко не простой задачей. Им оказывалось мощное противодействие в стенах их же родного ведомства.
Прошло два года, в течение которых сотрудники МБ-ФСК вели внутреннее расследование, пытаясь найти какое-то упоминание о местах массовых расстрелов. Но таких упоминаний не было ни в деле коменданта Московского управления Берга, ни в деле зам. начальника Московского управления Семенова, непосредственно отвечавших за приведение приговоров в исполнение в некоей «зоне». Следователи, которые поднимали их дела в 1950-х гг., похоже, знали, где все происходило, но документально это не было зафиксировано.
Чтобы выйти на исполнителей приговоров, сотрудники поисковых групп просмотрели тысячи личных и следственных дел. Но людей, которые могли иметь прямое отношение к расстрелам, либо уже не было в живых, либо они были в таком состоянии, что расспрашивать их не представлялось возможным. Наконец, сотрудникам госбезопасности удалось выйти на одного из бывших работников Административно-хозяйственного отдела Московского УНКВД А. В. Садовского. В период с января по октябрь 1937 г. он исполнял обязанности коменданта АХО НКВД. Члены группы трижды встречались с ним.
Но и тут получить интересующие сведения оказалось достаточно сложно. Первые две встречи проходили в полуконспиративной обстановке, в присутствии жены бывшего коменданта. Разговоры велись на общие темы. Но наконец группа стала получать факты, которые находили подтверждение при розыске некоторых других, знакомых этому человеку лиц. На третью беседу были привезены из архива Московского УМБ «расстрельные» книги, и по подписям исполнителей приговоров бывший и. о. коменданта определенно сказал, что эти расстрелы производились на Бутовском полигоне.
Так впервые было произнесено это слово – Бутово.
Местные жители и два водителя автобазы НКВД № 1 также подтвердили наличие здесь объекта, используемого в 1930–1950-х гг. для массовых казней и захоронений. Спецобъект в этом районе оказался даже не один, как первоначально предполагали члены группы. Кроме Бутовского полигона, они обнаружили еще и спецобъект «Коммунарка», находившийся на территории бывшей дачи Ягоды, и расположенный километрах в десяти от Бутова.
Сразу возник вопрос о юридическом признании спецзон Бутова и «Коммунарки» – местами захоронений десятков тысяч людей. Необходимо было произвести частичную эксгумацию, чтобы по факту обнаружения захоронений возбудить уголовные дела. Убедившись в наличии захоронений, нужно было принимать официальное решение хотя бы о прекращении дела в связи с тем, что нет в живых виновников преступления. Ничего подобного сделано не было, хотя в ряде городов и регионовcxli такие дела были возбуждены, и этот вопрос работниками прокуратуры был решен юридически.
У нас же в Москве проведшие расследование сотрудники МБ РФ вынуждены были составить простое рабочее заключение о признании Бутовского полигона и спецобъекта «Коммунарка» местами крупнейших массовых захоронений жертв политических репрессий. В заключении, подписанном руководством МБ, предлагалось «считать, что граждане, безвинно расстрелянные в г. Москве в 1936–1953 гг. по политическим, национальным и религиозным мотивам, в отношении которых в архивных материалах ЦА МБ и УМБ по г. Москве и МО отсутствуют сведения о местах захоронения, погребены, вероятнее всего, на территориях в районах подмосковного пос. Бутова или совхоза «Коммунарка»cxlii.
Следом за этим заключением было составлено подобное заключение, но уже только по одному Бутову. Строго говоря, юридической силы ни тот, ни другой документ не имели. Фактически, решение о признании захоронений в Бутове и «Коммунарке» были доброй волей и личной смелостью тех людей, которые взяли на себя ответственность за свои утверждения. Сомнения в том, был ли Бутовский полигон на самом деле местом массовых расстрелов и захоронений оставались до тех пор, пока не произвели частичные археологические раскопки в 1997 г.
Что касается захоронений Бутово и «Коммунарка», в некоторых случаях их разделить невозможно. Уверенно можно сказать лишь о той части документов, что находилась в архиве Московского Управления УМБcxliii. Сотрудники госбезопасности убеждены, что это документы именно на тех, кто расстрелян и захоронен в Бутове, на Бутовском полигоне. А вот с документами, хранящимися ныне в Центральном архиве ФСБ, гораздо сложнее: это может быть Бутово, а может быть и «Коммунарка». Поэтому на запросы родственников о месте захоронения сотрудники ФСБ так и отвечают, что это – «Бутово или "Коммунарка”».
При Моссовете с 1991 ???????? г. существовала Комиссия по делам необоснованно репрессированных. Под ее эгидой была создана общественная группа по увековечению памяти жертв политических репрессий. Руководителем ее стал М. Б. Миндлин, бывший «колымчанин», проведший по 58 ст. в тюрьмах и лагерях более пятнадцати лет, человек необыкновенной энергии и целеустремленности в деле увековечения памяти невинно убиенных. Поначалу вокруг него объединились бывшие репрессированные и дети репрессированных. Но впоследствии в работе над документами, хранящимися в архивах Москвы, приняли участие и совсем молодые людиcxliv. В июне 1992 г. К. Ф. Любимова, член группы Миндлина, с несколькими помощниками приступила к составлению картотеки и кратких биографических справок для Книги Памяти «Бутовский полигон». Эта работа составила основу для всей будущей многолетней работы группы. Некоторые материалы о расстрелянных на Бутовском полигоне печатались тогда же в «Российской газете», в газетах «Вечерняя Москва», «Московская правда», «Православная Москва», в журнале «Воля» и сборнике «Сопротивление в ГУЛАГе», изданных обществом «Возвращение».
Впервые для родственников и членов группы ворота Бутовского полигона открылись 7 июня 1993 г. Несколько месяцев понадобилось, чтобы получить разрешение на эту поездку. В ней приняли участие представители руководства органов госбезопасности, московских властей и Комиссии по реабилитации при Президенте РФ. На земле полигона зажглась первая поминальная свеча.
Спустя пять месяцев, 10 октября того же года по инициативе группы, с помощью благотворителей и заинтересованных лиц состоялось открытие мемориального камня в южной части Бутовского полигона. На доске из красного гранита выгравировали надпись: «В этой зоне Бутовского полигона в 1937–1953 гг. были тайно расстреляны многие тысячи жертв политических репрессий. ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ».
Новые владельцы
После создания картотеки по «расстрельным» книгам началась работа с архивно-следственными делами, которая продолжалась, не прерываясь ни на день, в течение десяти лет.
Те, кто работали со следственными делами, вскоре заметили, что в числе расстрелянных в Бутове попадается много представителей Русской Православной Церкви. Первый список из 250 священнослужителей и мирян передали Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II. По его благословению при участии Православного Свято-Тихоновского Богословского института (ПСТБИ) в глубине полигона водрузили большой Поклонный Крест-голубец. Чтобы расчистить площадку для установки Креста, пришлось пробиваться сквозь непроходимые заросли борщевника с помощью топора. В основании Креста-Голгофы была вмурована белая мраморная плита. Высеченные на ней слова принадлежали Святейшему Патриарху Алексию II: «На месте сем будет сооружен храм в честь Новомучеников и Исповедников Российских, в память об иерархах, клириках, монашествующих и мирянах, за веру и правду жизнь свою положивших и мученическую кончину здесь приявших».
8 мая 1994 г. состоялось архиерейское, с участием сонма духовенства, освящение бутовского Креста-Голгофы. На освящении присутствовал мэр Москвы Ю. М. Лужков.
В конце того же 1994 г. из родственников пострадавших на полигоне, при участии членов группы по увековечению памяти жертв репрессий составилась община будущего храма. Первая Божественная литургия на Бутовской земле была отслужена 25 июня 1995 г. в походном палаточном храме во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших. Возглавлял Литургию и большой Крестный ход, ставший храмовой традицией в этот день, ректор ПСТБИ протоиерей Владимир Воробьев. А вскоре, по проекту Д. М. Шаховскогоcxlv. началось строительство храма. Одноярусный деревянный храм встал в северо-западной части полигона напротив входа со стороны леса. 16 июня 1996 г. в недостроенном еще храме в честь Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове была совершена первая Божественная литургия. Начались регулярные богослужения. Настоятелем храма стал священник Кирилл Каледа, чей дед, (ныне священномученик Владимир Амбарцумов), лежит в одном из бутовских рвовcxlvi. . Первое архиерейское богослужение в Бутовском храме совершено 11 декабря 1996 г., возглавил его архиепископ Истринский Арсений.
В 1995 г. некоторые жилые здания поселка НКВД (полностью или частично) были переданы в распоряжение общины храма. С этих пор охрана и вся работа по благоустройству территории полигона легла на плечи сотрудников храма, прихожан и их добровольных помощников. Началось формирование архива, включающее сведения из следственных дел, публикации, письма, семейные воспоминания, фотографии и личные вещи убиенных в Бутове. К этому времени совместно с ПСТБИ был опубликован Синодик, состоящий из 360 имен пострадавших за веру на Бутовском полигоне.
В результате архивных исследований, бесед с местными жителями и родственниками бывших владельцев имения Дрожжино-Бутово удалось восстановить в общих чертах историю усадьбы и конного завода Зиминых.
Год спустя нагрянула беда. Не считаясь ни с чем, районные власти начали в мемориальной зоне будущего памятника истории строительство жилищного комплекса Дрожжино-2. Многоэтажный дом был заложен буквально в десятках метров от места захоронений. Потребовались самоотверженные усилия многих людей и помощь Святейшего Патриарха, чтобы летом 1996 г. остановить кощунственное строительство.
В 1997 г. в издательстве московского Зачатьевского монастыря вышел «Мартиролог расстрелянных и захороненных на полигоне НКВД "Объект Бутово”», в котором были названы имена всех пострадавших (21.761 человек). Мартиролог был подготовлен К. Ф. Любимовой и издан стараниями священника Кирилла Каледы при материальной поддержке настоятелей некоторых московских храмов: протоиерея Димитрия Смирнова, протоиерея Сергия Правдолюбова и настоятельницы московского Новодевичьего монастыря игумении Серафимы (Черной). Узнав о готовящемся издании, к ним присоединился и М. Б. Миндлин. Начиная с 1997 г. ежегодно, на средства Московского Правительства выходили Книги Памяти «Бутовский полигон» – результат просмотра архивно-следственных дел. Всего вышло семь томов (главный редактор Л. А. Головкова, редактор К. Ф. Любимова, член Редакционного совета священник Кирилл Каледа и др.). Постоянную помощь в этой нелегкой, ни на день не прекращавшейся работе оказывали сотрудники архивов ФСБ РФ и Московского УФСБ, ИЦ ГУВД МО, работники ГА РФ и члены Комиссии по делам необоснованно репрессированных при Правительстве Москвыcxlvii. .
Археологические раскопки
С первых же дней после передачи территории полигона Русской Православной Церкви производились комплексные историко-археологические, геоботанические и геоморфологические исследования с целью выявления и расположения погребальных рвов. Одним из направлений работы явились геофизические исследования – эффективный способ вести поиск мест захоронений без нарушения почвенного покрова. Научные сотрудники МГУ и Центра электромагнитных исследований провели здесь опытные работы, используя магниторазведку, георадарное зондирование и электроразведку. Была выявлена серия аномалий, наиболее интенсивные из них в основном совпадали с местами захоронений, которые были указаны на схеме, составленной сотрудниками ФСБ. Однако результаты всех предварительных исследований могли быть окончательно подтверждены только археологическими исследованиями.
В августе 1997 г. было вскрыто погребение на площади около 12,5 кв. метров. Благословение на небольшой пробный раскоп дал Святейший Патриарх Алексий II. К археологическим работам были привлечены специалисты высокого класса: несколько археологов, археолог-тафолог, антрополог, специалисты по промышленным тканям и обуви, по огнестрельному оружию, судебно-медицинский эксперт и другие специалисты.
В траншее, заложенной южнее храма, на глубине около полутора метров открылись фрагменты одежды, а несколько глубже – человеческие останки...
Кому хоть раз довелось спуститься в погребальный ров на Бутовском полигоне, тот никогда этого не забудет. Вповалку, вперемежку, как в каком-то могильнике для скота, здесь лежали останки тех, что были безвинно и безнаказанно убиты. Сплетясь неразрывно, лежали пострадавшие за веру и богохульники-атеисты, неграмотные крестьяне и ученейшие люди своего времени, чьи труды и открытия, может быть, просветили и облагородили бы мир.
Археологи вскрыли погребение, которое было произведено поздней осенью или зимой. Поверх тел здесь была набросана груда одежды и обуви: пальто, какая-то брезентовая ткань, кожаные куртки, кепки, сапоги, валенки, туфли, галошиcxlviii. На поверхности погребения лежало пять резиновых перчаток с вывернутыми наружу пальцами; перчатки очевидно сняли с рук и бросили в ров сразу после сделанной работы. В земле тут и там попадались осколки бутылочного стекла. На открытой части захоронения антропологи насчитали останки 59 человек. Всего же в этой части раскопа было зарыто в три-пять ярусов около 150 человек. Если допустить, что все бутовские рвы заполнены подобным образом, и если их реальная протяженность совпадает с протяженностью, указанной на схеме ФСБ, общее число погибших здесь может составить от 70 до 90 тыс. человек. Но это, конечно только предположение.
По мнению судмедэксперта «все тела были сброшены в ров или непосредственно после смерти, или в течение 8–10 часов после наступления смерти – одномоментно». Странным показалось почти полное отсутствие следов огнестрельных ранений. Правда, раскопки, по предварительной договоренности, проводились чрезвычайно деликатно – по возможности, без смещения с места человеческих останков. Только на четырех черепах были «обнаружены огнестрельные повреждения, причиненные пулями калибра от 7 до 8 мм»cxlix . «Среди стандартного оружия этому интервалу отвечает калибр 7,62 мм, принятый для револьверов типа "Наган” (с семью пулями), пистолетов "ТТ”, пистолетов-пулеметов, винтовок и пулеметов под винтовочный патрон», – говорилось в официальном отчете специалистов. – «Входные отверстия от выстрелов располагались в затылочной области, выходные – в области лба или темени... Ранения черепа, на котором обнаружены входные и выходные отверстия, были причинены автоматической очередью из двух выстрелов с расстояния не более метра. На одном из черепов имеется перелом левой теменной кости, который явился следствием удара тупым твердым предметом; перелом возник либо прижизненно, либо вскоре после произведения выстрела»cl. Видимо, не все выстрелы оказывались смертельными; подающих признаки жизни потом добивали. Должно быть, как и в других подобных захоронениях, некоторые были закопаны живыми. Обнаруженные при раскопках колья, вбитые в дно рва, играли какую-то роль в упорядочении пространства погребенияcli..
Последние дни раскопок 1997 г. пришлись на раннюю осень. Было тепло и тихо. Шелестела под ветром чуть тронутая желтизной листва. Казалось, мир и Божие благоволение разливалось повсюду – на земле и на небе. А взгляд не отрывался от ямы, которая разверзалась у ног точно бездна. Это был настоящий ад, созданный на земле самими людьми вопреки всем законам Божиим и человеческим.
Позднее в дополнение к раскопкам в архиве был обнаружен документ, косвенно подтверждающий факт применения в Бутове различных видов оружия, включая автоматическое. Найден приказ НКВД за 1940 г. – о назначении полковника госбезопасности И. Я. Ильина ответственным по стрельбам сотрудников ГТУ НКВД. Тренировки проходили в Мытищах на стрельбище «Динамо», где отрабатывалась стрельба именно из тех видов оружия, что использовались при расстрелах в Бутовеclii. Примечательно, что подпись И. Я. Ильина (тогда майора госбезопасности) стоит под многими актами о приведении в исполнение приговоров на Бутовском полигоне – с октября 1937-го по июль 1938 гг.
Профессионалы считают, что опознание тел возможно. Но это очень трудоемкий, долгий и дорогостоющий процесс. Пока нет единого мнения, нужно ли тревожить эту гигантскую братскую могилу. Хотя тот, кто видел, что творится в глубине рвов, никогда не назовет это захоронением. Все убиенные на Бутовском полигоне не похоронены по сей день.
Археологические исследования на почве продолжались и в последующие годы, будут продолжаться и впредь. На сезон 2003 г. выявлено 13 рвов, расположенных довольно-таки хаотично: меридиональных – в направлении с запада на восток, и диагональных – в направлении с северо-запада на юго-восток. Выявленные рвы теперь отмечены резными деревянными столбиками с протянутыми между ними канатами. На рвах высажены цветы.
В годы, предшествовавшие опубликованию правды о Бутовском полигоне, здешний поселок представлял собой довольно унылое зрелище. Единственная улица его, словно в насмешку названная Юбилейной, состояла из нескольких безликих строений. Все постепенно разрушалось. Жизнь словно уходила отсюда. Сначала была закрыта школа, затем баня, которая и раньше-то работала лишь раз в неделю. Закрыли медпункт, аптечный ларек, магазин. Телефон, существовавший здесь с начала века, стал собственностью исключительно НКВД. Затем отменили рейсовый автобус, следовавший от железнодорожной станции мимо Бутовского полигона до Боброва. В поселке НКВД доживали свой век безвестные старики, бывшие свидетелями, а часто и участниками трагических событий 1930–1950 гг. Долгие годы эти люди не шли ни на какие контакты с посторонними. Любые, самые осторожные расспросы о жизни полигона в годы репрессий пресекались ими в самой грубой форме. Один за другим уходили из жизни очевидцы, которые могли бы что-то рассказать о Бутовском полигоне, «Коммунарке», Сухановской тюрьме. А те, что были живы еще и могли бы что-то бесценное нам поведать, молчали, боялись, что все вернется на круги своя. Уговорить, убедить их, что прошлое ушло навсегда, было невозможно…
Лишь постепенно, с годами стали устанавливаться некоторые контакты между теми, кто жадно искал правду и теми, кто хотел ее непременно скрыть и забыть. Так, проливая горькие слезы, рассказывал житель соседней деревни Боброво, как он, будучи шофером автобазы НКВД № 1, возил заключенных в Сухановскую тюрьму и на Бутовский полигон. До самой смерти не мог он забыть случая, когда у молодой женщины, которую он вез в пыточную тюрьму, в дороге начались роды. Ребенка – мальчика – приняли охранники. Пуповину обрезали большим армейским ножом. Была морозная зимняя ночь, когда машина прибыла в Сухановку. Закутав новорожденного в солдатскую шинель, охранник понес его к тюремному начальству...
Теперь никого из свидетелей тех лет уже не осталось в живых. Свои горькие тайны они унесли с собой. |
