 Иван Савельевич, учёный-историк много времени уделял работе с архивными материалами, дабы познать истинную отечественную историю до и после октябрьского переворота 1917 года, главными организаторами и руководителями которого были Ленин, Троцкий, Свердлов и многие другие «пламенные революционеры». С большевицкого переворота начинается длительный трагический период российской истории, неразрывно связанный с властью советов, или советской властью.
Советы, как коллективные органы публичной власти, избирались населением и до октябрьского переворота, что вполне соответствовало демократическому принципу организации государственного управления. Однако такая организация относилась к самым нижним и далеко не всем звеньям власти и не охватывала в полной мере более высокие её ступени, а сам механизм управления не был совершенным и нуждался в изменении путём продуманных взвешенных и всесторонне проанализированных реформ, которые предлагались дальновидными образованными здравомыслящими людьми и которые могли бы привести к улучшению жизни всех слоев населения. Этот мирный, вполне разумный путь совершенствования сложного государственного механизма управления был отвергнут «воинственными революционерами», взявшими курс на разделение общества и разрушение всего и вся до основания вплоть до полной и окончательной своей победы сначала в отдельной стране, а потом и во всем мире.
Произошел государственный переворот, в результате которого большевики во главе с Лениным захватили власть. Провозглашённый ими лозунг «Вся власть советам!», красиво сформулированный, благозвучный, льстивый, заманчивый и в то же время лживый, никогда не соответствовал действительному положению дел, или реальному демократическому принципу управления – безраздельная неограниченная власть принадлежала не избранникам народным, а полуобразованным партийцам, не способным хоть как-то направить силу власти на укрепление государства, которое защищала бы права и свободу граждан. В своей работе «Что такое советская власть» Ленин писал: «Первый раз в мире власть государства построена у нас в России таким образом, что только рабочие, только трудящиеся крестьяне, исключая эксплуататоров, составляют массовые организации – Советы, и эти Советам передаётся вся государственная власть». Такое «единственно верное» ленинское определение советской власти по сути своей лукавое и лицемерное, но со строгой ориентацией в «светлое будущее», было рассчитано на заманивание и привлечение на свою сторону «непросвещённого» народа – широких слоёв населения, включая рабочих и крестьян. Оно никогда не отражало реальное распределение власти после октябрьского переворота.
В течение многих десятилетий до большевицкого переворота в великой крестьянской России с преобладающим сельским населением в деревнях и сёлах избирались старосты, представлявшие низшую ступень демократичной власти Российской империи. Такая, никем не навязываемая власть в деревне охватывала подавляющее большинство населения огромной страны, в которой более 80 процентов составляли крестьяне. Сельская власть принадлежала одному официальному лицу – старосте, избранному в деревне либо селе представителями народа – крестьянами, поэтому вполне логично, обоснованно и правомерно называть её народной властью. Права и полномочия сельского старосты определялись «Общим положением о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», изложенным в Манифесте Александра II от 19 февраля 1861 года, отменившем крепостное право.
Староста в любой деревне либо селе избирался сельским сходом на три года и по административной линии подчинялся земскому начальству, а по разным делам, связанным с правонарушениями, – полицейскому уряднику, становому приставу и уездному исправнику. Общественная деятельность старосты во многом зависела от общины, которая не только его выбирала, но и назначала ему плату за труд и постоянно контролировала его работу.
В прямые обязанности сельского старосты входило улаживать межевые споры при нарушении границ между земельными участками, следить за состоянием дорог и мостов, способствовать своевременному сбору налогов и исполнению повинностей, обеспечивать порядок в общественных местах. Если случалась какая-либо беда в деревне или селе – пожар, наводнение или эпидемия, – он обязан был организовать работу крестьян по борьбе с ними и ликвидации их последствий. Он имел право задерживать беглых солдат и незнакомых людей, приехавших в деревню или село без документов. За незначительные проступки он мог подвергнуть провинившегося домашнему аресту до двух дней, оштрафовать его до одного рубля или назначить ему общественные работы до двух дней.
Во многих деревнях и сёлах сельский староста, выполняя свои обязанности в рамках предписанных ему прав и полномочий, был уважаемым человеком, пользовался большим авторитетом и заслуженным почётом. Его законные права старосты не освобождали от работы в личном хозяйстве, где он трудился от зари до зари, чтобы прокормить свою многодетную семью и своим трудом на земле показать пример своим односельчанам. Он старался, как мог, добросовестно выполнять общественную работу старосты, дабы оправдать доверие своих односельчан, избравших его на сельском сходе. В сущности сельский староста представлял истинную выборную власть народа на начальной ступени её иерархии.
После октябрьского переворота реальная власть в деревнях и сёлах, в городах и поселках принадлежала вовсе не труженикам, а большевицким чиновникам, если даже в советы разных уровней, включая сельсоветы и волостные советы, избирались крестьяне или рабочие. В многочисленных партячейках, парткомах, райкомах, обкомах и партийных комитетах руководящие посты занимали вовсе не рабочие, которые стояли у станка, и не крестьяне, трудившиеся в поте лица на полях, а большевики и их приемники-партийцы. Именно они, как правило, занимая освобождённые от основной работы должности, насильственно подчиняли себе советы, хотя, согласно первой конституции РСФСР, принятой в 1918 году, съезды советов считались высшим органом власти, но такая красивая законодательная формулировка долгие десятилетия служила фиговым листком для прикрытия реальной власти большевиков и партийцев.
«Всенародные» выборы в высший орган власти даже в самом начале их организации были совсем непрямыми и к тому же неравными: делегаты для городских советов выдвигались из расчёта один делегат на 25 тысяч избирателей, а для губернских советов в пять раз меньше, хотя сельское население значительно превосходило городское. Многократное превосходство городских депутатов над сельскими отражало вовсе не волю трудового народа, а шкурные интересы захвативших власть большевиков, стремившихся разделять общество, дабы безраздельно властвовать. По мнению партийных кукловодов, ничем не обоснованному и ничем не подкреплённому, с одной стороны, крестьяне меньше доверяли новой власти, чем городское население (и в этом была какая-то доля правды), а с другой – открыто и во всеуслышание провозглашалась льстивая и лукавая диктатура пролетариата, хотя на самом деле она служила лишь наглым прикрытием диктатуры полуобразованных большевиков.
Всероссийский съезд советов избирал свой постоянно действующий Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) – высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган власти, который образовывал подотчётное правительство – Совет народных комиссаров. Такой комитет с вполне благозвучным названием был высшим органом власти только на бумаге, в партийных документах, красиво оформленных, и совсем не соответствовал реальному распределению власти.
На начальном этапе советской власти выборы в советы, особенно в сельской местности, производились на многопартийной основе. Однако вскоре большевики добились мыслимыми и немыслимыми способами монопольного подчинения советов, чтобы таким образом раз и навсегда прибрать власть к своим рукам, испачканных кровью, на всех уровнях властной пирамиды. При монопольном обретении власти большевики сознательно и преднамеренно нарушали демократический принцип, который они якобы отстаивали и за который якобы боролись. Так, в 1918 году ВЦИК исключил социал-демократов, меньшевиков и эсеров из состава советов, мотивируя тем, что они вели борьбу против «советской» власти. На самом же дели они боролись против большевиков, незаконно захвативших и удерживавших власть. Повсеместно распускались и бесцеремонно разгонялись те советы, в которых в результате выборов побеждала не большевицкая партия, и так, по-наглому, большевики продолжали захватывать власть везде и всюду от начала октябрьского переворота.
Обо всех этих лукавых хитросплетениях власти советов Иван Савельевич поведал своему коллеге Сергею Корнеевичу, который, слушая внимательно, лишь иногда задавал вопросы для уточнения сказанного.
– Как же относились избиратели в то время к «народным» выборам и самим советам? – спросил Сергей Корнеевич.
– Ответ на этот вопрос содержится в архивных документах, из которых я кое-что выписал, – сразу же ответил Иван Савельевич, доставая из папки лист бумаги.
Сергей Корнеевич начал читать вслух:
– «В обзоре ОГПУ от 22 ноября 1924 года отмечалась очень слабая активность в выборной компании граждан, не лишённых избирательных прав. В частности, в нём утверждалось: «Перевыборы советов по всему Союзу характеризуются, с одной стороны, пассивностью и безучастным отношениям к ним широких крестьянских масс и, с другой стороны, напором кулачества, пытающегося пробраться в советы… В Нижегородской губернии на вторичном собрании по перевыборам в одном из сёл из полторы тысячи избирателей участвовало 170 человек. В той же деревне раздавались голоса, что незачем избирать членов совета, так как они будут назначены волостным исполнительным комитетом. В Иваново-Вознесенской губернии на собрании по перевыборам один из делегатов заявил о том, что власть принадлежит рабочим и крестьянам только на словах, а на самом же деле крестьянской бедноте принадлежат тюрьма за невзнос налога».
После прочтения текста, выписанного из архивных источников, Сергей Корнеевич сказал:
– Этот архивный документ, составленный партийными служаками-чекистами, красноречиво свидетельствует о том, что большинство избирателей понимало комедиантство выборной компании и самих советов, которые организовывались под неусыпным контролем большевицких кукловодов. Поэтому они, как могли, уклонялись от участия в выборах, зная, что партийные вожаки через якобы выборы фактически назначают своих людей, которые готовы с пеной у рта защищать свою власть всегда и в любую погоду. Знали они и о том, что реальная власть принадлежит вовсе не рабочим и крестьянам, а самозваным большевикам, оказавшимся не только на самой вершине и на всех ступенях властной пирамиды. Понимали они прекрасно и то, что «Вся власть советам!» – лишь красивый, но лукавый лозунг, очень удобный для удержания власти вовсе не советами, а небольшой кучкой жалких людишек, полуобразованный партийцев, способностей и хитрости которых хватало всего лишь на то, чтобы усвоить простое незамысловатое правило – разделяя и уничтожая властвовать.
– С этим я вполне согласен, – продолжил Иван Савельевич. – Однако несмотря на комедиантство выборов и советов на всех уровнях большевицкие приспешники под мудрым руководством «гениальных вождей» всегда стремились получить большинство в советах. Проходили годы, но сделать этого везде и сразу им не удавалось. Для воинственных большевиков без стыда и страха безнравственная и преступная задача расстрелять царя и его семью, захватить мосты, телеграфы и вокзалы оказалось более простой и лёгкой, чем сделать избираемые советы полностью большевицкими. В первые годы большевицкой власти было немало сельсоветов, полностью беспартийных. Посадить своих людей в сельсоветах не всегда удавалось, хотя и голосование на выборах производилось преимущественно открытым способом, когда были все возможности для безупречной манипуляции мнениями избирателей: высказать своё мнение осмеливался не всякий, зная о том, что за правдивое высказывание можно лишиться не только права голоса, но и свободы и даже жизни. Если же кто-то из присутствующих на сходке, совсем уж осмелев, проголосовал против навязываемого «единственно верного» решения, то его сразу причисляли к «непримиримым контрреволюционерам» и «злостным врагам народа», подлежащим без суда и следствия самому суровому наказанию с привлечением вооружённых служак ОГПУ, хотя такие наказания, как выяснилось на закате советской власти при реабилитации, были незаконными и по сути своей преступными.
– На первый взгляд может показаться, что большевики, обладая никем и ничем неограниченной властью, могли обходиться без советов и партийных сборищ, чтобы полностью подчинить себе бесправный и беззащитный народ. Зачем же им нужны были советы, которые никогда не были свободными от большевицкого насилия?
– Полуобразованные большевики были не настолько наивными, не настолько безумными, чтобы не понимать прописную истину – коллективные решения избавляют каждого из них от персональной ответственности и заслуженного наказания за неправильные, ошибочные решения и даже преступные злодеяния. От таких пагубных решений и действий могла бы спасти совесть, которая отличает всякого человека от любого животного существа. Свободные от стыда большевики, поставившие под началом «вождя мирового пролетариата» крест на совести – высшем нравственном законе, прекрасно понимали и другое – говорить о совести коллектива бессмысленно, как и бессмысленно заявлять о совести народа, хотя они открыто, нагло и лицемерно провозглашали: «Партия – совесть и честь народа!». Если во главе любого коллектива, малого или большого, включая государство, стоит человек, не лишенный природного дара разума и совести, которые больше всего отличают его от животного мира, то и его единоличные и коллективные решения будут направлены не на то, чтобы, истребляя народ, приблизить «светлое будущее» и якобы построить безбожный рай на земле, а на то, чтобы спасти людей от падения в безнравственную пропасть и спасти человечество от земного рукотворного ада.
– Порочная практика, – сказал Сергей Корнеевич, – протаскивания якобы коллективных решений через различные сходки и сборища широко использовалась во всех городах и сёлах от начала захвата власти большевиками вплоть до падения коммунистического диктаторского режима. Об одной печальной истории, случившейся на сельской сходке рассказывал мой отец.
– Мне бы хотелось знать об этой невымышленной печальной истории из сельской жизни.
– Сразу же после октябрьского переворота в соседнюю деревню Лесную в семью священника приехал старший сын Пётр, давно покинувший родительский дом. Учась ещё в гимназии он не на шутку увлёкся чтением запретной литературы. Запретный плод оказался для него весьма сладким и притягательным. Наставления и убеждения отца и матери не помогли ему опомниться и облагоразумиться. Чтобы как-то отвадить от пагубного чтения упрямого Петра, отец вынужден был запирать его в нетопленой холодной бане. Однако и такое постыдное наказание не остудило горячую голову сына. Духовно-нравственные ценности оказались для него чуждыми, и он вскоре вступил в партию и затем был делегатом съездов большевиков. Ему, как большевику, поручили поехать на родину, чтобы претворять в жизнь «гениальные» идеи Ленина на местах. И он приехал на свою родину и выступил перед крестьянами, собравшимися из ближайших деревень. Он с упоением рассказывал о том, как хорошо будет жить при советской власти, что землю будут пахать не сохой, не плугом и не на лошадях, а трактором, и в каждой хате будет гореть не лучина и не коптилка, а лампочка Ильича, а каждый крестьянин будет работать не на помещика, а на себя. Все слушали внимательно и молча. И вдруг один из присутствующих мужиков, набравшись смелости, встал и сказал, что он и так работает на себя, а что будет при советской власти, никому пока неизвестно. Собрание закончилось, и все мужики и бабы разошлись по домам. Пришёл домой и тот смелый мужик-трудяга, который выступил на собрании. Было поздно, темнело, и его многодетная семья легла спать. И вдруг ближе к утру, когда ещё не рассвело, раздался необычно громкий стук в калитку. Это были незваные гости из волости – большевицкие служаки с винтовкой. Арестовав мужика и связав веревкой ему руки, они увезли его с собой. Дома его с нетерпением ждали каждый час и каждый день долгие годы. Убиенная горем жена выходила каждый день на дорогу с надеждой встретить своего любимого мужа, но в свою семью к своим родным и близким он так и не вернулся. Что с ним случилось, никто не знал. В волости на этот вопрос не отвечали. В деревне полушепотом говорили, что его расстреляли чекисты. Этот трагический эпизод из жизни крестьян показывает, как сурово и жестоко внедрялась власть большевиками на земле, в деревне даже в самом начале насаждения тоталитарного диктаторского режима, захлестнувшего потом всю русскую землю.
Выслушав рассказ своего собеседника, Иван Савельевич продолжил:
– Большевицкая власть, действительно, правдой и неправдой, силой и страхом насаждалась и в каждой деревне, и в каждом городе. Но от этой самозваной власти не становилось легче ни крестьянам, ни рабочим. А наоборот, для всех добросовестных тружеников власть большевиков тяжёлым бременем, невиданным прежде, ложилась на их плечи. Если до октябрьского переворота сетовали на то, что на одного с сошкой приходилось семеро с ложкой, то с захватом власти большевиками и в дальнейшем при советской власти партийцев-дармоедов стало во много раз больше. Не по дням, а по часам расплодилось множество чиновников тройственной власти, партийной, исполнительной и правоохранительной, с огромным многоступенчатым бюрократическим аппаратом – целой армией так называемых служащих и служак: председателей, комиссаров, секретарей, инструкторов, чекистов, работников милиции, прокуратуры и суда, – которые «обслуживали» и защищали в основном не трудовой народ, а своих вожаков, самих себя, чтобы остаться у горнила власти до скончании века. По «единственно верной», заумной организации государственной власти партийные «мудрецы» оказались впереди планеты всей – ни в одной цивилизованной стране мира не было и нет такой тройственной системы управления с гигантским чиновничьим аппаратам. Все большевицкие и партийные чиновники, вне зависимости от занимаемой должности, ничего не производили: никто из них не пахал, не сеял и не стоял у станка, но все они претендовали на безбедную жизнь, как при коммунизме, который они бесстыдно провозглашали и начинали якобы строить, правда, не своими, а чужими руками. Всю эту огромное сообщество бездельников надо было накормить, одеть и представить им жильё в лучших домах. Кормить надо было, кроме того, и действующую армию, и заключённых в тюрьмах, которые разбухали не по дням, а по часам. Чтобы содержать всех партийных чиновников-бездельников и служак с оружием в руках, открыто, под дулом нагана или с винтовкой в руках грабили крестьян, обзывая их кулаками, облагали их чрезмерно непосильными, грабительскими налогами, а рабочих на заводах и фабриках тоже грабили, выплачивая им нищенскую зарплату, которой едва хватало на пропитание и жильё в полуподвалах и бараках. Объявленная «вождём мирового пролетариата» власть рабочих и крестьян и соблазнительный лозунг «Вся власть советам!» оставались в громких льстивых и в то же время лукавых призывах и тщательно прописывались на бумаге: в «выдающихся» трудах партийных «мудрецов», в центральных и местных газетах, в советских учебниках. В реальной же жизни вся нераздельная власть сосредотачивалась в цепких руках партийцев путём протаскивания «единственно верных» решений через сходки всех уровней, начиная с самого высокого – партийных съездов с бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в бросание лаптей. От единогласных, якобы коллективных решений партийные властители, восседавшие в президиуме, на престоле власти, испытывали чувство глубокого удовлетворения. И так продолжалось от начала сотворения советской власти во главе с «гениальными вождями» и их последователями, дряхлеющими генеральными секретарями, вплоть до падения диктаторского партийного режима.
После непродолжительной паузы Иван Савельевич, задумавшись, сказал:
– Изучая архивные материалы, я обратил внимание на то, что в те далёкие годы подозреваемыми в неблагонадёжности становились не только выступающие на сходках и не только уклоняющиеся от участия в выборах, но и многие уже избранные большевицкие чиновники разных уровней советов, не угодившие по каким-то причинам партийным вожакам либо их верным служакам-чекистам.
Сергей Корневище сразу же спросил:
– Какие же это материалы?
– Я кое-что выписал, – ответил Иван Савельевич, отдавая коллеге лист стандартной бумаги, где было написано:
«Очень часто низовой совработник, если он уже не кулак, то кулак в ближайшем будущем. В Курской губернии бедняки во главе сельсоветов встречаются в редких случаях и большей частью таковыми являются кулаки. Даже по Московской губернии в большом числе волостей наблюдается пьянство, якшание с кулаками и покровительство самогонщикам ответственных работников волостных исполкомов и сельских милиционеров... (из обзора политического состояния СССР, составленного ОГПУ 10 октября 1924 года)».
Прочитав эту фразу из обзора высоких служак ОГПУ, Сергей Корнеевич с возмущением сказал:
– Безобразия, которые творились на всех уровнях большевицкой власти, разве слепой не замечал. Однако верные большевикам чекисты по своему скудоумию не могли понять, что в Курской губернии с чернозёмными плодородными землями в разряд бедняков попадали лишь ленивые и пьяницы, которых в целом было не так уж много, и все они, как правило, были безграмотными, но по воле партийцев могли попасть в советы как представители бедноты, избранные народом. Поэтому в деревнях и сёлах нередко встречались такие сельсоветы, председатели которых совсем не владели грамотой, а вместо подписи с большим трудом выводили витиеватую непонятную загогулину. Зато они свободно владели нецензурной матерной лексикой. Освободившись от совести и познав истинную цену самой ничтожной власти, они с гордостью носили под замусоленной, грязной кожанкой наган и могли приложить его к груди «провинившегося» крестьянина, не сумевшего вовремя заплатить грабительские налоги. Они владели, кроме того, гербовой печатью, которую по собственному усмотрению могли поставить куда угодно, хоть на мягкое место или на любую справку всего лишь за небольшую мзду – бутылку самогона. Вне всякого сомнения были и совсем другие председатели сельсоветов, честные и в то же время обманутые властью и надеждой и искренно верившие в то, что большевицкие вожаки ведут по «единственно правильному» пути к победе социализма. Избирались они, как правило, из средних слоёв сельского населения. Это были порядочные грамотные добросовестные люди, настоящие хозяева, своими руками добывавшие хлеб насущный и познавшие все тяготы сельской жизни и по достоинству ценившие нелегкий труд крестьянина. И очень часто они не только сочувствовали тем, у кого отбирали хлеб служаки ГПУ с винтовкой в руках, но и, как могли, заступались за них. Однако такие честные представители власти советов не нужны были большевицким приспешникам, и во многих случаях их причисляли к «контрреволюционерам» и «врагам народа», хотя они боролись за справедливость против наглых служак-большевиков, чтобы спасти своих тружеников-односельчан от грабежа и арестов. И судьба их была во многих случаях трагической как и тех, кого они пытались защитить. Они попадали под общее репрессивное колесо, беспощадное и кровавое, с арестами без суда и следствия, конфискацией имущества, нажитого честным трудом, с расстрелами либо лишением свободы на многие годы.
В завершение беседы Иван Савельевич, глубоко вздохнув, сказал:
– Во все времена после октябрьского переворота в советы разных уровней, начиная от сельского и кончая верховным, выбирались не только партийные полуобразованные большевики и партийцы, но и вполне достойные, заслуженные люди, признанные общественностью. Однако какими бы не были советы по составу, они не никогда не обладали истинной властью, предписанной конституцией. Ими только прикрывались сначала большевики, а потом и партийцы всех уровней ради славы и удержания власти в своих цепких руках вплоть до падения тоталитарного режима и распада «нерушимой» диктаторской партийной империи с названием «Советский Союз».
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Карпенков Степан Харланович
|
