Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация… Народ наш носит в себе органический зачаток идеи, от всего света особливой. Идея же эта заключает в себе такую великую у нас силу, что, конечно, повлияет на всю дальнейшую историю нашу

Ф.М. Достоевский

Мы должны осознать русскую религиозную идею и из неё понять все противоречия России… что замыслил Творец о России, умопостигаемый образ русского народа, его идею

Н.А. Бердяев

Национальные идеалы

Народы имеют духовное назначение, которое определяет их исторический облик и судьбу. Природные условия и уровень культуры оказываются материей воплощения метафизической интенции – предельного стремления, духовной ориентации народа и, как всякая материя, налагают печать на форму воплощения духовной задачи. Но в трагедии земной истории формулируется надысторический идеал народа – раскрытие духовного содержания его небесного призвания. Идеал народа вбирает в себя лучшее, что о себе помыслил и что из Божьего завета совершил в истории народ. «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности… Призвание, или особая идея, которую мысль Бога полагает для каждого морального существа – индивида или нации – и которая открывается сознанию этого существа как его верховный долг, – эта идея действует во всех случаях как реальная мощь, она определяет во всех случаях бытие морального существа» (Вл.С. Соловьёв).

Содержанием национальной идеи являются не абстрактные или рациональные понятия, но живые архетипы[1], в которых укоренено сознание и подсознание народа; иерархия ценностей, определяющих установки и модели поведения; идеалы, на которые отзывается непосредственное нравственное чувство, которые целостно переживаются, волнуют, задевают за живое всякого человека, считающего себя представителем данного народа. В русской традиции идеал и быт сопряжены, что запечатлено в понятии «чин». Творческая национальная идея «должна выражать русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание. Эта идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чём он прав перед лицом Божиим и самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь; это то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших детях и в грядущих поколениях и законах» (И.А. Ильин).

Национальная творческая идея мобилизует энергетический потенциал народа на исторические свершения. Национальный сверхидеал задаёт целеполагание народу, открывает ему смысл жизни, который выше будничных забот и борьбы за существование, который соединяет с прошлым, оправдывает настоящее и открывает будущее. Национальная идея формулирует общее историческое назначение народа, мобилизуя национальные архетипы, инстинкты самосохранения нации и совершенствуя характер народа. «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые; таких идей много как бы слитых с душой человека. Есть они и в целом народе, есть и в человечестве, взятом как целое. Пока эти идеи лежат лишь бессознательно в жизни народной и только лишь сильно и верно чувствуются, – до тех пор только и может жить сильнейшею живою жизнью человек. В стремлениях к выяснению себе этих сокрытых идей и состоит вся энергия его жизни, чем непоколебимее народ содержит их, чем менее способен изменить первоначальному чувству, чем менее склонен подчиниться различным и ложным толкованиям этих идей, тем он могучее, крепче, счастливее» (Ф.М. Достоевский).

Национальная идея выражает природу и характер народа, оформляет смысл его бытия. Различные народы возвеличиваются или подвергаются падению, и их национальные идеалы могут быть созидательными и разрушительными, подлинными и ложными. «Всякий народ, в особенности великий народ, претендует на то, что он несёт человечеству какую-то свою идею; история просматривает эти национальные претензии и большинство из них выбраковывает в мусорную яму. Идея, изъятая таким образом из жизненного оборота, становится трагедией нации, язвой её желудка и раком её печени: она съедает народ. Она ставит перед ним явно непосильную задачу, конструирует некую “миссию”, в жертву которой приносится национальное бытие» (И.Л. Солоневич). Национальный идеал придает смыслосозидающий и целеподвигающий импульс национальному бытию.

«Возраст русской идеи есть возраст самой России» (И.А. Ильин). Хотя понятие русская идея впервые ввёл Ф.М. Достоевский, в основном она сформировалась к XVI столетию, но некоторые её содержания выражались не в вербальных, а в эстетических формах либо в виде традиционных отношений к Богу, бытию, жизни, человеку. С доминированием иосифлянской традиции национальный идеал вытесняется из официальной жизни, замутняется, вместе с тем и обогащается в трагических исторических коллизиях и душевных драмах народа. Самосохранение русского народа в последующие века было возможным благодаря сохранению собственного национального идеала. Начиная с петровской революции национальный идеал подвергается уничижению, искажению, во многом вытесняется в маргинальные сферы. С русской духовной революции XIX века начинается осознание и философское формулирование базовых принципов русской идеи. Были моменты в истории России, когда русская идея просияла немеркнущим светом: в русской святости и творческой гениальности, в освоении безбрежных просторов, в строительстве огромного многонационального государства, в созидании великой культуры. Были периоды, когда идея национального призвания замутнялась и предавалась забвению. Но она никогда не прерывалась, а обогащалась трагическим опытом истории. Это непрерываемая линия нашей жизни, передаваемый от поколения к поколению богочеловеческий завет о русском народе, приобщение к которому даёт возможность устоять, выжить и преобразить жизнь.

От выбора Православия – первого акта национального самостояния, от первых русских летописей и «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона, через исторические победы народа над смертельными врагами, через непревзойдённую русскую способность выживать и упорное государственное строительство, через русскую святость и русскую гениальность – в трагических испытаниях и муках формируется содержание национальной идеи: замысел Творца о русском народе и ответный помысел народа о самом себе, о своём историческом призвании и бытии. Русская идея – это национальный идеал, который народ возжигал перед собой, к которому стремился и которым судил себя. Как всякий идеал, он выше исторической эмпирии, но, как всякий подлинный идеал, он является внутренним смыслом истории, её доминантой. Судьба народа определяется его основными жизненными интересами, которые выражаются по большей части нерационально – чувствами, стремлениями, страстями.

Каковы основные свойства национального идеала? Национальная идея представляет собой комплекс идей, на которые все, кто идентифицирует себя с народом, сориентированы как на лично близкие и родные. Русский национальный идеал никогда не был нацелен на мирские блага, он ориентирует национальный дух на высшие цели бытия: «Русская идея не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, русская идея есть эсхатологическая идея Царства Божьего… Для постижения России нужно применить теологальные добродетели веры, надежды, любви» (Н.А. Бердяев).

В русском религиозном сознании изначально формируется убеждение в том, что русский народ – богоносец, сохраняющий правую веру и обязанный донести её другим народам. В этом всечеловеческая миссия русского народа. Русская идея отражает миссию русского народа в христианстве, его путь и задачу в раскрытии христианской истины – универсальной и всечеловеческой. Опыт добра, который собирает народ в историческом пути, не исключает, а дополняет опыт других народов. Русская идея есть небесное отражение земного пути русского народа к истинной жизни. Русская идея основана на православном переживании новозаветного благовестия. Какую же истину о Боге несёт русский народ?

Прежде всего, русская идея пронизана троическим умозрением. Духовный центр Руси – Свято-Троицкая лавра, основанная преподобным Сергием Радонежским. Иконописным выражением русской идеи является икона преподобного Андрея Рублёва – Святая Троица. Троические принципы заложены Творцом в основания бытия и, по образу Божию, в основания человеческого бытия.

Из лицезрения таинства единой и неслиянной Божественной Троицы проистекают основополагающие категории русской идеи. Во все времена многие храмы на Руси посвящались Святой Троице. Троическое умозрение лежит в основе русского сознания. «Русский народ нуждался в сильнейшей идейной поддержке для перенесения всех своих невзгод; более того, требовалось в основу государственного становления Руси положить краеугольный камень – идею, которая не только освещала бы путь людей для их объединения в деле создания национального государства, но давала бы силу преодолевать трудности, через которые этот путь пролегал. Такой благодатной, всё освещающей и всё воедино соединяющей идеей явилось таинство любви во Святой Троице, призывающей к подобному объединению всех людей: “Да вси едино будут” (Ин 17:21). Преподобный Сергий был действенным носителем этой идеи»[2].

Русская идея подлинно христоцентрична и христологична. Кенозис Второй Ипостаси Божественной Троицы свершается во имя любви Бога к тварному миру, как явление полноты любви к человеку – сотворцу Богу. Бог в Православии явлен прежде всего не как Царь мира – Христос-Пантократор, а как Христос-Спаситель. Бог нисходит в мир во имя богоуподобления человека: Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом. Земная жизнь ценна как путь к Богу.

Христос во имя спасения человека принимает голгофские страдания и идёт на крестную смерть. Воплощение Бога в человеке, земной путь Спасителя, Его земное слово и деяния, голгофские страдания и смерть Богочеловека на Кресте, Воскресение Бога и явление Его в преображенной плоти переживаются в русском жизнечувствии как бытие созидающие события. Скорби и страдания жизни отражают путь крестоношения, который следует принимать с радостью и благодарностью Богу, ибо терновый венец сораспятия Христу ведёт к вечному блаженству. «Верующий православный убеждён, что напрасных страданий не бывает; что Христос на земле пострадал “ради нас”; что Христос любит каждого страдальца и разделяет с ним его страдание. Не зря же народная мудрость гласит: “Христос терпел и нам велел”» (И.А. Ильин). Жизнь должна строиться в соответствии с евангельским образом Спасителя, Его учением, Его крестным путём, Его смертью и Воскресением. Церковный евангелизм как евангелизация жизни господствует в русской святости. Высшие критерии в русской жизни – в Откровении Спасителя, а не в насущных жизненных интересах. «Русский народ ведёт всё от Христа, воплощает всё своё будущее во Христе и во Христовой истине… Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нём присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово… И это несмотря на то, что многое у самого же народа является и выходит до нелепости не из этой идеи, а из смрадного, гадкого, преступного, варварского и греховного. Но и самые преступник и варвар хоть и грешат, а всё-таки молят Бога, в высшие минуты духовной жизни своей, чтоб пресекся грех их и смрад, и всё бы выходило опять из той излюбленной идеи их» (Ф.М. Достоевский).

Если из лицезрения Божественной Троицы и взаимоотношений Ипостасей Божиих исходит небесная безмерность любви, то в переживании образа, учения и деяний Спасителя обретаются земные силы небесной любви: Господь есть любовь. Беспредельные любовь, милосердие, сострадание Христовы наполняют божественными проявлениями сердце русского человека. Спасительное благовестие Иисуса Христа обращено к каждому человеку: идущий за Мной пусть возьмёт свой крест. В отношении к Богочеловеку в русском благочестии страх Божий как безмерное благоговение перед Господом сочетается с глубокой любовью, доверием к милосердию Спасителя. Русский человек трагически переживает страсти Господни, сознавая безмерную трагедию богочеловеческого крестонесения, но уповает на спасение, ибо Христос смертию смерть попрал. Поэтому на местах трагедий на русской земле возводились храмы Спаса на крови. Но и храм-памятник великой победе в Отечественной войне 1812–1814 годов тоже посвящён Христу Спасителю. Всё лучшее в православном благочестии проистекает из уподобления Спасителю, всё удаляющееся от христоцентричного стержня бытия – уводит на периферию Православия и выводит за его пределы.

Божественная любовь, явленная в полноте во взаимной любви Божественных Ипостасей Святой Троицы, – это вечное истечение любви для мира сего. Христианство – религия любви, Православие – установка на преображение мира любовью. Русская идея – утверждение соборной любви в жизни. Идеал Православия – любовь на земле по образу небесной любви Ипостасей Святой Троицы: «Дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх розни мира сего» (преп. Сергий Радонежский). «Русское Православие воспринимает Бога любовью, воссылает Ему молитву любви и обращается с любовью к миру и людям» (И.А. Ильин). Любовь является силой единения соборно-персоналистических начал и играет огромную созидательную роль в истории.

Андрей Рублёв выразил национальное миросозерцание, народный идеал своего времени. «Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних. Вот этот-то неизъяснимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублёва, эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безгласности, эту бесконечную друг перед другом покорность мы считаем творческим содержанием Троицы» (свящ. Павел Флоренский).

«“Бесконечная друг перед другом покорность”, “сердце всех милующее”, готовность душу свою положить за други своя – вот что лежит под словом “любовь”, которое обязательно возникает в нашем сознании, как только мы начинаем пытаться выразить наши чувства от этой великой иконы XV века. Все эти слова словно кружатся вокруг какого-то центра, что-то хотят выразить, что-то такое близкое нам и высокое. И, наконец, такое слово приходит: самопожертвование. Любовь – самопожертвование, причём с ударением не на “жертвенность”, а на этом “само” – на добровольности этой жертвы. Не героическая жертва собою в борьбе и напряжении всех сил, всех страстей, в безоглядном стремлении к результату, а простое, смиренное, как бы логически вытекающее из общего мироощущения, которое можно назвать “просветлённым страданием”. Любое самопожертвование – это потрясающее величие духа, но в данном случае перед нами величие духа не античного образца: “Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея?” (Ин 18:11). Страдание осмысленное, не как наказание за какие-то провинности, не как рок или фатум, слепо сваливающийся на человека, страдание, необходимое для устроения и просветления мира, добровольно принимаемое на себя по жалостливости, по состраданию всей твари, всему миру (а раз всему – стало быть, и врагам, и разрушителям, и тем, кто хотел бы сделать мою жертву напрасной). Только такое страдание действительно просветляет и возносит душу и вводит её в божественный, горний, вечный мир, в мир “этого Триипостасного Божества, вечного в Своём покое и одновременно находящегося в безмолвном строении жизни внутри Себя заключенной” (арх. Сергий /Голубцов/). Вот что начинает проступать на рублёвской Троице» (К. Касьянова).

Любовь – милосердие, прощение, жалость, смирение – в русской духовности приоритетнее других высоких ценностей: прав, закона, справедливости. Австриячка Катерина Бета, принявшая Православие, в книге «Русская душа» пишет: «В восточном благочестии доминирует не идея справедливости, а идея любви».

«Итак, любовь есть основная духовно-творческая сила русской души. Без любви русский человек есть неудавшееся существо. Цивилизирующие суррогаты любви (долг, дисциплина, формальная лояльность, гипноз внешней законопослушности) сами по себе ему мало свойственны. Без любви он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. Ни во что не веруя, русский человек становится пустым существом, без идеала, без цели. Ум и воля русского человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою» (И.А. Ильин).

Русская идея во многом софийна и софиологична. Представление о Софии Премудрости Божией русское Православие получило от первосвятителя Кирилла, которому, по свидетельству агиографа, она являлась во сне: «Видех едину краснейшу всех лицем светящуся и украшену вельми монисты златыми и бисером и въсею красотою, ей же бе имя Софиа, сиречь мудрость», образ которой он благоговейно пронёс через всю жизнь. Подлинная мудрость – прекрасна, глубинное единство мудрости и красоты было изначально воспринято русским православным сознанием. «Если красота достаточно устойчиво выступала в Древней Руси символом святости, благочестия и в целом всего комплекса духовных ценностей, то безобразное часто служило ярким выражением антисвятости, отступления от веры и т. п. …Безобразное выступает знаком антиценностей… В понимании прекрасного древнерусское эстетическое сознание выдвигало на первый план красоту духовную. Чувственно воспринимаемая красота ценилась прежде всего как знак и символ этой красоты, но также и сама по себе как результат божественной творческой деятельности» (В.В. Бычков). Павел Флоренский определял образ Софии как «первую сущность младенческой Руси, имевшей воспринять от царственных щедрот византийской культуры». Первые храмы на Руси посвящались Софии Премудрости Божией. В иконописи развилась оригинальная софиологическая тема, религиозную мысль волновал софиологический вопрос. Софийность искусства «состояла в удивительной способности русских средневековых мастеров выражать с помощью художественных средств главные духовные ценности, сущностные идеальные основания бытия, божественную премудрость в их общечеловеческой значимости; в глубинном ощущении и осознании… в качестве основы всякого творчества, единства мудрости, красоты и искусства» (В.В. Бычков).

Идея богоносности русского народа укоренена в софийном призвании. София – рождающее лоно Творца мира. София – мироустроительница, собирательница, охранительница творения Божьего, заступница чад Божиих. Из Божьего хранилища – Софии человек получает образ и материал творения, силу и импульс к сотворчеству Богу. От человека как сотворца Божьего, София принимает созданные им образы Нового Бытия. София – Душа Мира, создательница коллективных душ наций и человечества, начало соборности и Церкви Христовой. Это осмысление Премудрости Божией и роли её в творении развивалось в русской идее.

В русском благочестии София Премудрость нередко воспринималась через образ Богородицы. Ибо в Деве Марии явлена полнота Софии-Девы – Вечной Жены Вечного Жениха, Логоса. А Мария-Богородица воплощает полноту Софии как тварного бытия, рождающего в мир Бога. Софийная любовь – это радостное принятие Премудрости как замысла Творца о творении и вместе с тем любовь к миру как творению Божию. Русское православное чувство было открыто всеобъемлющему образу Софии – Премудрости Божьей. Это сказывалось в русской религиозности, в отношении к жизни, в наборе и отборе черт хаpактеpа народа. Из созерцания Софии рождалась идея соборности.

Собор – это Церковь Христова, объединяющая всех верующих во Христа. Собор – это храм Божий, единящий христиан в предстоянии каждого перед Богом, в общей молитве Богу. По образу Собора Святой Троицы, в которой каждая Божественная Ипостась представляет собой индивидуально неповторимую и вместе с тем всецелую божественную сущность во взаимной ипостасной любви и единстве в Троице, соборность – единство многообразия – представляет собой свободное сообщество вечных личных душ, в нем раскрывается полнота природы каждого и единство в любви всех. Соборное «единство свободное и органическое, живое начало которого есть Божественная благодать взаимной любви» (А.С. Хомяков). Подлинная соборность достигается в единстве человечества вечных душ в любви к Богу и в Боге. Личность – это степень вочеловечения, достигшая индивидуальной свободы и неповторимости в свободной обращенности и любви ко всем личностям. Таким образом, соборность – это братство свободных личностей. В одном измерении соборность противостоит тотальному индивидуализму, в другом – тотальному коллективизму, являя гармонию меры того и другого. «Соборность противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммюнотарность, не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» (Н.А. Бердяев).

Соборное сознание русского человека «имеет некий внеличностный и – в достаточно широких временных рамках – вневременной характер. Это сознание собора родственных по духу людей, достигших в процессе совместной литургической жизни внутреннего единства как друг с другом, так и с более высокими духовными уровнями, в идеале – с Богом. Соборное сознание в православном понимании – это результат коллективного “духовного делания” собора единомышленников (в идеале – всей Православной Церкви), получающего благодатную помощь свыше… Наиболее полное своё бытие соборное сознание обретает в процессе церковного богослужения, литургического действа, которое совершается в храме в особой предельно эстетизированной среде… попадая в которую человек должен был получить реальную возможность приобщения к миру высшей духовности. Эта среда понималась как место соприкосновения, взаимного перехода мира видимого и невидимого, как реальное “окно” в Небесное Царство. Широко раскрывалось это “окно” лишь в процессе богослужения, так что духовно-художественная среда, созданная с помощью комплекса искусств, реально и полно функционировала только во время культового действа… Духовно-мистической кульминацией Литургии является Таинство Евхаристии – реального приобщения (путём принятия в себя) плоти и крови Христовой. В этом – цель и вершина литургического пути единения человека с Богом. Главное содержание богослужения составляет молитва. Средневековый человек приходил в храм, чтобы принять участие в соборной молитве, ощутить своё родство и единство с другими людьми (со всем родом человеческим, как бы незримо присутствующим в храме во главе с родоначальником Адамом) и с Богом, к Которому он обращается в молитве с прошением и славословием» (В.В. Бычков).

Умение принять страдание из сострадания – воспиталось соборностью, присущей Православию – наиболее соборном вероисповедании в единственно соборной религии – христианстве. Принципы организации Русской Православной Церкви соборны больше, чем в церкви Византийской. Православная соборность была духовной основой русского национального единства, которое ощущалось прежде всего как религиозное – единство в Истине. Достоевский отмечал эту «неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христа». Соборный характер проявлялся во всечеловечности и универсализме русской идеи, в том, что Бердяев ошибочно называл тоталитарностью русского хаpактеpа.

Православная соборность укрепляла в русском человеке чувство национального и общественного единства, противостояла вражде и розни. Соборность отражается в русской уживчивости, в здравом инстинкте общежития, без которого невозможна нормальная жизнь множества национальностей в крупнейшей империи: «Ужиться народ русский со всяким может, ибо много видел видов, многое заметил и запомнил в долгую, тяжелую жизнь свою двух последних веков… Способность примирительного взгляда на чужое есть высочайший и благороднейший дар природы, который даётся очень немногим национальностям» (Ф.М. Достоевский). Русский народ создал огромное многонациональное государство и освоил невиданные просторы, не уничтожив и не поработив ни одного народа. «Германская идея есть идея господства, преобладания, могущества; русская же идея есть идея коммюнотарности и братства людей и народов» (Н.А. Бердяев). В историческом строительстве русский народ руководствовался идеей национального единства и стремлением к содружеству и сотрудничеству различных наций, что есть проекция соборной всечеловечности. «Русская национальная идея всегда перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью» (И.Л. Солоневич). Русские идеалы помогали русскому характеру мирно обустраивать огромную разноплеменную землю.

Национальный идеал формирует своеобычное отношение русского народа к другим народам и к человечеству: «Мы предугадываем, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях… Русский идеал – всецелость, всепримиримость, всечеловечность… общечеловеческий дух и есть отличительная, личная способность нашей нации… Что такое сила духа русской народности как не стремление её в конечных целях своих ко всемирности и всечеловечности?» (Ф.М. Достоевский). Всечеловечность сказывалась в том, что русский народ не чужд инородному, открыт влияниям. «Переимчивость его известна… Никогда не встретите вы в нашем народе невежественного презрения к чужому» (А.С. Пушкин). В то же время русский ощущает своё как общечеловеческое, он призван нести своё другим народам, но не насилием, а служением и примером. Открытость и обращенность к иному и к другим совместно со стремлением сохранить собственную самобытность – соборная черта всечеловечности. «В русском характере замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, в нём по преимуществу выступает способность высокосинтетическая, способность всепримиримости, всечеловечности. В русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости. Он со всеми уживается и во всё вживается. Он сочувствует всему человеческому, не различая национальности, крови и почвы. Он находит и немедленно допускает разумность во всём, в чём хоть сколько-нибудь есть общечеловеческого интереса. У него инстинкт общечеловечности. Он инстинктом угадывает общечеловеческую черту даже в самых резких исключительностях других народов; тотчас же соглашает, примиряет их в своей идее, находит им место в своём умозаключении и нередко открывает точку соединения и примирения в совершенно противоположных, сопернических идеях двух различных европейских наций, – в идеях, которые сами собою, у себя дома, ещё до сих пор, к несчастью, не находят способа примириться между собою, а может быть, и никогда не примирятся» (Ф.М. Достоевский). Русский народ в лучших своих творениях и деяниях исполнял вселенскую миссию, сознавал своё призвание  к разрешению общечеловеческих проблем. «Если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры… стать поскорее русскими и национальными» (Ф.М. Достоевский).

Универсализм русской идеи подвигает русскую душу постигать истину бытия и всего в жизни. Универсальная соборность охватывает все сферы жизни единым организующим принципом блага. Всё в этом мире призвано устроиться по Божией правде. Универсализм стимулирует пытливость, безграничность познания и деятельности, русскому характеру не свойствен партикуляризм. Широта русской души обусловлена универсализмом русской идеи не меньше, чем обширностью русских пространств.

Достоевский предвидел, что всечеловечность и универсализм сыграют большую роль в мировой истории: «Мы предугадываем, и предугадываем с благоговением, что характер нашей будущей деятельности должен быть в высшей степени общечеловеческий, что русская идея, может быть, будет синтезом всех тех идей, которые с таким упорством, с таким мужеством развивает Европа в отдельных своих национальностях; что, может быть, всё враждебное в этих идеях найдёт своё примирение и дальнейшее развитие в русской народности. Недаром же мы говорили на всех языках, понимали все цивилизации, сочувствовали интересам каждого европейского народа, понимали смысл и разумность явлений, совершенно нам чуждых… И кто знает, господа иноземцы, может быть, России именно предназначено ждать, пока вы кончите; тем временем проникнуться вашей идеей, понять ваши идеалы, цели, характер стремлений ваших; согласить ваши идеи, возвысить их до общечеловеческого значения и, наконец, свободной духом, свободной от всяких посторонних, сословных и почвенных интересов, двинуться в новую, широкую, ещё неведомую в истории деятельность, начав с того, чем вы кончите, и увлечь вас всех за собою».