Крестовый кровавый поход вооружённых большевицких служак обрушивался на каждую деревню и на каждый дом как гром среди ясного неба. Хотя такое чудовищное трагическое нашествие на мирный безоружных крестьян происходило в начале тридцатых годов прошлого века, но идейная почва для него готовилась гораздо раньше – сразу же после октябрьского переворота 1917 года, когда на совещании делегатов комитетов бедноты Ленин во всеуслышание заявлял о решительной линии ликвидации кулачества: «… Если кулак останется нетронутым, если мироедов мы не победим, то неминуемо будет царь и капиталист». «Пламенный революционер», окрещённый позднее «гениальным вождём мирового пролетариата», надеялся, что его заманчивый, но лукавый призыв о ликвидации «кулаков» будет воспринят с большим энтузиазмом беднейшими крестьянами. Однако его надежды во многом не оправдались – подавляющее большинство крестьян и знать не хотело о таком дерзком призыве и, занимаясь своим любимым делом, они рассчитывали только на себя. К тому же вовсе не беднейшие крестьяне, сравнительно не многочисленные (два-три двора на всю деревню) и едва сводившие концы с концами в своих совсем небогатых хозяйствах, кормили всё население, а крепкие крестьяне, работая в поле от зари до зари и добывая в поте лица хлеб насущный. Сегодня, когда прошли мучительные десятилетия трагического эксперимента над крестьянской деревней, очевидно и другое: с воплощением безумного призыва о ликвидации «кулаков» жизнь в деревне не только не улучшилась, а значительно ухудшилась: наступила многолетняя разруха, голод, и многомиллионное крестьянство, пройдя все круги земного ада, оказалось не способным обеспечивать даже самые минимальные потребности населения своей страны в сельскохозяйственной продукции, хотя совсем недавно, до большевицкого переворота, в великой и сильной России её вполне хватало и для внутреннего потребления, и для продажи за границу.

Дальнейшие трагические события того времени показали, что ни жестокая бандитская ликвидация «кулачества» по призыву «великого вождя», ни созданные для этой цели многочисленные комитеты бедноты на местах не смогли спасти русский народ от страшного голода и повсеместной разрухи. Некоторое оживление деревни наступило после обретения крестьянами хоть какой-то свободы при так называемой новой экономической политике, когда хлеб производился, но его значительная часть оставалась у крестьян даже после сдачи грабительских податей. Взамен на оставшийся хлеб сельские труженики не могли получить промышленные товары. Само же роизводство отечественной промышленной продукции после развала заводов и фабрик вследствие большевицкого переворота и братоубийственной кровопролитной войны резко сократилось – технологический производственный цикл был нарушен, а многие высококвалифицированные специалисты без суда и следствия были арестованы, затем расстреляны либо брошены в тюрьмы. Поэтому цены на промышленные товары, производимые в сравнительно небольших объёмах, были неоправданно высокими, и поэтому крестьяне не могли их купить, хотя в них и нуждались. Товары широкого потребления нужны были не только крестьянам и рабочим, но и значительной части населения, не занятой в производстве и растущей как на дрожжах: не по дням, а по часам множились партийные нахлебники-бездельники на всех ступенях огромной властной пирамиды, и для исполнения их безумных распоряжений и приказов создавалась многочисленная армия других бездельников – служак в погонах и с оружием в руках. Такая огромная армия использовалась преимущественно не для обеспечения безопасности граждан, как это провозглашалось партийными вожаками, а для ареста безвинных граждан, для исполнения незаслуженных ими наказаний вплоть до расстрела, для защиты партийцев и самих себя. В частности, было создано главное политическое управление, аналогов которого не было и нет во всей мировой истории. Никто из партийных чиновников и их многочисленной стражи не пахал, не сеял и не стоял у станка. Однако все они претендовали на безбедную сытую жизнь при своей политической, а по сути нетрудовой деятельности. И почуяв силу власти и вкус дармового хлеба, они не хотели идти в поле либо на заводы или фабрики, чтобы получать заработанный своими руками хлеб, как это делали крестьяне в деревне и рабочие в городе.

Большевицкие вожаки и партийцы не могли усвоить простую истину: кто не работает, тот и не должен есть. Их волновала вовсе не эта прописная истина, а совсем другая – разделяя властвовать, а чтобы её усвоить большого ума не нужно, да и знания тоже не нужны. Зато в отличие от них крестьяне твёрдо знали: если не работать, то нечего будет есть. И они, добывая в поте лица свой хлеб насущный, не хотели отдавать его задаром и вовсе не потому, что они были «живодёрами» и «мироедами», как обзывал их Ленин, «гениальный вождь мирового пролетариата», не имевший даже малейшего представления о том, каким тяжким трудом даётся хлеб насущный, и совсем не знавший проблем крестьянской жизни. В этом заключалась главная причина кризисов так называемых хлебозаготовок, которые регулярно случались в двадцатые и тридцатые годы прошлого века.

Известен один интересный эпизод трагической истории того страшного времени. В разгар очередного продовольственного кризиса в январе 1928 года Сталин, уверенно и стремительно восходивший на престол партийной нераздельной власти, решив спуститься на грешную землю, отправился в Сибирь, хотя и не любил ездить по стране и общаться с простым народом, предпочитая сидеть за высокой кремлёвской стеной, настолько высокой, что из-за неё совсем не видна была бескрайняя Россия, переполненная горем народным от края и до края. При встрече с сибирскими крестьянами один решительный мужик осмелился посоветовать «высокому» кремлёвскому гостю, в то время ещё небогоподобному вождю, сплясать – тогда он, может, и продаст пудика два хлеба. Как сложилась дальнейшая судьба этого смельчака-крестьянина история умалчивает, но известно другое: примерно через два месяца после этой встречи с народом на всю катушку развернулась пропагандистская компания по массовому, повсеместному раскулачиванию. Печальные результаты такой бандитской кампании теперь известны многим: массовые аресты без суда и следствия, мучительные пытки, беспощадные расстрелы крепких крестьян, изъятие нажитого честным трудом имущества, тюрьмы и ссылки для оставшихся в живых и повсеместная колхозная кабала как печальный венец сплошной принудительной коллективизации. Чудовищная колхозная кабала по своему порабощению во много раз превзошла крепостное право: крестьяне оказались на всю жизнь привязанными к земле, только не своей, а ничейной, и были намертво прикованы к своей родной деревне отсутствием паспортов и зыбким правом кормится со своего крохотного приусадебного участка, по сути отбывая все семь дней в неделю колхозную барщину. Подобного полного закабаления крестьян не было даже при крепостном праве с трёхдневной барщиной. Кроме колхозной барщины, каждый колхозник обязан был платить грабительские налоги и непосильный натуральный оброк так называемому государству, вся власть в котором принадлежала зажравшимся партийцам-дармоедам. Полное и окончательное закабаление крестьян большевиками в народе назвали вторым крепостным правом большевиков, или сокращённо – ВКПБ. Такую же аббревиатуру имеет всесоюзная коммунистическая партия большевиков, породившая новоявленное крепостное право при «торжественном шествии в светлое будущее».

Массовое повсеместное раскулачивание ещё предстояло. Но некоторые известные историки считают 1930 год роковым для русского и братского народов. Такое утверждение вполне обосновано: в 1929 году Сталин одержал полную победу над внутренними партийными «врагами», и вся диктаторская неограниченная власть была полностью сосредоточена в его руках, обагрённых кровью. В декабре того же года по его отмашке был создан Наркомат земледелия СССР во главе с Яковом Эпштейном, скрывавшим своё истинное еврейское происхождение под вымышленной фамилией Яковлев, как это делали его соплеменники Лейба Давидович Бронштейн (Лев Троцкий), Ешуа-Соломон Мовшевич Свердлов (Яков Свердлов) и многие другие партийные вожаки. При активном участии Якова Эпштейна и под «мудрым» руководством «отца вех народов» к 1937 году деревня была почти полностью разорена, и наркома земледелия продвинули по партийной линии – он стал Первым секретарём ЦК КП(б) Белоруссии, где его бандитская выучка проявилась незамедлительно, сразу же, в течение нескольких дней по его указанию были арестованы безвинные, но неугодные ему люди – «национал-фашисты». Вскоре головокружительная партийная карьера Эпштейна закончилась расстрелом, хотя «великие заслуги» высокого партийного уголовника перед единоличным кремлёвским хозяином до сих пор не оценены государством по достоинству и в полной мере в рамках действующих российских законов.

В конце декабря 1929 года отмечался 50-летний юбилей Сталина, «великого отца всех народов». Отмечался он с небывалом прежде государственным размахом в сопровождении мыслимым и немыслимым хвалебным словоблудием с лукавым признанием его «гениальных» и «выдающихся» достижений. В частности, Михаил Калинин, окрещённый Троцким всероссийским старостой, в своём немногословном выступлении сказал: «Сталин – это гений, который всё может». Гений злодейства Иосифа Джугашвили, выбравшего вымышленную фамилию Сталин, чтобы скрыть свои грузинские корни и преступное прошлое, с годами проявлялся всё отчётливее и выразительнее, а о своих неограниченных возможностях он показал на деле сразу же, через несколько дней после пышного празднования своего юбилея, заявив о ликвидации кулачества как класса: «Теперь у нас имеется достаточная материальная база для того, чтобы ударить по кулачеству, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс … Наступать на кулачество – это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением».

Ни беспрекословное исполнение воли «великого вождя» наркоматом земледелия во главе с Эпштейном, ни массовые расстрелы крестьян партийными служаками с винтовкой в руках, ни ссылки, ни тюрьмы и ни насильственная сплошная коллективизация не спасли русский и другие братские народы от страшного голода 1932–1933 годов с миллионными жертвами, а, наоборот, все эти преступные деяния партийцев разных мастей только способствовали той страшной, всенародной, рукотворной беде. Поэтому настоящее наступление большевиков на крестьян в определении «гения, который всё мог», вылилось в крупномасштабные преступления против крестьян, составляющих подавляющее большинство населения. В дальнейшем сельскохозяйственное производство продолжало стремительно падать, и вернуться хотя бы на прежний уровень 1928 года так и не удалось ни в довоенное, ни в послевоенное время. А при партийных преемниках Сталина советское государство вынуждено было закупать в немыслимо больших объёмах продовольствие за границей. Про такой «единственно верный» путь большевицких и партийных вожаков бывший премьер-министр Великобритании Черчилль с иронией и насмешкой сказал: «Я всегда думал, что умру от старости, но когда Россия начала покупать зерно на Западе, я чуть не умер от смеха».

Бюрократическая большевицкая машина почти мгновенно реагировала на «великие идеи» Сталина: примерно через месяц после его заявления о решительном наступлении на «кулака», а по сути, о крестовом походе на крестьян было обнародовано постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мерах по ликвидации кулачества как класса». А за две недели до того была создана комиссия политбюро по проведению сплошной коллективизации во главе с Вячеславом Молотовым. «Великий вождь» не вошёл в эту карательную комиссию, предпочитая оставаться над кровавой схваткой, дабы не пачкать свои костлявые руки в крови. В её состав входил 21 человек, в том числе Исай Голощёкин, главный исполнитель предписаний Ленина и Свердлова расстрелять царскую семью. Вскоре 19 членов комиссии по отмашке Сталина были репрессированы, уцелели только Молотов и Калинин. И только спустя почти 70 лет, когда полностью развалилось крепостное, колхозное, сельское хозяйство, официально было признано раскулачивание политической репрессией. А в те далёкие и страшные годы репрессивная машина срабатывала без промашки. В первый день варварской операции раскулачивания (это было 6 февраля 1930 года) было арестовано более 15 тысяч человек, а ещё в течение 10 дней эта цифра достигла примерно 65 тысяч. В это же время главный каратель и палач ОГПУ (объединённого главного политического управления) Генрих Ягода, человек со звериным оскалом, потребовал от своих подчинённых временно оставить в покое «попов» и «купцов» и сосредоточить главный удар исключительно на «кулаков». Разгоревшееся неукротимое пламя от искры человеческой вражды и ненависти раздували многочисленные средства одурманивания народа: газета «Правда», свободная от правды, и множество газетёнок местного покроя, в которых изо дня в день крупными буквами печатались одни и те же бандитские призывы: «Бей кулака!», «Кулаки – эти яростные враги социализма – сейчас озверели. Надо их уничтожать, выносить постановление об их выселении, отбирать у них имущество, инвентарь». Не только распространялись умопомрачительные призывы, и изобреталось всё, чтобы, разделяя людей в каждой деревне и в каждой семье, возбудить ненависть друг к другу вопреки православной заповеди любить ближнего своего как самого себя. Предпринималась наглая попытка настроить даше детей против своих родителей. Для чего придумывалось вымышленные «герои» того кровопролитного времени: и несовершеннолетний Павлик Морозов и вполне взрослый некий красноармеец Воронов, который на письмо отца со словами: «Последний хлеб отбирают, с красноармейской семьёй не считаются», ответил: «Хоть ты и мне батька, ни слову твоим подкулацким песням не поверил. Я рад, что тебе дали хороший урок». Теперь, спустя многие десятилетия, становится всё более очевидным: вряд ли был в реальной жизни такой красноармеец, возненавидевший своего родного отца, ожидавшего от него защиту от варваров в погонах. Правдоподобность письменного диалога отца с сыном весьма сомнительна – в те страшные годы многие дети, наблюдая за бандитским ограблением, с ещё большим уважением и любовью начинали относится к своим беззащитным родителям. Реальность такого диалога вызывает сомнение и по другой причине: в то время многие крестьяне были безграмотными, а если и владели грамотой, то не настолько в совершенстве, чтобы так точно, кратко и понятно изложить свои мысли на бумаге, как это сделано в вымышленных письмах отца и сына.

Каковы же результаты такой оголтелой пропагандистской атаки и бандитского нашествия на деревню? Трагические, скорбные результаты, долгое время спрятанные в архивах, лишь совсем недавно стали доступными для стремящихся познать историческую истину. Из рассекреченных сводок ОГПУ следует, что в ссылку в суровые края было отправлено около трёх миллионов человек, из которых два с половиной миллиона – в первые два года (1930–1931) раскулачивания. Далеко не все ссыльные прибывали на место ссылки – одни, тяжело заболев в дороге, умирали в муках, а другие пытались бежать. Согласно рассекреченной справке ОГПУ 1934 года около 90 тысяч кулаков погибли в пути следования, ещё 300 тысяч умерли от недоедания и болезней в местах ссылки, около половины из них – во время массовый голод. За якобы активное сопротивление коллективизации только в 1930 году было казнено более 20 тысяч человек. Через десять лет, по данным НКВД (народного комиссариата внутренних дел), с поселений бежало множество бывших «кулаков», и из них почти каждый третий был пойман и вторично жестоко наказан. Скорбный итог бандитского вторжения в мирную деревню вооружённых служак по отмашке партийных вожаков разных мастей – более трёх миллионов человек было подвергнуто жестоким репрессиям, и из них около полумиллиона погибли.

Долгие десятилетия статистику жертв бандитского раскулачивания и принудительной коллективизации пытались утаить от народа, чтобы никто не знал о гигантских масштабах преступлений и чтобы никто не мог разглядеть истинное лицо, спрятанное под маской лицемерия, вершителей судеб народных: «гениальных вождей», карателей, палачей и убийц, – на совести которых сотни, тысячи и миллионы человеческих жертв. В официальную статистику, явно заниженную, не вошли десятки, сотни тысяч жертв, погибших от голода и холода, умученных при жестоких пытках и истязаниях, расстрелянных после ареста в лесу и брошенных в болота, утопленных живьём в реках, озёрах и в морях. В неё не вошло бесчисленное множество жертв, навечно оставшихся на обочинах многих непроторённых, нехоженых, тернистых дорог, ведущих в радужное «светлое будущее», и не меньшее множество жертв многочисленных строек социализма, усеянных костями народными.

Под кровавое репрессивное колесо попадали не только трудолюбивые и благочестивые крестьяне, разные по материальному достатку, но и многие известные всему миру учёные, служители церкви, хранители православной веры, бывшие помещики и фабриканты, вчерашние чиновники разных рангов и те, кто совсем недавно прислуживал партийцам с винтовкой в руках и без неё, и множество добросовестных честных тружеников, никогда не помышлявших пополнять бандитские ряды, дабы не по своей воле стать преступником и оказаться в греховном плену.

Очевидно, что крупномасштабную рукотворную трагедию русского и братских народов вполне возможно было избежать, если бы большевики и партийцы, обезумевшие от никем и ничем не ограниченной власти, усвоили не науку разрушения, преподносимую западными «классиками светлого будущего», а заповеди Божьи, призывающие не убивать, а любить ближнего своего.

У многих большевицких вожаков и их вооружённых служак, жаждущих крови, хватило ума и смекалки лишь на то, чтобы запустить репрессивную машину, которая работала без остановки, без сбоев в течение долгих мучительных десятилетий, отмеченных в мировой истории невиданным ранее массовым кровопролитием собственного народа.

Библиографические ссылки

Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.

Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.

Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.

Карпенков Степан Харланович