 Взятие Охотска Северным экспедиционным отрядом 4 - 6 октября 1921 г. (1)
5. Планы и подготовка к их реализации. Бочкарев был не единственным в Приморьи, кто обдумывал планы экспедиции и обустройства Охотско-Камчатского края. Однако работавшее во Владивостоке в июне-июле 1921 года «совещание по Камчатскому вопросу», судя по сохранившимся протоколам, сосредоточилось на разработке штатов будущих учреждений, делении области на уезды (Охотский, Гижигинский, Анадырский, Чукотский, Командорские острова, с управлением Петропавловским уездом непосредственно из административного центра области, без организации там дополнительных уездных органов) и в качестве единственной вооруженной силы планировало завести милицию, желательно «из местных жителей», в количестве 20–25 человек в Петропавловске-на-Камчатке и примерно таком же — на всей остальной территории от Аяна до Чукотки29. Одновременно признавалось, что сведений о положении на Камчатке и Охотском побережьи в сущности не имелось и их еще предстояло получить, а пока высказывались лишь общие соображения о «катастрофическом положении области, не видящей государственной забот[ы], особенно усилившемся с момента незаконной передачи Камчатки в ведение Совроссии (так в документе. — А. К.)». Оставались сущие пустяки — заново взять под контроль Охотско-Камчатский край, для чего, естественно, было недостаточно указа Временного Приамурского Правительства «о вхождении Камчатской обл[асти] в территорию названного Правительства»30. Об этом-то и думал есаул Бочкарев, разыскавший в июне или июле 1921 года своего бывшего работодателя Бирича и обратившийся к нему с планом экспедиции через Охотское море.
«Он говорит, — вспоминает современник, как ему рассказывали о бочкаревском проекте, — что с уходом японцев отразить нашествие большевиков на Приморье — дело почти безнадежное. Единственное, что надо сделать, — это захватить теперь же Камчатку, берега Охотского моря, Якутск, и, двигаясь на юг по Лене, угрожать Хабаровской железной дороге (линии Хабаровск — Чита — Иркутск. — А. К.) с севера. И только тогда при совместных действиях с войсками Приморья возможно и поражение большевиков, и дальнейшее наступление на Читу и Иркутск. Лена как единственный путь сообщения с Якутской областью местами так сдавлена скалами, что если их укрепить, то получатся вторые Фермопилы…»31. В этом изложении рассматривается исключительно военный аспект будущего предприятия, но в письме Биричу, подытоживавшем их устные переговоры, Бочкарев уже не ограничивался планами ударов с севера по линии железной дороги, обращая в связи с этим особое внимание на смежный с ОхотскоКамчатским краем «совершенно почти незаселенный Удский уезд».
Видимо, хорошо зная как интересы Бирича (далекие от стратегии да, пожалуй, и от спасения России), так и особенности театра предполагаемых операций, Валериан Иванович описывал богатства тамошних золотоносных районов, уверяя, «что в стадии осуществления этого плана им глубоко заинтересуются представители иностранных держав и представители заграничного капитала» (а значит, возможна выгодная коммерция), и намекал на желательность назначения правительственного «эмиссара для означенных областей из лиц, известных местному населению» (то есть самого Бирича, в качестве приятеля Н. Д. Меркулова способного посодействовать продвижению проекта)32. И надо сказать, что по сравнению со смелым, но крайне трудновыполнимым стратегическим планом, как будто не учитывавшим тысячеверстные расстояния на этом театре, суровый климат, бездорожье и скудость местных ресурсов, — идея захватить и начать эксплуатацию золотых приисков, рыбных и пушных богатств Охотско-Камчатского края в пользу Приамурской государственности выглядела намного более реальной.
Подготовка экспедиции не была секретом и для противника, который озаботился снабжением своих сил в этом регионе оружием и другими припасами. Путь для доставки помощи был избран довольно оригинальный: необходимые закупки сделали в… Шанхае, где зафрахтовали и английский пароход. Однако по пути на Камчатку пароход был 8 октября встречен крейсирующим вблизи Сангарского пролива посыльным судном «Батарея» (одно 75-мм и два 40-мм орудия) под Андреевским флагом. Открыв огонь, капитан 1-го ранга Петровский загнал большевиков в японские территориальные воды у порта Муроран (остров Хоккайдо), где пароход был задержан, военные грузы — конфискованы японцами, а прочие — проданы с аукциона33; возглавлявший советскую экспедицию комиссар И. П. Кларк, к негодованию партийных товарищей, «сбежал в Австралию, где имел свое крупное хозяйство»34, а камчатские большевики оказались предоставленными самим себе. Что же касается Охотского побережья, то на помощь ему Кларк все равно бы уже не успел.
Беспокоился и существовавший в Петропавловске-на-Камчатке «Областной народно-революционный комитет». Еще 27 июля, когда ожидался приход к берегам полуострова канонерской лодки «Магнит», направленной из Владивостока для охраны промыслов от иностранных браконьеров, комитет вынес весьма решительное постановление: «В случае, если на пароходе прибудет экспедиционный вооруженный отряд с намерением высадиться на берег с целью захвата власти, комитет путем мирных переговоров примет все меры к недопущению высадки такового отряда, но если эти способы борьбы окажутся недостаточными, комитет будет принужден прибегнуть к оружию против захватчиков, посягающих на законную власть, избранную всеми трудящимися Камчатки. Народ Камчатки не желает войны, но также не потерпит пребывания здесь насильников — наемников царских генералов и буржуазии, и областной комитет, как выразитель народной воли, примет все меры и средства к удалению захватчиков из пределов Камчатской области»35. И в начале ноября, получив новую информацию об отправившейся из Владивостока экспедиции, петропавловские власти, как рассказывали впоследствии, также отправили в Охотск тревожную радиограмму: «Охотск Ревтройке. Белобандит Бочкарев с отрядом вышел из Владивостока. Вероятно зайдет в Охотск. Примите самые строгие меры».
Охотская станция была серьезно повреждена красными партизанами еще в 1920 году и, хотя и могла принимать радиограммы, сама на передачу не работала. Поэтому камчатские большевики должны были вскоре изумиться самому факту получения ответа и еще более — его содержанию: «Самые строгие меры приняты. Охотская ревтройка шлет привет из Охотской каталажки. Есаул Бочкарев»36.
6. Падение Охотска. Радировало, очевидно, посыльное судно «Свирь» или коммерческий пароход «Кишинев», на которых шли завоевывать Охотско-Камчатский край бочкаревские «отрядники», а может быть, уже и станция в Наяхане (на северном побережьи Охотского моря), где 26 октября высадился с частью отряда сам Бочкарев. Как бы то ни было, в Петропавловске почувствовали угрозу, и «Облнарревком», постановив 28 октября «не вступая в вооруженную борьбу, отступить вглубь области» и одновременно «принять все меры и [применить все] средства к удалению захватчиков из пределов Камчатской области»37 (что как будто противоречило одно другому), незамедлительно приступил к эвакуации (стали «таскать в сопки провизию и оружие»)38. Но что же на самом деле произошло к этому времени на Охотском побережьи?
Выйдя из Владивостока в ночь на 25 сентября и выдержав по пути шторм, суда направились к Охотску, причем «Свирь», шедшая первой, достигла пункта назначения 3 октября, а «Кишинев» присоединился к ней вечером 4-го. На «Свири», помимо самого начальника экспедиционного отряда и его штаба, находилось большинство «отрядников», поэтому Бочкарев не стал дожидаться подкрепления и немедленно по прибытии к Охотску высадил часть своих людей на правом берегу реки Охоты, против города, в районе поселка Новое Устье (одного из выселков Охотска), для захвата плацдарма и производства разведки. В ночь на 4 октября «бочкаревцы» даже переправились чрез реку на нескольких кунгасах, однако в полной темноте и на незнакомой местности, по утверждению Бирича, которому рассказывал об этом сам Бочкарев, не смогли «достигнуть серьезных результатов» и «произвели лишь переполох в стане красных, которые […] продолжали стрельбу еще долгое время после возвращения нашего отряда на свои позиции»39.
Советский историк, не ссылаясь ни на какие источники и не упоминая о рекогносцировке на левом берегу, рисует драматическую картину первой высадки одиннадцати бочкаревских офицеров во главе с полковником Лукомским, якобы принявших за местных повстанцев красноармейский пост, к которому высадившиеся и угодили в плен: «В это время со стороны Булгина (еще один из охотских выселков. — А. К.) и Охотска началась перестрелка. Командиры красных вышли из избы, оставив часовых. Отряду был отдан приказ отойти в тайгу. Лукомский, выглянув в окно, быстро оценил обстановку, понял, что красным сейчас не до бочкаревцев. По его сигналу офицеры навалились на часовых, связали их и потащили к шлюпкам. Таким образом им удалось вернуться на пароход, да еще с пленными» 40. Однако это повествование противоречит как свидетельству бывшего помощника начальника Гижигинского уезда М. Ф. Орлова, согласно которому полковник Лукомский прибыл в Охотско-Камчатский край (да и то не на Охотское побережье, а в Петропавловск) лишь 21 января 1922 года на пришедшем из Владивостока пароходе «Охотск»41, так и докладу Бирича, составленному 21 ноября 1922 года.
Основываясь на словах Бочкарева, Бирич рассказывает о продвижении по правому берегу красного отряда, вышедшего из Якутска, который, «очевидно, ища переправы на ту сторону реки Охоты, наткнулся неожиданно на 11 человек наших людей из отряда, возившихся около кунгасов, обезоружил их и взял в плен. Несомненно, им пришлось бы плохо, если бы в это время не показались наши цепи рекогносцировочного отряда. По словам самих попавших в плен, увидев наши цепи, красные моментально сели на коней и все скрылись в том же направлении, откуда пришли, т. е. по дороге на Якутск, не успев даже дать знать о своем приходе Охотским большевикам»42. В этом повествовании с поздней советской версией совпадает лишь число пленных да… поспешное бегство большевиков, ибо, несмотря на недоговоренности коммунистического историка, ясно, что «отход в тайгу», при котором бросают не только пленных, но и собственных часовых, — не более чем бегство. Возможны ошибки и в версии Бирича (записанной, как мы отметили, год спустя): рекогносцировочная цепь, судя по его же рассказу, должна была двигаться по левому берегу, и как раз могла возвращаться к своим кунгасам для переправы обратно; пленные же должны были в этом случае оставаться для охраны лодок, но, «завозившись», проглядели появление неприятеля. Впрочем, все могло произойти уже после возвращения разведывательной партии на правый берег, когда, после безуспешного поиска в сторону Охотска, «отрядники» приступили к прочесыванию местности, где им предстояло дожидаться утра. Как бы то ни было, подкрепление красных, обратившись вспять, так и не соединилось со своими товарищами в городе.
«Бочкаревцы», напротив, нашли своих союзников — отряд местных повстанцев, руководимый И. Н. Яныгиным и А. И. Сентяповым и группировавшийся в поселке Булгин, отделенном от Охотска рекою Кухтуй (расположен между реками Кухтуй и Охота) и сравнительно труднодоступном. Современник так описывает Булгин: «раскиданный в лесу, с часом пешеходной ходьбы до него», причем сообщение с этими выселками было возможно «благодаря особенностям действия прилива и отлива […] только в известные часы»43; соответственно Булгин представлял собою удобное прибежище как для спасавшихся из Охотска (в частности, местного священника), так и для тех, кто в течение года пытался оказывать сопротивление занявшим Охотск большевикам. Заслуги повстанческих командиров были высоко оценены Бочкаревым, который после освобождения города, «прежде чем наградить своих отрядников, в первую очередь представил [И.] Н. Яныгина к награждению чином Капитана, а А. И. Сентяпова к награждению орденом Св[ятого] Владимира 4-й степ[ени] с мечами и бантом»44.
Днем 5 октября продолжалась высадка «отрядников», теперь уже с «Кишинева», на берег вблизи Нового Устья. Около часу пополудни советское командование в Охотске отправило в качестве парламентеров проживавших там двух американцев (торговцев или промышленников), однако Валериан Иванович заявил, подкрепив свои слова письменным ультиматумом, «что никаких переговоров не может быть, сила на его стороне, и все красноармейцы должны сдать оружие. Только в этом случае они могут рассчитывать на пощаду, в противном случае город будет подвергнут во время атаки бомбардировке и пострадает много невинных людей»45. Никакого ответа, как и сведений о сдаче оружия, получено не было, и наступившей ночью на 6 октября «Свирь» вела редкий огонь по берегу, скорее всего, наугад.
«Полдюжины гранат со “Свири” произвели должное впечатление», — пишет эмигрантский историк, прапорщик А. П. Еленевский (сам участник Гражданской войны на Дальнем Востоке), к сожалению, не указывая своих источников46. Бирич рассказывал, что «на “Свири” была взята для поддержки отряда пушка Гачкова, принадлежавшая Булгинскому отряду», которая, надо полагать, по его мнению и стреляла по Охотску 47; возможно, на свидетельстве Особоуполномоченного основывается советский историк, заменяя лишь «пушку Гачкова» (Гочкиса?) на «макленку» (траншейную автоматическую пушку Маклена): «Не взять бы белым Охотска, не прояви они хитрость. У Яныгина Бочкарев взял старую пушчонку-макленку, установил ее на борту “Свири” и ночами (? — А. К.) обстреливал город. Большого ущерба своими снарядами она не могла нанести, но психологическое воздействие на защитников Охотска производила большое»48. Однако, коль скоро речь зашла о психологии, следует сразу же отметить абсолютное психологическое неправдоподобие нарисованной картины.
В самом деле: предположим, что у повстанцев действительно имелась мелкокалиберная пушка (хотя вряд ли они были настолько сильны). Но неужели Яныгин, испытывавший недостаток оружия, согласился бы отдать ее — свою единственную «артиллерию» — для перемещения на корабль, который в случае неудачи, конечно, ушел бы вместе с пушкой в море, оставив повстанцев более беззащитными, чем они были до появления Бочкарева?! И была ли необходимость Бочкареву забирать «пушчонку» у своих союзников, если его «Свирь» считалась одним из сильнейших кораблей Сибирской флотилии?
Посыльное судно (изначально — 600-тонный «океанский буксир») имело на вооружении четыре 75-мм и одно 40-мм орудие49 (последнее, по-видимому, и было «пушкой-пулеметом» Гочкиса), так что проблемой становилось не отсутствие артиллерии, а скудость боезапаса. Следует прислушаться к словам начальника штаба Северного экспедиционного отряда, Генерального Штаба генерал-майора Никиты Андреевича Полякова, после очищения от красных Охотского побережья отправившегося на «Свири» брать Петропавловск: «В Охотске пришлось обстрелять берег, чтобы дать возможность высадиться десанту. Петропавловск шел я занимать без денег, без продовольствия, без обмундирования, без оружия и снарядов»50; «у меня имелось всего семнадцать винтовок системы “Бердана” при крайне ограниченном количестве патронов и одно орудие “Гочкинса” (так! — А. К.) с девяноста снарядами» 51. Вероятно, немногочисленные 75-миллиметровые снаряды и были выпущены по берегу близ Охотска… «произведя должное впечатление».
Не дождавшись ответа 5 октября, сам Бочкарев ночью или ранним утром 6-го съехал на берег, присоединившись к своим «отрядникам», возможно, уже не у Нового Устья, а у Булгина, и утром же лично возглавил разведку, отправившись на левый берег Кухтуя, к городу Охотску, на двух кунгасах с двадцатью подчиненными. Продвигаясь вперед, Валериан Иванович скоро увидел поднятый «над одним из зданий Охотска за церковью» белый флаг и, уже не дожидаясь подкреплений и не опасаясь засады и предательства, вошел в город, незадолго до этого брошенный основными силами красных. Здесь еще оставались «насильственно мобилизованные и перебежчики», не пожелавшие уходить тайгой на Якутск, которых начальник экспедиционного отряда «после должного внушения отпустил по домам»52.
Судьба бежавшего красноармейского отряда Пыжьянова оказалась печальной: сам Пыжьянов, добравшийся до Якутска в одиночку, был расстрелян своими же за трусость и дезертирство, а за его подчиненными бросились в погоню повстанцы Яныгина и, настигнув у одной из почтовых станций на таежном тракте, всех перебили. Советский автор при описании этого рисует ужасающие картины издевательств и пыток (хотя его единственный информатор — местный житель-якут, якобы узнавший о произошедшем годом ранее и с чужих слов, уже в силу этого заведомо не мог передать тех подробностей, которыми изобилует рассказ, включая описания внешности, прямую речь и проч.)53; автор эмигрантский, вообще не указывая источников, приводит не менее жуткую версию о начавшемся среди отступающих и бедствующих красноармейцев людоедстве, вследствие чего все сдавшиеся в конце концов в плен и были истреблены негодующими повстанцами54. Впрочем, все это происходило уже без участия Бочкарева, который, оставив в Охотске часть своих сил, с остальными на «Свири», «Кишиневе» и подошедшем из Владивостока пароходе Добровольного Флота «Взрыватель» двинулся вдоль берега для очищения прибрежных селений от большевиков.
7. Выбор базы и новые планы. Первоначальною базой для дальнейших действий, как утверждал впоследствии Бирич, должен был стать «район Аян — Охотск», что в общем соответствовало планам наступления через Удский уезд на железнодорожную линию Хабаровск — Благовещенск — Чита, — планам, так горячо рекламируемым Бочкаревым в Приморьи. Теперь же, после освобождения Охотска, Валериан Иванович неожиданно для Особоуполномоченного безапелляционно заявил, «что он по стратегическим и некоторым другим соображениям решил изменить первоначальный план экспедиции», назвав в качестве базы сначала Олу, а затем Гижигу, где в конце концов и обосновался55. При этом, как мы уже знаем, около половины отряда было им оставлено в Охотске и не менее 80% от остальной части — направлено для занятия Петропавловска с генералом Поляковым (соответственно и территория, вновь приведенная «под высокую руку» Приамурского Правительства, была Бочкаревым разделена на три «военных района» — Охотский, Гижигинский и Петропавловский). Что же предопределило выбор начальника отряда, сделавшего своей резиденцией один из самых суровых уголков побережья, где среднегодовая температура воздуха не поднималась выше –6˚С (а средняя зимой — около –22˚, с наиболее сильными морозами до –45˚С), где мерзлота начиналась в полуметре от поверхности земли, где осенью (то есть как раз во время появления здесь «бочкаревцев») в губе Охотского моря бушевали шторма, где даже с размещением вновь прибывших контингентов должны были возникать немалые сложности?
«Селение, — писал о Гижиге выдающийся гидрограф полковник Б. В. Давыдов, — производит унылое впечатление как зимой, так и летом; в первом случае постоянные ветры и метели с тундры заносят жалкие и низкие избушки, образуя целые горы и валы из снега между зданиями; в летнее время ровная окружающая селение тундра, имея сверху глинистый слой, не имеет стока почвенных вод, а потому, лишь только сошел снежный покров или выпал дождь, — сообщение между домами становится затруднительным: приходится или настилать дощатые помосты, или утопать в грязи.
Дома селения в большинстве плохие и низкие; многие из них имеют крыши из древесной коры. При домах есть маленькие постройки, но амбаров мало, а огородов совсем нет. Все постройки сооружены так скверно, что крыши протекают даже в лучших домах, а сквозь щели в стенах зимою наносит снег»56.
Мотивами для выбора могли стать — сравнительная (по меркам этого края) близость Гижиги к Наяхану с его радиостанцией, позволявшей разговаривать с Петропавловском, Охотском, Анадырем, вероятно и Средне-Колымском (два последние пункта, правда, еще не были заняты), при том, что само селение Наяхан не давало возможности разместить там сколько-нибудь значительный воинский контингент; наличие недалеко от Гижиги, почти на самом морском берегу, в урочище Кушка, «складочного места» из «трех казенных домов, четырех небольших избушек и нескольких амбаров, предназначенных для хранения грузов»57, то есть дополнительных площадей для размещения людей и имущества; удобное положение Гижиги как исходного пункта для дальнейшего продвижения вглубь материка и на крайний Северо-Восток; наконец, все развивавшийся конфликт между Бочкаревым и Биричем, побудивший начальника отряда отделиться от Особоуполномоченного и в дальнейшем действовать вполне самостоятельно. Однако, взвешивая достоинства и недостатки гижигинсконаяханского района, мы все еще не приближаемся к ответу на первоначальный вопрос, столь изумивший Бирича: почему же Валериан Иванович категорически отказался от мысли устраивать базу отряда в районе охотско-аянском?
Разумеется, в отсутствии каких-либо определенных свидетельств трудно говорить о подлинных мотивах и рассуждениях Бочкарева, равно как и о том, когда эти мотивы появились и не обманывал ли он Бирича (а вместе с ним и Меркуловых) еще в Приморьи, обещая немедленное наступление через Удский уезд на железнодорожную линию. И все же объективная картина всей экспедиции и перспектив дальнейших действий бочкаревского отряда позволяет сделать некоторые наблюдения, а затем и предположения на этот счет.
Прежде всего, селение Аян, сохранившее громкое название «порта Аян» лишь по традиции со времен Российско-Американской Компании, как возможная база для экспедиционного отряда или его части проигрывала даже Гижиге и Наяхану. Лоция полковника Давыдова, подготовленная к печати еще при Меркуловых и изданная в 1923 году, беспристрастно описывает удручающее состояние этого — в сущности, уже бывшего, — населенного пункта:
«Оседло проживали в 1916 году в селении Аян только одно русское семейство, урядник с помощником, в ведении которого находились казенные грузы, да две туземных семьи. […]
От прежних благоустроенных строений […] и в настоящее время уцелели и видны церковь, школа и несколько жилых домов […]. Здания эти, необитаемые в настоящее время и полуразрушенные временем, вместе со стоящими у моря пакхаузами имеют заброшенный и унылый вид. Церковь стоит заколоченной, и лишь в одном доме, лежащем близ нее, видны еще следы человеческого жилья (не случайно в 1922–1923 годах генерал А. Н. Пепеляев, направленный с отрядом по следам Бочкарева в охотско-аянский район, под Аяном вынужден был размещать своих людей в палатках58. — А. К.)»59.
Другим серьезным обстоятельством представляется значительная удаленность друг от друга и фактическая разобщенность двух участков, являвшихся целями всей экспедиции. Петропавловск был нужен как административный центр Охотско-Камчатского края и вдобавок полезен для организации освоения тамошних ископаемых, рыбных и пушных богатств; Охотск — важен с точки зрения той же эксплуатации ресурсов, в первую очередь — золотоносного района, и кроме того представлял собою, по сути дела, единственную базу для развития военных операций вглубь материка. Но между ними пролегали сотни верст большею частью совершенно необжитой местности, а сообщение морем, за исключением сравнительно недолгого периода навигации, было даже не затруднительным, а попросту невозможным (скажем, упоминавшийся выше транспорт «Охотск», перешедший в январе 1922 года из Владивостока в Петропавловск и не имевший необходимости пересекать Охотское море, добрался до пункта назначения «обледенелым до верхушек мачт», а в Авачинской бухте «замерз» до конца апреля60). Кроме того, оба района и путь между ними по суше, в объезд Охотского моря, были подвержены ударам неприятеля — как партизан, отошедших из Петропавловска «в сопки», так и регулярных частей из Якутска. Поэтому оборудование дополнительной «промежуточной» базы с немногочисленным гарнизоном представляется вполне целесообразным, а выбор места для нее вблизи Наяханской радиостанции — пожалуй, и единственно правильным. Отказ же от немедленных операций в направлении Хабаровска или Благовещенска мог объясняться даже не столько наступавшей зимой (перемещения санными обозами на оленях или собаках оказывались как раз легче, чем летом), сколько другим, несравненно более важным фактором.
При организации экспедиции летом 1921 года Валериан Иванович настаивал, что для нее были необходимы «винтовки, пулеметы, взвод легкой артиллерии […], продовольствие и два парохода небольшого тоннажа», да и после взятия Охотска пытался удержать в своем распоряжении одно судно61. Но оборудовать наспех стоянку в Наяханской бухте не удалось, что же касается исходной подготовки экспедиционного отряда, — она была совершенно неудовлетворительной. Мало того, что артиллерии не дали вовсе (орудия имелись только на «Свири», которая быстро вышла из подчинения Бочкареву и Полякову, да и была, естественно, бесполезна при продвижении отряда вглубь материка), а пулеметов — крайне ограниченное количество; даже винтовками, которые Приамурское Правительство уделило «отрядникам», отправлявшимся завоевывать обширные пространства СевероВостока, оказались однозарядные берданки образца 1870 года, запасы же продовольствия и всего необходимого для выживания в пустынном и суровом краю были явно недостаточны.
Не случайно первым, что пришлось сделать Валериану Ивановичу (которого советские авторы постоянно называли наемником иностранных торговцев и промышленников) после освобождения Охотска, стали реквизиции в расположенных там складах торговых фирм. Так, доверенный одной из них письмом Бочкареву от 23 октября свидетельствовал, что «в магазине фирмы Д. А. Холмс в г[ороде] Охотске вверенным Вам Отрядом» были взяты «товары и обмундирование на сумму сорок тысяч рублей», которые он «согласно Вашей долговой расписке (реквизиционной квитанции? — А. К.) должен получить от Временного Приамурского Правительства, после чего никаких препятствий на Отряд (так в первоисточнике. — А. К.) не буду иметь» 62. С прибывшего на Охотский рейд парохода, зафрахтованного фирмой «Свенсон и Компания», Бочкарев после досмотра забрал «на договоренных условиях» (то есть, вероятно, также в долг) имевшееся там «нарезное оружие»63; в дальнейшем практиковались конфискации у местных охотников трехлинейных винтовок и винчестеров или принудительный обмен их на отрядные берданки, иногда встречавший вооруженное сопротивление.
В таких условиях поход через пустынный Удский уезд на Хабаровск или Благовещенск в самом деле оказывался чем-то немыслимым, и даже действия против занятого большевиками Якутска предпринимались весьма осторожно, хотя и привели к блокированию красных в городе и взятию под контроль обширных территорий Северо-Востока (долина Алдана, Оймякон, Средне-Колымск, Верхоянск)64. Бочкарев же, засевший в Гижиге и Наяхане, где, по мнению А. А. Пурина, высказанному в августе 1922 года, «никогда не было и не будет большевиков»65, очевидно, вынашивал какие-то свои планы, уже не военного характера.
А.С. Кручинин
http://d-m-vestnik.livejournal.com/1062452.html |
