ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ
РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ
Статистика |
---|
Онлайн всего: 27 Гостей: 27 Пользователей: 0 |
|
АРХИВ
В категории материалов: 1652 Показано материалов: 1601-1620 |
Страницы: « 1 2 ... 79 80 81 82 83 » |
Сортировать по:
Дате ·
Названию ·
Рейтингу ·
Комментариям ·
Просмотрам
Всеми теперь овладела горячка и жажда свободы. Но свобода большинством понимается неправильно – не по Божию разуму, а по человеческому, слепому, именно понимается как повод к угождению плоти, в которой не живет доброе. Ибо все, что в мире, есть похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (ср.: 1 Ин. 2, 16), она не от Отца Небесного, а от мира сего, она вражда против Бога. |
Читателю широко известен Гоголь-сатирик, Гоголь-мистик, но до сих пор остаётся мало знаком Гоголь-пророк, Гоголь-публицист, Гоголь, с точностью тайновидца угадавший и указавший все духовные болезни русского общества, приведшие его к гибели, в момент самого зарождения их, Гоголь, первым поставивший вопросы, которые станут позднее основой творчества Достоевского, Гоголь, воспевший Россию, восплакавший о ней и верующий в неё. Два произведения раскрывают Гоголя с этой стороны: фрагменты 2-го тома «Мёртвых душ» и, главным образом, «Выбранные места из переписки с друзьями». Эта книга, мало кем понятая при жизни писателя, входила в круг чтения последнего российского Императора, а после революции была предана забвению и лишь теперь открывается вновь, удивляя абсолютной актуальностью высказанных в ней мыслей. |
Доктор физико-математических наук, профессор, академик РАН Игорь Шафаревич о причинах затянувшегося кризиса России и Великой французской революции, и роли в этом "малого народа". |
Не знаю, признаете ли вы за нами, русскими, право иметь об иезуитах свое суждение?
В одном месте вашего письма вы замечаете редактору «Дня», что ему непременно бы следовало сказать, «что когда иезуитское общество было уничтожено во всей остальной Европе (то есть, говоря точнее, упразднено папою), оно продолжало существовать в России, под покровительством Екатерины II, прозванной Мудрою». Этому обстоятельству вы придаете особенную знаменательность. В другом месте вы как будто отрицаете нашу компетентность в вопросе об иезуитах на том основании, что мы о них знаем будто бы «только по романам и понаслышке». «Просвещенной ли Москве, - восклицаете вы, - не хранить благочестивых преданий «Странствующего жида» (Iuif errant)? Ей ли не знать на память тайных увещаний (то есть наказов - Monita secreta) и тому подобных официальных документов?»
Казалось бы, если у русских, невежества их ради, отнимается голос на осуждение, то и слово заступничества или оправдания, идущее из той же темной глуши, не должно бы иметь для вас особенной знаменательности. Со стороны всякого другого, неиезуита, тут было бы противоречие, но с вашей стороны его нет.
Вы дорожите как нельзя более мнением правительства и приятно издеваетесь над мнением общества. Это понятно и не ново. Еще в XVII столетии папа писал, а иезуиты твердили Самозванцу: «Ты имеешь над Россиею полное право, обращай ее скорее в латинство, а подданные твои должны идти, куда их поведут». |
Когда у дитяти начинают пробуждаться силы, одна за другою, родителям и воспитателям должно усугубить внимание. Ибо когда под осенением показанных средств будет возрастать и усиливаться в них тяготение к Богу и увлекать вслед за собою силы, в то же самое время и живущий в них грех не дремлет, а усиливается завладеть теми же силами. Неизбежное следствие этого — брань внутренняя. Так как дети неспособны ее вести сами, то место их разумно заменяют родители. Но как она должна быть ведена все же силами детей, то родители строго должны блюсти первые начатки их пробуждения, чтобы с первой минуты дать им склонение, сообразное с главною целью, к какой они должны быть направляемы. |
Я люблю, в свои дальние поездки, заехать куда-нибудь в глушь, остановиться и пожить денек-другой. После вагона, тарантаса, парохода — вдруг очутишься где-нибудь среди огромного старого бора, у омутистой речки, где нескончаемо шумит лес свою непонятную лесную думу, да в лесных тенях тучнеют толстые зеленые травы и круглые большие цветы... Или, наоборот, — попадешь в безлесье, в степь, и целый день смотришь, как млеет под южным солнцем красавица степь, и жемчужные облака плавают по небу — прозрачные и задумчивые...
Как-то раз, в одну из поездок, пришлось мне остановиться в маленьком степном хуторке у священника. Наступила ночь, и, кажется, собиралась гроза. Я сначала думал отдохнуть немного и ехать дальше — в ночь, но священник отговорил:
— Куда вы? Дождь, — что не видно, — пойдет. И, наверно, с грозой...
Намокнуть под дождем — вещь не особенно приятная. Я решил заночевать.
Дом батюшки был маленький, старозаветный. Комнатки низенькие, с небольшими окошечками, точно улейки... Внутри было чистенько, мебель расставлена аккуратно. И везде, на окнах, на столах, на скамейках — цветы, цветы, цветы... |
Успех в военном деле зиждется на воле; ум подсказывает только лучший путь к успеху. Войска должно учить в мирное время только тому, что им придется делать в военное; всякое отступление от этой нормы вредно, потому что внушает и солдатам, и начальникам превратное понятие о том, что можно и чего нельзя требовать в бою от человека. Великий грех берут на свою душу те начальники, которые преследуют подчиненных самостоятельных, упорных, твердых, с сознанием личного, хотя бы даже и щепетильного достоинства. Нельзя воспитывать в армии людей, трусливо прячущихся за букву закона… Во всяком случае самая решимость принять на себя ответственность почетна для военнослужащего. |
Почему так упоителен этот ранний утренний час? Откуда это счастье, наполняющее душу? Что видим мы, что постигаем мы в эти девственные минуты жизни?
Древняя старушка с лучистыми глазами рассказывала мне об этом, когда я был еще ребенком; и я поверил ей на всю жизнь.
«День-то Божий, – говорила она, – уж очень светел да нежен. Все освещает. Все видит, все слышит и знает. А это куда как тяжко… Сколько дурного на земле, сколько злобы и греха… Разве это вынесешь? Потому он и не может долго длиться. Ему надо скрыться и уйти; он и прекращается. Все обиды забирает он с собой, все горе, всю боль человеческую уносит. И приходит на его место тьма ночная, всех разгоняет, все огни гасит, все дневные грехи прекращает, чтобы не видно было ничего и чтобы все поприкончилось. А день тем временем отдыхает и выздоравливает. А когда ночь настанет, загораются звезды Божий, кротко светят, чистоту изливают, земле мир даруют, человекам благоволение. Вот от этой звездной чистоты и доброты все и очищается; угомоняется шум человеческий, ложится пыль земная, все яды душевные истребляются, вся духота греховная исчезает. Земной воздух становится опять легким и пречистым. И Божий день опять может начаться»… |
Дело не в том, чтобы отменить или запретить всякое имущество; это было бы глупо, противоестественно и вредно. Дело в том, чтобы, не отменяя имущество, победить его и стать свободным. Эта свобода не может прийти от других людей; ее нужно взять самому, освободить свою душу. Если мне легко думать о своем имуществе, то я свободен. Я определяю судьбу каждой своей вещи и делаю это с легкостью; а они слушаются. Мое достоинство не определяется моим имуществом; моя судьба не зависит от моего владения; я ему не цепная собака и не ночной сторож; я не побирушка, выпрашивающий копейку у каждого жизненного обстоятельства и прячущий ее потихоньку в чулок. Стыдно дрожать над своими вещами; еще стыднее завидовать более богатым. Надо жить совсем иначе: где нужно, там легко списывать со счета; где сердце заговорит – с радостью дарить; снабжать, где у другого нужда; с радостью жертвовать, не жалея; не требовать возврата, если другому невмоготу; и братски забывать о процентах. И главное, – слышишь, малыш, – никогда не трепетать за свое имущество: «Бог дал. Бог и взял, да будет благословенна воля Его». Кто трясется за свое богатство, тот унижается, теряет свое достоинство, а низкому человеку с низкими мыслями лучше вообще не иметь богатства»… |
Все ничтожные мелочи нашего существования – все эти несчастья, низменные и пустые «обстоятельства» жизни, которые желают иметь «вес» и «значение», а на самом деле лишены всякой высшей существенности; все эти праздные, беспризорные жизненные содержания, несущиеся на нас непрерывным потоком, все эти засыпающие нас пошлости, которые претендуют на наше время и на наше внимание, которые раздражают нас, возбуждают и разочаровывают, развлекают, утомляют и истощают – все это пыль, злосчастная и ничтожная пыль жизни… И если мы не сумеем избавиться от нее и будем жить ею, отдавая ей пламя нашего существа; если мы не воспитаем в себе лучшего вкуса и не противопоставим ей более сильную и благородную глубину духа, то пошлость поглотит нас: наши жизненные деяния утратят высший смысл, станут бессмысленными и безответственными; наш жизненный уровень станет низменным; наша любовь станет капризною, нечистою и нетворческою; наши поступки станут случайными, неверными, предательскими – и дух наш задохнется в пыли бытия… |
В прошлый день недельный мы слышали евангельское зачало о чудотворном действии великого и могущественного присутствия Христова. Нафанаил, усомнившийся в словах апостола Филиппа, что явился в мир долгожданный Мессия в лице Иисуса из Назарета, — тот самый Нафанаил, как только оказался в присутствии Самого Господа, тут же признал и исповедал Его Сыном Божиим и Царем Израилевым. А сегодняшний отрывок из Евангелия говорит о величайшем старании и трудах истинно верующих людей, приложенных ими, дабы оказаться в присутствии Господа Иисуса Христа.
Четверо несли расслабленного, своего сродника или друга, несли его на постели — в таком отчаянном положении он находился, не имея возможности двигаться. Они тщетно проталкивались сквозь многолюдную толпу, чтобы приблизиться ко Господу, — им это не удалось. И тогда они поднялись на кровлю дома, раскрыли ее и через кровлю, с трудом и усилиями, спустили постель, на которой лежал болящий, к ногам Чудотворца и Исцелителя. Столь сильна была вера их во Христа. |
По шумным улицам столицы
Останки воина везли.
Вослед печальной колесницы
Солдаты раненые шли.
Я между ними друга встретил.
За гробом в уличной пыли
От брел, лицом все так же светел,
Передвигая костыли. |
В 1950 г. в Торонто были приняты основные положения Мiрового Совета Церквей, которые были более осторожными, чем то, что заявляется теперь, но они уже противоречили православному учению о Церкви. Тогда в п.4 значилось, что "Церкви, члены Мiрового Совета Церквей, рассматривают отношение других Церквей к Святой Кафолической Церкви, исповедуемой в Символах веры, как предмет для взаимного обсуждения". Эта формула уже неприемлема для нас, ибо Святая Кафолическая Церковь трактуется тут не как реально существующая в мире, а как некая отвлеченная величина, упомянутая в разных символах веры. Впрочем, тогда уже в п.3 значилось. что "Церкви-члены признают, что принадлежность к Церкви Христовой более широка, чем принадлежность к телу их Церкви". Поскольку же в предыдущем п. 2 заявлялось, что "Церкви-члены Мiрового Совета Церквей веруют на основании Нового Завета, что Церковь Христова одна", получалось или внутреннее противоречие, или исповедание нового догмата, что к единой Церкви можно принадлежать, не исповедуя Ее догматов и вне литургического общения с нею. Это учение протестантское, но не православное.
Сделанные в Эванстоне особые заявления от имени всех православных делегатов несколько поправляли дело, ибо они ясно указывали, что православная экклезиология настолько разнится по существу от протестантской, что невозможно совместно составить никакого общего определения. Теперь православные участники Мiрового Совета Церквей поступают иначе. В попытке соединить истину с заблуждением они отступили от заявленного в Эванстоне принципа. Если Православные Церкви входят в Совет Церквей органически, то все с нею...
Если первоначально их представители являлись участниками экуменических собраний для свидетельства истины, выполняя как бы миссионерское служение среди чуждых Православию исповеданий, то теперь они смешались с ними, и потому каждый из нас имеет основание утверждать, что сказанное в Упсале - сказано и участвующими там Православными Церквами в лице их делегатов. Увы, это сказано от имени всей Православной Церкви...
Против этого мы считаем долгом решительно протестовать. Мы знаем, что в этом протесте за нами стоят все Святые Отцы Церкви. С нами также не только вся иерархия, клир и мiряне Русской Православной Церкви Заграницей, но и многие согласные с нами из принадлежащих к другим Святым Православным Церквам. |
Еретики возьмут власть над церковью, всюду будут ставить своих слуг, и благочестие будет в пренебрежении. Но Господь не оставит Своих рабов без защиты и в неведении. Он сказал: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7,16). Вот и ты по действиям еретиков старайся отличить их от истинных пастырей. Это – духовные тати (воры), расхищающие духовное стадо, и войдут они во двор овчий – Церковь «перелазя инуде», как сказал Господь, то есть пойдут путем незаконным, употребляя насилие и попирая Божий уставы.
Господь именует их разбойниками (Ин. 10,1). Действительно, первым шагом их будет гонение на истинных пастырей, заточение их, ссылка, ибо без этого нельзя им расхитить овец.
Посему, сын мой, когда увидишь разрушение Божественного чина Церкви, отеческого предания и установленного Богом порядка, знай, что еретики уже появились, хотя, может быть, и будут по временам скрывать свое нечестие и будут искажать веру незаметно, чтобы еще более успеть, прельщая и завлекая неопытных в сети. |
Здоровье есть нечто большее, чем люди обычно думают… Здоровье есть предначертанная Богом и угодная Ему гармония между личною природою и личным духом. Каждый человек создан для здоровья и призван к тому, чтобы быть здоровым. В больном виде мы не соответствуем нашему назначению и Божьему замыслу; какая Ему радость от наших уродств и мучений?.. Он посылает нам недуг для того, чтобы мы выздоровели, – как путь к здоровью. Поэтому болезнь есть как бы таинственная запись, которую нам надо расшифровать: в ней записано о нашей прежней, неверной жизни и потом о новой, предстоящей нам, мудрой и здоровой жизни. Этот «шифр» мы должны разгадать, истолковать и осуществить. В этом – смысл болезни. |
Всю жизнь нам грозят лишения. Всю жизнь нас беспокоят мысли и заботы о возможных «потерях», «убытках», унижениях и бедности. Но именно в этом и состоит школа жизни: в этом – подготовка к успеху, закал для победы. То, чего требует от нас эта школа, есть духовное преодоление угроз и лишений.Способность легко переносить заботы и легко обходиться без того, чего не хватает, входит в искусство жизни. Никакие убытки, потери, лишения не должны выводить нас из душевного равновесия. «Не хватает?» – «Пускай себе не хватает. Я обойдусь». …Нельзя терять священное и существенное в жизни; нельзя отказываться от главного, за которое мы ведем борьбу. Но все несущественное, повседневное, все мелочи жизни – не должны нас ослеплять, связывать, обессиливать и порабощать… |
Когда доктор позволил снять повязку, Николай Сергеевич сказал Соне:
-- Я не хочу, чтобы ты в первый раз без повязки увидала меня здесь. Я буду носить её, пока не выйду из лазарета.
-- Как хочешь... Только напрасно ты волнуешься.
Она говорила совершенно спокойно. Но первый раз за всё время болезни ей почему-то стало жутко...
Через несколько дней Николай Сергеевич вместе с Соней приехал домой. Вошли в кабинет. Он сел на диван и сказал ровным, точно застывшим голосом:
-- Развяжи сзади бинт -- я сам сниму его.
Медленно стал разматывать марлю. Не свёртывал её, а лентой спускал на пол. Соня машинально смотрела на его пальцы, неловко сбрасывавшие повязку, и не помогала ему, как будто бы всё это обязательно он должен был сделать сам.
Последний бинт упал на пол. Осталась ещё какая-то широкая белая накладка. Николай Сергеевич снял её.
Правый глаз вытек совершенно. Вместо него была красная разорванная впадина. Надорванная верхняя губа висела буграстым, бесформенным комком. На обнажённой десне зубы казались громадными. Поперёк лба и носа легли багрово-красные рубцы.
-- Не надо же! Не надо! -- бессмысленным криком вырвалось у Сони.
Она бросилась к Коленьке и, точно ища у него защиты, обхватила руками.
Николай Сергеевич с трудом разжал ей руки. Поднял. Посадил на диван. Взял валявшийся на полу бинт и ушёл в другую комнату. Через несколько минут вернулся снова. Лицо его было забинтовано. Он сел на диван, около неё, и сказал:
-- Я всегда буду носить повязку. Ты не увидишь больше моего лица. Ведь так лучше? Ведь лучше? -- наклонялся он к ней, стараясь заглянуть в глаза.
Но Соня ничего не могла ответить. Она не слыхала его. |
Есть некоторый особенный путь общения душ чрез сердце. Один дух влияет на другой чувством. Такое влияние на душу младенца тем удобнее, чем полнее и глубже родители сердцем своим обращены в младенца. Отец и мать исчезают в дитяти и, как говорят, не чают души. И если их дух проникнут благочестием, то быть не может, чтобы оно по своему роду не действовало на душу дитяти. Лучший внешний проводник при этом — взор. Тогда как в других чувствах душа остается сокрытою, глаз открывает ее взору другим. Это точка встречи одной души с другою. Пусть же чрез сие отверстие проходят до души дитяти души матери и отца с чувствами святыми. Они не могут не намащать ее этим святым елеем. Надобно, чтобы во взоре их светилась не одна любовь, которая так естественна, но и вера, что на руках у них более, чем простое дитя, и надежда, что Тот, Кто дал им под надзор сие сокровище, как некоторый сосуд благодати, снабдит их и достаточными силами к тому, чтобы сохранять его, и, наконец, непрерывно в духе совершаемая молитва, возбуждаемая надеждою по вере. |
Идеал офицера ныне должен бы быть несравненно выше идеала средневекового рыцаря. Нынешний офицер не может ограничиться ролью и качествами рыцаря: личным участием в боях и сражениях, личной храбростью и бесстрашием, самообладанием, презрением к смерти, благородством, защитой слабых и отречением от личного счастья и личных удобств во имя тех идей, которым он служит.
Идеал нынешнего офицера не только самому быть таким рыцарем «без страха и упрека», но, что, без всякого сравнения, труднее и выше, иметь силу и умение перерабатывать в таких же рыцарей и в верных защитников Престола и Родины свой народ в лице его сынов, вверяемых на несколько лет офицеру для создания армии Вполне понятно, что не только достижение такого идеала, но одна мысль и стремление к достижению служили бы залогом счастливой будущности, давали бы величайший смысл офицерской службе и подняли бы престиж офицера на недосягаемую высоту. |
Всякая красота, даже само-малейшая, даже самая бесцельная, так же как и всякий радостный миг жизни – имеют большую, непреходящую ценность. Они смывают душевные огорчения, они несут нам легкое дыхание жизни (даже и тогда, когда учат нас бережно выпускать воздух) и дают нам немножко счастья… И мы можем быть уверены: ни один легкий, счастливый миг не пропал даром в человеческой жизни, а следовательно, и в мировой истории…
Совсем не надо ждать, чтобы легкая красота или этот счастливый миг сами явились и доложили нам о себе… Надо звать их, создавать, спешить им навстречу… И для этого годится всякая невинно-наивная игра, состоящая хотя бы из соломинки и мыла… Так много легкого и красивого таится в игре и родится из игры. И недаром дыхание игры живет в искусстве, во всяком искусстве, даже в самом серьезном и трудном…
Не отнимайте у взрослого человека игру: пусть играет и наслаждается. В игре он отдыхает, делается радостнее, ласковее, добрее, становится как дитя. А свободная, невинная целесообразность, – бескорыстная и самозабвенная, – может исцелить его душу. |
|
| Регистрация | Вход
Подписаться на нашу группу ВК |
---|
|
Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733
Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689 Яндекс-деньги: 41001639043436
|