Наталья Масленникова. Восточный "узел" и Крымская война (1)

Наталья Масленникова. Восточный "узел" и Крымская война (2)

[1] "Конечно, Россия проиграла Крымскую войну, но, собственно говоря, она не была побеждена, не была поставлена в необходимость безусловно и беспрекословно подчиниться воле победителей... В течение двух лет войны, грозные флоты союзников на Балтийском море только издали смотрели на твердыни Кронштадта; на Черном море грозные флоты и армия в год успела лишь овладеть одною импровизированною крепостью и стояла в бездействии, не имея возможности предпринять что-либо дальнейшее. Русская армия не была разбита, не потеряла ни артиллерии, ни пленных, и стояла готовая к бою. <...> В Азии же мы были победителями. Если за всем тем Россия согласилась на невыгодный мир, то причиною тому были: во-первых, сознание, что цели с которыми война была предпринята, на этот раз уже не могут быть достигнуты... во-вторых, враждебность всего европейского общественного мнения... (что могло привести - Н.М.) к деятельному вмешательству против России многих европейских держав; в-третьих - и это главное - желание преступить к коренным реформам и улучшениям внутреннего государственного и общественного строя" (Данилевский Н.Я. Горе победителям. Политические статьи. М., 1998. С. 118).

[2] Тютчев Ф.И. "О вещая душа моя!.." М., 1995. С.166.

[3] Здесь и далее даты указываются по старому стилю, за исключением событий XX в.

[4] Критически оценивая Александровскую эпоху, А. Ф. Тютчева писала: "По вечерам у великой княгини мы теперь читаем мемуары об Александре I. Я часто чувствую, как при этом чтении кровь мне бросается в лицо. От царствования Александра I ведет свое начало эта странная и унизительная политика, приносящая в жертву интересы своей страны ради интересов Европы, отказывающаяся от всего нашего прошлого и нашего будущего ради того, чтобы успокоить мнительность Европы по отношению к нам. Мы бы хотели совсем не иметь тела, чтобы не смущать Европу даже тенью, от него падающей; к несчастью, у нас огромное тело, и, как мы ни стараемся казаться маленькими и в движениях и в словах, это огромное тело, как неимоверная бестактность, торчит перед носом Европы, которая, несмотря на всю рыцарскую учтивость Александра I и Николая I, не может примириться с вопиющей бестактностью самого факта нашего существования" (Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. М., 1990. С. 78). Но стоило только императору Николаю резко развернуться в сторону интересов России на Востоке, тотчас закружился хоровод политических интриганов, которые и взорвали "восточный узел", начали войну 1853-1856 гг., унесшую в общей сложности 1 млн. человеческих жизней. Расплатою за Россию стала и жизнь Государя.

[5] Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 130-131 (Вильнюс, 1991.репринт).

[6] Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 133-134.

[7] Цит. по: Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб. 1887. С. 7.

[8] Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. С. 11.

[9] Иоанн Каподистрия (1766-1831) стал первым президентом Греции. Он был избран на этот пост в 1827 г. греческим народным собранием. 9 сентября 1831 г. был убит. А. И. Тургенев, встречавшийся с братом покойного, писал об этих событиях в своем дневнике: "25 сентября <...> Сидел с час у гр. Каподистрии: он рассказал гнусную политику Австрии, Англии и Франции, погубившую брата его: последняя нота его, посланная конференции в Лондоне, дала нож в руки его убийцам" (Литературное наследство. Т 97. В 2 кн.Ф. И. Тютчев. М., 1988. Кн. 2. С. 90). И. Каподистрия стал жертвой политики, в причастности к убийству винили мюнхенского профессора Тирша, тесно связанного с "Гетерией", тайным обществом, сыгравшим большую роль в подготовке антитурецкого восстания (1821-1829); по Адрианопольскому договору Греция получила автономию; Тирш, после освобождения Греции, стремился оказать влияние на ее политический статус. Он желал видеть на греческом престоле (Лондонская конференция, 22 января/3 февраля 1830 г., созванная по инициативе России, по настоянию же русских признала полную независимость Греции и присвоила ей статус конституционной монархии) принца Оттона Баварского (что и произошло в 1832 г. примечательно, что и в 1908 г. немецкая династия Кобургов станет во главе освобожденной также русскими Болгарии; а уже в ХХ ст. политические модели Германии (Запада), связанные с этими государствами, будут работать против России). Интересно, что в самый канун Лондонской конференции в аугсбургской газете " Allgemeine Zeitung ", известной до того своими прорусскими настроениями, появилась анонимная статья "Письмо из Эгины", содержащая клевету против России и ее позиции в отношении греческого вопроса; в ней, в частности, говорилось, что если Англия и Франция не возьмут на себя защиту интересов Греции, то ее ожидает участь провинции "Северной империи". Вдохновителем этой публикации окажется все тот же Меттерних.

[10] Татищев С. С. Указ. соч. С. 13.

[11] Там же. С. 14.

[12] Татищев С. С. Указ соч. С. 631.

[13] Заметим, что и сама Австрия, по окончании Крымской войны, оказалась в международной изоляции и потерпела поражение в войнах с Францией и Пруссией. Такова цена дружбы меттернихов и нессельроде, этих неистребимых "министров иностранных дел". Так мостился революционный путь в Европе, прямиком к 1918-ому.

[14] Эти обстоятельства побудили поэта написать гневные стихи "По случаю приезда австрийского эрцгерцога на похороны императора Николая": "Нет, мера есть долготерпенью, / Бесстыдству также мера есть!.. / Клянусь его венчанной тенью, / Не все же можно перенесть! // И как не грянет отовсюду / Один всеобщий клич тоски: / Прочь, прочь австрийского Иуду / От гробовой его доски! // Прочь с их предательским лобзаньем / И весь апостольский их род / Будь заклеймен одним прозваньем: / Искариот, Искариот!" (Тютчев Ф.И. Указ. соч. С. 167).

[15] Русские войска были введены в Княжества 14 июня 1853 г. после отказа султана обеспечить права православного населения Турецкой империи и ввода англо-французской эскадры в Дарданеллы с согласия правительства Турции; как будто не было ни Адрианопольского, ни Ункияр-Искелесского договора...

[16] Татищев С. С. Указ. соч. С. 15 ( passim ).

[17] В решении императором Николаем греческого вопроса (см. сн. 7) все говорит о том, что в отношении графа Каподистрии он оказался преемником своего покойного брата.

[18] Татищев С. С. Указ. соч. С. 25. Это оценка Нессельроде, конечно, наделена изрядной иронией автора, в его превосходном труде однозначно высвечивается весьма негативная и подлая роль графа во внешней политике России.

[19] Там же. С. 340.

[20] Путешествие ко Святым местам в 1830 году. Книга сия самим автором была поднесена императору Николаю I. В означенном контексте интерес представляет и книга генерала Н. Н. Муравьева-Карского (кстати, брата А. Н.) "Русские на Босфоре в 1833 году" (СПб. 1859). Заслуживают внимания слова архимандрита Игнатия /Брянчанинова/, обращенные к Н. Н. Муравьеву, правда, уже в 1855 г. в одном из писем: "В одно и то же время приношу Вам искреннейшее поздравление с днем Вашего Ангела и с окончательным уничтожением анатолийской армии, замыкавшей Вам путь в Малую Азию. Дологовременная... осада увенчалась результатом... Союзники не могут исправить своей потери: врата Малой Азии растворились пред Вами, сорвались с верей своих - этих ворот уже нет. Вся Малая Азия может подняться по призыву Вашему против врагов человечества англичан и временных их союзников, вечных врагов их, ветреных французов; влияние России на Востоке, потрясенное на минуту... восстанавливается в новом величии, в новой грозе, грозе благотворной. Взятие Карса - победа вроде Кульмской... <...> Призывая на Вас обильное благословение Божие Вашего Высокопревосходительства покорнейший слуга и богомолец архимандрит Игнатий. 1855 года 6 декабря" (Игнатий /Брянчанинов/, епископ. Творения. В 6 кн. М.. 2002. Кн. 6. Письма. С. 870-871).

[21] Муравьев А. Н. Путешествие ко Святым местам в 1830 году. В 2 ч. СПб. 1840. Ч. 2. С. 30-31.

[22] Татищев С. С. Указ. соч. С. 334.

[23] Татищев С. С. Указ. соч. С. 334-335.

[24] См.: Лисовой Н. Н. История и современное состояние Русской Духовной Миссии в Иерусалиме// К Свету. Вып. 19. Россия на Святой Земле. М., 2002. С. 120. И уж совсем по-фарисейски безответственно звучит следующее утверждение этого автора: "Не странно ли, в самом деле, что выразителем русской всенародной православной заботы о святыне Гроба Господня и о российских естественных духовных и геополитических интересах в регионе был вообще не русский и не православный человек - лютеранин Карл Васильевич Нессельроде?!" (Там же. С. 124). Здесь уместно вспомнить стихотворение гениального Ф. И. Тютчева, посвященное оному "лютеранину" (1850), где превосходно очерчен его внутренний облик: "Нет, карлик мой! трус беспримерный!../ Ты, как ни жмися, как ни трусь,/ Своей душою маловерной/ Не соблазнишь Святую Русь...// Иль все святые y пованья,/ Все убежденья потребя,/ Она от своего призванья/ Вдруг отречется для тебя?..//Иль так ты дорог провиденью,/ Так дружен с ним, так заодно,/ Что дорожа твоею ленью,/ Вдруг остановится оно?..// Не верь в Святую Русь кто хочет,/ Лишь верь она себе самой, -/ И Бог победы не отсрочит/ В угоду трусости людской.// То, что обещано судьбами/ Уж в колыбели было ей,/ Что ей завещано веками/ И верой всех ее царей, -// То, что Олеговы дружины/ Ходили добывать мечом,/ То, что орел Екатерины/ Уж прикрывал своим крылом, -// Венца и скиптра Византии/ Вам не удастся нас лишить!/ Всемирную судьбу России -/ Нет, вам ее не запрудить!.." (Тютчев Ф. И. Указ соч. С. 140-141). Весьма показательно очевидное написание местоимения "вы" со строчной буквы в последнем стихе. В данном случае другой дипломат, Тютчев, явно намекает на соратников Нессельроде, как внутри, так и вне России. Вообще политическая лирика Тютчева, освящающая Восточный вопрос, весьма ярка, она пронзительно вскрывает существо многих проблем и художественно неоспоримо указывает самое зерно событий. И еще один штрих к портрету Нессельроде, который дает С. С. Татищев в оценке Министерской записки по восточным делам: "При всем искусстве составителей, в ней нельзя было скрыть колебаний нашей восточной политики, которая вначале, под руководством графа Каподистрии, с достоинством и твердостию отстаивала интересы России; по удалении же этого министра, в 1822 году, совершенно подчинила их так называемым обще-европейским интересам, и наконец, в последние дни жизни Александра, под впечатлением негодования, возбужденного в покойном Государе двоедушием и коварством союзников, снова приняла было национальное направление. Записка ограничивалась сухим изложением фактов, и не приходила к заключению. Да и трудно было графу Нессельроде высказать определенное мнение о политических затруднениях, которых он был главным виновником" (Татищев С. С. Указ. соч. С.140).

[25] После Адрианопольского мира полномочным представителем диванов Молдавии и Валахии был назначен деятельный и умный генерал-адъютант П. Д. Киселев; он настаивал на том, чтобы наши войска были закреплены в Княжествах на 10 лет, поскольку считал Дунай естественной границей Российской Империи. Иное мнение имел Нессельроде. После мюнхенгрецского свидания Николая с императором австрийским, 17 января 1834 г. была принята Петербургская конвенция, в соответствии с которой наши войска выводились с Дуная в 2-х месячный срок. Австрия трепетала при одной только мысли о нашем укреплении в Княжествах, и Государь сделал эту уступку: существенный русский интерес был принесен в жертву соображениям общей политики, "покоившейся на предположении полной взаимности чувств, одушевлявших союзных монархов, русского и австрийского. Но то, что было для нашего Государя нравственным догматом, со стороны императора Франца и его министра было лишь политическим расчетом. Не способный к обману, император Николай не допускал и мысли, чтобы в ком и когда-либо расчет мог прикрываться личиною дружбы" (Татищев С. С. Указ. соч. С. 322). Итогом этой уступки было ослабление русского влияния и в Сербии, и в Дунайских княжествах. На Лондонской конференции 1839 г. Турция была принята под защиту Европы, а Россия опять принесла в жертву свои привилегии на Востоке, приравняв себя относительно Оттоманской империи ко всем прочим державам и фактически восприняв тот политический вектор, которому мы сопротивлялись почти целое столетие, ведя кровопролитные войны. Однако на Западе этот "европейский концерт" "давно лишился всякого значения, был забыт, и, содействуя распространению его на Восток, мы сами создали в будущем коалицию великих держав, которая призвана была действовать только против нас и предполагаемых у нас честолюбивых замыслов" (Там же. С. 634). Все это позже, слишком поздно, откроется императору Николаю I, ровно так, как и императору Александру I, Государя не станет 18 февраля 1855 г. "Австрийский император, после того как он двойственностью своей политики влил последнюю каплю яда в переполненную чашу, которой Европа отравила последние дни царствования императора Николая, поспешил, как только он узнал о смерти, прислать телеграмму с выражением самого горячего сожаления о том, кто был его лучшим другом, его вторым отцом, кто спас Австрию от верной гибели и кого он терял в ту минуту, когда собирался доказать ему всю силу своей благодарности. Бедный император Николай! Он оценил, чего стоит эта благодарность, когда перевернул к стене портрет коварного австрийца и написал над ним слова: Du und а nkbar е... [неблагодарный]" (Тютчева А. Ф. Указ. соч. С. 98).

[26] Непривлекательную характеристику дает служителям российского внешнеполитического ведомства князь П. А. Вяземский: "...наши дипломаты держатся одного правила: быть ниже травы, тише воды, и заботятся об одном: как бы покойнее и долее просидеть на своем месте. Это миролюбие, эта уступчивость и накликали на нас войну. Будь наша дипломатия зубастее, и неприятельские штыки и ядра не губили бы тысячи и тысячи наших братьев, которых кровь вопиет против водяных и сахарных чернил наших дипломатов. <...> Наш царь, спасибо ему, умеет говорить за себя и за Россию, но глашатаи его тщедушны, малодушны и дуют в соломинку. Пора бы всех их, или почти всех, на покой, благо они так любят покой, а поставить людей плечистых и грудистых, людей, от которых пахнет Русью и которые по-русски мыслят, чувствуют и говорят" (Вяземский П. А. Старая записная книжка. М., 2003. С. 847-848). Кстати, Нессельроде до конца жизни так и не выучился хорошо говорить по-русски. А вот как очерчивает нашу дипломатию периода 1839-1848 гг. С. С. Татищев: "По собственному признанию наших дипломатов,.. в Лондоне была "действующая пружина" русской политики, в Вене - ее "нравственный рычаг". Признав наши интересы одинаковыми с австрийскими на Востоке, нам ничего уже не стоило провозгласить их тождественными и с английскими. Чтобы поддержать эту фикцию, мы тщательно устраняем все, чтò ей противоречит. О единоверии с восточными христианами, о племенном с ними родстве, об общих исторических преданиях, о русской крови, пролитой за их освобождение, обо всем этом нет больше и помина. Хуже того: стремления их к возрождению мы приравниваем к проявлениям всемирной революции, обвиняем их в связях с польскою эмиграцией, вызываемся подавить их восстание во имя верховных прав султана. Между тем, в Константинополе, мы пасуем перед Англией и ее представителем, сами признаем за нею право руководить "европейским концертом" в восточных делах. И все напрасно. Лондонский кабинет продолжает недоверять нам, ибо лучше нас знает и понимает нашу историю. Скоро одиночество наше становится полным. Франция с нами в разрыве, Излюбленные наши союзницы, Австрия и Пруссия, обнаруживают тяготение, первая к Парижу, вторая к Лондону. Таковы плоды наших стараний восстановить "европейский концерт"" (Татищев С. С. Указ. соч. 635).

[27] Можно не без оснований сказать, что Восточная (Крымская) война была предсказана еще в 1835 году Н.В Гоголем в бессмертной комедии "Ревизор": "Почтмейстер. А что думаю? война с турками будет. <...> Право, война с турками. Это все француз гадит" (Гоголь Н.В. Собр. соч. В 6 т. М., 1949. Т. 4. С. 14). "О новый Вавилон, Париж!/ О град мятежничьих жилищ,/ Где Бога нет, окроме злата,/ Соблазнов и разврата;/ Где самолюбью на алтарь/ Все, все приносят в дар!" - кажется, этот державинский образ проливает свет на пророчество Гоголя (Бородинское поле. М., 1984. С. 29).

[28] Кстати, этот спор закончился скандальным конфузом. Султан объявил в начале декабря 1852 г. о вручении ключа от больших дверей Вифлеемского храма католикам и о своем подношении - новой Вифлеемской звезде. Церемония дарения происходила в пещере Рождества Христова, где присутствовали турецкие чиновники и французский консул. "К большому удивлению турецких чиновников, на дубликате... была выгравирована лишь надпись на латинском языке " Hic de Virgine Mariae Jesus Christus natus est " ("Здесь от Девы Марии родился Иисус Христос") и не понятно откуда взявшийся год "1717". Все эфенди расхохотались от подобной неожиданности. <...> Все, что смог произнести губернатор, была лишь наивная, но справедливая фраза: "Нам должно быть стыдно"" (Якушев М. И. Иерусалимский Патриархат и святыни Палестины в фокусе внешней политики Российской Империи накануне Крымской войны//Православный Палестинский сборник. М., 2003. Вып. 100. С. 263).

[29] См.: Якушев М.И Указ. соч. С.245-287. Вместе с тем нельзя не сказать, что вялость российской дипломатии периода Крымской войны отмечалось многими современниками. Так, А. Ф. Тютчева, фрейлина Императорского двора, писала в своем дневнике: "В политике наша дипломатия проявила лишь беспечность, слабость, нерешительность и неспособность и показала, что ею утрачена нить всех исторических традиций России; вместо того чтобы быть представительницей и защитницей собственной страны, она малодушно пошла на буксире мнимых интересов Европы" (Тютчева А. Ф. Указ. соч. С. 72). Ср. сн. 22.

[30] "Настоящая война имеет особенный характер: в течение ее постепенно открываются взору народов и правительств тайны, которых в начале войны они никак не могли проникнуть.<...> Последнее требование союзников, чтоб им были предоставлены замки, охраняющие Босфор и Дарданеллы, обнаружило пред изумленной Европой замыслы англо-французов, замыслы овладения Турцией и всем Востоком. Уже и прежде изумилась Европа, увидев бесцеремонное обращение правительств английского и французского с малосильными державами и варварское обращение их воинов с жителями занятых ими городов. <...>...мы не удивимся, если на будущую весну увидим... всю Европу, устремленную для обуздания англичан - этих бесчеловечных и злохитрых карфагенян, этих всемирных алжирцев. <...>...по всему видно, что война продлится! Решительный исход ее и прочный мир виднеют в самой дали: за периодом расторжения англо-французского союза и за побеждением Англии на море. Без последнего события она не перестанет злодействовать и играть благосостоянием вселенной" (Игнатий /Брянчанинов/, епископ. Указ соч. С. 860-862).

[31] Гениальный Державин в "Гимне лироэпическом на прогнание французов из отечества" начертал удивительный по силе и точности пророческий образ, по сути, эпохи: " Открылась тайн священных дверь!/ Исшел из бездн огромный зверь,/ Дракон иль демон змеевидный;/ Вокруг его ехидны/ Со крыльев смерть и смрад трясут,/ Рогами солнце прут;/ Отенетяя вкруг всю ошибами сферу,/ Горящу в воздух прыщут серу,/ Холмят дыханьем понт,/ Льют ночь на горизонт/ И движут ось всея вселенны./ Бегут все смертные смятенны/ От князя тьмы и крокодильных стад./ Они ревут, свистят и всех страшат;/ А только агнец белорунный,/ Смиренный, кроткий, но челоперунный, восстал на Севере один, - Исчез змей-исполин!" (Бородинское поле. С. 26). Так будет и в 1945-ом., когда "челоперунный агнец" - народ русский (как знать, быть может, в последний раз?) вознесет горè теперь уже знамя Красной Империи.

[32] Поразительно точно отобразил глубинный смысл события Ф.И Тютчев в стихотворении "Ватиканская годовщина", где, в частности, он писал: "О новом богочеловеке/ Вдруг притча создалась - и в мир вошла,/ И святотатственной опеке/ Христова церковь предана была.// О, сколько смуты и волнений/ С тех пор воздвиг непогрешимый тот,/ И как под бурей этих прений/ Кощунство зреет и соблазн растет.// В испуге ищут правду Божью,/ Очнувшись вдруг, все эти племена,/ И как тысячелетней ложью/ Она для них вконец отравлена..." (Тютчев Ф. И. Указ. соч. С. 235).

[33] J устин /Поповић/, архимандрит. Досто j евски о Европи и словенству. Београд, 1980. С. 280, 307, 323.

[34] Манифест этот являет собой замечательный государственно-политический документ эпохи (пожалуй, даже историософского характера), а также указывает важнейшие мировоззренческие опоры личности самого Государя Николая Павловича. Вообще, все царские манифесты (до 1917 г.), особенно военные, свидетельствуют о каком-то высоком духовном озарении нации, о тех миротворческих целях, во имя которых созидалось государство Российское. И как убоги, как далеки от них документы подобного рода советского периода русской истории. [Манифест 11 апреля 1854 г. Божиею Милостию Мы, император Николай I Император и самодержец Российский, объявляем всенародно: С самого начала несогласий Наших с Турецким Правительством, Мы торжественно возвестили любезным Нашим верноподданным, что единое чувство справедливости побуждает Нас восстановить нарушенные права Православных Христиан, подвластных Порте Оттоманской. Мы не искали и не имеем завоеваний, ни преобладательного в Турции влияния, сверх того, которое, по существующим договорам, принадлежит России. Тогда же встретили Мы сперва недоверчивость, а вскоре и тайное противоборство Французского и Английского Правительств, стремившихся превратным толкованием намерений Наших ввести Порту в заблуждение. Наконец, сбросив ныне всякую личину, Англия и Франция объявили, что несогласия Наши с Турциею есть дело в глазах их второстепенное, но что общая их цель - обессилить Россию, отторгнув у нее часть ее областей и низвести Отечество Наше с той степени могущества, на которую оно возведено Всевышнею Десницею. Православной ли России опасаться их угроз? Готовая сокрушить дерзость врагов, уклонится ли она от священной цели, Промыслом Всемогущим ей предназначенной - Нет!! Россия не забыла Бога. Она ополчилась не за мирские выгоды, она сражается за веру Христианскую и защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами. Да познает же все Христианство, что как мыслит Царь Русский, так мыслит, так дышит с Ним вся Русская семья - верный Богу и Единородному Сыну Его Искупителю Нашему Иисусу Христу Православный Русский Народ. За Веру и Христа подвизаемся! С Нами Бог, никтоже на ны. Дан в Санкт-Петербурге, в 11-й день апреля; в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот пятьдесят червертое; царствования же Нашего в двадцать девятое. На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано "Николай"]. Именно в этом документе, составленном самим Государем, указывается на великую миростроительную задачу России, идущую от Киевской Руси, завещанную св. равноап. великим князем Владимиром.

[35] Известную сложность в данном контексте представляет политический "польский вопрос" и, в частности, русско-польские отношения; однако это весьма обширная тема, проблематика которой не исчерпывается лишь событиями XVIII - XIX вв. Что же касается славяно-польских, русско-польских культурных связей в этот период, то они были достаточно широкими.

[36] Ф.И. Тютчев в материалах к своему трактату " La Russie et l ’ Occident ", над которым работал в 1848-1849 годах, справедливо отмечал: "Истинный панславизм - в массах, он проявляется в общении русского солдата с первым встретившимся ему славянским крестьянином, словаком, сербом, болгарином и т.п., даже мадьяром... Все они солидарны между собой по отношению к немцу". То есть на первый план он выдвигал идею сплоченности славян и других народов против немцев, отставляя на второй - вопрос племенной. "Немецкий гнет - не только гнет политический, он во сто крат хуже. Ибо он исходит из той мысли немца, что его господство над славянином - это естественное право. Отсюда неразрешимое недоразумение и вечная ненависть" (Тютчев Ф.И. Литературное наследство. М., 1988. Т. 97. Кн. 1. С. 222, 221). Возможно, началу возрождения идеи славянской взаимности на первых порах (вторая половина XVIII в.) действительно способствовал "немецкий гнет", однако, по мере ее укрепления и с развитием научного славяноведения мы видим, как мысль о том, что славяне суть дети одной матери, становится все более выпуклой. И конечно, не стоит приуменьшать ее значение при первых "массовых" встречах австрийских славян с русскими.

[37] Цит. по: История Югославии. В 2 т. М., 1963. Т. 1. С. 409.

[38] Č urkina I. V. Rusko - slovenski kulturni stiki : od konca 18. stoletja do leta 1914. Ljubljana, 1995. S. 21.

[39] Размышляя о Пушкине, Достоевский, в частности, писал: "В великих, неподражаемых, несравненных песнях будто бы западных славян, но которые суть явно порождение русского великого духа, вылилось все воззрение русского на братьев славян, вылилось все сердце русское, объявилось все мировоззрение народа, сохраняющееся и доселе в его песнях, былинах, преданиях, сказаниях, высказалось все, что любит и чтит народ, выразились его идеалы героев, царей, народных защитников и печальников, образы мужества, смирения, любви и жертвы" (Достоевский Ф.М. Собр. соч. В 15 т. СПб., 1995. Т. 14. С. 401).Спустя немногим более полувека митрополит Антоний, словно продолжая эти мысли писателя отмечал следующее: "...укажем на ту тоже драгоценную, но почти незамеченную критикой особенность пушкинского творчества, что он, по-видимому, целых два года... посвятил "Песням западных славян", то есть оказался славянофилом раньше появившегося у нас славянофильства. Под западными славянами он разумеет дружественных нам сербов, которым приписывает высокогеройский дух и православное благочестие" (Антоний /Храповицкий/, митрополит. Пушкин как нравственная личность и православный христианин// А.С. Пушкин: путь к православию. М., 1996. С. 162).

[40] Заслуживает внимания факт, что греческий патриарх Кирилл ключей так и не отдал, а латинский кардинал Валерга получил только их копии, срочно изготовленные по восковым слепкам, снятым с замков! Любопытно, что император Николай принял декабрьский фирман султана, несмотря на то, что он существенно нарушал status quo святынь, в качестве окончательного решения, поскольку всеми силами старался избежать военного столкновения. По существу, это была исключительно миролюбивая уступка католикам.

[41] Якушев М.И. Указ. соч. С. 262.

[42] А. С. Меншиков (1787-1869) - русский генерал и адмирал, Главнокомандующий армией и флотом в Крыму; 15 февраля 1855 г. отстранен от должности. В армии кн. Меншикова не любили: "Достойна замечания искренняя всеобщая ненависть флота и войска к Меншикову (который, между прочим, не был ни разу ни на одном бастионе и беспечность которого выше всякого описания)" (Аксаков И. С. Письма из ополчения// Аксаков И. С. Письма из провинции. М., 1991. С. 369). И как проницательно скажет о нем кн. Вяземский: "Странная участь, может быть, ожидает Меншикова: он, управляющий морским министерством и строитель нашего флота, мерами своими может содействовать уничтожению его перед Севастополем" (Вяземский П. А. Старая записная книжка. С. 846). Недаром сей князь - один из "потомков известной подлостью прославленных отцов", правнук А. Д. Меншикова; воистину: "По плодам их узнаете их" (Мф. 7, 16).

[43] Якушев М.И. Указ. соч. С. 269.

[44] С конца 30-х годов XIX в. английское еврейство приобретает значительный удельный вес благодаря активной сионистской деятельности барона М. Монтефиоре (1784-1885), крупного финансиста, шурина Н. М. Ротшильда. С 1824 г. он полностью посвятил себя служению идее возвращения евреев на землю обетованную и созданию в Палестине еврейского государства с центром в Иерусалиме! Занимая видное положение в английском обществе (королевой Викторией он был возведен в рыцарское звание, в 1838-1839 гг. являлся шерифом Лондона, с 1835 по 1874 год возглавлял Совет депутатов британских евреев), имея внушительные финансовые связи, Монтефиоре, безусловно, если и не влиял открыто на государственную политику империи, то, по крайней мере, с упорством шел к поставленной цели. Великобритании в целом принадлежала заметная роль в покровительстве евреям Востока, эту задачу взяло на себя, в частности, Британское консульство в Иерусалиме. Сам же Монтефиоре стал инициатором переписи евреев в Палестине в 1839 г., покупал здесь земли, на которых строил еврейские поселения, основал сельскохозяйственные поселения в Галилее, возле Яффы, а в Иерусалиме помог основать еврейский квартал, который в его честь был назван Иемин Моше, пытался вести переговоры с султаном о создании еврейской автономии в Палестине, активно помогал деньгами евреям Сирии, Марокко, Персии, России. "К концу Восточной войны влияние Великобритании и Франции на Порту достигло своего апогея. Султан Абдул Меджид в знак признательности за победу над Россией впервые открыл доступ в аль-Харам аш-Шариф - мусульманскую священную зону на горе Мориа для высокопоставленных представителей западных держав. В марте 1855 г. герцог и герцогиня Брабантские стали первыми европейскими посетителями Храмовой горы. Спустя несколько месяцев там побывал другой британский подданный - сэр Моисей Монтефиоре, который непрестанно цитируя 121-й псалом Торы, был доставлен на священную гору в портшезе, чтобы нечаянно не коснуться ногой этого заповедного для иудеев места. По настоянию Монтефиоре, активного попечителя еврейского присутствия в Иерусалиме, британцам удалось также добиться от Сераля разрешение на расширение территории синагоги в Еврейском квартале Старого города" (Якушев М. И. Указ. соч. С. 274). Итак, судя по всему, в праздник кущей сэр Моисей возносил свою молитву: "Возрадовался я, когда сказали мне: "Пойдем в дом Господень". Вот, стоят ноги наши во вратах твоих, Иерусалим, - Иерусалим, устроенный как город, слитый в одно, куда восходят колена, колена Господни, по закону Израилеву, славить имя Господне" (Пс.121, 1-4). "В ряду псалмов, носящих название Песнь степеней, - это третий псалом. По надписи в еврейской Псалтири, этот псалом написан Давидом. Он мог быть написан им в то время, когда кивот Завета был перенесен на Сион и когда началось совершаться величественное богослужение, организованное Давидом. Не мог не заботиться Давид о том, чтобы израильтяне всех колен усердно и охотно собирались в Иерусалим на три главные праздника, чтобы приучались там сознавать себя и чувствовать при общественном богослужении чадами одного Бога, святым и избранным народом; но ничто так сильно не могло питать и возвышать сознания единства и национального чувства евреев, как общие праздничные торжества в Иерусалиме. <...> Псалом сей, по словам блж. Феодорита, есть песнь евреев, получивших уже добрую весть о возвращении из Вавилона в отечество и вступивших в вожделенный путь, вместе с тем, он есть и воспоминание, или пророчество, о славе храма и Иерусалима" (Разумовский Григорий, протоиерей. Объяснение священной книги псалмов. М., 2003. С. 852). Путь к созданию государства Израиль завершиться после другой мировой войны - 1939-1945 гг.. когда по решению ООН 29 ноября 1947 г., наконец, будут определены его территориальные владения, а 14 мая 1948 г. оно появится на карте мира. Вообще все войны, по крайней мере те, что велись в последние два столетия, неуклонно подвигали к разрушению христианской цивилизации, размыванию тех нравственных начал, о которых говорил Христос в Нагорной проповеди, и замене их талмудическими ориентирами. Сегодня христианский в прошлом мир откровенно служит золотому тельцу. Некогда порицали безумца Ницше, сказавшего: "Бог умер", но, может быть, для кого-то Он так и не родился?

[45] После своей известной поездки в Англию, император Николай уверовал в дружбу королевы Виктории, и это обстоятельство сыграло роковую роль. Князь В. П. Мещерский в своих воспоминаниях передает следующие любопытные подробности беседы Государя с английским дипломатом Сеймуром: "...Император заговорил с ним о дружбе к нему королевы английской... и высказал Сеймуру мысль, что он никогда не допустит, чтобы королева могла в своей политике относительно России изменить этой дружбе к нему. На это Сеймур ответил Императору, что он ни одной минуты не сомневался в искренности и прочности дружбы королевы к нему, но что в то же время он должен напомнить Государю, что королева своим личным влиянием, даже если бы захотела, может очень мало - как относительно правительства и парламента, так и относительно общественного мнения в Англии; что Восточный вопрос есть вопрос для Англии самый чувствительный и острый, и что, по его сведениям, настроение общественного мнения по этому вопросу к России недоброжелательно и недоверчиво, и что малейшая попытка королевы в пользу России в данную минуту может встретить такое противодействие в умах Англии, что ей придется по необходимости заглушать в себе все свои личные симпатии и подчиниться влиянию на нее общественного мнения. Император на эту дружескую откровенность Сеймура ответил ему, что он не верит в бессилие королевы направлять политику Англии, но что, если в крайнем случае она должна будет уступить влиянию партии, враждебной России, он угрозы Англии бояться не будет и твердо рассчитывает на правоту своего дела, на силы и преданность своего народа и на верность своих союзников в Европе. Вот тут Сеймур сказал свои знаменитые слова об Австрии... потому, что... он себя чувствовал более в роли искреннего благожелателя Императора Николая, чем английского дипломата, и ему было и больно, и досадно оставлять благородного монарха в таком роковом для него заблуждении относительно Австрии....из всех государств Европы, по его мнению, всего менее следует верить Австрии и что рассчитывать на ее благодарность или на ее преданность России, по его мнению, будет роковою для Императора ошибкою....эта знаменательная историческая беседа тогдашнего английского посла с Императором Николаем не произвела желаемого действия на Русского Государя: он остался тверд в своих иллюзиях рыцаря, и в особенности, как говорил Сеймур, в своей вере в свою правоту и в то, что за него вся Россия". Лорд же Непир, по словам Мещерского, был уверен, что инициатива враждебности против России исходила от Наполеона III. "Менее, чем кто-либо, он скрывал свои личные чувства обиды и мести против Николая I, и все знали, что они исходили из того, что в письме по случаю провозглашения президента республики Наполеона императором Франции Николай I назвал его не братом, а другом и этим подчеркнул свое к нему пренебрежение перед всею Европою". В одном только Государь был безусловно прав, замечает князь, что за него была вся Россия. "...все шло... к роковой развязке, к войне, и к какой войне! - напомнившей 1812 год, к войне для России страшной; но нигде, ни в каких гостиных, ни в каких умах - не чувствовалось и не слышалось иного настроения, как патриотической готовности идти навстречу этой войне, невзирая ни на какие угрозы..." (Мещерский В. П. Мои воспоминания. В 3 ч. М., 2001. Ч. 1. С. 16-17). Эти свидетельства доносят до нас драгоценные черты личности Государя, его характера и великолепно раскрывают так называемый человеческий фактор событий. И еще один штрих к сему групповому портрету: "Неудивительно, что император австрийский поспешил побрататься с нынешним Наполеонишкой. Это согласно с политическими австрийскими преданиями. В 1756 г., после Версальского мира, Мария-Терезия не назвала ли в письме г-жу Помпадур: ma cousin " (Вяземский П. А. Старая записная книжка. С. 846).

[46] Зайончковский А. М. Оборона Севастополя. СПб., 1899. С. 9, 11.

[47] Иннокентий /Борисов, 1800-1857/, архиепископ Херсонский и Таврический, член Святейшего Синода; конечно, роль владыки в Крымской эпопее должна быть рассмотрена специально.

[48] Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. С. 61.

[49] В Свеаборгской крепости стоял храм св. благоверного князя Александра Невского, где находилась чудотворная икона Смоленской Божией Матери "Одигитрия", украшенная богатой серебряной ризой; на образе имелись две надписи: "Высочайше повелено, в память бомбардирования Свеаборга в 1855 году, совершать 28 июля торжество с пушечною пальбою" и "Усердное приношение коменданта крепости Свеаборга, генерал-лейтенанта Алексея Сорокина, бывшего начальника артиллерии войск, в 1855 году в Финляндии расположенных, генерал-адъютанта Александра Баранова, командира линейного N 5 батальона, ныне N 3, полковника Алексея Бряколева и чинов всего батальона" (Поселянин Е. Богоматерь. Киев, 1994. С. 494. Репринт). Такова трогательная история этой иконы.

[50] Зайончковский А. М. Указ. соч. С. 30-31.

[51] Зайончковский А. М. Указ. соч. С. 32.

[52] Сборник рукописей, представленных Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами. М., 1998. С. 16-17.

[53] "Все единодушно повторяют, что, конечно, смерть императора Николая - большая потеря и большое несчастье, но что при данных обстоятельствах нужно видеть в этом событии действие Божественного Промысла, которое облегчит заключение мира ( какое поразительное фарисейство! - Н. М., курсив наш); что императору Николаю трудно было бы согласиться на некоторые унизительные условия, но что молодой император, не будучи ответственен за прошлое, может без стыда подписать эти условия, которые принесут нам мир. Все эти люди, по-видимому думают, что честь и интересы России - только вопрос личного самолюбия Государя: так как в этом маленьком деле замешано было самолюбие императора Николая, ему неудобно отступать, но император Александр, как человек новый, может, по их мнению, отнестись к вопросу более легко. Что касается России, то совершенно забывают о том, что она может иметь собственные чувства или собственное мнение по поводу своей исторической судьбы. К счастью, молодой император не разделяет этой точки зрения. Он уже говорил в присутствии некоторых лиц, которые мне передали, что он скорей умрет, чем согласится на уступки, унизительные для России. В совете министров он говорил об этом так горячо, что удивил всех. Он воскликнул: "Господа, не унывать! Мы не отступим ни на шаг"" (Тютчева А. Ф. Указ соч. С. 95).

[54] Зайончковский А. М. Указ. соч. С. 54.

[55] Колчак В. И. Война и плен 1853-1855 гг. Из воспоминаний о давно пережитом. СПб. 1904. С. 41.

[56] Сборник рукописей... С. 124.

[57] Колчак. В. И. Указ. соч. С. 42.

[58] Зайончковский А. М. Указ. соч. С. 59.

[59] Колчак В. И. Указ. соч. С. 59-64.

[60] Неудачи и промахи в работе военного министерства давали пищу разного рода порицаниям в Петербург- ском обществе, из которых позже выросло огульное осуждение всей эпохи. Но рядом с трагическими ошибками войны была, как вспоминал кн. Мещерский, "другая сторона военного мира, великолепная и святая сторона, которой мы были обязаны тем, что сердца и души наши не дрогнули и дух не упал ни в ком в то время, пока умы... предавались унынию от неудач военной администрации. Сторона эта была - ежедневная летопись подвигов героизма в Севастополе. Мы чувствовали и понимали, что все там герои, и каждая малейшая подробность этой эпопеи, приходившая оттуда, вносила в нашу будничную жизнь что-то необыкновенно святое и облагораживающее, от самой великой картины - севастопольских моряков, с Нахимовым и Корниловым, до самой маленькой... Это был какой-то героический эпос древности (выд. Н. М.), который в тысячах подробностей мы переживали всеми нашими нервами и всеми нашими мыслями. <...> Потом, несколько лет спустя, многие из нас поняли, как мы пристрастно, под влиянием дурных впечатлений от военного управления, отнеслись к оценке эпохи Николая; вообще поняли, что эта вторая сторона военного мира, этот героизм, как состояние духовное всех, и общий как черноморскому моряку, так и курскому ополченцу, и давший нам возможность пережить эту долгую войну в высоком патриотическом настроении, - и было чудным результатом николаевского царствования, сумевшего духовный русский мир не только сберечь в его богатстве и в его мощи, но усилить его, обогатить запасами, так сказать, неистощимыми. Один Черноморский флот в его проявлениях в Севастополе- что за исполинская сила, что за чудная краса, как духовный мир, - взлелеянные и сбереженные духом Николая I !" (Мещерский В. П. Указ соч. С. 21).

[61] Сборник рукописей... С. 146.

[62] Там же. С. 184.

[63] Зайончковский А. М. Указ. соч. С. 71-72.

[64] Толстой Л. Н. Севастополь в августе 1855 года// Толстой Л. Н. Собр. соч. В 14 т. М., 1951-1953. Т. 2. С. 226-227.

[65] "Ружья у нас гладкоствольные; французские пули Минье, введенные у нас во время осады, после двух или трех выстрелов, не входили в дуло. Солдаты загоняли пулю, ударяя камнем по шомполу; шомпол гнется в дугу, а пуля не подается. Колотили как в кузнице. Солдаты приносили сальные огарки, смазывали пулю, но все не помогало. Ружья, переделанные на нарезные, раздирались по нарезам. Не мудрено, что в таком положении офицеры приходили в отчаяние, а солдаты бредили изменой" (Сборник рукописей... С. 434).

[66] Интересно, что после Крымской войны в русском языке появилось новое слово "севастополец". Оно зафиксировано в словаре Даля со значением: "военный, бывший в Севастополе во время его осады в 1854-1855 гг" (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. СПб.-М., 1909. Т. 4. С.115).

[67] Сборник рукописей... С. 35.

[68] Севастополь - искусственное название, данное в 1783 г. князем Г. А. Потемкиным Таврическим в память об античном городе Σεβαστόπολις = Диоскуриада в Колхиде (Птолем.) - от σεβαστός "славный" и πόλις "город" (см. :Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. М., 1986-1987. Т. 3. С. 588).

[69] "Ум, судивший строго наше беспомощное состояние военной администрации, со смертью Николая I, при первой возможности, под влиянием общего... разочарования, направлял все мысли к скорейшему окончанию войны и к заключению мира, и тем самым служил более интересам наших врагов, чем нашим. А вторая военная сторона эпохи - героизм людей, наоборот, громко свидетельствовал, что со взятием Малахова кургана и по переходе на северную сторону мы можем еще долго держаться, отвергать всякие позорные для России условия мира. Эту духовную сторону тогдашней эпохи России очень чутко уразумели наши враги, и ее-то они боялись; боялись, потому что к августу 1855 года чувствовали себя совсем обессиленными и всю надежду возлагали на то, что взятие южной стороны Севастополя нас понудит к миру, а про себя думали с боязнью, что если, паче чаяния, мы не примем условий мира и начнем новый год кампании, то им придется бросить Крымский полуостров, за истощением не столько денежных, сколько нравственных сил, особливо энтузиазма и энергии" (Мещерский В. П. Указ. соч. С. 21-22). Не странно ли, что подобного рода военные финалы, ответственность за которые, в первую очередь, лежит на российской дипломатии, один за другим повторялись и в дальнейшем - в Русско-турецкую 1877-1878, в Русско-японскую, в Первую и Вторую мировую?.. Как говорил русский солдат в сорок пятом: "Через Атлантику бы прошли, аки пó суху".

[70] Размышляя об отношении Кайзера Вильгельма к славянам, о грозящей русским "немецкой опасности", о беспечности российской печати, освещавшей отношения с Германией, Д. Вергун еще в начале XX в. писал: "Они (репортеры - Н. М.) закрывают глаза на то, что тот же император Вильгельм, которого они недавно принимали в Ревеле, в 1989 г. в Дамаске провозгласил себя не только "единственным другом" "великого убийцы", как Гладстон назвал султана, но и всех 300 миллионов мусульман; что он вызвал к жизни "багдадского удава": германскую магистраль от Гамбурга до Бассоры; что он в прошлом году дерзнул посетить местечко Выштенец для того, чтобы крупным пожертвованием погорельцам-евреям этого местечка расположить к себе русских евреев, как он уже раньше привлек к себе европейских евреев тем, что в свое путешествие в Палестину пригласил к себе "короля сионистов" д-ра Герцля..." (Вергун Д. Вильгельм II и славянство// Славянский век. 1902-1903. Вып. 49. С. 4). Объединившаяся, наконец, в 1870 году Германия не замедлила также обратить свои взоры на Восток...

[71] Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 12. С. 44-45.