За полторы тысячи вёрст от Петербурга, на Волге, на её нагорной стороне, раскинуто село Высокое - красивое и богатое. Главная, впрочем, его краса, это - большая каменная церковь, во имя Казанской Божьей Матери, а его богатство - отличная чернозёмная почва, на которой всё, что ни посадишь, изобильно родится. Тому года два, в самое половодье, в половине мая пароход остановился под горою; тогда подъехала к нему рыбачья лодка, в неё прыгнул какой-то господин, и через минуту лодочка причалила к берегу. Ребятишки играли в кучке, тут же на песке. - Никак, к нашему попу гость приехал, - сказал один из них. - И то гость, - подхватили другие. В это время по крутой дороге в гору тихо поднимался барин; это был мужчина лет пятидесяти, худощавый, высокого роста, скромно одетый, в серой круглой шляпе; на вид, его стариком назвать было нельзя, а длинные усы и длинные волосы, выходившие из-под шляпы, были совершенно седые, как серебро. Он нёс под мышкой свёрнутый дождевой зонтик и небольшой чемоданчик, а в правой руке держал палку, на которую опирался, поднимаясь в гору.

Молодой чиновник Василий Жадов, недавний выпускник Московского университета, пытается остаться честным и порядочным, не желая выслуживаться, угождать, брать взятки и пользоваться протекцией. Бросив вызов всему непонимающему его миру, он хочет в своей семье построить свой мир – честный, независимый, искренний. Но его любящая жена, устав от бедности, умоляет пойти на поклон к богатому родственнику и попросить «доходное место». Хватит ли сил у Жадова выстоять?….

Сегодня заключился круг праздников, от самой недели Мытаря и Фарисея, возводящих верующую душу как бы по ступеням молитвенного созерцания от одного таинства к другому. Мы созерцали тайну греха, тайну воплощения, тайну страдания, тайну воскресения. И вот, как венец, как альфа и омега, начало и конец созерцания, воссиял нам и осиял нас радостью праздник св. Троицы. Люди Божий! Ведь это самая глубина нашей веры - это таинство жизни и смерти.

режиссер: Сергей Герасимов

в главных ролях: Дмитрий Золотухин, Тамара Макарова, Наталья Бондарчук, Николай Ерёменко мл., Олег Стриженов, Вадим Спиридонов, Михаил Ножкин, Петер Ройссе, Ульрика Май, Эдуард Бочаров

год: 1980 страна: СССР, Германия (ГДР)

Достоевский много писал о человеческом подполье, глубине сумрачных, мрачных интенций человека, которые гнездятся в его психике и дают себя знать через слова и поступки людей. Поэтому порой о Достоевском говорят как о предтече психоанализа с его учением о бессознательном, где скапливаются неосознаваемые человеком импульсы, как правило, извращенные и неприемлемые для социальных норм и влияющие на поступки людей. Так ли это? Какова та антропология, то учение о человеке, которые лежали в основе творчества Достоевского, и чем оно отличалось от психоанализа?

К 185-летию со дня рождения

Актеры: Анатолий Кацинский, Евгений Симонов, Юрий Яковлев, Евгений Фёдоров, Эрнст Зорин, Юрий Волынцев, Алексей Кузнецов, Виктор Зозулин, Олег Форостенко, Николай Бубнов, Гарэн Жуковская, Алла Казанская, Людмила Максакова, Вячеслав Шалевич...

"Фауст" - одно из величайших произведений мировой литературы, над которым Иоганн Вольфганг Гете работал почти всю жизнь. Фауст, стремясь познать смысл жизни, заключает союз с дьяволом, который обещает ему подарить все блага и радости бытия. Это действительно великое произведение. Декорациями этой трагедии служат земля, небо и ад, ее режиссеры - Бог и дьявол, а их ассистенты - многочисленные духи и ангелы, представители света и тьмы в их бесконечном противоборстве.

Москва . . . ясный морозный полдень конца января 1904 года. Мой отец и я сидели в красивом, двухсветном, со спускающимися с лепного потолка великолепными большими хрустальными люстрами, зале ресторана Большой Московской Гостиницы за только что поданным нам завтраком. На небольшой эстраде играл бравурные итальянские песенки известный тогда неаполитанский струнный оркестр Феличе Трибуни, любимый москвичами. Но на этот раз веселые мотивы не производили впечатления, никто их не слушал. В ресторане царило необычное, приподнятое, нервное настроение... Война... Три дня, как объявлена война... У всех в руках развернутые газеты с последними известиями о событиях на Дальнем Востоке. Даже лакеи, несмотря на возмущенные взгляды метрдотелей осмеливались заглядывать через головы сидящих за столами в развернутые газеты. «Хоть одним глазом узнать о войне...», - так сказал мне один из них, без стеснения наклонившись над газетой отца. Сами же завтракавшие, как-то машинально жевали куски жаркого или проносили мимо рта ложку с уже остывшим борщом, желая лишь как можно скорее ознакомиться с содержанием известий о войне и обменяться мнениями по поводу «надвинувшихся событий».

Рано утратила я детскую ясную веру. Пяти-шести лет просила: «Боженька, возьми меня отсюда - хочу умереть». Окружённая любовью родных, полным довольством, просила смерти. Бессознательно ощущала скорбь, призрачность тленного сего мира. Отрадой были мне посещения Зачатьевского монастыря в Москве. Любы мне были службы монастыря. Бывало, гуляю в обительском садике зимою и зайду в уютный тёплый храм. Тишина, благоухание, мир Божий... Как сейчас помню краснощёкую молоденькую послушницу, которая меня раз поцеловала в церкви.

Сон ли это волшебный, или ушедшая явь? - спрашиваешь себя в долгие, бессонные ночи, вглядываясь в немую темноту... Нет… это явь безвозвратного прошлого, далёкого, родного, святорусского. Вот она, как живая, выплывает в памяти - северная деревня, наша старинная усадьба в зелени большого, запущенного парка со столетними соснами, липами, дикими яблонями, рябинами, со своими, такими нарядными на осеннем солнце, яркими кораллами своих кистей... Много интересного проходило незамеченным или несправедливо неоцененным, многое тогда уходило от внимания детского и юношеского. А сколько прекрасного в окружающей природе и в атмосфере самого дома с его вековыми традициями, с его типами до самоотвержения преданных слуг, доживавших в нашем доме свой век, начавшийся у некоторых с прадедовского, крепостного времени!

Семья Смирновых когда-то была любящей и дружной. Муж, жена, двое детей — что еще нужно для счастья? Но постепенно все пошло наперекосяк. Жена постоянно ругается с мужем, дело доходит до развода. И они бы развелись, если бы подвернулся хоть какой-нибудь вариант с разменом жилья. Но крошечную квартирку разменять невозможно. Однажды, во время очередной перебранки, семья получает известие, что к ним едет погостить состоятельная тетушка Василиса Кузьминична (тетя Вася), которая на старости лет решила объехать всю свою родню, чтобы найти идеальную семью. Только такой семье эксцентричная тетушка готова завещать все, что у нее есть. Смирновы решают разыграть «комедию для тети» и побыть пару дней идеальной семьей. Ради наследства можно и постараться, ведь это решит их жилищные проблемы.

Да, один раз я была счастлива. Я давно определила, что такое счастье, очень давно, -- в шесть лет. А когда оно пришло ко мне, я его не сразу узнала. Но вспомнила, какое оно должно быть, и тогда поняла, что я счастлива. Я помню: Мне шесть лет. Моей сестре -- четыре. Мы долго бегали после обеда вдоль длинного зала, догоняли друг друга, визжали и падали. Теперь мы устали и притихли. Стоим рядом, смотрим в окно на мутно-весеннюю сумеречную улицу. Сумерки весенние всегда тревожны и всегда печальны. И мы молчим. Слушаем, как дрожат хрусталики канделябров от проезжающих по улице телег. Если бы мы были большие, мы бы думали о людской злобе, об обидах, о нашей любви, которую оскорбили, и о той любви, которую мы оскорбили сами, и о счастье, которого нет. Но мы -- дети, и мы ничего не знаем. Мы только молчим. Нам жутко обернуться. Нам кажется, что зал уже совсем потемнел, и потемнел весь этот большой, гулкий дом, в котором мы живем. Отчего он такой тихий сейчас? Может быть, все ушли из него и забыли нас, маленьких девочек, прижавшихся к окну в темной огромной комнате?

Проза Ольги Алексеевны Скопиченко, о которой вы вряд ли когда-либо слышали, не проза мастера или литературного гения, однако богатый и полезный материал для изучения жизни русских Маньчжурии и Шанхая межвоенного периода, а также тех счастливчиков, кто сумел бежать оттуда из лап Красной Армии и головорезов Мао в США во второй половине 1940‑х годов. Ольга родилась в 1908 году в Сызрани. Революция занесла её семью сначала на Дальний Восток, а затем в Харбин, где и началась её литературная карьера. Ольга была лично знакома c писателем Арсением Несмеловым, чьи рассказы о жизни русских Китая вы уже не раз встречали в нашей рубрике. В 1929 году Ольга переехала из Харбина в Шанхай, где днём работала на табачной фабрике, а вечером писала для местных русских и русско-харбинских газет и журналов: «Слово», «Шанхайская заря», «Рубеж», «Парус».

...

Ранней весной 17** г. в С-Петербурге торжественно был поднят на Исаакия колокол-колосс, дар Императрицы Екатерины Великой - «В память Дел Великого Петра». По желанию Августейшей Жертвовательницы, первый удар в этот мощный, и до сего времени сильнейший для Петербурга колокол, должен был быть в день «Воскресения Христа». 3000-пудовый колокол, литой из золота, серебра и меди, молча ждёт своего часа. Вот и Пасха. Исаакий весь в пламени огня. 16 Херувимов на углах, с сосудами, наполненными душистым гарным маслом, и сонм Серафимов, размещенных вокруг среднего, громадных размеров купола, залили огнем ночную тьму, озарили не только площадь, но и Адмиралтейство, Неву и Петропавловскую крепость.

Когда проходила Пасха, когда умолкал последний звон, я чувствовал на душе такую грусть, точно кто-то бесконечно дорогой для меня уезжал далеко-далеко на целый год. Я так любил Пасху, что самую жизнь свою я считал по пасхам, как дерево определяет свой возраст по концентрическим кругам, заметным на срезе. Только вчера кончилась Пасха. Так же, как Пасха, только не на год или на два, а на всю жизнь отошло и моё детство. Ни в одно время года мне так живо не вспоминается детство, как именно на Пасху. И само детство, при взгляде теперь на него, что такое, как не светлый праздник - Пасха?

При двух церквах, у нас имелась одна колокольня, составлявшая с холодной церковью одно целое здание. Снаружи она представляла собою трёхъярусную башню, на верхнем этаже которой сквозь пролёты окон виднелись колокола. Чтобы попасть на площадку, над которой висели колокола, нужно было внутри башни подняться по четырём довольно крутым лестницам, слабо освещённым небольшими слуховыми окошечками. С верхней площадки, где висели колокола, открывался красивый вид на далекое расстояние кругом.

Визиты, т.е. посещения нашего дома гостями с праздничным поздравлением, по преимуществу, падали на первый день после вечерни, служившейся около четырёх часов. Иногда они наносились и на второй, и на третий, и последующие дни Пасхи. Пасхальная вечерня, служившаяся с особой торжественностью в полном облачении, с чтением евангелия священником лицом к народу и т.д. проходила у меня в полудремоте вследствие бессонницы предшествующей ночи и усталости от хождения по приходу. Однако когда вечерня только что начиналась, или возвращалось обычное светлое сознание, я, стоя в храме и смотря на алтарь, иконостас, народ, которого бывало всегда много, спрашивал себя: неужели в этом храме и так недавно, всего 12-16 часов тому назад совершалось то светлое торжество, которое представляла собой пасхальная утреня и обедня. Мне казалось, что торжество это происходило где-то высоко-высоко на небе, и отделяет его от настоящего момента не половина суток, а целая вечность. После вечерни визиты были потому, что в другое время дня нельзя было папу застать дома. Впрочем, кроме папы, визитёры имели в виду маму и сестёр.

Всё описанное мною в пяти предшествующих главах имело место в первый день Пасхи, а то, о чём и буду рассказывать дальше, распространялось на всю неделю. Первое, о чем здесь следует вспомнить, было хождение по приходу. «Ходить по приходу» значило сопровождать духовенство в его обхождении домов прихожан со св. иконами, помогать ему в пении и получать за это соответствующую мзду, не превышавшую, впрочем, гривенника. Разумеется, в хождении по приходу мы принимали участие не из-за мзды, а ради удовольствия. По крайней мере, про себя могу сказать, что меня больше интересовало пение, чем собирание копеек.

Отстояв безвыходно утреню и литургию, я и брат возвращались из церкви, сёстры приходили домой раньше. Каждый из нас спешил прежде всего похристосоваться с мамой, остававшейся дома и теперь дожидавшейся нашего возвращения. Подбегая к маме, я приветствовал её. - Христос воскресе! - и передавал лучшее из окрашенных мною самим яиц. Она брала яйцо и, говоря: - Воистину воскресе! - целовала меня, в ответ на что я обвивал ей своими ручонками шею и несколько раз впивался своими губами в её губы, щёки и глаза. За эти мои глубокие поцелуи, которые для неё не всегда были приятными, по причине её слабости, она в шутку называла меня «пиявкой».