В этот день, с самого зарания показалось мне, что старый сарай напротив нашего окна как бы обновился. Стал смотреть на дома, заборы, палисадник, складницу березовых дров под навесом, на метлу с сизыми прутиками в засолнеченных руках дворника Давыдки, и они показались обновленными. Даже камни на мостовой были другими. Но особенно возрадованно выглядели петухи с курами. В них было пасхальное.

Дорогие мои! Отнеситесь с возможной серьезностью к этому серьезнейшему вопросу и не позволяйте себе и в малой степени, даже мыслию, не то что делом, погрешать против святого таинства. Держитесь твердо следующего правила: если где практикуется «общая исповедь» как законченное в себе таинство, а не как только подготовка к серьезной частной исповеди (что надлежит весьма приветствовать), там поругана величайшая святыня, долженствующая соединять нас с телом Церкви********.

Мы знаем, что у Национальной России заграницей среди «сильных мира сего» друзей нет. Поэтому не удивительно, что процесс национального возрождения принимается «в штыки» не только советской властью, но и западной прессой, стремящейся заранее навязать ему компрометирующий ярлык антисемитизма. Если наши возможности в отношении непосредственной помощи национальному движению в Сов. Союзе сильно ограничены, то бороться с ошельмованием этого движения в Западном общественном мнении могут и наши печатные эмигрантские органы, и каждый из нас лично в своём непосредственном иностранном окружении.

Нам скажут: чужая победа,
Чужого похмелья угар.
Неправда! Нам близок в Толедо
Отбивший врага Альказар.

Если бы не было их, этих тысяч, народ проклял бы нас, и мы прокляли б народ за духовную выжженность, за рабье непротивление злу, за самоуничтожение. Если бы не было их, этих жертв вечерних, и современник, и историк имели бы полное право сказать: "Когда банда моральных и умственных психопатов подняла над Россией арапник, весь русский народ покорно склонил голову".
Они, тысячи, не склонили головы. Оплеванные и осмеянные, преданные и проданные, они исполнили до конца свой горький долг.

...

Русская иcтopия совершенно отличается от Западной Ев­ропейской и от всякой другой истории. Ее не понимали до настоящего времени, потому что приходили к ней с готовыми историческими рамками, заимствованными у Запада, и хоте­ли ее туда насильно втискать, потому что хотели ее учить, а не у нее учиться; одним словом, потому, что позабыли свою народность и потеряли самобытный русский взгляд. Настоя­щее время не таково: его смысл, его труд заключается именно в пробуждении русского - в русских, и в возращении рус­ским - русского. Русская история начинает являться в своем настоящем свете. Были патриоты на западный лад, им хоте­лось было увидать в русской истории всех западных героев, все западные славные дела, и они раскрашивали русскую историю иностранными красками: дело, разумеется, не клеи­лось, и история только обезображивалась. Такое направление настало вскоре после переворота Петра Великого, после ко­торого появились в русской земле невиданные дотоле патрио­ты - иностранные и по имени и по духу.

Для некоторого уяснения существа Церкви считаю не лишним воспользоваться рассуждениями об этом предмете А.С. Хомякова. Рассуждение это не претендует на догматическое достоинство, но оно приближает нас к учению апостольскому и приоткрывает смысл последнего. «Церковь, – говорит Алексей Степанович, – есть... единство Божией благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати»27.

Такое увещание делает апостол Павел епископам Ефесской Церкви; приложимо оно и ко всем христианским родителям. И они суть такие же Богом поставленные епископы-наблюдатели за своими детьми, и они также бдительно должны следить за порученным им стадом. «Я есмь пастырь добрый» (Ин. 10:11, 14), — говорит Спаситель о Себе. И вы, христианские родители, являетесь пастырями, а овечки, пасти которых поручено вам, — это ваши дети. Думаю, что все вы желали бы быть добрыми пастырями, хорошо знать и добросовестно выполнять ваши пастырские обязанности, а первый долг и главное условие пастырской деятельности — бдительность. О ней, применительно к пастырско-родительским обязанностям, мы и побеседуем с вами. Чтобы ясней и доказательней представить вам это важное и существенное средство успешного воспитания детей, начертим образ доброго пастыря, каким он должен быть по отношению ко всем сторонам и условиям родительской жизни и деятельности.

Прошлое продолжает жить в людях. Армия воплотила в себе это прошлое. Армия - это не только те, кто остался в живых, но и все те, кто лежит под могильным крестом, засыпанный землею.

Армия - это трагическая смерть Каледина, это тени замученных атамана Назарова, Богаевского, Волошинова, героическая гибель есаула Чернецова, это тело Корнилова, преданное поруганию безумной толпой красноармейцев, это прах Алексеева, перевезенный для погребения в чужую землю, это кормчий, сменяющий один другого во время урагана среди крушения, это русские города, освобожденные один за другим от Екатеринодара до Киева и Орла, это грязная красная тряпка, разорванная в клочки, это русское трехцветное знамя. Армия - это скрытые муки матери, посылающей своего последнего сына в смертный бой, это мальчик во главе своей роты Константиновского училища, умирающий при доблестной защите Перекопа. Вот что такое армия.

Мы не говорим уже о том, что пролитая кровь всегда взывает к новой крови. И отмщение — к новому возмездию. Строительство на вражде — строительство на вулкане. Взрыв — и снова царство смерти и разрушения. Наша боль — боль за светлость и счастье Нашей Святой Церкви, Наших чад. Наши опасения, что некоторых из них может прельстить этот новый, уже показывающий зияющую пасть зверь, исходящий из бездны клокочущего страстями сердца человечества. Одним порывом мщения навсегда запятнаешь себя, христианин, и вся светлая радость нынешнего твоего подвига — страдания за Христа померкнет, ибо где тогда дашь ты место Христу.

...Ровно год тому назад в этот день Небесному нашему Пастыреначальнику было угодно отозвать к Себе — верим, отозвать в Свои блаженные обители — нашего архипастыря и отца, святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России. И отныне в истории русской и вселенской Церкви всеми грядущими поколениями будет отмечаться этот день как день его преставления. И когда вспоминаешь о его жизни или, лучше сказать, о его блаженной кончине, в душе встают и говорят вместе и скорбь Голгофы, и радость Благовещения.

Александр Дмитриевич Нечволодов (25 марта 1864 — 5 декабря 1938) — военный и общественный деятель. Закончил 2-ю Петербургскую военную гимназию, выдержав офицерский экзамен при Главном управлении военных учебных заведений, и Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду.

Для того чтобы довести все изложенное нами учение об искусстве и о критерии художественности до большей ясности, было бы важно раскрыть его на конкретном примере, т. е. показать, как именно применяется этот критерий и что может дать его применение.

Теории Толстого окончательно изжиты и не представляют интереса. Его отрицание «так называемой стратегии» — это отрицание дикарем письмен, в которых он не в состоянии разобраться. «Войну и Мир» пишет крупный художник, имевший однако в военном деле кругозор севастопольского артиллерии поручика.

Забыть ли в белесом рассвете
Мою помертвевшую мать…
И можно ль кому на планете
Об этом без слёз рассказать…

Казался не правдой и ложью
Над Родиной вздыбленный вал,
И голос наполненный дрожью,
И смерти холодный оскал.

Возможно ли это новое рождение духовное? В этом -вопрос бытия России как исторической личности, которая известна нам из истории и которая кончила свою внешнюю, государственно-организованную жизнь с падением Трона ее Царей. Другого пути восстановления Исторической России нет. И это проблема не только наша, русская. Это и проблема мировая, вселенская. Ибо от того или иного решения ее зависит и судьба мира, точнее говоря, зависит вопрос о возрасте мира и о близости наступления Восьмого Дня.

Вне подобной церковно-религиозной осмысленности Царской власти в России нельзя вообще понять ее сущности. Тот, кто не понимает, что такое "Православие", не может понять и того, что такое Русский Царь. Отделенная от этой своей церковно-православной природы, несущей в себе сильнейшие и глубочайшие "ограничения", теряет самый свой смысл Царская власть, как она выработана тысячелетней русской историей. Это прекрасно понял такой относительно далекий от Церкви человек, как знаменитый историк русского права Сергеевич, который распознал юридическое своеобразие русского самодержавия и потому самым решительным образом отвергал применимость к нему - в исторической перспективе понятий западного абсолютизма. Этого-то и не понимало русское общество. Оно не могло иметь ученой проницательности величайшего русского правоведа-историка, и оно вместе с тем в такой мере утратило уже способность мыслить и чувствовать так, как велит Церковь Православная, что для него смысл русского Самодержавия испарился. Тут и лежит корень непонимания обществом Царя-непонимания безысходного.

Я иду по большой дороге. На мне полупальтишко, солдатские сапоги с подковками, барашковая шапка. За плечами две сумы. В одной Запасные Дары, Евангелие, деревянная чаша, служебник да требник, а в другой — сапожный инструмент. На груди у меня в особой ладонке антиминс. В руке березовый посох. Я стал священником–странником. Перед отступлением белых меня убеждали за границу бежать, но я отказался.

На Владимира Ильича Ленина ложится вина не только за все, что он натворил лично с 1917 по 1924 год, но за все, что, идя по его пути, исполняя его заветы, натворила созданная им партия. Если бы судить лично Ленина, то хватило бы для смертного приговора убийства, например, безвинной царской семьи или одного безвинного Гумилева, но мы должны сформулировать обвинение по пунктам. Невольно придется кое в чем повторить самого себя же, но ради четкости и полноты формулировок с этим надо смириться.