Художественность не есть отвлеченное понятие, а живой строй, развернутый в произведении искусства. Ее нельзя постигнуть одною отвлеченною мыслью, сколько бы ни перебирать ее «признаки» и до какой бы ясности ни доводить ее определение. Ее необходимо увидеть, вообразить, проследить творческим вниманием сначала от поверхности искусства в глубину, а потом из глубины опять на поверхность. Художественность надо представлять себе не как внешнюю меру, извне прилагаемую к разбираемым произведениям, — к зданию, картине, к поэме, сонате, — но как внутренний порядок, заложенный в самом произведении искусства; это есть как бы живой и властный строй его «души» или его внутренний уклад; способ бытия, необходимый для него и составляющий живой закон его жизни.

Из всех крестьянских поэтов Ганин особенно остро и ясно понял природу большевизма. Именно он в начале 20-х с несколькими единомышленниками создал программу спасения России, где выдвинул идею Великого Земского Собора, воссоздания национального государства и очищения страны от поработивших ее захватчиков.

Все рассмотренные нами качества военного человека — как основные, так и вспомогательные — в своей основе имеют два начала — «умовое» и «волевое». Равновесие этих двух начал, изумительно полно выраженное в Петре I, Румянцове и Суворове, дает нам идеальный тип военного человека, идеальный тип вождя.

Русский народ – здравый, умный, со своей православной и политической верой, воспринятыми духовным инстинктом в душе твердо и непоколебимо, предстал перед петербургским интеллигентом всех положений отвратительным уродом, за переделку которого надо было взяться немедленно.

 …Наша деревенская коммуна началась с того, что на кладбище стали гулянки устраивать, парни сбросили с колокольни большой колокол, а в моей баньке стекла выбили. Алексей Бахвалов поджег часовню при дороге. Кузьма икону Владычицы топором разрубил и в горящую печь бросил. По ночам стреляют из ружей и пистолетов.

 Я хожу из избы в избу. Утешаю, увещеваю, молюсь. Поздно вечером меня подкараулили, напали и тяжко избили. Три дня не выходил на улицу. Весь в повязках лежал.

Иоанн Лествичник жил в VI веке. Шестнадцати лет поступил он в монастырь, а через некоторое время удалился от общежития, уединился, и у подошвы Синая прожил 40 лет. Из этого уединения вышел он уже 75-летним старцем, вызванный братией Синайского монастыря, которая избрала его своим игуменом. И вот соседний монастырь — Раифский — слышит об это великом делателе, и игумен его, также Иоанн, просит преподобного написать им руководство христианской жизни. Великое счастье, что Церковь сохранила нам это руководство, заключающее в себе опыт этого великого подвижника, подтвержденный часто ссылками на других Св. Отцов.

Когда император Константин Великий, ради успокоения догматических споров в Христианской Церкви, собрал собор епископов всей Империи, этот собор получил название "экуменического", Это название присвоено было и последующим соборам общеимперского вида. Когда некоторые участники этих соборов, которые прежде были в ереси, отказывались от прежнего своего заблуждения, они подтверждали свой отказ подписью: «Присоединяюсь к Православной Кафолической Церкви» и далее следовала подпись епископа (см. Деяния Вселенских Соборов, изд. Казанской Дух. Академии). Почему же не - к экуменической, а именно - к кафолической Церкви?

В ряду добродетелей, которые должны быть присущи всякому благовоспитанному дитяти, не последнее, а одно из первых мест занимает чувство стыда, или стыдливость. Она требует особых забот и особенного внимания со стороны родителей, обязанных ее воспитывать в своих детях. Чувство стыда, так же как и чувство истины, прирождено каждому ребенку. Задача родителей и воспитателей в данном случае состоит в том, чтобы не дать погаснуть этому чувству, но воспитать его, развить и укрепить. При этом, христианские родители, заметьте и соблюдайте следующие правила.

Вот основной, вот труднейший, вот решающий вопрос для всего искусства: вопрос о том, что есть истинная художественность. Решение его указует путь сразу — творящему артисту, воспринимающему зрителю и оценивающему критику. Ибо поистине здесь исследуется и развертывается не только проблема критерия, мерила и суда, но — глубже и ответственнее — проблема основного состава искусства, его призвания, его цели и власти.

...антирусская позиция Украины — это как раз то, что и нужно Соединённым Штатам. Украинские власти, и при Кравчуке, и при Кучме, подыгрывают услужливо американской цели ослабить Россию. Так и дошло быстро — до «особых отношений Украины с НАТО» и до учений американского флота в Чёрном море, 1997. Поневоле вспомнишь бессмертный план Парвуса 1915 года: использовать украинский сепаратизм для успешного развала России.

Раздробление наше, так радующее нынешний политический мир, болезненно и затяжно скажется на всех трёх славянских народах. А сегодняшняя тактическая теплота к Украине с дальнего-дальнего Запада не окажется долговечной, но лишь — до минования надобности.

Два качества лучше всего выражают сущность воинской этики: благожелательность к подчиненным — таким же офицерам, как начальник, — и сознание величия «чести командовать».

В богатейшем научном, философском, литературном и эпистолярном наследии Константина Петровича Победоносцева органично присутствуют переводы и изложения работ зарубежных, главным образом английских, философов. Среди них и предлагаемое вам ныне эссе «Дела и дни» – перевод статьи Эмерсона «Общество и уединение». Однако назвать это переводом было бы неверно и несправедливо: при достаточно бережном отношении к английскому тексту Победоносцев, как для него обычно, создал собственное произведение, неотличимое от его оригинальных работ. В нем есть то внутреннее достоинство, неспешность, ясность и высота слога, восходящего к старорусским церковным текстам, которые отличают стиль Победоносцева. В чем заострены те строгие моральные устои и стремление к нравственной гармонии, гордость и независимость характера, за которые столь уважали Константина Петровича многие выдающиеся русские люди и которые объединяют его в единой философской школе с И.Киреевским, А.Хомяковым, Ю.Самариным, Ф.Достоевским и многими другими русскими мыслителями национальной школы.

Земля волнуется. Народ тревожится. Вокруг меня горя — непочатый край. Жмутся ко мне люди. Утешения ищут. До поздней ночи сижу я с народом своим и слушаю тревоги их и скорбь. Все горе большое носят. «Вси в житии крест, яко ярем вземшии». Посмотришь на них, сказать что–то хочешь в утешение, но вместо слов опустишь голову и молчишь…

Большое горе стряслось над нами, но сердце накликает еще что–то грозное и страшное.

К каким же еще испытаниям ведешь Ты, Господи, народ русский?

Никто не верит, а все говорят: да, в реформах спасенье; не верят, а говорят все-таки, и говорят потому, что лгут, а лгут потому, что нужно лгать, а нужно лгать потому, что изолгались уже совсем, назад идти нельзя, от правды ушли уже слишком далеко... И давай лгать... А что от этого вранья все усиливается сумбур и хаос мысли, усугубляется нравственное растление, сбивается с толку молодое поколение, и общественная деятельность в России страшно терпит от расшатанных и людей, и основ, – какое дело лгущим руководителям общества... Вот это-то и составляет серьезную сторону нынешней умственной жизни петербургской России.

Святая Церковь, вводя нас в самую главную часть Св. Поста — в дни поклонения Св. Кресту и говоря: «Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми», раскрывает нам самое главное наше дело на земле: отказываться от себя, от своего греховного, взять свой крест и идти за Спасителем. Говоря это и прославляя Св. Крест, Церковь идет на помощь, чтобы мы не впали в отчаяние, думая, что это для нас непосильная заповедь, и дает в течение 5-й и 6-й недель Великого поста два образа, два примера — Иоанна Лествичника и Марии Египетской.

Настоящее, художественное искусство родится из свободного вдохновения, из той духовной напряженности, окрыленности и цельности, которые дают человеку высшую власть и открывают ему пути к художественному ясновидению. Эту напряженность, эту окрыленность, эту цельность нельзя вызвать ни по личному произволу, ни тем более по внешнему заказу и приказу. Смысл жизни в том, чтобы любить, молиться и творить; а любить, молиться и творить можно только свободно. И вот, искусство есть любовь, молитва и творчество; и без свободы оно невозможно.

Главный недуг, которым страдает наше время, это неудержимая, с каждым годом и днем распространяющаяся страсть к наслаждению. Все хотят хорошо жить и только наслаждаться. Многие из современников наших слова нечестивца в книге Премудрости сделали для себя правилом жизни: Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью; преисполнимся дорогим вином и благовониями, и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни; увенчаемся цветами роз прежде, нежели они увяли; никто из нас не лишай себя участия в нашем наслаждении; везде оставим следы веселья, ибо это наша доля и наш жребий (Прем.2:6–9). Но так как у многих из людей не достает средств, чтобы удовлетворить свои страсти к наслаждению, то вот почему в наше время так много недовольных и несчастных. Если вы, христианские родители, хотите, чтобы ваши дети были счастливы, то старайтесь подавлять в них эту неудержимую страсть к наслаждению, приучать их к непритязательности и к довольству своим положением. Вы тогда только сделаете их счастливыми, когда разовьете в них тот дух, которым исполнен был апостол Павел, сказавший о себе: навыках доволен быти, в них же есмь (Флп.4:11), и прочее. Но довольными они могут быть только тогда, когда с малолетства научатся умеренности, воздержанности и самоотвержению. Вот почему родителям как можно ранее нужно приучать детей к самоограничению, или самоотвержению.

Воинские добродетели можно разделить на две категории: качества вообще необходимые воину, чтоб с честью носить свое звание при всяких обстоятельствах, и качества, необходимые ему при выполнении определенных его обязанностей, как в мирное время, так и на войне. Иными словами — качества основные, общие и качества вытекающие, специальные.

Помню войну, что шумела когда-то.
Шли за Россию полки умирать.
Рава, Гумбинет, Варшава, Карпаты.
После далёко пришлось отступать.

Тяжкое помню прощание с Крымом,
Всё расставанье с родною землёй,
И пароходов тяжёлые дымы
Над голубой черноморской водой.

Разрушив верхнюю смычку сложного здания государства, свора социалистов всех мастей, безвольно направляемая изъянами их программ, невежеством и неопытностью и скрытыми указаниями крайней клики, пошла раскидывать и разметывать все, до самого основания, то наступая дерзко, то пугливо отскакивая, чего-то еще стыдясь, что-то еще проглядывая, чего-то опасаясь, что грозным предупреждением вставало даже перед опьяненными легкостью свершений и возможностей − очень не емкими мозгами. Раскидала, порою пробуя что-то строить, не веря друг другу в правительстве, подозревая измену принципам, родине, заданиями партии. То отваживаясь на крутые меры, до смертной казни включительно, столь противной любвеобильному сердцу социалиста, то вдруг ощериваясь на последний призывной вздох, на последний взгляд погибающей родины: Корнилова затравили и обезвредили.