На политическом небосклоне досоветской России, в последние десятилетия существования монархии в стране, пожалуй, не найдётся более яркой фигуры, чем Пётр Бернгардович Струве, чьи взгляды, идейные убеждения, творчество и труды были преисполнены непоколебимым сознанием главенства русской национальной культурно-традиционной основы в исторической связи прошлого, настоящего и будущего России, и самого существования Русского государства.

Начало XIX века изобиловало историческими событиями – как в России, так и в Европе. Смена эпох, смена традиций, когда одни стереотипы, слетев с, казалось бы, незыблемых пьедесталов, заменялись новыми. В уютную тишину европейских дворцов, выбивая безудержным напором окна, гася пламя каминных очагов философов и мечтателей, ворвалась неистовая «Марсельеза». А потом в предрассветной мгле нового исторического периода замаячила казавшаяся и врагам, и соратникам исполинской – невысокая коренастая фигура в неизменной треуголке.

Все проглочено пастью литой...
Рыщут ветры по мёртвым дорогам,
Стёрто имя всезрящего Бога,
Снова царствует в мире «Никто».

Тёмной ночью окутана дверь...
Где-то плачется звёздная вьюга...
Мы блуждаем средь мёртвого круга;
Ты подумай, как страшно теперь...

Вероятно, оттого так быстро, вырывая из прожитого запекшиеся куски, говорила Лидия Андреевна о «Гангуте», «Петропавловске», «Страшном»:
- Стреляли только в спину. И, главное, команды чужого, не своего корабля. Многих офицеров матросы любили, но они все-таки были убиты, так - из озорства, из удали. Издевались не только над живыми, но и над мертвыми. Помню расстреляли одного мичмана; жена принесла труп мужа в больницу, смыла кровь, одела для похорон, а на следующее утро труп стоял в углу, совершенно голый, с папиросой в мертвом рту. Опять мичман был одет и положен в гроб и опять таже история – труп в углу, а лежавший в той же больнице пьяный матрос сказал с хохотом несчастной женщине: долго мы перед вами вытягивались, пускай теперь он постоит, а мы полежим.

Каждому народу, каждой культурно-языковой общности присущи свои этнопсихологические особенности. Едва ли не главной такой особенностью берущей истоки из православного времени, является органически присущая русскому народу всепобеждающая доброта, незлобивость, добродушие, даже где-то и во вред себе{1}. Природная доброта первых славян была добротой силы. Только сильные племена, какими были наши предки, могли обитать вперемежку с разноязычными соседями и не раствориться в их среде, сохранить свой язык и культуру.

Жил когда-то на севере Руси, в месте, где сейчас стоит город Петрозаводск, человек по имени Зосима. Было это в начале XV века. Родом он был из крестьян, с детства питал интерес к Священному писанию. Родители мечтали женить его, но Зосима выбрал иной путь — вне людского мира. Поселившись неподалеку от родной деревни, он посвятил свое время посту и молитвам.

Покуда мы шаг за шагом отступаем со своих рубежей, Китай продолжает усиляться. Буквально на днях стало известно о том, что военная мощь КНР сравнялась с мощью США. А что же Россия? Обозреватель газеты «Версия» А. Степанов пишет в статье «Китай способен захватить Дальний Восток одним ударом»: «В армейской среде сегодня популярен такой анекдот - если НОАК решится напасть на Россию после завершения реформы наших Вооружённых сил, то главной задачей китайцев будет не разгромить, а отыскать на просторах Дальнего Востока и Сибири российские воинские части. В этой шутке есть не только ирония, но и тревога...» Дело в том, что все укрепления, заграждения, минные поля, сложнейшие инженерные сооружения, возведённые на границе с КНР в советское время, сегодня полностью ликвидированы.

Идеология официальной народности получила окончательное оформление стараниями министра просвещения графа С.С. Уварова в начале 30-х гг. XIX века. Ныне достаточно хорошо известны немецкие источники, которые обусловили появление формулы Уварова: "православие - самодержавие - народность"1, однако до сих пор историками недостаточное внимание уделяется русским предшественникам Уварова, которые сформулировали основные постулаты указанной идеологии уже в царствование Александра I. Речь идет о работах А.С. Шишкова, Н.М. Карамзина и М.Л. Магницкого.

Самым знаменитым русским моряком в годы мировой войны был старший лейтенант Михаил Александрович Китицын – один из самых результативных подводников Русского Императорского флота, одержавший в морских сражениях 36 побед и потопивший суда противника общим водоизмещением 8973 брутто-регистровых тонны. Китицын командовал легендарной подлодкой «Тюлень» в 1915 – 1917 гг., именно эти годы его жизни принесли ему общероссийскую славу.

Вопрос о занятии незамерзающего порта на Дальнем Востоке был постоянной проблемой России на Дальнем Востоке со второй половины XIX в. Последним толчком, заставившим Петербург поспешить с этим вопросом, стали действия Германии и Англии.

Британская империя уже имела несколько военно-морских баз на Дальнем Востоке — Сингапур, Гонконг и другие, но планировала получить новую базу в Северном Китае. Внимание англичан, германцев и русских привлекла бухта Циндао (Киао-Чоу). В русском МИДе отмечали: «Стратегическое значение Циндао (Киао-Чоу), в силу его географического положения, громадно, оно отдает в руки занявшего его весь Шаньдун и открывает свободный доступ в Пекин, упраздняя все Печилийские укрепления как средства для обороны подступов к столице против владеющего названной бухтой».

Первое время в солдаты Преображенского полка поступали по преимуществу дворяне. Многие из них, поступавшие добровольно, руководство вались расчетом выгод службы под непосредственным наблюдением государя, так внимательно следившего за службой каждого отдельного рядового и притом не различавшего при своих отличиях рангов. При таких обстоятельствах каждый, рассчитывая на свои способности, шел охотно в службу излюбленных царем преображенцев, вполне веруя, что полезность его службы будет соразмерно вознаграждена отличиями монарха.

После мучительно долгой сталинской лютой стужи, намертво сковавшей и парализовавшей жизнь на российской земле, наступала хрущёвская оттепель: преодолевая мыслимые и немыслимые рукотворные препятствия, названные позднее железным занавесом, стали пробиваться робкие ростки гласности, первый из которых появился не на почве народной, политой слезами и переполненной горем людским, а на земле кремлёвской, когда был сделан смелый решительный и в то же время показательный шаг к свободе слова, – с высокой партийной трибуны были оглашены для всего народа ратные «подвиги» Сталина-Джугашвили, и сразу же вынесли его истлевающие останки из мавзолея и снесли немедля многочисленные памятники-истуканы «отцу всех народов», большие и малые, бронзовые и железобетонные, возведённые при его жизни везде и всюду: на главных площадях, в парках и скверах каждого города (при их установке иногда дело доходило до грубого надругательства над народными святынями – один из подобных истуканов во весь рост был поставлен в алтаре православного храма, Покровского собора, что на Большой Ордынке в Москве). Немедленно убрали памятники «гениальному вождю», стоявшие возле зданий райисполкомов, сельсоветов, школ и в центре каждого даже самого отдалённого захолустного рабочего посёлка, до которого разве что на крыльях можно долететь. И так же немедля и долго не раздумывая, носившим не одно десятилетие «славное» имя Сталина многим населённым пунктам, городским площадям и улицам, предприятиям, колхозам и учебным заведениям вернули прежние названия.

Противник нервничал. И вот,
Ругаясь на бегу,
Стрелков отменных целый взвод
Залег на берегу.
Стреляли залпом и поврозь,
О времени забыв.
Но вновь отмщение неслось
Из-под плакучих ив.

Наполеоновские офицеры свидетельствуют: «Среди вражеских стрелков, засевших в садах на правом берегу Днепра, один в особенности выделялся своей отвагой и стойкостью. Поместившийся как раз против нас, на самом берегу за ивами, и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного специально против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал; он всё не унимался и замолчал только к ночи. А когда на другой день по переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого ниц и убитого ядром нашего противника – унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего здесь на своем посту»^[1].

Прорубь... В ней кончается власть Хохрина. В ней - конец всех мучений, конец издевательствам. Всему конец! Я сдернула с себя рюкзак, шагнула на самый край проруби и заглянула в нее. Я была уве­рена, что здесь, как и в Днестре, вода сразу под льдом. Я не учла того, что уровень лесных рек Сибири зи­мой резко падает, а лед толстый и прогибается мед­ленней. Вода оказывается куда ниже льда. Так или иначе, если уж решил прыгать в прорубь, то не надо в нее заглядывать. Я склонилась над прорубью, и от­куда-то из глубины на меня глянула черная вода, ко­торая, урча и свиваясь в воронки, текла, как Стикс - река подземного царства.
Непонятный ужас охватил меня. Я шагнула и, пе­реступив через прорубь, побежала, волоча по льду рюкзак, через реку, подальше от этого жуткого Стик-са, чье урчанье будто преследовало меня. Взобрав­шись на противоположный, такой крутой, берег, тя­жело дыша, выбившись из сил, я упала на колени.
- Боже! - прошептала я, сложив, как в детстве, для молитвы руки. - Боже! Укажи, что мне делать? И, что бы ни случилось, да будет воля Твоя!

Знаменитое антоновское крестьянское восстание в Тамбовской губернии, восстание против советской власти, которая забирала все продукты. Оно разрослось, несмотря на попытки подавления, до такого масштаба, что душить бунт направили самого палача Тухачевского. Тухачевский приказал использовать против крестьян химическое оружие. И понеслась волна геноцида по селеньям, некоторые комиссары даже расстреливали крестьян на ходу, просто так. Волна бунта пошла по всей стране: не только антоновцы встали. Но волна карателей тогда задавила все бунты. Только через семью Есенина до нас дошла песня антоновцев, сочинённая уже уверенными в близкой смерти людьми.

1806 г. Августа 16. Из одной гренадерской и трех мушкетерских рот Селенгинского Мушкетерского полка и рекрут сформирован 3-х батальонный Охотский Мушкетерский полк.

Полк входил в 1882 г. в 2-ю бригаду Кавказской гренадерской дивизии 4-го Кавказского Армейского Корпуса Кавказского военного округа.

1708 г. Из гренадерских рот, отделенных по одной от пехотных полков: Воронежского, Пермского, Вологодского, Великолуцкого, Черниговского, Нарвского и Рязанского, сформирован Гренадерский Энзберга полка, именовавшийся также 3-м гренадерским.

В бытность 26-го Егерского полка, в начале XIX в., второй Гренадерский батальон входил в состав 2-го Сводного Гренадерского батальона 14-й Пехотной дивизии.