Донес на меня мой дядя, муж сестры матери. Он был бухгалтером в Театре юного зрителя, а наш Саратовский ТРАМ находился первое время в том же помещении, где и тюз. Я был активным комсомольцем. О проделках дяди, о его растратах я ничего не знал. Когда его посадили, для меня это было такой же неожиданностью, как и для его жены, моей тетки. А он, выйдя из тюрьмы, решил, что во всем повинен я. Может быть, виновата чайная ложечка? В те годы существовали торгсины. Я сдал теткину ложечку в торгсин и купил конфет. Тогда в торгсинах было все, как в заграничном магазине. Подвела меня совесть. Кроме конфет я купил тетке мыло, сказав, что мне дали его в театре. Тетка сразу догадалась, откуда такое хорошее мыло и куда девалась ложечка. После скандала я ушел из дома и поселился в театре.

Теперь обратимся к внутренней сущности Российской империи и рассмотрим, прежде всего ее внутрикультурный конфликт, благодаря которому стала возможно русская народная экспансия. Русские создали огромное мощное государство - империю, которая просуществовала долее всех других империй. До самых последних десятилетий она продолжала расширять свои пределы. В течение веков русский народ выдерживал то громадное напряжение (в том числе психологическое), которого требует поддержание такого гигантского государственного здания. Фактически вся жизнь российско-подданных была устроена так, что каждый без исключения на своем месте служил интересам государственного целого: по своей ли воле, помимо ли нее... Сферы жизни, непосредственно связанные с государственными или военными функциями, всегда были сильно развиты, порой даже гипертрофированы, а прочие - запущены.

Он много рассказывал нам о встречах там с разными людьми. О различных категориях лиц, с которыми он сидел в политических зонах, - националистах украинских, литовских, эстонских, армянских, о евреях, желавших любым путем вырваться из СССР, о сектантах, катакомбниках, перебежчиках через границу и др. Люди вели себя по-разному, но в целом уважительно друг к другу. Вокруг отца группировались русские националисты и всегда спрашивали его мнение относительно поведения в лагере и отношения к лагерным событиям. Отец был противником использования таких мер как забастовка и голодовка по любому незначительному поводу, чтобы принудить власть к каким-то уступкам. Как правило, это ни к чему не приводило и только ожесточало лагерные власти. Голодовка - это исключительная мера и требует осознанности и твердости. (Отец участвовал в нескольких голодовках в начале лагерного срока.) В советских условиях это почти всегда жестоко подавлялось.

1917 год. Действующая армия, позиции которой уже под городом Двинском. Мои, родные мне до сих пор, 76–я артиллерийская бригада и 2–я батарея ее затерялись среди множества бывших фольварков с непривычными названиями - Покропишки, Кривинишки и т.д. Фронта, собственно, уже никакого нет… Действий против неприятеля, уже открыто торжествующего очень легкую победу над великой и мощной Россией, - тоже нет! Могучий, никогда и никем непобедимый русский «медведь», более всего страшный всем тайным замыслам Вильгельма и Франца–Иосифа, был превращен немецким Генеральным штабом в какого-то наивно–дурного «ягненочка»! Ловко пущенными миллионами «иудиных серебряников» нашли кучку иностранных и своих, отечественных политических проходимцев - «специалистов по революциям». И не без ведома наших «верных» союзников в войне, и найдя благодатную почву среди отечественных самых высших, стоящих около Царя и кормила власти, среди ведущего слоя всей страны и простых, одураченных вконец западными шпаргалками политиканов, поразительно легко и скоро удалось им повалить одиннадцативековую Великую Российскую империю… «Мы свой, мы новый мир построим» - стало новым гимном, и… построили 1917–й кошмарный год и потоки крови в новой стране - СССР!

Махнач Владимир Леонидович рассказывает об эпохе преподобного Сергия, Великом князе Димитрии Донском, митрополите Алексии, Куликовской битве. Лекция была прочитана в 2003 году в храме Рождества Иоанна Предтечи на патриаршем подворье в Сокольниках.

Павел Васильев — певец русской вольности и светоносных просторов родной земли. Его эпический дар объемлет пласты многих культур и свидетельствует о возможности примирения Востока с Западом в едином евразийском пространстве. В тесный скученный европейский мир и в Москву, над которой зажглись рубиновые звезды кровавой эпохи, он привнес дух вольности гулких степей Казахстана и могучей сибирской тайги. Павел Васильев погиб в 27 лет, как Лермонтов. Его поэзия — сгусток колоссальной энергии. Роман еще надо прочесть. А четыре строки произнесены и звенят в веках. Вот почему поэт вызывал и бесконечную любовь, и не менее бесконечную ненависть. Это судьба всех русских поэтов первого ряда. Вспомним Пушкина, Лермонтова, Гумилева, Есенина. Они все были убиты. В том же первом ряду великих русских поэтов-мучеников стоит и Павел Васильев.

… Наконец, есть и третий, самый нижний этаж катакомб - Истинно Пра­вославная Церковь. Никакой прямой связи с нею у нас нет. Судить о ее жизни, о методах ее воспитательной деятельности и богослужебной практики мы можем только по тем сведениям, которые становятся известны, когда поли­цейским властям атеистического государства удается раскрыть какой-нибудь очаг Истинно Православной Церкви, но и то, только в тех случаях, когда об этом напишут в крупных советских газетах, попадающих за границу. Ведь известно, что даже областные газеты, не говоря уже о районных и город­ских, за границу не выпускают.

Михаил вспоминал, как на прощание, он впервые вытянулся перед отцом и, приложив руку к козырьку фуражки, торжественно произнес то самое, заветное «Честь имею». От чего однажды, и на всю жизнь ощутил прилив необъяснимой внутренней силы! Вагон мягко покачивался. Колеса равномерно отбивали убаюкивающий такт. Где-то в полусне пробегали картины последних мирных дней. Вот друзья однокурсники, с удивлением разглядывают его новенький офицерский мундир, золотые погоны на плечах, и серебряный нагрудный знак. Он идет по улице в военной форме, позвякивают шпоры, с боку висит сабля. Жесткие погоны еще не привычно, но приятно, слегка давят на плечи. Молоденькие барышни, откровенно, строят глазки высокому красивому офицеру. Дворники, убирающие улицу, прекращают пылить своими метлами и почтительно провожают взглядом, сжимая древки, словно винтовки на караул.

Народу в тот раз в церкви было мало. Многие перестали ходить, потому что оказалось — ничего не страшно! Никого не убило, и ни у кого не отнялся язык, оттого что в городах и селах закрывались церкви, сжигались иконы и церковные книги. Никакого чуда не свершилось и никакой кары не последовало. Все оставалось на своих местах. Так же продолжали работать, рано вставать, доить колхозных коров. Жутко входить в конюшню, если пол ее выстлан иконами и по ликам святых ходят лошади и коровы. И такое видел. Но ко всему привыкает человек. Так же выгребался из конюшен навоз, коровы спокойно стояли и так же тупо смотрели на людей, пережевывая свою жвачку. Ничего не изменилось. Люди перестали перед едой молиться, перестали читать молитвы на сон грядущий или рано поутру, и только старики да старухи тайком продолжали исполнять долг перед Богом и по-прежнему грозили пальцем молодым: «Бог вас накажет!» А молодые посмеивались и спрашивали у стариков: «А где он, ваш Бог, покажите?» Люди поняли — нет больше греха, ничего не страшно! «Эй ты, поповская морда! Ты, длинноволосый, давай ножницы, окоротим твои патлы!» И было, когда отрезали. Под хохот и свист выпроваживали из сельсовета. Бывало и так: во время службы в церковь входили молодые парни, мальчишки, комсомольцы. С гармошкой и свистом выплясывали и с криком выходили. Или так: «Ты арестован! Вот бумага. Сиди и жди. За тобой придут». И отец ждал. Все серебро и золото, нательный крест, обручальные кольца, дарохранительницу, две серебряные ложки — все, что осталось ценного в нашей семье, забрали. Остальное давным-давно продано, чтобы оплатить громадный подоходный налог. Все описывалось фининспектором: столы, стулья, комод, зеркало, швейная машина. Если нечем было уплатить, все вывозилось и продавалось с аукциона. Сколько слез пролито моей матерью! Мне всегда помнится мать плачущая. Придешь из школы, а мать ревет. Все вещи сложены, трогать нельзя: описано! Налоги такие большие, что их не выплатишь. Их можно было только выплакать, чтобы скостили немножко.

Прочел твое письмо с большим удовлетворением. Идея хорошая - описать кадетское служение отчизне в их борьбе за Национальную Россию. Предлагаешь мне встряхнуть шестидесятилетней давностью. Хватит ли у меня бодрой напористости все вспомнить и хотя бы вкратце описать все содеянное и пережитое в те годы? Но нужно дерзнуть!.. Семнадцатый год. Первая рота нашего 2-го Московского кадетского корпуса. Слухи ползут о Распутине. Газеты насыщены всякими дрязгами и разлагающими сплетнями… И вот совершилось - Революция, отречение Государя, красные флаги, демонстрации, семечки… Кадетским нутром мы сразу почувствовали трагедию и пропасть, развернувшуюся перед нами и Россией.

1915 год. По опушке хвойного леса тянутся проволочные заграждения, а за ними запорошенные снегом брустверы окопов. Кое-где между скошенных наполовину артиллерийским огнем и общипанных пулями почти голых стволов сосен и елей, освещенных луною, струятся синеватые дымки из блиндажей и землянок. В одной из них, у хода сообщения, на кровати из веток и патронных ящиков сидит командующий ротой поручик Арский и при свече пишет вечернее донесение. Против входа в землянку, у импровизированной печки с трубой из консервных банок расположился с полевым телефоном телефонист ефрейтор Недойводенко, попавший в команду связи по протекции и за свою малограмотность постоянно посылаемый из штаба полка на передовые позиции. От нечего делать, вполголоса, чтобы не беспокоить их благородие, он развлекается телефонными вызовами: «Та! - та-а-а-та: - та-а-а... - гудит телефон: «Штаб батальона? Это ты, Матяш?... Так, ничаво… Поверочка»...

Пока мы еще не отошли от темы геостратегических линий, рассмотрим вопрос организации пространства в ходе взаимодействия империй в их целостности. Это поможет нам потом лучше понять логику приграничной политики Российской и Британской империй.

Пора покончить с откровенным разрушением школы, возродить школьное образование, доведя его до уровня, которого оно достигло в XX веке, чтобы затем превзойти его. Этого требует достоинство русского человека и русского народа, наследующего великие сокровища русской национальной культуры и просвещения. Необходима государственная поддержка массовым, многотираж­ным изданиям словарей русского языка, русской классики, всему тому, что соответствует истинным созидательным потребностям граждан, на­ходящихся в русле русской культуры, неизменными корневыми свойства­ми и принципами которой были, есть и будут утверждение добра, правды-истины, милосердия, целомудрия и любви. Всё это и есть утверждение и защита достоинства русского человека и русского народа. Ни шагу назад от этих заповедей, соотечественники!

Противник наступал на Ростов с трех сторон: с севера, из села Большие Салы - 4-я кавал. дивизия; с запада, у жел. дорожной станции Матвеев Курган - войска Сиверса и с юга, у с. Батайск - отдельные отряды красных. Все это сдерживали и отбивали наши, не успевшие еще окрепнуть, доблестные части. Вследствие такого обложения, пересекшего все пути, ведущие к Ростову, приток добровольцев сильно сократился. Но в самом Ростове была масса праздно блуждавших людей в военной Форме, которые, заполняя рестораны, нагло насмехались над проходящими по улицам командами добровольцев. «В солдатики играют» - громко шипели они, а это вызывало справедливое негодование добровольцев. - «Почему не мобилизуют всю эту сволочь?!!» - говорили они в свою очередь.

Русь, звезда, невеста Христова! Ты умерла? нет, родимая, колыбель моя. ты скрылась с глаз наших, мы недостойны видеть лицо твоё, лицо светлое. Ты как город Китеж невидимый, где люди ходят поступью плавною, где беззвучно звучат колокола, где неслышно голуби реют белые - ты утонула, но ты жива! Голубица чистая, святая, тихая, ты жива! Тебе ли сгинуть, тебе ли пропасть, невеста Христова? Не Сама ли Богородица невидимо осеняла тебя Своим покровом! Лёгкая поступь Её касалась трав твоих шелковых. Радовалась Матерь Божия твоею радостью. В скорбях с тобою лила слёзы горькие и молила перед Сыном Своим, чтоб Он послал милость тебе и утешение... И Он благословлял и утешал и низводил на Землю Русскую мир и тишину святую.

Лично Император Николай II, его министры И.Л. Горемыкин, Д.С. Сипягин, Н.П. Боголепов, В.К. Плеве, К.П. Победоносцев давали общественности пример самоотверженного государственного служения и выбора наиболее реалистичного и конструктивного политического направления. Их подвиг честного служения спасительной для России монархической идее будет стоить всем им покушений и насильственной гибели.

Ген. Фок родился в Оренбурге, 3-го июля 1879 г. Окончил Псковский кадетский корпус и в 1900 г. Константиновское Артиллерийское Училище, откуда вышел в Кавказскую Грен. Артиллер. бригаду. Большой спортсмен, он был одним из организаторов Русского Сокольства, и в 1910 г. окончил в Петербурге офицерскую главн. гимн.-фехтовальную школу, где и был оставлен инструктором. С началом Великой войны вернулся в родную бригаду в чине капитана на должность старшего офицера, затем получил батарею и уже в 1917 году командовал тяжелым артил. див. За отличие в боях получил почти все боевые ордена до ордена Св. Георгия 4-й ст. включительно. В Добровольческой Армии начал службу рядовым в Дроздовской конно-горной батарее, позднее командовал дивизионом и артиллерийской бригадой. В 1920 году был начальником артиллерии Перекопа. Затем уже в чине ген.-майора снова командовал артил. бригадой и инспектором артиллерии корпуса. В Галлиполи командовал 1-й артиллерийской бригадой, сформированной из артиллерийской бригады Русской армии.

В селе Палочка Томской области, где в 30-х располагался спецпосёлок, нет следов колючей проволоки. Но не ржавчина или хозяйственные мужики её прибрали. Оказывается, её и не было, и забор представлял собой больше естественную преграду. Вокруг поселения – Васюганские болота. Бежать некуда. Люди оказались заперты на незнакомой необжитой территории. Мало того что без средств к существованию, в условиях голода, ещё и без навыков добычи пропитания в Сибири. Дело в том, что основную часть раскулаченных спецпереселенцев Верхнекетского района Томской области составляли крестьянские семьи из Алтайского края, где они занимались сельским хозяйством. На новом месте не было ни пашен, ни лугов, ни даже времянок. Некогда «богатые» земледельцы с двухэтажными усадьбами стали рыть землянки.

Ведомые великим русским патриотом ген. Корниловым, первые добровольцы шли в постоянном окружении врага. В авангарде шел доблестный ген. Марков - шпага Корнилова - человек, в котором редкостно сочетались качества талантливого офицера генерального штаба - профессора Военной Академии - с храбростью блестящего строевого командира. Будучи в 39 лет генерал-лейтенантом, он совершал поход в расцвете своих физических и умственных сил. В арьергарде шел храбрый, спокойный и твердый ген. Богаевский. Тело Армии составляли люди, считавшие себя обреченными, а свои жизни оконченными, ибо мало кто надеялся выйти живым из этого похода. Эти люди пылали жаждой смыть поругание и бесчестие своей родины. Могла ли такая армия не победить? Поход - неотъемлемое и драгоценное достояние национальной России, и какие бы новые испытания ни послала нам судьба, мы должны помнить, что в самые тяжкие дни русского лихолетья Господь помог русскому народу в лице первых добровольцев защитить свою честь. Будем же бодро смотреть вперед, твердо веря в конечную победу правды над злом и в воскресение великой национальной России.

Закончив все необходимые формальности, Михаил вышел из здания, где тут же при входе нашел своего отца. Долгожданную прохладу они ощутили лишь в пролетке, когда та с ветерком понесла их по запыленным городским улицам. Впрочем, ехать пришлось не долго, так как переулок под странным названием «Собачий» оказался невдалеке от университета. Здесь в добротном кирпичном доме на втором этаже отец снял для него небольшую, но очень аккуратную комнату со всей необходимой обстановкой. Михаил решил не возвращаться вместе с родителем домой, а остаться в Казани. До наступления учебы ему захотелось хорошенько изучить город, в котором прежде бывал редко. В тот же день он так же записался в библиотеку, чтобы иметь возможность заранее подготовится к некоторым предметам. Однако ревностное отношение к учебе было не единственной причиной такого решения. Уже в августе в город должна была приехать Лидия для зачисления на высшие женские курсы. Кроме того, для любимого увлечения дочери Иван Егорович оплатил уроки одного из лучших хореографов, и снял квартиру для нее и взрослой гувернантки.