В исполнении Е.Образцовой романсы и песни Г.Свиридова на стихи А.Пушкина, А.Блока, Б.Корнилова, С.Есенина, А.Прокофьева, М.Исаковского. Партия фортепьяно - Г.Свиридов. Вступительное слово - И.Смоктуновский...

...

...

Был у Государя и свой план, как быстро и твердо поставить на место зарвавшуюся Порту – произвести силами Черноморского флота десантную операцию и взять Константинополь. Флот Черноморский был в блестящем состоянии, а его боевые адмиралы, несомненно, справились бы с такой задачей. Но тут, как всегда, вмешался Нессельроде со своим вечным страхом, как бы Европа не рассердилась на нас за нашу дерзость. Армейское начальство также не проявило боевого задора. Все убоялись гнева наших западных братьев и друзей… И Императору не достало воли настоять на своем… Прежде волю ту трудно преломить было, но к 60 годам и она перестала быть стальной, как раньше…

Уникальная исполнительница, хранительница русских народных песен (Псковская область) Ольга Федосеевна Сергеева и ее ученица, певица Евгения Смольянинова в фильме-концерте "Поделиться добротой. Уроки музыки", Лентелефильм, 1987 год.

В момент выезда от меня, с графиней было трое детей: дочь 15-ти лет, 14-ти лет и сын семи лет. По дороге от меня в 1918 г. ее ценности были обнаружены и конечно отняты, сама она арестована и привезена в Кисловодск прямо в тюрьму, а затем куда-то в глубь Кавказа, где провела три года, ничего не зная о детях. По выходе из тюрьмы, ее ожидала следующая драма в судьбе детей. Старшая из девочек расстреляна, вторая насильно взятая в жены еврея из Г. П. У. от которого у ней родился ребенок мальчик; а сын ее пропал. Долго искала она его повсюду и наконец нашла среди беспризорных в Кисловодске на базаре. Вот судьба одной из представительниц русской аристократии, не сумевшей выехать сразу заграницу. Это была женщина глубоко верующая, смиренная молитвенница, всеми любимая и уважаемая, в силу чего и могла только, пережить все свое горе.

...

В одном, лишь в одном отношении я считал себя счастливцем и баловнем судьбы. В какой бы город или городишко меня ни забрасывал случай — везде меня ждали либо новое зрелище, либо занимательная встреча, которая связывала накрепко мою память с местом. Поэтому с некоторой обидой я уже думаю о том, что город Ош останется навсегда в моих воспоминаниях пустым, плоским и скучным промежутком. Но все-таки и на этот раз привычная удача не обманула меня. Правда, под самый конец, под занавес.

Фильм 1983 года.

Обладатель прекрасного голоса Николай Бахин (Владислав Пьявко), мечтая попасть в Большой театр, берет уроки вокала у известной певицы и педагога Ирины Тарнопольской. Бахина принимают в театр. После стажировки в "Ла Скала" к герою приходит успех и и первое приглашение в Италию. Узнав, что Тарнопольская попала в автокатастрофу, Николай прерывает гастроли и вылетает в Москву...

В фильме принимают участие артисты Большого театра СССР, использованы документальные кадры выступления Марио дель Монако в Большом театре. Последняя роль в кино Евгения Тетерина.

И в свои 95 (!) лет она обаятельна, светла, позитивна. Неизменно — лучезарный взгляд и очаровательные ямочки на щеках. Как и в её триумфальные 25. Народная артистка СССР (1986), лауреат двух Сталинских премий (1948, 1951), легенда московского Театра сатиры, любимица публики и символ вдохновения для молодых коллег Вера Васильева всегда «при полном параде», на каблуках и с неизменной улыбкой. Больше 70 лет верна она одному театру и занята в спектаклях ещё нескольких трупп.

На всемирную войну Петр Николаевич пошел в четырнадцатом году, будучи уже немолодым врачом. Последовательно он прошел довольно значительный служебный стаж. Был сначала младшим полковым врачом, потом старшим, потом дивизионным и, наконец, корпусным врачом. В эту ужасную войну бои и тиф косили докторов не менее, чем солдат и офицеров. Но вот высыпали по здоровому телу России красные гнойные прыщи большевизма, началось дезертирство, пошли митинги, раздался нелепый девиз: «Попили нашей кровушки — будя». Заключен был в Бресте похабный договор: «Воевать не будем, а мира не признаём»… Вся в стыде, позоре и крови русская армия торопливо разлагалась, и сама Россия потеряла лик и имя. Тогда возникло белое движение…

Моя малая и большая родина – деревня Вощанки Кормянского района Гомельской области. Здесь я родился в 1945 году, и на этой благодатной земле белорусской прошли годы моей молодости: детство, отрочество и ранняя юность. Здесь я ходил босиком в начальные классы Вощанской семилетней школы. Одноэтажная бревенчатая школа с большими окнами и просторными светлыми классами была построена в довоенное время, и в её строительстве принимали участие местные крестьяне-мужики, лучшие и умелые плотники деревни, в том числе и мой дед по материнской линии Прокофий Иванович Лазаренко.

В очерке «Вычегодская Диана (Попадья-охотница)» (1883) Лесков отмечал: «Такие энергические и… всепобеждающие характеры везде редки, и их, как зажженную свечку, нельзя оставлять под спудом, а надо утверждать на высоком свешнике - да светят людям. Бодрый, мужественный пример часто служит на пользу ослабевающим и изнемогающим в житейской борьбе. Это своего рода маяки. Воодушевить угнетенного человека, сообщив его душе бодрость, - почти во всех случаях жизни - значит спасти его, а это значит более, чем выиграть самое кровопролитное дело. Это стоит того, чтобы родиться, жить, глядя на «смысла поруганье», и умереть с отрадою, имея впереди себя праведника, который умер «за люди», оживив изветшавшую лицемерную мораль бодрым примером своего высокого человеколюбия».

Русские изгнанники, которые – в катастрофическом для отечественной культуры количестве — оказались за пределами России, всегда надеялись, что их творчество когда-нибудь да будет востребовано именно на их родине. Как мы должны относится сегодня к их наследию? Как к репликам эмигрантского (т.е. редуцированного) историко-литературного процесса, когда (в сердцах) Адамович мог именоваться Гадамовичем, а Ходасевич – Худосеичем? Это ли будет «последовательным историзмом», «научностью» ХХ века превращенной в какую-то почти религиозную догму?

Осень – время прощаний… 15 сентября на 87-м году скончался Валентин Семенович Непомнящий – известный российский литературовед, пушкинист, автор замечательных книг «Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине» (1983), «Пушкин. Русская картина мiра» (1999), «Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы» (2001), «На фоне Пушкина» (2014). В конце 1980-х – начале 1990-х мне довелось часто встречаться с ним. В то время он работал в «Альманахе библиофила» и журнале «Вопросы литературы». Обе редакции располагались тогда в «Доме Нирнзее» – одном из самых интересных, загадочных и легендарных сооружений Москвы. В этом, построенном в 1912-1913 гг. по проекту архитектора Эрнста-Рихарда Нирнзее (1873–1934) первом московском небоскребе («Тучерезе», как говорили тогда) в Большом Гнездниковском переулке, кто только не жил и не бывал.

К 130-летию маэстро

Собралась у меня наша привычная преферансная публика: отец Евдоким, настоятель кладбищенской церкви, сосед мой, отставной хриплый полковник, инженер-электрик — маленький, толстенький, похожий на степного попугайчика, в белом фуляровом галстуке и я. Жена принесла нам солидное угощение: чай из сушеной морковной ботвы (отвар весьма вкусный и полезный), пайковые леденцы, песочное пирожное из овсяной муки. Она же умело разбавила заветные двадцать пять граммов аптекарского ректи — стоимость двенадцатикратного цейсовского бинокля.

Чудо было все. Что я подумала о новом докторе, что я услышала об его приезде. Что пришел он в час, когда уже началась Светлая заутреня, что с радостным перепевом пасхальных колоколов вошла в сердце мамы воля к жизни. И насвсегда запомнились мне слова доктора: «Чудо. Да ведь и ночь сегодня наполнена чудом из чудес». Сколько раз в жизни каждый из нас проходит, незамечая чудес, объясняя их совпадением, случайностью, целым рядом умных и логичных выводов, и подумать не хочет, что именно в этот миг коснулась его благость Господня, та чудесная, неизреченная Божья милость, которую никогда мы не могли понять умом, и которую так легко понимает и чувствует сердце людское.

Исполняет Московский государственный академический симфонический оркестр.

Было это давно. Отшумела, пронесясь грозным шквалом кровавая революция,прошли горькие и страшные годы голода в Поволжье, и каким -то странным и непонятным путем, быть может, по капризу одного из властелинов того времени, наступили дни НЭПа. Оживились не на долго, пришибленные, разоренные города, внесли новую, напоминающую прежнее благополучие, жизнь, как будто умиротворили, успокоили испуганное настрадавшееся население страны. Недолго был этот период, но никто и не подозревал тогда, что на смену этим дням придет еще более страшный и жестокий, чем сама революция, военный коммунизм.