Современным читателям мало знакомо имя русской писательницы Александры Алексеевны Венкстерн (1843 – не ранее 1914), публиковавшей свои повести и рассказы под псевдонимом А.В. Стерн. Однако, начиная с 1880-х годов, многие отечественные журналы с удовольствием печатали её произведения. Уроженка Орловской губернии, дворянка, внучатая племянница П.Я. Чаадаева, Александра Венкстерн первые свои рассказы начала писать под влиянием писательницы Н.Д. Хвощинской, а уже к началу 20-го века ею был написан не один десяток рассказов, пьес, повестей. Некоторые из них печатались в издательстве «Посредник». Л.Н. Толстой в письме к А.А. Венкстерн от 28 июля 1901 года писал: «Всегда с большим удовольствием читаю ваши умные, искренние и талантливые произведения». В 1910-1912 гг. вышло в свет трёхтомное собрание сочинений писательницы. Сегодня мы предлагаем читателям прелестный, написанный трогательно и не без юмора, рождественский рассказ Александры Венкстерн «Ёлка». Он был напечатан в 1897 году в журнале «Русское Обозрение», и с тех пор долгие годы не переиздавался. Главная идея рассказа заключается в нескольких словах, сказанных его героиней: «Порадуем тех, кого можем порадовать, для великого-то праздника». Текст к публикации подготовила М.А. Бирюкова.

Отецъ Димитрій двадцать лѣтъ уже священствовалъ въ захолустномъ селѣ. У него была благословенная семья, состоящая изъ пятерыхъ дѣтей. Трое учились въ губернскомъ городѣ. Четвертый подготовлялся въ церковно-приходской школѣ. А пятый былъ еще младенецъ руконосимый. Уныла и однообразна сельская жизнь въ зимнюю стужу. Полная противоположность благодатной веснѣ. Тогда все цвѣтетъ и благоухаетъ, такъ что деревня вожделѣнна даже для горожанъ. А теперь въ природѣ все мертво и безжизненно. Кругомъ занесло. Ни проходу, ни проѣзду.

Писательница Софья Владимировна Энгельгардт, урождённая Новосильцева (1828 - 1894), публиковала свои произведения под псевдонимом Ольга Н. Она, также как её родная сестра Екатерина Владимировна Новосильцева (1820 – 1885), оставила большое литературное наследие – повести, рассказы, пьесы, воспоминания, обширную переписку с известными писателями своего времени, в том числе с поэтом А. А. Фетом. Многое написала Софья Владимировна для семейного чтения, для детей и юношества. Не обойдён ею и такой любимый народом жанр русской литературы, как Святочный рассказ, где воспеваются вечные христианские добродетели - любовь и сострадание к ближнему, где неизменно побеждает добро, где вера и надежда обязательно бывают вознаграждены светлым рождественским чудом. Предлагаемый читателям «Святочный рассказ» Ольги Н., вышедший в 1891 году отдельной книжкой и с тех пор не переиздавашийся, подготовили к публикации М.А. Бирюкова и А.Н.Стрижев.

Эту чудесную рождественскую фантазию-сказку писательница Евгения Тур (Елизавета Васильевна Сухово-Кобылина, в замужестве графиня Салиас; 1815 – 1892) опубликовала за подписью «Е.С.» в декабре 1890 года на страницах журнала «Детский Отдых», где была постоянной сотрудницей. Сказка «Рождественской ночью» с тех пор не переиздавалась. Публикацию подготовили библиографы М.А. Бирюкова и А.Н. Стрижев.

Эти два трогательных рождественских рассказа были опубликованы в 1935 году в журнале "Православная Русь" - органе Русской Православной Церкви Заграницей, имя их автора указано не было, в конце стояла подпись: "***" - три звёздочки.

Балет эпохи Юрия Григоровича называют золотым веком. На сцене он создавал спектакли, которые вошли в историю балета как шедевры. Фильм, который мы предлагаем вам посмотреть, создан к шестидесятилетию знаменитого балетмейстера, где юбиляр вспоминает важные вехи биографии, рассказывает, как зарождался замысел его балетных постановок, и почему ему так важно беспрекословное подчинение хореографическому тексту.

"Но жизнь бесконечная" ¬- слова, которые произносятся в панихиде в память об оставивших этот мир. Этот фильм - не просто рассказ о Савве Ямщикове, который поведал его близкий друг Валентин Курбатов. Но это и прощальный монолог самого Валентина Курбатова. Этот фильм - память и о нем.

Большой висячий подсвечник перед судовой иконой св. Николая Угодника был густо уставлен горящими восковыми свечами; те, которым не хватило места на подсвечнике, теснились на полке киота, прилепленные прямо к дереву. В палубе перед образом собралось почти всё население «Монгольца». Впереди – командир и офицеры в полной парадной форме, за ними – сплошная стена команды. Среди офицерских мундиров темным пятном выделялся штатский сюртук единственного гостя, приехавшего с берега. Это был датчанин, чиновник китайской таможни, просивший у командира разрешения присутствовать на молитве.

Алессандро Доминичи - олимпийский чемпион по плаванию, который вынужден прервать свою карьеру по состоянию здоровья. Когда ему было 12 лет, его отец погиб, утонув из-за крушения катера, и Алессандро считает, что смерть отца - это его вина. После насмешек со стороны своих приятелей, агента и тренера, он принимает предложение друга дона Луки и соглашается тренировать несовершеннолетних мальчишек с криминальными проступками. Так, он становится не только их тренером по плаванию, но и наставником на пути к лучшей жизни.

Фильм о любви к русской земле и простому человеку, украшенный пронзительной фольклорной музыкой. За основу сюжета взята Родина известного писателя и певца русской деревни, редко вспоминаемого нынче Василия Ивановича Белова, деревня Тимониха, где проходил Большой летний сенокос. Чему радуется современный крестьянин, о чем мечтает и какие песни он поет, вы узнаете посмотрев новый фильм Валерия Татарова.

На святках, в Москве, в доме на Поварской, сидело небольшое общество. Хозяйка дома, Марья Петровна, худенькая, маленькая блондинка, лет тридцати шести, славилась уменьем собирать к себе в гостиную чем-нибудь выдающихся людей: бывали тут и литераторы, и музыканты, и художники, положим, хотя не первой руки, но всё же очень интересные люди. В тот вечер, про который я хочу рассказать, в гостиной у Марьи Петровны было особенно оживлённо: говорили про литературу, поэзию, и кто-то перешёл на святочные рассказы. Марья Петровна обратилась ко всем с просьбой рассказать что-нибудь из бывшего с ними или слышанного из совершенно достоверного источника; всякий рассказал, что пришло в голову, - были тут и фантастические рассказы о привидениях, о старинных легендах.

На одной из весенних выставок в Петербурге, лет шесть назад, обратила на себя внимание картина неведомого ранее художника Егора Пасхалова. Называлась: «Толпа и гений». Никакой, впрочем, толпы на картине не было. Была всего одна живая человеческая фигура. Кто бывал в Голландии, в Амстердаме, тот сразу узнавал место изображения: небольшой сравнительно сад на главной городской улице. В саду и вокруг сада пусто. Поздняя ночь окутала всё тёмным покрывалом. Только посреди сада, в полосе яркого света от электрического фонаря, на высоком столбе, резко выделяются плечи и голова бронзовой статуи. То памятник великому Рембрандту, гению голландской живописи.

Зима. Белая ночь тихо сошла на снежные поля и сладким покоем охватила мирное село Крутые Горки. Мороз затих; в воздухе потянуло дремотой; луна неторопливо плавала среди гряды спокойных облаков; серые избы то тут, то там чуть-чуть мигали бледными огоньками лампадок, теплившихся в божницах. В ожидании Христова Рождества в самой бедной крестьянской мазанке всё выглядело по-праздничному… Принарядилась и нужда, вынула из заветных коробов, достала из покосившихся чуланчиков, старых амбарушек, что возможно получше, для встречи большого праздника… Рано эта ночь навела на всех спокойный сон, чтобы пораньше разбудить и старого и малого церковным колоколом... Тишь по всему селу; тишь и на Волге, онемевшей подо льдом; не плещется уже её свободная волна о высокий берег, где сторожит широкую реку крутогорская церковь... Но... чу!.. где-то хрустнуло; тявкнула спросонья собака и замолкла... ни шороха, ни звука... «Господи помилуй!.. Господи помилуй!..» - слышится и затихает шёпот в большой избе с резным коньком среди своих соседок, окутанных сверху донизу пухлым снегом... Всё погрузилось в молчание в этом доме: молчаливы длинные, вытянувшиеся во всю стену лавки, молчалива широко уместившаяся у двери печка, не слышно на ней неумолкаемой болтовни намёрзнувших за день ребят, молчаливы бесконечные полати, откуда минутами слышатся сонные вздохи спящих, молчалив спрятавшийся совсем в тени конник, где наскоро заснула до ожидаемой всеми заутрени молодая женщина, мать троих разнолеток-детей, - серая свитка окутала её с ног до головы, но густая золотистая коса выбилась на волю и повисла почти до полу... Всё стихло и спит; один сухощавый седой старик стоит в переднем углу перед божницей и шепчет, не переставая: «Господи помилуй!.. Господи помилуй!..», медленно переводя руку со лба на грудь и плечи, медленно склоняясь перед тускло освещёнными ликами икон... Белая борода до пояса, ясное лицо, осанка спокойная, рост высокий, - всё это напоминает древних подвижников, каких рисует нам старое время, - сколько тихой простоты, силы, не покорившейся никакому горю, никаким несчастиям жизни, лежит в каждом движении в каждом взгляде этого старца... Густые нависшие брови его то сурово супятся, скрывая грустный взгляд, - и, кажется, он уходит в своё печальное прошлое, - то лицо его умиляется, и на бледных устах скользит младенческая улыбка, глаза горят и как бы проникают в даль грядущего... Савельич молится: ничто не мешает ему беседовать в простоте душевной с Богом, только длинная тень протянулась слева по всей стене, то опускается, то поднимается вместе со стариком.

Это было несколько лет тому назад, когда я путешествовал по Северному Уралу. Я жил тогда в маленьком домике на устье одной реки среди вогулов с собакой, инструментами и такой скукой, от которой решительно нельзя было никуда скрыться. Ближайший городок был в пятистах верстах, почта приходила раз в месяц и то с «сибирской оказией», читать было нечего, и оставалось одно: наблюдать природу, вести скучный дневник и проводить изредка вечера среди дикарей, сидя у их пылающего камина и слушая, как они молчат, вечно погружённые в какую-то бесконечную думу. Да и о чём мы могли с ними разговаривать, когда весь интерес дня заключался в погоде, снегу и буранах, а все новости только в том, сколько кто словил за день в ловушке налимов. В таком положении меня застало приближение Рождества. Остаться тут на такой весёлый праздник, на святки, это значило бы прибавить себе ещё лишнее неудовольствие, и вот я, раздумывая, куда бы скрыться на это время, решил перевалить Урал и проехать в ближайшее село Ижму, чтобы провести там праздники. Ближайшее село это было ровно в трехстах верстах от моей резиденции вогульской по карте.

Случалось ли вам когда-нибудь, в зимний вечер, когда иней порошил ваше платье и волосы, идти по широкой снежной равнине? Кажется, как будто холод, несмотря на тёплую одежду, проникает в самое сердце. Окружающая вас смерть природы настраивает вас на мысли о смерти. Самый бесстрашный человек начинает бояться, самый благочестивый - с усилием вспоминает, что он и тут под очами вездесущего Бога, который из смерти вызывает жизнь и мёртвую зиму превращает в цветущую весну.
Представьте же себе, что эта снежная равнина простирается на сотни и сотни миль перед вами, за вами и вокруг вас; что этот холод несравненно сильнее наших зимних холодов, и этот мрак окружает вас целые два месяца и продлится столько же до появления солнца. Представьте себе всё это, - и вы поймёте, где находились наши действующие лица.

...

Внезапно поднявшийся сильный порывистый ветер покрыл ясное предрассветное небо тяжёлыми низкими взлохмаченными тучами; стал падать мелкий снег, скоро превратившийся в бурную метель. Гнулись, раскачиваясь во все стороны, осыпаемые снежными хлопьями верхушки высоких сосен, ломались ветви хрупких клёнов, скрипели старые дубы и вязы в обширном парке, окружающем большой двухэтажный дом усадьбы Николая Павловича О. У окна детской, раздвинув тюлевые занавеси, стояли худенькая, лет восьми, с длинными белокурыми косами, девочка и её брат, - дети владельца усадьбы. За окном бушевала вьюга; хлопья снега, взметываясь и крутясь, белыми пушистыми взлётами скрывали от взоров детей широкую, идущую к выездным воротам аллею и стройные силуэты обрамляющих её высоких елей. Танюша, так звали девочку, сосредоточенно смотрела на эту крутящуюся непроницаемую пелену, а её брат Вова, моложе её на два года, с детским любопытством разглядывал причудливые узоры, расцвеченные морозом на стёклах двойных рам окна, между которыми лежала белая вата с воткнутыми в неё пучками красных ягод рябины.

Пушистой белой пеленой покрыла метель вековой парк. Сугробы намёл ледяной ветер со стороны Финского залива на расчищенные для приезда гостей аллеи, ведущие к большому старинному дому помещика Петербургской губернии Анатолия Николаевича Н. В солидном, крепком доме мало чувствовалась непогода. На диванах и креслах сидели, отдыхая после обильного Рождественского обеда, родственники и гости, ещё в Сочельник собравшиеся в славившийся своим гостеприимством дом А.Н. Весело потрескивали дрова в громадном камине, а посреди зала высилась до потолка ёлка, богато украшенная, под которой лежали горки пакетов – подарки, приготовленные для раздачи.

Хоповский монастырь в благословенное королевское время... Прекрасная «Гора Фрушкая» в прежней, дорогой и милой сердцу, Югославии. В этом монастыре древнем пребывала наша Леснинская обитель... Третий день радостных, благодатных Святок. Сияют тихие молитвенно-светлые дни. Протекают мирные вечера святые. На третий день Праздника детвора монастырского приюта особенно возбуждена. Сегодня вечером «Ёлка». Детишки давно готовились к ней, давно разучили стихотворения Рожденственские, которые писали для детей в царское время поэты, любившие детвору. Старшие девочки с любовью и лёгкостью выучили несколько Рождественских песнопений св. Ефрема Сирина - давние гимны Богомладенцу. Выучили они и мистерию Рождественскую. Малыши ждут не дождутся увидать старших девочек, одетых ангелами.

Год производства: 1990

Поэт, прозаик, критик, журналистка Зинаида Шаховская - княжна из знаменитого рода Шаховских, увезенная в 1920 году родителями в эмиграцию, рассказывает о своей жизни, творчестве, встречах и "невстречах" с самыми известными людьми своего поколения.