На такой вопрос многие из русских образованных людей скажут - обрядами. Нелепость подобного ответа до того очевидна, что он не заслуживает и внимания. Однако, немногим ближе к истине иное суждение, которое присуще людям богословски-просвещённым. Они скажут вам о filique, о главенстве папы и других догматах, кои отвергаются православием, и о тех догматах, - общих православию и латинству, - которые отвергают протестанты. Выходит, что православие лишено содержания, составляющего его исключительную принадлежность, одинаково чуждую европейским исповеданиям. Между тем историческое происхождение последних, выработавшихся одно из другого, заставляет думать, что все они одинаково чужды тех или иных сокровищ Христовой истины, потому что сомнительно допустить, чтобы из ереси могла выработаться другая, не сохранив в себе известной доли первой и не возвращаясь всё-таки к истинной Церкви.

Святая Православная Церковь празднует в ны­нешний день честной Покров Божией Матери, т.е. Ее милостивое и всеблагомощное заступление вер­ных от бед и напастей и всякого зла. Достойно и праведно празднуем, потому что чрез покров Ее христиане сподоблялись и сподобляются от Бога милостей бесчисленных и безмерно великих, совер­шенно даром, единственно по милосердию Влады­чицы, по Ее крепчайшей любви к нам, грешным и недостойным.

Россия сокрушилась в революции потому, что русские люди были в большинстве своем добродушны, но слабы в добре. Сильных же в добре было немного. И вот, когда появились люди сильные во зле и стали звать массы не бояться падения, падать, скользя вниз по линии наименьшего сопротивления, — то множество слабых поколебалось и отдалось этому зову. Тогда сильные в добре повели неравную борьбу с сильными во зле при бесхарактерном нейтралитете или слабохарактерном разложении массы. И победило зло.

Вопрос не новый; вопрос величайшей важности. Это «вопрос», пред которым в недоумении стоит современное человечество. Понятно! Дети, молодежь - радость родителей; надежда государства; украшение Церкви; в потенции они - будущее всего человечества. Воспитание делает человека человеком, вкладывая в это понятие то, что выделяет человека из ряда всех творений Божиих и возводит его на степень богоподобного существа. Воспитание это постепенное раскрытие и совершенствование в молодом поколении тех качеств, которые дают человеку возможность осуществлять цели, поставленные ему Богом.

Чтобы возродить Россию, русский человек должен жизненно укоренить свою душу в Боге и принять эту укорененность — сердцем, волею и разумом. Тогда в его душе расцветет цельная и огненная вера, двигающая горами. Именно такая вера ему и необходима для возрождения и воссоздания России.

Начальник должен основательно изучить свое дело, быть ему преданным, забывая о своих личных интересах, чувствах и вожделениях. Когда этот результат достигнут, остается действовать энергично и законно, не боясь показаться перед всеми тем, чем начальник есть на самом деле. Тогда не встретится надобности в подделке манер, наружности и речей.

Потеряв веру и уважение ко всему существующему — во что другое уверовал человек конца XIX века? Еще недавно он указывал на идею социализма, да и теперь, по господствующему сознанию, будущее считается принадлежащим социализму. Но эта перспектива уже представляется только неизбежной, а вовсе не светлой и радостной. С радостью ждет ее пролетарий и его вожаки, давно не принадлежащие к цвету наций. Все верхние слои просвещения уже теперь недоверчиво смотрят на такое будущее. Идеалы предстоящего социалистического переворота еще задолго до осуществления потеряли свою притягательную силу, и умы пытаются укрыться во что-либо более теплое и светлое. Но эти искания и попытки выражаются в чем-то странном, несуразном, больном. Теперь, говорит Нордау, очень высокопарно толкуют о “тревожных поисках новых идеалов”, о “более тонких проявлениях облагороженной нервной системы” и т.п. Все это — пустые слова. “Врач, в особенности посвятивщий себя изучению нервных и душевных болезней, легко распознает в настроении "finde siecle", в современном искусстве и поэзии, в характере авторов мистических, символистских и декадентских произведений и их почитателей, в склонностях и вкусах модной публики симптомы давно известных ему болезней: вырождения и истерии”.

Следователь крепко прижал к виску ладони - ныла последнюю неделю голова, так что было мутно в глазах и закрыл шкаф. Стало тоскливо и неловко почему-то. Жили здесь какие-то далекие ему люди, в детстве читавшие Чарскую и Станюковича, потом влюбились в Блока; в неистового пророка сверхчеловека - Ницше. Текли дни размеренные и ясные. И вот пришел следователь по особо важным делам Хоров, и стали горькими дни. Пришел следователь Хоров, весь в желчных усмешечках, в табачном пепле, в крови. Следователь Хоров, убивший, может быть, отца и брата. Пришел жуткий и жесткий, с наганом на широком ремне, с бутылками церковного вина в краденом саквояже, в чужой шубе с бобрами, и чутко насторожилась комната, налитая прошлым. Кажется, заплакала.

В Европе стали много говорить и писать о России. Оно и неудивительно: у нас так много говорят и пишут о Европе, что европейцам хоть из вежливости следовало заняться Россией. Всякий русский путешественник, возвращаясь из-за границы, спрашивает у своих знакомых домоседов, читали ли они, что написал о нас лорд такой-то, маркиз такой-то, книгопродавец такой-то, доктор такой-то? Домосед, разумеется, всегда отвечает, что не читал. - «Жаль, очень жаль, прелюбопытная книга: сколько нового, сколько умного, сколько дельного! Конечно, есть и вздор, многое преувеличено; но сколько правды! - любопытная книга». Домосед расспрашивает о содержании любопытной книги, и выходит на поверку, что лорд нас отделал так, как бы желал отделать ирландских крестьян; что маркиз поступает с нами, как его предки с виленями; что книгопродавец обращается с нами хуже, чем с сочинителями, у которых он покупает рукописи; а доктор нас уничтожает пуще, чем своих больных. И сколько во всем этом вздора, сколько невежества! Какая путаница в понятиях и даже в словах, какая безстыдная ложь, какая наглая злоба! Поневоле родится чувство досады, поневоле спрашиваешь: на чем основана такая злость, чем мы ее заслужили?

В годину гнева Божия, в дни многоскорбные и многотрудные, вступили мы на древлее место патриаршее. Испытание изнурительной войны и гибельная смута терзают родину нашу, скорби и от нашествия иноплеменник и междоусобные брани. Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная. Затемнились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного, ослабела и самая вера, неистовствует беспощадный дух мира сего. Но среди свирепеющей бури слышится верному сердцу слово Господа: «что тако страшливи есте? како не имате веры?» (Мк. 4:40), и чаем спасения от божественного прещения ветру и морю бушующему, «молчи, престани» (Мк. 4:39). От небрежения чад своих, от хладности сердец страждет наша святая Церковь, а с нею страждет и наша Российская держава. Но имеет с нами святых печальников и молитвенников за русскую землю. И в народе православном не все преклонили колена пред Ваалом; они неотступно взывают ко Господу о спасении. Ныне потребно сие дерзновение веры, бестрепетное ее исповедание во всяком слове и делании. Да возгорится пламя светоча вдохновения в церкви Российской, да соберутся силы, расточенные во безвремении. Пусть верные чада в союзе любви соединяются с архипастырями и пастырями своими и вкупе являют служение в духе и силе. Молим Господа сил о ниспослании вам сей ревности к делу Божию, нам же благодати, укрепляющей к неукоризненному служению первосвятительскому, к любви отеческой к чадам церковным.

Бог создает неравенство, люди ропщут на неравенство. Разве люди мудрее Бога? Если Бог создает неравенство, значит, неравенство мудрее и лучше, чем равенство. Бог создает неравенство для блага людей, люди не могут увидеть в неравенстве своего блага. Бог создает неравенство ради красоты неравенства, люди не могут увидеть в неравенстве красоты. Бог создает неравенство ради любви, которая неравенством разжигается и поддерживается, люди не могут увидеть в неравенстве любви.

В книге представлено наследие выдающегося деятеля военной культуры Русского зарубежья, мыслителя, публициста, Генерального штаба полковника Е.Э.Месснера (1891-1974). Основные грани его творчества отражают свыше пятидесяти работ, большинство из которых в России публикуются впервые. В центре внимания находится концепция "Всемирной Мятежевойны". В 60-е гг. минувшего столетия автор пророчески определил главные угрозы миру и формы вооруженной борьбы на рубеже XX и XXI вв., такие как партизанство, повстанчество, глобальный терроризм. Актуальны и поучительны мысли классика о военном искусстве, офицерстве, патриотизме российского воинства.

В настоящем мире не только не будет победы Христа, в итоге постепенного и, наконец, полного низложения зла, а, напротив того, Спаситель предрекает постепенное и все более победоносное воцарение зла в мире, такое полное, что, когда Господь придет для Страшного Суда, то уже почти не останется верующих на земле. И так будет победоносно зло, что если бы не пришел Спаситель, то смогли бы поколебаться и эти, самые последние, верные. Вот истинная картина мира, к концу его бытия. Доклад в одном плане хочет видеть, и Христа — Спасителя, и Христа — Судью, сливая воедино эти два образа. Православие решительно их разобщает.

Белою лентой украшу
Шашки стальной рукоять.
В битву за Родину нашу
Буду друзей провожать.

В радости, в светлом восторге,
Верим, надеемся, ждем!
Победоносец Георгий
Будь нашим Белым Вождем!

Религиозный смысл русской революции — не в подчинении большевизму, а в борьбе против него во славу Божию и во имя Великой, Богу служащей России.

С ранних детских лет 9/10 всей этой молодежи, составляющей большин­ство университетского населения, выходят из семейства, где один лозунг – «как-нибудь пробиться» и одна цель жизни всего чаще в виде звука долетает до ушей ребенка: «нажи­ва». Эту цель и этот лозунг привили к жизни наши газеты.

По роковой странности, вся их мораль за четверть века при­вела полуобразованную часть России все не уважать, ничего не принимать к сердцу, кроме заботы как-нибудь пролезть, как-нибудь поскорее нажить.

Вот для этих-то желающих посредством учения как-нибудь пролезть и что-нибудь нажить и существуют наши российские университеты. Да, я, не обинуясь, сие говорю. Для них, и главным образом для них правительство издер­живает миллионы не только непроизводительно, но прямо себе во вред, готовя самый ядовитый, самый враждебный русской исторической жизни пролетариат недоучек, верхо­глядов и тупиц.

Над всей совокупностью нравственных сил, составляющих жизненную сущность армии, господствуют две главные воинские добродетели — дисциплина и воинская честь, которые выше всего, ибо составляют основу нравственного существа армии. Профессиональная воинская честь основывается на чувстве чести вообще, свойственной не только воину, но и всякому человеку. Воинская честь, личная или корпоративная, есть высшее проявление нравственных качеств отдельного бойца или целого полка. Непоколебимая верность Царю и Отечеству, своему знамени, храбрость и дисциплина — вот главнейшие основы специальной воинской чести.

Безбожие разлагает в человеческой душе все священные основы жизни: веру, совесть, честь, верность, любовь к отечеству, правосознание, чувство ответственности, чувство ранга, справедливость и дисциплину. Начинается разнуздание человеческого инстинкта; бессознательная духовность человека перестает определять его образ жизни. Всюду торжествуют злые страсти. Правопорядок гибнет. Государство переживает крушение. Народ обрекается на унижение, муку и вымирание.

Война смела своим пожаром
Мильоны жизней, как тростник.
Скажите ж им: «вы гибли даром»,
Когда не дрогнет ваш язык.

Вы слышите ль? Укоров звуки
Встают с полей кровавых сеч,
То мертвецы к вам тянут руки,
Чтоб вам проклятие изречь.

Настанут времена другие.
Кто ныне слеп, тогда поймут,
Над вами скажет суд Россия,
Но страшен будет этот суд.

На берегах Тихого океана кипит кровавая борьба', и, вдумываясь в причины ее, нельзя не опасаться, что она окажется спором не на месяцы и годы, а на очень долгий период. Чувствуется, что на Дальнем Востоке поднялся вопрос всемирно-исторический, при решении которого нам понадобятся все наши способности бороться, устраивать и управлять.
А между тем в обширных слоях нашего общества стелятся полосы самого опасного тумана социально-политического "декаданса", развивающегося уже много десятков лет. Размягченное состояние умов, дряблость чувства, отвращение от всякого напряжения энергии вообще, какое-то "обабленное" настроение, создали почву для принципиального отрицания всякого действия "силой", и, в частности, отрицание войны, в резкой дисгармонии с запросом истории на мужскую доблесть.
Хуже всего то, что эта рыхлая псевдогуманность, отрицание силы и активности, стали уже достоянием многочисленных слоев среднеобразованной толпы. Пока антисоциальная идея остается личным парадоксом взбалмошного, или даже гениального, ума, - беда не велика, и из парадокса может даже сверкнуть какая-нибудь искорка действительной истины. Но когда антисоциальная идея становится верованием толпы, - она делается опасной. Толпа не знает многогранности истины. Если среднее общество упрется лбом в какую-нибудь фальшь, то уж потом разве какие-либо страшные бедствия способны снова вразумить его. Это внутреннее опустошение ума и чувства опаснее всяких внешних вражеских нашествий.