К 130-летию маэстро

Собралась у меня наша привычная преферансная публика: отец Евдоким, настоятель кладбищенской церкви, сосед мой, отставной хриплый полковник, инженер-электрик — маленький, толстенький, похожий на степного попугайчика, в белом фуляровом галстуке и я. Жена принесла нам солидное угощение: чай из сушеной морковной ботвы (отвар весьма вкусный и полезный), пайковые леденцы, песочное пирожное из овсяной муки. Она же умело разбавила заветные двадцать пять граммов аптекарского ректи — стоимость двенадцатикратного цейсовского бинокля.

Чудо было все. Что я подумала о новом докторе, что я услышала об его приезде. Что пришел он в час, когда уже началась Светлая заутреня, что с радостным перепевом пасхальных колоколов вошла в сердце мамы воля к жизни. И насвсегда запомнились мне слова доктора: «Чудо. Да ведь и ночь сегодня наполнена чудом из чудес». Сколько раз в жизни каждый из нас проходит, незамечая чудес, объясняя их совпадением, случайностью, целым рядом умных и логичных выводов, и подумать не хочет, что именно в этот миг коснулась его благость Господня, та чудесная, неизреченная Божья милость, которую никогда мы не могли понять умом, и которую так легко понимает и чувствует сердце людское.

Исполняет Московский государственный академический симфонический оркестр.

Было это давно. Отшумела, пронесясь грозным шквалом кровавая революция,прошли горькие и страшные годы голода в Поволжье, и каким -то странным и непонятным путем, быть может, по капризу одного из властелинов того времени, наступили дни НЭПа. Оживились не на долго, пришибленные, разоренные города, внесли новую, напоминающую прежнее благополучие, жизнь, как будто умиротворили, успокоили испуганное настрадавшееся население страны. Недолго был этот период, но никто и не подозревал тогда, что на смену этим дням придет еще более страшный и жестокий, чем сама революция, военный коммунизм.

Запись концерта 5 мая 2018 года Дирижер - Юрий Темирканов Заслуженный коллектив России академический симфонический оркестр филармонии

Любимая, никакими словами ни выразить, ни сказать, что все, прожитое за тридцать пять лет, ушло, обесцветилось несколькими месяцами нашей встречи. Что поразило меня, когда я увидел тебя впервые — это твои глаза. А ты знаешь, что они могут мгновенно, без слов, спросить, ответить… Любимая, когда я нашел свой портсигар, то, сознаюсь, где-то глубоко, или в подсознании, или где, я сам не знаю, я больше обрадовался тому воздушному мостику, перекинутому между нами впервые дни нашей встречи. И когда ты два дня не приходила, то мне не показалось, а я с болью почувствовал, что что-то потерял бесконечно близкое, дорогое и никогда ничего подобного не найду. Все ты чудилась мне во всех углах моего кабинета. Ты на диване, рядом со мной в кресле… И во всем доме и его окружении.

В 4 часа утра я нашла Диму в конюшне, он уже сам заседлал Гнедка и Червонца. Обогнув дом, миновав мостик через Северку, мы пустили лошадей мелкой рысцой по лесной дорожке. Предрассветный туман все окутал легкой дымкой, которая распахивала свои кисейные завесы по мере нашего продвижения. Самое большое и красивое озеро было версты две от дома. Не доехав с полверсты, Дима предложил пройтись до озера пешком. Он помог мне соскочить с лошади и, облокотившись на седло, пытливо и серьезно глядел на меня. Я знала, о чем спрашивали меня его глаза.

Сначала им как будто скучно показалось, но понемногу они пристрастились к хоровому пению, чему очень способствовал Леонид Витальевич Собинов, мой большой приятель, который заинтересовался моими четвергами. Вся наша музыкальная компания любила, чувствовала, понимала музыку. В недалеком будущем, я предполагаю, наша сцена обогатится тремя незаурядными певцами, а виолончелист, вот уже два года как вышел из полка и заканчивает последний год консерватории, ведь они — моя гордость. Как видите, я тщеславен, — добавил Дима, глядя на меня. В данный момент я исчез с лица земли, и никто из них не знает, где я обретаюсь. И прищурившись, спросил:

Утро Нового, 1914 года было хмурое, неприветливое. И на душе у меня, после вальса, было не то что неприветливо и не то что хмуро, а все же как-то не по себе. И я поймала себя на мысли, что немедленно должна глянуть в глаза, душу Димы, видеть его ласковое веселое лицо, услышать его голос, который не опишешь, его надо самой слышать. Находясь в другой комнате, Вы обязательно будете к нему прислушиваться, а если начнете с ним разговаривать, то поддадитесь его обаянию. Так как Дима был волшебником и мог мгновенно барометр моего настроения перевести с непогоды на ясный, солнечный день, то я немедленно отправилась на поиски.

2053 год. После Второй Американской революции все жители Соединенных Штатов провозглашены равными друг другу. Теперь каждый американец вынужден носить на голове специальное устройство, влияющее на умственную деятельность и нивелирующее всех до общего среднего уровня. Гаррисону же выпало несчастье родиться умным. И вот убитые горем родители дают согласие на операцию на мозге. Но волею судьбы в самый напряженный момент Гаррисон оказывается в святая святых Новой Америки. Хватит ли ему сил бросить вызов и довести борьбу до конца? К чему приведет бунт одиночки? Все решится в последнюю минуту.

До Рождества оставалось пять дней, а мы затеяли грандиозные работы. Расчистить пруд для катания на коньках, снег возили на розвальнях и сооружали высоченную снеговую гору, чтобы с нее на санках, или на специально замороженной рогожке кататься. Степан все время подвозил воду в бочке, чтобы водой скрепить снег горы. Вставали, как только светало, а носами клевали, глаза слипались, чуть ли не сейчас же после обеда. Дима еще играл немного, а мы с Олюшкой уже в восемь часов засыпали как мертвые, но зато пруд был расчищен, а гора была грандиозна. Накануне Сочельника со Степаном на розвальнях отправились в лес за елкой и с большим трудом ее в зал втащили. Не только Степан с Марией и мы трое, но и Елизавета Николаевна помогала. Не так тяжела, как пушиста красавица была. Дима с Олей, как малые ребята, принялись украшать ее, навешивая все, что мама прислала, а я пересматривала новые ноты. Рождественская елка — такой чудесный обычай! Это не только детский праздник, о нет, он живет в сердцах отцов и матерей, дедушек и бабушек. Они говорят, что делают это для своих малышей, нет, нет, они переживают свое детство, юность вспоминают, а малышам заповедуют традиции передачи очарования Сочельника. Они, в свою очередь, повзрослев, проделывают то же самое.

К 15-летию памяти

В семь часов утра я вошла совершенно одетая к Елизавете Николаевне. Она уже встала. Зимой в этот час еще темновато. Я ей объяснила, что сейчас еду в город поездом, так как в санях для троих тесно, а она с Димой поедут на лошадях, и их повезет глуховатый Макар, мамин кучер, который приехал вчера поздно вечером за сметаной, маслом, яйцами и еще кое-зачем.

Анато́лий Константи́нович Ля́дов (30 апреля [12 мая] 1855, Санкт-Петербург — 15 [28] августа 1914, усадьба Полыновка, близ Боровичей) — русский композитор, дирижёр и педагог, профессор Петербургской консерватории.

Повесть К. Воробьева “Крик” (1961) типологически тяготеет к только что рассмотренным, прежде всего все той же выделенностью рассказчика-героя. С констатации этой выделенности, как с некоего ставшего уже почти ритуальным вдоха, и начинается повествование: “Уже несколько дней я командовал взводом, нося по одному кубарю в петлицах”. Но именно этот текст резко отличается как принципиально новыми акцентами, так и редкой психологической достоверностью изображения. Завершающий произведение колокольный звон, который “несся” от поленницы, сложенной из трупов тифозных больных, — лишь последний выразительный аккорд воробьевского реквиема, пронизывающий все произведение.

Последний роман В. Астафьева “Прокляты и убиты”, опубликованный “Новым миром”, появился как раз к сроку: завершается короткое постсоветское безвременье, а далее — только одно из двух. Либо действительное возрождение России, либо окончательное ее падение и гибель. Так или иначе, все более очевидно завершение какого-то большого исторического отрезка пути, далеко не сводимого только лишь к советскому периоду российской истории.

В этом очерке о некоторых днях жизни Виктора Петровича Астафьева автор никоим образом не собирается анализировать и, тем более, обобщать творчество большого российского писателя, отдавшего Сибири большую часть своей жизни. Не помню сейчас, у кого из рецензентов творчества Виктора Астафьева, но прозвучала мысль о том, что писатель как бы ответил на призыв Ломоносова: «О вы, которых ожидает Отечество из недр своих!»… Что ж, ожидание это вполне оправдал всей своей творческой жизнью Виктор Астафьев, оправдал из самых недр России, из сибирской глуши.

К 415-летию памяти Царя Бориса Годунова