Дьявольское начало имеет в жизни человеческого рода свою историю. По этому вопросу существует серьезная научная литература, не касающаяся, впрочем, последних десятилетий. Однако именно последние десятилетия проливают новый свет на два прошедших века. Эпоха европейского "просвещения" (начиная с французских энциклопедистов 18 века) подорвала в людях веру в бытие личного дьявола. Образованному человеку не верится в существование такого отвратительного, человекообразного существа "С хвостом, с когтьми, с рогами" (по Жуковскому), никем не виданного, а изображаемого только в балладах и на картинках. Лютер еще верил в него и даже швырнул в него чернильницей; но позднейшие века отвергли "черта" и он постепенно "исчез", угас как "отживший предрассудок". Но именно тогда им заинтересовались искусство и философия. У просвещенного европейца остался лишь "плащ" сатаны и он начал с увлечением драпироваться в него. Загорелось желание узнать о дьяволе побольше, рассмотреть его "истинный облик", угадать его мысли и желания, "перевоплотиться" в него или хотя бы "пройтись" перед людьми в дьявольском образе...

Уже в царствование Людовика XVI поглощенная внутренними смутами великая представительница латинской расы постепенно закрывала глаза на внешний мир. С началом же революции политический кругозор французского правительства окончательно вошел в пределы собственной страны, и все помыслы новых правителей сконцентрировались на упрочении республики и проведении социальных реформ. Шире и серьезнее этого домашнего дела для них не было ничего, а поэтому и замыслы Англии истолкованы были ими по-своему. На подступавшие к границам Франции коалиционные войска они смотрели как на своего рода резерв, двинутый эмигрантами и опасавшимися за свои троны королями для поддержки многочисленных врагов республики, находившихся внутри государства.

После ухода И. А. Думбадзе со своим полком на войну вся его семья осталась на попечении моих родителей, так как жена его была тяжко больна. И. А. Думбадзе до брака с моей матерью был женат два раза, первым браком на светлейшей княжне Гуриели, прямом потомке владетельных князей Гурии. От этого брака у него было два сына и две дочери. Одна из дочерей, Ольга, вышла впоследствии замуж за грузинского помещика, князя Магалова, с которым вскоре развелась, и вторично вышла замуж за внука А. С. Суворина, издателя газеты "Новое Время", Б. А. Коломнина. Вторая, Нина, во время мировой войны вышла замуж за поручика лейб- гвардии 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка Константина Николаевича Кологривова, одного, к сожалению, из немногих офицеров русской армии, не бросившего в первые дни революции 1917 года Семьи Своего Государя в Царском Селе и исполнившего свой долг до конца.

Я слушал тетю и цепенел. Почему я раньше сам в причины всего этого не влезал? Да и как я мог влезать, если ничего не знал?.. — Теть Нюра, — тихо проговорил я, — а за что нас раскулачили? — А за то, что в колхоз не вписались. Объявили кулаками и отобрали дом, четыре пары быков, две лошади, две коровы, восемь овец, две шубы… Все отняли, что можно было отнять. Дом забрали… Думаешь, его в дело произвели? Разобрали и за селом сгандобили хатынку для овчаров. Овчары перепились и сожгли ее. А ваши с малыми детьми крутились в кухне да в землянке на своем же дворе… В тридцать четвертом их сослали за Полярный круг, на лесопильню в Ковде. Через пять лет перегнали у малярийную Грузию. Корчевать леса и разводить чайные плантации. Рабская работа… Били и плакать не давали…

Прежде всего, германское командование убедилось в полной несостоятельности и непригодности для практической жизни того социалистического правительства Центральной рады, которое официально призвало себе на помощь немцев. Нужно было думать о замене этого громоздкого аппарата, составленного из глупых и невежественных людей, каким-либо более подходящим, и притом собственническим, а не социалистическим. Особенно эта мысль занимала генерала Эйхгорна, графа Альвенслебена и майора Гессе. Тут-то и выступил на сцену «Союз хлеборобов-собственников». Этот «Союз» в целях борьбы с надвигающимся большевичеством организовал в Полтавской губернии член Государственной думы Михаил Иванович Коваленко, бывший долго председателем константиноградской уездной земской управы. Полтавская губерния представляла чрезвычайно выгодное и благодарное поприще для беспощадной борьбы с социализмом, и вот почему: в ней никогда не существовало общинного землевладения, чувство собственности развивалось в ее жителях с самого заселения ее в конце XVI и в начале XVII века (1590—1620 годы) выходцами с верховьев Днепра и с правого его берега, преимущественно из Волыни, под влиянием действовавших в судах польских гражданских кодексов и литовского статута; более 80% земли в ней принадлежало мелким собственникам казачьего и крестьянского звания. В январе 1918 года М. И. Коваленко был убит в своем имении Константиноградского уезда наступавшими на Малороссию красноармейцами. Однако основанный им союз продолжал работать и объединял правые консервативные элементы земельного дворянства и зажиточного хозяйственного казачества и крестьянства. Когда германское командование приняло мудрое решение прогнать от власти диких украинских социалистов и образовать в Киеве правое собственническое правительство, единственной местной организацией, какая могла прийти ему на помощь в этом намерении, был «Союз хлеборобов-собственников». Выработан был такой план: правительство уста­навливается монархическое, без парламента, держатель власти будет носить привычный в Малороссии титул гетмана, выберет его съезд хлеборов-собственников, а германское командование признает выбор; кабинет министров назначит гетман по соглашению с командованием из местных деятелей, невраждебных украинскому движению; официальным языком во всех присутственных местах должен быть не общерусский литературный язык, а «украинская мова». Намеченный план заключал в себе одну нелепость: признание официальным языком «украинской мовы» львовского изделия. В этом случае немцы были введены в заблуждение украинскими шовинистами и не догадывались, что искусственной «мовы» в Малороссии никто не понимал и никто в ней не нуждался, а тем более в обширной Новороссии, которую, вопреки истории и существующей действительности, с легкой руки М. С. Грушевского стали включать в «Украину». В остальном план вполне отвечал требованиям момента.

«Если ваш Бог существует, покажите нам его! Где он? Где обитает? Где место его? Нигде! Ни один микроскоп не обнаружил его. Ни из одной подзорной трубы его не увидеть. Поэтому не лучше ли прекратить подобные толки». На столь вызывающий вопрос следует непременно дать ответ — ответ простой, ясный, научный и точный. Мы достаточно долго медлили с ним.

«Господствовало представление о том, что экономика царской России являла собой цепь провалов, что и стало причиной революции 1917-го года. <…> Моё исследование, результаты которого изложены в этой книге, доказывают обратное. Все расчёты были сделаны на основе материалов, хранящихся в библиотеках Западной Европы и США. У меня была лишняя возможность убедиться в том, что специалисты по истории дореволюционной России имеют в своём распоряжении гораздо более полные статистические материалы по сравнению с подобного рода материалами по этому периоду по другим странам. Во многом этому способствовала развитая бюрократическая система управления, существовавшая в Российской империи, где многие ведомства оказывались вовлечёнными в сбор статистических сведений».

Неведомая, но верная сила хранила жизнь Петру Сергеевичу. Трудное ли дело сломать шею, спрыгнув с идущего на всех парах поезда? А он отделался лишь сильными ушибами да порядком расшиб голову. Правда, мог полковник и замёрзнуть насмерть, лёжа у насыпи и не в силах двинуться. Но повезло и здесь: нашёл его лохматый дворовый пёс, заливистым лаем привлёк хозяина… Тем хозяином оказался Трифон Ильичёв. В его избе, тёмной и слегка запущенной без женского пригляда, Тягаев и жил с того дня. Первые несколько дней пролежал в бреду. Старая контузия, помноженная на новый ушиб, причиняла страшную боль. Перед глазами, как в калейдоскопе, сменялись полуреальные-полубредовые картины, смесь воспоминаний и сна: то мчался он на коне в атаку с шашкой наголо, сражался, рубил, отдавал приказы, а затем раздавался взрыв, и всё меркло; то виделся парад, и Государь, принимающий его, то продолжался неоконченный спор с Кроминым, то являлось усталое лицо жены, то вспоминались улицы Петрограда, толпа, сомкнувшаяся кольцом вокруг него, а среди неё те трое, из поезда, и вдруг чудился сам поезд, и женщина с глазами лани…

Российская деструкция ХХ в. и потрясения, которые эта деструкция периодически вызывает, обусловлены тремя основными факторами. На их фоне все прочие факторы (наличие революционных партий, удачные и неудачные войны, участие в коалициях, иностранная помощь, в том числе активная иностранная помощь тем или иным деструкторам) - факторы незначительные, в силу чего в масштабе истории культуры ими можно пренебречь.

Террористические воззрения Лациса постоянно транслировались его подчинёнными. В августе 1919 г. киевская чекистская газета «Красный меч» в своём единственном выпуске опубликовала статью работника Секретного отдела ВУЧК С.С. Шварца «Да здравствует красный террор!» В ней выкрикивалось: «..Мы должны уничтожить наших противников всех не потому, что хочется мести, а для того чтобы отбить у всех у них охоту поднимать руку на рабоче-крестьянскую власть. <…> ..Наше неуместное „великодушие“ каждый раз для нас вреднее англо-французских штыков. Это необходимо запомнить раз и навсегда нашим партийным товарищам, возбуждающим ходатайства об освобождении того или иного „интеллигента“. Стоит лишь арестовать за вредную деятельность какого-нибудь профессора, военспеца, спекулянта, как со всех сторон сыплются десятки прошений. Нам твердят, что уничтожением этих элементов мы идём по пути регресса. Пусть так, пусть мы на время отстаём, но зато уверены, что элементов, ставящих под угрозу само существование власти трудового народа, нет, что весь мусор чисто выметен красной метлой. Если для утверждения пролетарской диктатуры во всём мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся. Малодушные, прочь с дороги!»

"Высоко ценя заслуги своих кирасир, Его Императорское Величество пожаловал этому славному полку новый штандарт, который и был прибит к древку собственноручно Их Императорскими Величествами Государем Императором и Государыней Императрицей Александрой Феодоровной и великими князьями в присутствии высокопоставленных лиц, офицеров полка и выборных от нижних чинов. Во главе последних был ветеран-кирасир - 106-летний Романченко.
 

Город Ставрополь и Ставропольская губерния, отрезанные от центра возникшей на Дону и Кубани гражданской войной, только к концу 1917 года начали захватываться волнами большевицкой анархии и разрухи, которым главным образом способствовали солдатские массы, дезертировавшие с фронта и распропагандированные уже на местах никому не известными и безответственными элементами. .

Монархию иеромонах Серафим понимал подобно святителю Иоанн Златоусту и праведному Иоанну Кронштадтскому как власть, установленную самим Богом и играющую в мiре роль апокалиптического «удерживающего»: «То, что удерживает появление в мiре антихриста, этого человека беззакония и анархии, последнего и самого могущественного противника Господа Иисуса Христа и Его Церкви, — по учению святителя Иоанна Златоуста и других Отцов Церкви, — это законная власть, выраженная и символизированная римской империей. Эта идея нашла себе высшее воплощение в христианской империи: сначала в Византии, когда Константинополь был Вторым Римом, а затем в православной русской империи, когда Москва стала Третьим Римом. В 1917-ом году «век Константина» пришел к концу, православная империя была разрушена – и мiр, начиная с Москвы, был брошен в век беззакония и атеизма (а в церковной жизни – и апостасии), каковых еще не было видано.

5 июня. Троица (католическая). Таранилья. Должны были уехать в Молину на отдых, но вместо нас уехал, другой взвод. На парапет Аль-Петеа не идем, так как все вакансии там заполнены: кто за пьянство, кто за грубость, кто за просроченный отпуск, кто за стрельбу во время разведки. Пошли купаться на речку Кабрильо, Протопоп распорядился, чтобы купающиеся надели трусики или обвязались полотенцами. Мы, русские, поэтому там не купались, а нашли маленькую запруду, разделись и выкупались,

Ради общей пользы считаем долгом обратить внимание тех, кому о сем ведать надлежит, что на московских улицах существует особого рода беспорядок, не только препятствующий удобному сообщению, но и подвергающий проезжих и проходящих по улицам положительной опасности. Можно подумать, смотря на многие московские улицы, что они предназначены вовсе не для проезда, а разве для удобства преимущественно лавочников, а частью домовладельцев. Подъезжающие к лавкам возы (например, на Смоленском рынке, по всему Арбату и других подобных местностях), равно легковые и ломовые извозчики, становятся так, как никто не становится ни в одном городе мира, а именно: не гуськом вдоль тротуара, но поперек улицы и часто с обеих сторон ее1. Последствия такого невероятного обычая очевидны. Узкое пространство, остающееся между стоящими поперек возами, недостаточно для свободного сообщения; едва и обыкновенные экипажи, встречаясь, могут разъехаться. Но совершенное бедствие, если навстречу попадутся тяжелые возы или, что еще хуже, порожняки, которые навеселе скачут сломя голову на разнузданных лошадях, не обращая ни малейшего внимания на то, что задевают и экипажи и пешеходов; если кого и свалят, кому колесо, кому ногу сломят, то они, порожняки, уверены, что всегда успеют ускакать, прежде нежели их поймают. Напрасно хожалые, хотя изредка, вскрикивают, чтоб возы и экипажи держались правой стороны: требование весьма разумное, но материально неисполнимое, когда улица загорожена поперек стоящими возами.
 

Такой повязанной пленницей была Церковь при большевиках, что освобождение могло нести, казалось, лишь одну радость. Первые шаги – так и виделись, неомрачённо светлыми. Но и для освобождённой Церкви – переход не мог оказаться прост, как и для всей России.
 

Практик и теоретик чекизма как идеологии советской карательной машины, М. И. Лацис (1888−1938) был одним из основателей ВЧК[1], закономерно в итоге ставший жертвой создаваемой и укрепляемой им страшной машины уничтожения. Между тем до сих пор в литературе можно встретить нейтрально-благожелательные оценки этого мрачного исторического персонажа. Причём исторического в двух смыслах: если Сталин по совместительству был главным историком своей партии, то Лацис — официальным историографом ВЧК.

Сопровождая туристов по бывшему храму, а ныне «Музею религии и атеизма», «показывая атеизм», гиды несут о религии невесть что. Встает вопрос: что чем тут «определяется»? «Бытие» ли этого гида определяется его «сознанием», или его «сознание» бытием? Вернее сказать, что его бытие и сознание одинаково определяются небытием. Да, небытие (призрачное бытие) тоже способно «определять сознание» человека, как и божественное Бытие. «Кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12:30; Лк. 11:23). Кто не живет истинным Бытием, проваливается в ложное, растворяется в призрачном. Растворение в призраках, – путь людей, избравших абстрактное и фантасмагорическое понятие материи, как изначального бытия, откуда всё происходит, и откуда будто бы рождается человеческое сознание.

Единственное военное училище в имперской России, Corps des Pages (Пажеский корпус), готовило офицеров для службы во всех родах войск. Остальные военные школы были специализированными заведениями: пехотными, кавалерийскими, артиллерийскими, военно-инженерными. Старейшим и самым значимым из трех кавалерийских училищ было Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге. В русской кавалерии его называли «славной школой» или просто «школой», и только в официальной прессе Николаевским военным училищем. Школа была основана в 1823 году.

Начало организации вооруженного сопротивления советскому правительству было положено в Москве, сейчас же после большевистского переворота. Один из организаторов тайного союза защиты Родины известный журналист А. Дикгоф Деренталь подробно описывал в «Отеч. Ведом.» Историю организации первого восстания против сов. правит., окончившееся так трагически для Ярославля, где было расстреляно и замучено большевиками свыше 3000 человек.