- Проституток в Советском Союзе нет, запомните, Анна Тимофеевна! В комсомоле же нас учат, что женщина в чувствах своих свободна, и выказывать их для нее не зазорно! Ясно? - и снова сел, словно урок ответил. Речь Вячеслава вызвала в Олеге бурю сарказма: - Неужто советская власть покончила с проституцией? Видит Бог, более могучей власти не знала история! Вчера я позднее обычного возвращался домой; так вот, три или четыре раза неизвестные особы заговаривали со мной. Одна попросила закурить, другая осведомлялась, как пройти на какую-то улицу, третья поинтересовалась, нет ли у меня билета в кино. Я, грешным делом, подумал, что это… Кто же были эти ночные тени на тротуарах, как по-вашему?

Родился будущий генерал-майор и герой войн против наполеоновской Франции Иван Дмитриевич Иловайский в 1767 году на Дону в дворянской семье будущего генерала от кавалерии и Войскового атамана Дмитрия Ивановича Иловайского и его супруги Евдокии Тимофеевне Грековой. В возрасте шести лет 21 мая 1772 года, по сложившейся в старшинской среде Войска Донского традиции, был записан на службу казаком в Атаманский полк. В девятилетнем возрасте 17 марта 1775 года, благодаря «отцовской заботе», получил первый свой офицерский чин сотника. Через три года в 1778 году Иван Дмитриевич был назначен в состав Зимовой станицы, которая отправлялась в столицу для получения годового войскового жалованья.

В период боев маленькой «Армии генерала Корнилова» под Екатеринодаром, я находился в конном Баклановском отряде. Отряд был донской, и состоял из офицеров и донской учащейся молодежи. Нас в отряде было два кубанца: мой старший брат и я. К тому времени я уже «сделал карьеру»: был вахмистром отряда. Всей конницей командовал ген. Эрдели. Мы находились на левом фланге нашей пехоты, штурмовавшей Екатеринодар, в «Садах».

Великая война навсегда изменила судьбы десятков миллионов подданных Российской империи и огненной колесницей пронеслась в истории нашей страны. В годы безбожной советской власти ее было принято называть империалистической, захватнической, враждебной интересам пролетариата, но в памяти нашего народа она есть и будет Второй Отечественной войной. Именно в эти годы добровольцы всех возрастов и сословий десятками тысяч уходили на фронт, показывая своим поведением пример служению Отчизне и защиты нашего государства от внешнего врага. В своей работе я хотел бы осветить личность Великого князя Михаила Александровича Романова, который так же как и многие другие представители венценосной фамилии участвовал в боевых действиях, руководил Дикой дивизией, сформированной 23 августа 1914 года и состоявшей на 90% из добровольцев-мусульман, не подлежавших призыву на воинскую службу, но исполнивших свой долг перед Царем и Отечеством полностью.

Степь напилась крови убитых. Дорогой ценою вызван моральный надлом красных, оставивших позиции. Уводил их к черноморскому вокзалу хорунжий Дронов (родной брат убитого!), георгиевский кавалер всех степеней, за боевые отличия произведенный в офицеры в 6-м кубанском пластунском, Цесаревича Алексея, батальоне. Армия спасена! В эту ночь, с гробом Корнилова, она свободно ушла из-под Екатеринодара. Был жуткий ночной поход... К этой ночи относится начало легенды - созданной духом армии, после перенесенных тридцати пяти боев в сорок дней насыщенной мистицизмом смерти, - будто из темноты ночной голос убитого Рашпиля рапортовал у гроба Корнилова: - Ваш приказ - атаковать - исполнил! В составе тридцати двух убитых офицеров в ваше распоряжение прибыл!

Боевые сцены гр. Толстого не менее поучительны: вся внутренняя сторона боя, неведомая для большинства военных теоретиков и мирновоенных практиков, а между тем дающая успех или неудачу, выдвигается у него на первый план в великолепно рельефных картинах. Разница между его описаниями сражений и описаниями историческими такая же, как между ландшафтом и топографическим планом: первый дает меньше, дает с одной точки, но доступнее глазу и сердцу человека. Второй дает всякий местный предмет с большого числа сторон, дает местность на десятки верст, но дает в условном чертеже, не имеющем по виду ничего общего с изображаемыми предметами; и потому на нем все мертво, безжизненно, даже и для приготовленного глаза. Так и в большинстве исторических описаний сражений: знаешь движения дивизий, редко полков, еще реже батальонов; "двинулись, не смотря на сильный огонь, ворвались, опрокинули, или были опрокинуты, поддержаны резервами" и т. д. Нравственная физиономия личностей руководящих, борьба их с собою и с окружающими, предшествующая всякой решимости, все это исчезает - и из факта, сложившегося из тысяч человеческих жизней, остается нечто в роде сильно потертой монеты: видны очертания, но какого лица? наилучший нумизмат не распознает. Конечно, есть исключения: но они крайне редки и, во всяком случае, далеко не оживляют перед вами события так, как оживляет его изображение ландшафтное, т. е. представляющее то, что мог бы в данную минуту с одной точки видеть один наблюдательный человек.

Нельзя сказать, чтобы военная литература, особенно за последние два века, отличалась бедностью; нельзя сказать также, чтобы человечество обоих полушарий было слишком скупо на ту деятельность, которая дает материал для военной литературы; не смотря на это, мы не знаем ничего, или почти ничего, о тех внутренних процессах и явлениях, которые происходят в душе человека под влиянием опасности. Причин такому основательному невежеству в деле, занимающем довольно видное место в жизни народов, много - и весьма веских; но от этого ничуть не легче самому делу, или, лучше сказать, состоянию понятий о нем; ибо никто, конечно, не станет спорить против того, что фальшивые представления о душевных процессах, при какой бы то ни было деятельности, до добра не доводят. На военном деле это отразилось самым наглядным образом: если были целые эпохи, убежденные в том, что чем массы людей совершеннее воспроизводят прямолинейные и прямоугольные геометрические фигуры, тем войско лучше, чем солдат ближе к автомату, тем он более годен для дела, - если, повторяем, были подобные целые эпохи, то это ни чему иному приписано быть не может, как полному невниманию к духовной деятельности человека, призванного действовать в массах, на боевом поле, под влиянием опасности.

С самого начала 1915 года была усилена блокада анатолийского побережья. Для этого адмирал Эбергард систематически посылал нефтяные миноносцы. Только что вступившая в строй подводная лодка «Нерпа» служила для этой же цели. Флот почти беспрерывно искал неприятельские крейсера до самого конца января. «Гебен» чинился после того, как подорвался 25 декабря на русских минах у Босфора. Это облегчило работу линейным кораблям, но не сократило почти беспрерывного «утюжения» ими моря.

В течение большей части года поется эта стихира за каждой Божественной литургией, в конце ее, но как-то совсем по-особенному звучит она в день Святой Троицы. Конечно, это потому, что в ней как раз и прославляется Святая Троица. Но почему Св. Троица прославляется, и все верующие призываются к поклонению Ей в день праздника Пятидесятницы, когда воспоминается Сошествие Святаго Духа на Апостолов? Не есть ли этот праздник, собственно, в честь лишь Третьего Лица Пресвятой Троицы — Святого Духа, а не всей Св. Троицы?

Экранизация повести "Живой". Реж. Станислав Ростоцкий

В середине марта 1918 года, в станице Ново-Дмитриевской, сейчас же после соединения отряда Кубанского правительства с Добровольческой армией ген. Корнилова, все мелкие конные части обоих отрядов были сведены в один полк. Кубанцы, офицеры и юнкера, стали 2-й офицерской сотней этого полка, в ее 3-й взвод вошли те немногие офицеры кубанцы, которые незадолго перед этим, в ауле Шенджи были отрезаны, от ядра дивизиона полк. Кузнецова и избежав его печальной участи, уйдя по плавням к главным силам Кубанского отряда. Был в этой группе и автор этих строк. (Дивизион же полк. Кузнецова, оторвавшись от главных сил, ушел в горы, там большая часть офицеров, вместе с самим полк. Кузнецовым, была зверски переколота штыками, а часть отряда посажена в Майкопскую тюрьму; оттуда уцелевшие, среди них полк. Бабиев, были потом освобождены восставшими казаками ген. Геймана).

Не имея быстроходных кораблей, Черно­морский флот вынужден был ограничить свои операции постановкой минных полей в заливах и на путях неприятеля и также блокадой уго­льных районов на побережье Турции, то есть на 120 милях анатолийского побережья на во­сток от Босфора, с портами Зунгулдак, Козлу, Инеболи и Парфени. Зунгулдакский порт был оборудован для погрузки угля, с молом и кра­нами. Остальные же были открытые рейды.

Сегодня кончается Пасха. Завтра — празднуем Воз­несение. Описанием события Вознесения Господня заканчи­вается евангельское повествование о земной жизни Христа. Разъясняя смысл этого праздника, Церковь гово­рит: «Еже о нас исполнив смотрение, и яже на земли, соединив небесным — т. е. выполнив план о нас и со­единив то, что на земле, с небесным, — вознеслся еси во славе, Христе Боже наш, никакоже отлучаяйся, но пребываяй неотступный...»

- Ты берешься за перо и хочешь быть автором, - звучал мудрый голос Николая Михайловича. – Спроси же у себя самого, наедине, без свидетелей, искренно: каков я? Ибо ты хочешь писать портрет души и сердца своего. Творец всегда изображается в творении.

Теперь, после всего перенесенного, Миша Леницын уже знал, каков он. И оттого решительно отвергал свой первый труд и давал себе обет написать иной – такой, который будет достоин того внимания и одобрения, что грезилось ему во сне.

На квартире братьев Муравьевых-Апостолов в казармах Семеновского полка было как всегда шумно. В этот вечер здесь, помимо хозяев, собрались их родственники, Никита и Александр Муравьевы, поручик князь Трубецкой, Николай Тургенев, Михаил Новиков, племянник осужденного при Екатерине за вольнодумство издателя, поручик Пестель, штабс-капитан Глинка, ротмистр Лунин и еще несколько совсем юных офицеров, среди которых был и Миша Леницын. Он лишь недавно, благодаря поручительству Никиты Муравьева, сделался членом тайного общества, названного «Союзом спасения», и пылкая душа юноши заходилась восторгом от того, что в России сыскалось столько благородных и отважных сердец, желающих переменить все к лучшему, покончить с лихоимством, утвердить справедливость…

Никто из офицеров первой роты не выражал с такой ясностью свой личный облик и принадлежность свою к породившей его среде, со всеми ее понятиями, речью, внешним обликом, жестами и традициями, как прапорщик Быховец. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы безошибочно распознать в нем бывшего семинариста, сына какого-нибудь захолустного священника или дьячка. Его крепкая, но будто грубо обтесанная топором фигура как нельзя лучше соответствовала известному определению: не ладно скроен, да крепко сшит. В нем не было ничего безобразного, что могло бы притягивать нездоровое любопытство, как это случается часто при встречах с людьми, отличающимися от других каким-либо физическим недостатком. Нет, совсем нет! Скорее всего его можно было бы назвать деревенским увальнем с медленными движениями его физически неразвитого тела, но с присущей таким увальням медвежьей ловкостью. Мне он почему-то напоминал Митьку из «Князя Серебряного» - впечатление, усилившееся после того, как я увидел его в бою под ст. Усть-Лабинской, где мы сошлись с красными почти в рукопашную и где он, плюнув в руки и ухватив свою винтовку за штык, начал приближаться к стоявшему против него «товарищу», скача как-то боком, видимо, приноравливаясь нанести удар. В моем представлении его сходство с Митькой увеличивалось еще больше благодаря необыкновенному благодушию, в котором он если и не превосходил Митьку, то, во всяком случае, и не уступал ему, и если не обладал сказочной силой последнего, все же недалеко отставал от нее.

Очень многое из печального прошлого нашего открывается ныне в новом свете и ином ракурсе. Пред глазами нескончаемой вереницей проходят судьбы незнакомых ранее людей. И судьбы эти чаще всего изломаны, искалечены, растоптаны; нередко же оболганы, сокрыты в искусственных хранилищах малодоступности и забвения. После чудовищного по своей жестокости расстрела-бойни Семьи последнего русского Царя Николая II остались живы некоторые из числа верноподданных, добровольно разделявших со святыми страстотерпцами последние дни и месяцы их ссылки и заточения. Среди уцелевших были учителя Царских детей: Пьер Жильяр, Чарльз Гиббс, Клавдия Михайловна Битнер; камердинеры: Алексей Андреевич Волков и Терентий Иванович Чемодуров. Все они смогли дать правдивые воспоминания и свидетельства о Царской Семье, вопреки бытующим и поныне ложным утверждениям и домыслам.

28 октября 1914 г. в 16 час. флагман 4-го дивизиона миноносцев капитан 1 ранга князь Трубецкой, находясь в Евпатории на маневрах, получил от командующего флотом адмирала Эбергарда шифрованную радиограмму: «С наступлением ночи вступить в патрули­рование возле Севастополя. Если встретите во­енные турецкие суда — считать их вражески­ми!». Князь Трубецкой приготовил дивизион к походу и в 23 часа телеграфировал командую­щему флотом: «Ввиду серьезной ситуации считаю необ­ходимым иметь полный запас угля!».

Бой выигран - красные бежали. В сумерках наступающего вечера втянулась в станицу 1-ая рота, с полчаса потопталась на месте в ожидании развода по квартирам и, наконец, вступила в обладание отведенными ей хатами.

Измените в гитлеровском "национал-социализме" лишь одно слово - "национал" на "интернационал", и получите ленинский интернационал-социализм, т. е. фашизм, разница лишь в том, что гитлеровский фашизм построен на расовой неприязни, а ленинский фашизм - на классовой нетерпимости. Их объединяет одна идеология, одна партия, один вождь и культ вождя, один режим, одни и те же преступные органы насилия, борьба с инакомыслящими и их уничтожение, депортации народов, бессудные расстрелы, концлагеря и у нас, и в Германии, и все якобы в интересах рабочего класса, и там, и у нас стремление к мировому господству, правда у нас под видом мировой революции и все это прикрыто лживой демагогией.