- Вот тебе на! Их благородие собственной персоной! Братва, да ведь это полковник Тягаев! Держите контру! – он кинулся к полковнику, но тот швырнул ему под ноги стул, и дезертир шлёпнулся на пол, заградив проход своим товарищам.

Воспользовавшись заминкой, Пётр Сергеевич открыл окно и выпрыгнул в него. Вслед ему прозвучало несколько выстрелов. Евдокия Осиповна вскрикнула, прильнула к стеклу, но ничего не смогла разобрать: поезд шёл на полной скорости, а вокруг тянулись белые просторы, испещрённые чёрными проталинами, а на горизонте чернел лес… Криницына приложила руки к груди и поникла головой. Рядом чертыхались патрульные, один из них зло бросил:

- А, чёрт с ним! Может, как раз шею свернул себе, контра! Жаль, от пули моей ушёл… Уж я бы ему не забыл давнишнего…

Как в ветлУжских лесах берендеевых

За УзОлой рекой да за Керженцем,

Там, где Люнда журчит водицею,

Разлилась вода синей чашею.

За рубежом композитора называли «соловьем России». Писатель Борис Полевой называл его Есениным в музыке, Роберт Рождественский, друг и автор многих его песен говорил, что для Мартынова «высота сцены была… не пьедесталом, а местом, с которого легче видеть счастливые глаза людей». Как композитор и сотрудник редакции культурно-просветительских журналов, Мартынов упорно сопротивлялся возраставшему в конце восьмидесятых влиянию западной культуры в музыке, примитивизму и откровенному непрофессионализму. Он противопоставлял бездуховности нового времени свои замечательные песни «Лебединая верность», «Отчий дом», «Белая сирень», «Яблони в цвету» и многие другие, не менее известные и любимые народом.

Франческа да Ри́мини, оp. 25 — одноактная опера в двух картинах с прологом и эпилогом, написанная С. В. Рахманиновым в 1904—1905 гг. по драматическому эпизоду пятой песни «Ада» из Божественной комедии Данте Алигьери. Либретто М. И. Чайковского. Премьера оперы состоялась в Большом театре 11 января (24 января) 1906 года под управлением автора.

Вот после смерти Астафьева опубликовали и часто вспоминают страшные его слова – будто бы в завещание оставленные… Я не буду их тут приводить. Кто знает, тот знает. (Откуда нам знать в каком состоянии, почему они были написаны, зачем бумажка эта лежала где-то в столе его). Я вспомню другие его слова, которыми он заканчивает книгу всей своей жизни (сорок лет писал) «Последний поклон»: «Вот на вере в чудо, способное затушить пожар, успокоить мертвых во гробе и обнадежить живых, я и закончу эту книгу, сказав в заключение от имени своего и вашего: «Боже праведный, подаривший нам этот мир и жизнь нашу, спаси и сохрани нас!»

...

...

В воскресенье, с самого утра, Аграфена почуяла тоску. Она была одна; все ушли, и ее мысли, бродя за плавными снежинками, летевшими с неба пеленой, погружались во мрак. Тогда ей пришло на ум, что она может пить. Первый раз в жизни в тот день она пила и узнала туманный хмель, сладкую призрачность, встающую из него - глубокую его рану. К вечеру хмель ушел. Но остался трепет и как бы буйность. В полусумерках вернулся братец, и, как ей показалось в передней, острая мужская дрожь пробежала по нем. С тайной сладостью стала она мечтать, сидя в своей комнате, вспоминала, как хмур и беспокоен он, как таит в себе вскипающее, и опять с болью плыли перед ней ноги, белые, белые, как у девушки. В поздний час, за полуночью, она, задыхаясь, кралась через черный дом, полный сна, к его комнатке. Как и тогда - отворила, замкнула и дрогнула: заскрипела пружина на постели.

...

Алеко — художественный фильм 1953 года по одноимённой опере С. В. Рахманинова, созданной по поэме А. С. Пушкина «Цыганы».

Земное Отечество наше – лишь преддверие вечного Отечества Отца и Сына и Святого Духа на Небесах. Здесь борьба, а там покой; здесь страдание, там – полная радость; здесь злоба, там - всесовершенная любовь; здесь смерть, там – полнота всего Христос. Задача христианского православного творчества – не обожать человеческое, даже лучшее и претендующее на святость, и не устраиваться на земле, но «совершить течение и веру соблюсти». Лермонтов великую веру в Бога доказал спасительным делом – творчеством гениальной души во Славу Божию. Так как верил и любил он, Лермонтов, так до него и после него не будет любить и верить на земле никто из смертных. Это совершенно особый путь христианского пророка и мыслителя! Пророк в отличии от многих других, кто радуется и горюет над земным, - «ликует и плачет», то есть ликует о всем небесном и плачет над попранием небесного в душах людей. Поэтому он и приобретает вместе с мудростью отличения Божественного добра и сатанинского зла способность выражать Премудрость Божию.

Было утро. Тайное, тихое. Солнце медленно вышло к миру и сквозь бедные облака одело землю в светло-перловые облачения. Они реяли над полями бледно-зелеными, бродили мягкими пятнами. Аграфена, возвращаясь в Кременки, все не могла вспомнить, где, когда было то же. И вдруг на повороте дороги, сразу волшебным манием раскрылась перед ней жизнь, и предстала светлая заря, семнадцатилетняя, когда на этом месте впервые увидала она синеглазого посетителя ее жизни. Сейчас, немолодой женщиной, подавленной тягостями, она вдруг затрепетала, как от таинственного тока, пришедшего к ней из тех дальних глубин. Волнение ее росло. Задыхаясь, Аграфена остановилась: вдруг показалось ей, что земля под ногами легче все легче, волны божественного, ослепляющего нисходят навстречу. Тогда она пала на колени, и внутреннее видение осенило ей душу; вся жизнь явилась ей в одном мгновении; все любви и муки понялись одинокими ручьями, сразу впавшими в безмерный и божественный океан любви и данными ей как таинственные прообразы Любви единой и вечной. Из-за знакомых, дорогих когда-то лиц, к душам которых ее душа была прилеплена земной основой, восходя небесной к небу, выплыло новое, потопляющее всех единым светом Лицо, принимающее в сверхчеловеческое лоно.

Фильм по первой части одноименного романа Ф.М.Достоевского ("Настасья Филипповна"). Князь Мышкин (Юрий Яковлев) возвращается в Россию из Швейцарии, где он проходил лечение в психиатрической клинике. В поезде, по дороге в Петербург, князь знакомится с Парфёном Рогожиным, который рассказывает ему о своей страстной любви к Настасье Филипповне (Юлия Борисова), бывшей содержанке миллионера Тоцкого. В Петербурге князь попадает в дом своей дальней родственницы – генеральши Еланчиной, знакомится с её мужем, их дочерьми, а также секретарём генерала Ганей Иволгиным. Случайно увиденный на столе у генерала портрет Настасьи Филипповны производит на князя большое впечатление…

...

Лето 1933 года проходит довольно спокойно и неопределенно. Приближается осень, время присуждения Нобелевских премий. Несомненно, у Буниных были некие предварительные сведения о кандидатуре Ивана. В начале октября обычные взаимные приветствия подруг (именины). Но в письме от 8 ноября тон иной. «Дорогой друг Верочка, спасибо за письмо, за те чувства, которые в нем сквозят. Сегодня трудный день. Скрывать не буду. Но большой надежды не имею.

«Борис Годунов» — опера Модеста Мусоргского в четырёх действиях с прологом. Либретто композитора по мотивам одноимённой трагедии А. С. Пушкина. Первая редакция завершена в 1869, первая постановка в 1874.

При всех несовершенствах военной службы, она в любом случае остается наиболее безкорыстным служением Отчизне, когда человек не только душу, но и саму жизнь свою готов отдать ради других. Это совсем другая среда, где многое сплачивает и вдохновляет на совсем иные взаимоотношения, чем в гражданском обществе. Если бы Михаил Лермонтов не был сыном пехотного капитана и русским офицером, если в силу уже одного этого не сталкивался с героями Отечественной войны 1812 года – своим современниками, разве смог бы он, будучи гражданским чиновником, написать свое знаменитое «Бородино»? Если бы поручик Лермонтов не участвовал в боевых схватках, родились бы из-под его пера слова о военной и духовной брани? Ведь духовная брань по своей стратегии и тактике ничем не отличается от военной брани.

В России у Веры осталась семья, которую очень она любила: отец (особенно ей близкий), мать и три брата. Во Франции из близких или ближайших — моя Вера. С Россией переписка в те годы нелегкая, с Парижем совсем просто. Ни той, ни другой Веры нет уже в живых, но из грасских писем, моею Верою сохраненных и недавно предо мной целиком всплывших, так явно почувствовалось былое, дорогое и близкое, что вот появилось желание помянуть Веру Бунину, со всеми ее Скатертными переулками, безответным отцом, братьями, матерью, со всей грасской жизнью под началом Ивана с редкостной его талантливостью, но и трудностью, и с неиссякаемой любовью Веры к моей Вере, в которой, конечно, для Ивановой Веры сосредоточилась на чужбине чуть не вся Москва и юная жизнь с курсами Герье, вечерами на Спиридоновке, Литературным кружком, Палестиной и Розой Иерихона. «В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихонскую в гроба, в могилы. «Роза» эта — скромный волчец, сухой стебель. Но обладает чудесным свойством: пролежать годы, а если опустить концы в воду, начинает зеленеть, распускаются мелкие цветочки бледно–розового цвета». Вот и пачка писем, будто незаметный и иссохший стебель, но любовью внутренней оживленной, раскрывается и расцветает в писании одной Веры к другой.

Служба в армии далеко не всегда кажется медом особенно рядовому солдату, обязанному подчиняться во всем и всем – от сержанта до генерала, а приказывать ему некому, разве что себе и безмолвной технике, которая не сразу становится послушной и управляемой. Не казалась солдатская жизнь сладкой и легкой и Алексею, служившему в войсках противовоздушной обороны, где сложнейшая техника, и освоить ее иногда не под силу даже молодому офицеру с военным образованием, не говоря уж о призванных солдатах со школьными знаниями, чаще всего весьма посредственными. Понадобилось более года, чтобы Алексей средних способностей научился худо-бедно справляться со своей боевой задачей в мирное время, которая казалась поначалу очень трудной и даже неподъемной...

О жизни известного ученого Николая Николаевича Миклухо-Маклая, впервые высадившегося на Новой Гвинее и прожившего там несколько лет.