Римский вопрос – это вопрос о том, что дроже миру – общечеловечкий Рим с его внутренней разнузданностью и отступничеством или богочеловеческая Россия Духа, вступившая в борьбу со всяким проявлением греха, Россия милующая и пребывающая в терпении до конца. Если Тютчев с Достоевским критикуют Европу по очень веским причинам, то это означает одно – что они любят Европу и желают ей лучшей доли, нежели сейчас. По тому же Достоевскому «нам от Европы нельзя отказаться. Европа нам – второе Отечество. Европа нам почти так же всем дорога, как Россия, в ней все Афетово племя, а наша идея – объединение всех наций этого племени, и даже дальше, до Сима и Хама. Как же быть? СТАТЬ РУССКИМИ, во-первых, и ПРЕЖДЕ ВСЕГО…

Великих русских художников слова сроднило стремление к истине, явленной Христом и сохранённой православной верой.

А на другой день Байкал был светло-голубой, и, конечно, такое же было небо, и скалы кругом были желто-коричневые, где без деревьев, и ярко-зеленые там, где покрыты лесом. Вода уже не походила на стекло, а будто громадная голубая скатерть была расстелена до всех горизонтов, а под скатертью ходили медведи и никак не могли выйти на берег. Волны были гладкими и блестящими и на берегу не плескались, а растекались по нему прозрачной голубой пленкой.

С 1886 года поступил преподавателем по классу фортепиано в Московское синодальное училище церковного пения. Здесь готовились кадры для Синодального хора – лучшего певческого коллектива России.

Будучи помощником регента, занимался обработкой церковных песнопений. Музыка для богослужебных песнопений составляет лучшую часть в творческом наследии композитора. Среди произведений Кастальского «Херувимская», «Милость мира», «Благослови душе моя», «Блажен муж» и другие песнопения всенощного бдения и литургии, которые знает любой образованный регент хора.

В нынешний год 185-летия Николая Семёновича Лескова (1831-1895) и 195-летия Фёдора Михайловича Достоевского (1821-1881) образованное человечество с признательностью вспоминает славные имена великих классиков мировой литературы. Интерес к их творчеству с годами не угасает, но возрастает. Чем больше читаешь и изучаешь этих русских писателей, тем более убеждаешься, что их художественные миры, уходящие корнями в Святое Евангелие, столь же неисчерпа­емы, как и Новый Завет с его заповедями о жизни вечной.

Ф. И. Тютчев в письме к П. А. Вяземскому (март, 1850) пишет: «Я попытаюсь, князь, ответить на некоторые ваши сомнения и возражения, вызванные моей статьей о папстве, а также благодарю вас за труд их написать. Многие, прочитав эту статью, говорили мне, как и вы: «Но подходящее ли сейчас время помышлять о соединении Церквей? Возможно ли такое? А если бы и было возможно, не принесло бы оно нам более помех, нежели выгод?»

...

Спотыкаясь, бранясь и споря,
Жили — шли и грешно, и странно
По протоптанным тропам горя,
По лукавой стезе обмана.

До хрипот черный ворон каркал...
И была наша кровь — водица...
Но однажды светло и ярко
Осветились слова и лица!

В этой дали —
такой дальней,
В этой сини — такой синей
Мы, счастливые, отгадали
Неотгаданный зов России!

Нынешним летом исполнилось двадцать пять лет с тех пор, как я дал слово старухе Сарме, и сейчас рад вдвойне: во-первых, тому, что сдержал слово, и радость мою поймет каждый, кому приходилось держать слово хотя бы половину этого срока, а во-вторых, что могу наконец рассказать то, о чем должен был молчать все это время. Однако срок исполнился несколько месяцев назад, а я лишь теперь раскрыл тетрадь и начал писать, полный робости и неуверенности. Раньше казалось: придет время –и я сразу, в несколько дней поведаю обо всем, что случилось со мной двадцать пять лет назад, и сделаю это легко и скоро, потому что ничто не забылось –ни слова, ни шороха, ни одного движения души, ни одной случайной мысли, ни одного доброго или недоброго намерения. И тогда у меня не мелькало даже мысли о том, поверят ли мне люди. Менее всего намерен я сочинить сказочку, безобидную и занимательную. Ради сказки не стоит марать бумагу –я не сказочник!

«Римский вопрос – лабиринт без выхода; папство, с постепенным развитием в нем порока, пришло, после многих веков бытия, к такому периоду существования, в котором жизнь, как было кем-то сказано, дает себя чувствовать лишь трудностью жить» (Тютчев, «Папство и римский вопрос»). Тютчев особенно подчеркивает, что «скоро исполнится восемь веков с того дня, как Рим разорвал последнее звено, связывающее его с Православным Преданием Вселенской Церкви. Создавая себе в этот день свою отдельную судьбу, он на многие века решил судьбу Запада».

Свято место оказалось пусто. Надо прямо признать, что современной культуры у нас нет. Но есть все предпосылки, чтобы ее создать. Прежде всего, у нас есть великое наследство. Православная Церковь сохранила и донесла до нашего времени высшие духовные идеалы. Духовный прорыв совершила и русская культура. Однако в наследство нам досталось и то, что, начиная с XVIII столетия, духовно-религиозное и культурное развитие механистически разъединялись и прямо противопоставлялись. Трагическим символом этого разъединения стала невстреча двух современников – величайшего подвижника преподобного Серафима и величайшего поэт Пушкина. Устранение разрыва между христианским миропониманием и культурно-историческим творчеством, создание на этой основе современной русской культуры должно стать сейчас одним из главных направлений (а может быть, и самым главным) русской духовности. Если мы эту задачу выполним, то преподобный Серафим и Пушкин действительно встретятся.

Фёдор Михайлович Достоевский (1821–1881) создал целую художественную вселенную, в центре которой идеальный образ Христа: «Христос был вековечный, от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек» 1. Творческое наследие писателя-пророка, непревзойдённого по глубине духовных проникновений, особенно благодатно для духовно-нравственного формирования человеческой личности.

Авторская программа Ларисы Новосельцевой "Поедем в Царское село". Часть 1.
25 октября 2012 г.
Проект "Возвращение. Серебряный век".
Государственный музей им.А.С.Пушкина

Драма, свободная фантазия по мотивам романа Федора Михайловича Достоевского "Братья Карамазовы".
Пытаясь защитить мальчишку от преследований одноклассников, монах Алеша Карамазов со временем оказывается вовлеченным в историю жизни всего семейства капитана Снегирева - человека, пытающегося сохранить достоинство, несмотря на нищету и горе...

Ни наука, ни социальные реформы не способны вывести человека и общество из разъедающего состояния всеобщей уединённости. На бессилие рациональных, прагматических подходов, их духовно-нравственную несостоятельность указывал писатель: «Никогда люди никакою наукой и никакою выгодой не сумеют безобидно разделиться в собственности своей и в правах своих. Всё будет для каждого мало, и все будут роптать, завидовать и истреблять друг друга» (9, 341). Достоевский предупреждал о том, что поглощённость материальными интересами, подкреплённая лукавыми установлениями противоречивых «разноглагольных» законов, рост индивидуализма и катастрофический распад личности при утрате высших идеалов и веры в Бога приведут человечество к антропофагии (людоедству).

Интерес к его творчеству и личности во всём мире не только не угасает, но со временем всё более возрастает. Ведущие университеты Западной Европы, США, Японии и других стран давно и достаточно глубоко изучают творчество гениального русского классика не только на факультетах филологии, но и философии, психологии, юриспруденции, социологии, смежных дисциплин.

Россия же в этом отношении выступает в парадоксальной трагикомической ситуации «сапожника без сапог», оставляя труды своего выдающегося соотечественника, равно как и многие другие духовные ценности, на периферии общественного сознания. С сожалением приходится признавать, что у нас вспоминают своих национальных гениев лишь от случая к случаю, только в годы «круглых дат». Насаждаемое пренебрежительно-циничное отношение к исконным идеалам и ценностям ведёт к потере нравственных ориентиров, моральному оскудению и духовному одичанию. Вот и теперь очередная «реформа» готова чуть ли не исключить русскую литературу из числа обязательных предметов, предварительно урезав до минимума часы на её изучение, тогда как литература даже и не «предмет», а прежде всего - воспитание души.

Владимир Алексеевич Смоленский (24 июля 1901 (ст.ст), под Луганском — 8 ноября 1961, Париж) — русский поэт «первой волны» эмиграции. Родился и вырос в отцовском имении на Дону. Его отец, полковник, потомственный донской казак, был расстрелян большевиками в 1920 году. Владимир с 1919 воевал в Добровольческой армии, с которой и эвакуировался из Крыма в 1920. Жил в Тунисе, потом во Франции, где два года работал на металлургических и автомобильных заводах. Получив стипендию, окончил гимназию и поступил в Высшую коммерческую академию. После окончания работал бухгалтером. В 1947 году вместе с Ю. П. Одарченко и А. Е. Шайкевичем редактировал литературный альманах «Орион». Входил в ряд литературных объединений (Союз молодых поэтов и писателей, «Перекрёсток» и др.) Считался одним из лучших чтецов русского Парижа.

Не гневный взор Марины Мнишек
Сверкнул, как вражеский булат,
Когда расстреливать мальчишек
Вели из княжеских палат, –
То стёкла узкие звенели
От пуль, нацеленных в окно,
Где спины юнкерских шинелей
Смешались в серое пятно.
Их положили залпом гулким,
И через трупы напрямик
По площадям и переулкам
Шагнул огромный большевик.
Явился он затвором клацать
И в мир закладывать тротил.
...А Блок писал свои «Двенадцать»,
А Горький с Лениным шутил.

Пониманию своего присутствия в мире, я обязан бесконечности памяти, сохранившей замечательные события  детства. Воспоминания эти всегда были очень прочно связаны с моей последующей жизнью, во многом способствовали духовному становлению, не позволяли изменить нравственного начала, положенного мне рождением, в поисках доброго согласия в человеческих отношениях. Прожитые годы изменяют направление наших ранних стремлений, и только память способна хранить эпизоды прошедшей жизни, давая возможность соизмерять нынешние поступки с лучшими порывами прошлого. Не возлюбить мерзости окружающего  мира. Память детства – лучшая свобода, которая даёт силы отвергнуть недобрые побуждения души, при достижении необходимой цели.

...