Первый Кубанский «Ледяной» поход Добровольческой армии — сегодня, пожалуй, наиболее известный эпизод во всей истории Гражданской войны в России. Продолжавшийся с 9 (22) февраля по 30 апреля (13 мая) 1918 года, он нашел отражение в бесчисленных мемуарах участников, литературных произведениях, исторических исследованиях и научно-популярных работах. Почему же именно к этой теме вновь и вновь обращаются все — и молодые исследователи, и зрелые ученые, и энтузиасты-любители, и маститые специалисты?
 

10 февраля (старый стиль) 1828 года между Россией и Персией был заключен Туркманчайский мирный договор, завершивший вторую Русско-персидскую войну (1826-1828), развязанную иранским шахом с целью отторжения от России Закавказья. Война эта для персов оказалась крайне неудачной и, опасаясь стремительного продвижения русских войск к Тегерану, шах запросил мира.
 

Сорок лет тому назад, 22-го февраля 1918 года только что героическими усилиями созданная Добровольческая Армия ушла в свой Первый Поход.
Ушла в неизвестное, мало снабженная, плохо вооруженная, пошла только во имя Верности России, Веры в свой народ - служить Государю, среди той беспримерной беды, которая нависла над страной!
 

Первый Кубанский поход – это коллективная Голгофа ХХ века, где распинали не только тела, но и души, где резали, пилили и рубили, взрывали гранатами не только тело человека, а уничтожали и Правду его, и Любовь его, и Родину его, и простое человеческое тепло. Участники этого похода добровольно и по убеждению вступились за добро, и пошли против зла, бросив свою жизнь без раздумий и сожалений на борьбу за освящённую религией и культурой человеческую Истину. Для того, чтобы она не пропала для человека.

...

Помню, как раскулачивали. Собраний бедноты не было. Покажут на кого-нибудь, что он кулак, что держит работника, вот и все. И необязательно собираться. Слово бедняка вес имело, а кулака никто не слушал. Их выселяли вместе с ребятишками малыми, и брать ничего не разрешали. Подгонят к дому кулака телегу или сани, имущество кулаков туда погрузят и увозят, скот в колхоз передавали. А их без всего увозили в тайгу, где чуть небо видать, в Нарым. Люди плакали, причитали. У нас в деревне мельник жил. Он коня, коров, свиней держал. Дом большой круглый. Когда его раскулачивали, народу, как всегда, собралось. Скот уже угнали, их вот-вот повезут. А их сын (мы с ним вместе бегали) залез на забор и причитает: "Ой, маменька, зачем ты меня родила? Лучше бы в зыбке удавила". Их увезли, мельницу передали в колхоз.

Помню, как раскулачивали. Собраний бедноты не было. Покажут на кого-нибудь, что он кулак, что держит работника, вот и все. И необязательно собираться. Слово бедняка вес имело, а кулака никто не слушал. Их выселяли вместе с ребятишками малыми, и брать ничего не разрешали. Подгонят к дому кулака телегу или сани, имущество кулаков туда погрузят и увозят, скот в колхоз передавали. А их без всего увозили в тайгу, где чуть небо видать, в Нарым. Люди плакали, причитали. У нас в деревне мельник жил. Он коня, коров, свиней держал. Дом большой круглый. Когда его раскулачивали, народу, как всегда, собралось. Скот уже угнали, их вот-вот повезут. А их сын (мы с ним вместе бегали) залез на забор и причитает: "Ой, маменька, зачем ты меня родила? Лучше бы в зыбке удавила". Их увезли, мельницу передали в колхоз.

Видя «либералов» по ТВ и слушая их гнусные намеки, мне вспоминается Джордж Оруэлл: «Когда господствует ложь, ПРАВДУ называют экстремизмом». Понимаю, такое утверждение надо доказать. Российские «либералы» всегда кивают на Запад. Так что посмотрим: национализм и гитлеризм на либеральном Западе – это одно и то же или все же разные понятия?.. Политический словарь США: «Национализм объединяет народ, который обладает общими культурными, языковыми, расовыми, историческими или географическими чертами и который обеспечивает верность этой политической общности».

Этот подвиг − уход в ледяные степи − определяемый условным человеческим временем − 9/22 февраля 1918 г. − имеет бессмертный смысл − отсвет Голгофской Жертвы. Этот подвиг роднится с чудеснейшими мигами человеческого мира, когда на весах Совести и Любви взвешивались явления двух порядков: тленного и нетленного, рабства и свободы, бесчестья и чести. Этот подвиг − проявление высокого русского гражданства: в подвиге этом не было ни различия классов, ни возраста, ни пола, − все было равно, едино, все было − общая жертва жизнью.

Может возникнуть вопрос — неужели его вредительская деятельность протекала совершенно незаметно для окружающих, неужели не было предостерегающих сигналов о том, что в его лице мы имеем дело с вредителем, старающимся прикрыть свои подлые дела фразами и внешними признаками активной работы. На этот вопрос можно ответить положительно. Сигналы были даны давно, но этими сигналами не воспользовались те организации, в ведении которых находится упомянутое астрономическое учреждение, так что вредительский гнойник пришлось ликвидировать органам Наркомвнудела. Здесь мы обнаруживаем такую же картину, как и в других учреждениях, в которых затесавшиеся враги были уничтожены верным стражем революции — Наркомвнуделом. Академия Наук СССР, в ведении которой находится эта обсерватория, не проявила по отношению к ней сталинского требования о бдительности. В течение последнего года Академией Наук было направлено в эту обсерваторию не меньше 5 комиссий. Уже это одно обстоятельство показывает, что руководство Академии Наук чувствовало крайне ненормальные условия и тревожную политическую обстановку, сложившуюся в этой обсерватории.

Русофобия очень быстро превратилась на Украине в целую индустрию. В начале мая в Киеве открылась выставка «Осторожно, русские!»[1]. Публицист Александр Дюков писал о ней: «Убить человека трудно. Вот рядом с тобой стоит человек: живой, дышащий, теплый. Разговаривает, улыбается. Вот как его убить? Поэтому перед массовыми убийствами людей расчеловечивают. Убеждают самих себя и окружающих, что жертва — это не вполне человек. Именно этот процесс уже несколько месяцев я наблюдаю.

В марте 2009 года в Тернопольской области состоялись выборы в областной Совет. Это, в принципе, заурядное событие привлекло всеобщее внимание своим неординарным результатом. Уверенную победу на выборах одержало Всеукраинское Объединение «Свобода», набравшее 30% голосов избирателей и намного опередившее своих политических конкурентов. Если ВО «Свобода» получила в областном Совете 50 мандатов, то, например, «Блок Юлии Тимошенко» - 12, Партия Регионов Януковича – 14, патронируемые В.Ющенко «Единый центр» и «Наша Украина» соответственно – 20 и 8, «Блок Литвина» – 5. Таким образом, «Свобода» - оказалась явным лидером среди всех политичеких сил. Во всяком случае, в Тернопольской области.

Женитьба в восемнадцать лет по местному тогда нашему обычаю была ничуть не диво, но странно кажется мне теперь то, что, с малолетства быв скромным и покорным мальчиком, вдруг я почувствовал в себе противоположную перемену, точно получил какое-то особое право. То ли было причиной, что я имел в своих руках тысячу рублей, а под боком богатого тестя, или так уж это в порядке вещей, что когда человек женился, значит, сам стал на ноги, — только я очутился совсем в другой колее, и началась в моей голове работа. Одна думка сменялась другою, каждый день рождались новые планы, в воображении моем рисовалась будущность такая отрадная и гладкая, как будто все от одной моей воли зависело. Одно слово: во что бы то ни стало я решил непременно добиться той степени, на которой стояли мой дед и родитель. Пример их до той поры хранился в моей памяти неподвижно, тут же вдруг послужил начальным поводом к развитию природного честолюбия, которое тогда, как погонялка, вынуждало меня без оглядки бежать вперед.

Среди же своихъ, православныхъ лю­дей, которые называютъ себя вѣрующими, слышатся, напримѣръ, такія слова: «Для чего установленъ постъ, развѣ Богъ нуждается въ нашемъ тѣлесномъ постѣ?» Конечно, Богъ, действительно, въ этомъ не нуждается, какъ не нужда­ется Онъ ни въ чемъ, но нуждается въ постѣ наша собственная душа и наше тѣло. Время поста — время нашего самоиспытанія, время отчета, что сдѣлано нами неправильно, за что совѣсть насъ укоряетъ. Время поста — время душев­ной скорби о грѣхахъ. А кто скорбитъ по чисто житейскимъ дѣламъ или неудачамъ, развѣ не отказывается отъ пищи по цѣлымъ днямъ, развѣ не отказывает­ся отъ всякихъ удовольствій, развѣ не страдаетъ другой разъ и безсонницей, несмотря на то, что близкіе и родные увѣщеваютъ поберечь свое здоровье? Вотъ почему постъ былъ всегда и во всѣ времена у всѣхъ народовъ, начиная отъ евреевъ, ассиріянъ, индійцевъ, китайцевъ, египтянъ, древнихъ грековъ и римлянъ, и кончая христіанами. Если постомъ люди выражаютъ свою грусть при житейскихъ невзгодахъ, то почему же находятся такіе, которые не желаютъ послушаться голоса Церкви, призывающаго насъ выразить нашу скорбь о грѣхахъ постомъ?

Настало для всѣхъ насъ особое время усиленной молитвы и воздержанія. Да не дерзнемъ уклониться отъ этого подвига. Всѣ фиізически здоровые люди должны поститься и пусть никто подъ предлогомъ тяжелаго труда не оскверняетъ себя скоромной пищей. Никто не умеръ отъ того, что послушался Церковь Христову и постился такъ, какъ это предписываютъ святые отцы, то-есть, за всю святую Четыредесятницу не вкушать ни мяса, ничего молочнаго и даже никакой рыбы. Послѣдняя разрѣшается только на Благовѣщеніе Пресв. Богородицы и на Входъ Господень во Іерусалимъ. Кто будетъ смиренно и скромно поститься такъ, какъ повелѣваетъ Церковь, тотъ воспріиметъ сугубую Божію благодать и узритъ Пасху во всей Ея неизъяснимой красотѣ, увидитъ воочію солнце играющее, а сердце его будетъ преисполнено такой сладости, такого ликованія и такой радости, что еще здѣсь на землѣ онъ пріобщится частично къ блаженству святыхъ, къ жизни Царствія Небеснаго.

Без всякого сомнения, он найдет себе биографа, и не одного.... Эти строки не прибавят ничего к прекрасной его памяти, может быть, не послужат даже ни одним характеристическим указанием для его биографов; но во всяком случае напомнят многочисленным его друзьям и знакомым драгоценный образ отшедшего. А потому пишущий эти строки не считает себя в праве их скрывать, прося только достойных родных покойного, которые были вместе и лучшие, задушевнейшие его друзья, простить, что перо его дотрогивается до их слишком свежей раны.... Пускай моя любовь и уважение к памяти покойного служат мне пред ними оправданием в этом, а пред ним в недостоинстве моего голоса.

Давно, когда мы были молоды, пылки и когда кровь кипела в нас, мы ушли раз с Семеном на север. Мы забрали ящики с красками, зонты, распрощались с убогой усадебкой Сенина дяди – в одной из северных губерний, где жили почти каждое лето, – и ушли. Сначала мы долго плыли на лодке, по течению реки; по утрам, скользя вниз, в зеленовато-фиолетовых утренних тонах, мы трепетали от восторга, жадно вглядывались в эту тянувшуюся перед нами лентой гладь реки, уходившей в сумрачные и таинственные леса; впивали эту особенную, нездешнюю музыку утра, и в той яснеющей уже, недосягаемой, бессмертной дали нам чувствовалось вечное солнце: вечное солнце – как мы ждали его!

Костёр ярко вспыхнул, выбросив во мрак столп искр. Вигель в волнении мялся с ноги на ногу. Его переполняло желание рассказать кому-нибудь о своём разговоре с Верховным, но данное слово не позволяло этого, и лишь внутри себя переживал Николай мальчишескую радость от того, что сам генерал Корнилов удостоил его, молодого офицера, беседы.

В отмщение за гибель в обоюдных перестрелках нескольких коммунистов каратели расстреляли свыше 1000 жителей уезда. В начале сентября 1918 года в Курмышском уезде, расположенном на стыке Симбирской и Нижегородской губерний, грянуло антибольшевистское восстание. По своим масштабам и политическим последствиям оно имело ничтожное значение, по количеству жертв – огромное. Советская власть и ее историография постарались уничтожить память о трагедии, постигшей жителей курмышского края 95 лет назад.

— Я ходила зимой в шапке-ушанке и была очень похожа на мальчика, тем более голова моя была стриженая,— рассказывала Екатерина Михайловна Иванцова,— прихожанки заставляли меня снимать шапку — говорили, ты же мальчик, тебе нельзя в церковь в шапке! Настоящих-то мальчиков в приходе не было.

Но для того чтобы совершать службу архиерейским чином, необходимо было найти хотя бы четырех иподьяконов, которыми в старое время всегда были мальчики. А здесь были только два старика да монахиня из уже разоренного Владимирского монастыря. Так что четвертым иподьяконом Владыка назначил меня. Я заходила в алтарь, выносила свечу, стояла с посохом, помогала облачать архиерея. Владыка меня очень любил, старался угостить чем мог в эти голодные годы, всегда оставлял для меня большую просфору…. Прислуживать ему, быть в церкви для меня всегда было большой радостью.