Общество должен составить себе всякий сам; оно образуется само собою у каждого. Люди сходятся и расходятся сами. Связь общественная в настоящее время заменяется у нас знакомством, и право знакомства получает здесь важный смысл. В нем одном, в этом праве, в настоящее время сосредоточивается общественное значение человека. Это право есть священное право свободы человеческой, которого не отнимает никакой деспотизм. Это право должно быть понято строго во всем своем общественном смысле; расходясь с человеком в нравственных убеждениях, которые для вас важны, вы имеете полное право и даже должны разойтись с ним и в общении или просто в знакомстве. Знакомство шапочное, как выражается русский народ, не есть еще общение; не о таком знакомстве говорим мы. При подобном разрыве знакомства нет ни личного осуждения, ни оскорбления одного другому. У вас нет единства в убеждениях с другим человеком, и вы расходитесь с ним -- вот и только. На единстве нравственных убеждений должно возникнуть общество или круг знакомых.

Общество должен составить себе всякий сам; оно образуется само собою у каждого. Люди сходятся и расходятся сами. Связь общественная в настоящее время заменяется у нас знакомством, и право знакомства получает здесь важный смысл. В нем одном, в этом праве, в настоящее время сосредоточивается общественное значение человека. Это право есть священное право свободы человеческой, которого не отнимает никакой деспотизм. Это право должно быть понято строго во всем своем общественном смысле; расходясь с человеком в нравственных убеждениях, которые для вас важны, вы имеете полное право и даже должны разойтись с ним и в общении или просто в знакомстве. Знакомство шапочное, как выражается русский народ, не есть еще общение; не о таком знакомстве говорим мы. При подобном разрыве знакомства нет ни личного осуждения, ни оскорбления одного другому. У вас нет единства в убеждениях с другим человеком, и вы расходитесь с ним -- вот и только. На единстве нравственных убеждений должно возникнуть общество или круг знакомых.

Общество должен составить себе всякий сам; оно образуется само собою у каждого. Люди сходятся и расходятся сами. Связь общественная в настоящее время заменяется у нас знакомством, и право знакомства получает здесь важный смысл. В нем одном, в этом праве, в настоящее время сосредоточивается общественное значение человека. Это право есть священное право свободы человеческой, которого не отнимает никакой деспотизм. Это право должно быть понято строго во всем своем общественном смысле; расходясь с человеком в нравственных убеждениях, которые для вас важны, вы имеете полное право и даже должны разойтись с ним и в общении или просто в знакомстве. Знакомство шапочное, как выражается русский народ, не есть еще общение; не о таком знакомстве говорим мы. При подобном разрыве знакомства нет ни личного осуждения, ни оскорбления одного другому. У вас нет единства в убеждениях с другим человеком, и вы расходитесь с ним -- вот и только. На единстве нравственных убеждений должно возникнуть общество или круг знакомых.

Бывают судьбы столь насыщенные событиями, испытаниями и вызовами, словно человека испытывают на прочность. Именно такой выдалась жизнь одного из наиболее ярких представителей белградского круга поэтов – Ильи Николаевича Голенищева-Кутузова. Именно о нем Лидия Алексеева написала в воспоминаниях: «Мэтром нашим был Голенищев-Кутузов, к его мнению все почтительно прислушивались, — был он как-то культурнее остальных, но очень себе на уме…».

В Тюменской области за 1937-1938 год было осуждено судебными и несудебными органами, так называемыми «тройками», более 22 тыс. человек, 7 тыс. 290 из них были расстреляны. Места расстрелов - Тюмень, Тобольск, Ишим, Остяко-Вогульск, Салехард. В Тюмени 30 октября 2001 года на улице Семакова, 18, где располагалось в то время здание НКВД, был открыт памятный знак - гранитный камень с лаконичной надписью: «Здесь в 1937-1938 гг. проводились массовые расстрелы невинных… НИКОГДА БОЛЬШЕ…»

13 декабря (26-го по новому стилю) исполняется 116 лет со дня начала кровопролитной Бакинской стачки. Это событие ныне практически забыто, но в свое время оно потрясло Россию и стало прологом будущей катастрофы. Возглавивший эту забастовку Сталин спустя годы справедливо говорил, что Бакинская стачка "послужила сигналом … январско-февральских выступлений по всей России". Иными словами, эта стачка послужила детонатором революции 1905—1907 гг., без которой, в свою очередь, не было бы революции 1917 года.

Наши первые лица говорили пафосные слова о памяти. А в это время в Петербурге превращают в развлекательный комплекс колпинское воинское кладбище, и уничтожают памятник погибшим в годы блокады ленинградцам во имя строительства башни «Газпрома». А в это время четвёртое транспортное кольцо, сооружаемое сейчас вокруг Москвы, грозит уничтожить останки защитников столицы. Да сколько ещё примеров подобного вандализма можно привести! Такая память не нужна. Память заменит невообразимо пошлый суррогат в виде современного киноидиотизма на военную тему. Память заменит кривляния похабных «звёзд» и толпы визжащих верных младопутинцев, беснующихся в Лужниках, шабаш в которых транслировался аж двумя главными каналами. Память заменят георгиевские ленточки на ботинках и нижнем белье и синие платочки на головах несостоявшихся защитников отечества. Наконец, память заменит конкурс «Вальс победы», на котором стриптизёрши соревновались в искусстве «вальса» с шестом. Где здесь Победа? Причём здесь ветераны? Кощунственная свистопляска на костях и ничего больше.

В конце июля 1918 г., мои два старших сына, уехали в Саратов по Волге, чтоб купить муки на зиму; все стало сразу дорого и главное трудно было достать. Ожидался голод. Я осталась с пятью детьми. Старшей дочерью 17 лет, дочерью 14 лет, сыном 10-ти лет, дочерью 6 лет и сыном 3‑с половиной лет. Большую часть прислуги, я уже отпустила, т. к. трудно стало ее содержать; и вот после резкого долгого звонка, входит молодой парень комиссар и с ним несколько красноармейцев. Он обращается ко мне со словами: «В трехдневный срок, очистите нам Вашу квартиру, она нам нужна». Я отвечаю: «Как же я могу справиться за 3 дня, ведь сколько комнат и все меблированы», а он заявляет: «Ну насчет этого, мы Вам поможем! Товарищи, эти два зеркала, (зеркала были очень высокие и красивые) вы отвезете ко мне на квартиру, этот шкапчик, где старинный фарфор, тоже». Я, с удивлением решилась возразить: «Как же так? Ведь это моя собственность», на что получила короткий, безапеляционный ответ: «Гражданка, теперь собственности нет» ! Он продолжал, обращаясь к красноармейцам: «Оба рояля и электрические арматуры отвезете в народный дом». И со словами: «Так в трехдневный срок, вы должны выбраться, а если нет, то мы сами всем распорядимся», ушел.

Мы ждем чего-то... Не в будущее, творящее некую новую жизнь, обращен наш выжидательный взор. Эту жизнь не приемлет наше сознание. Мы живем прошлым. В этом отличие наше от окружающего нас мipa. Кем бы мы ни были по нашей профессии, воспитанию, культурному уровню, происхождению, все мы, если только не погрязли до последнего уголка нашего сознания в суете окружающего нас мipa, ухищренно проникающего в самую сердцевину интимного быта, - мы в этом смысле все чего-то ждем... Кто это - мы? Разбросанные по всему мiру чада Исторической России. Мы являем некую органическую общность. И в ней мы наглухо отчуждены от окружающей нас среды. В этой отчужденности уже проявляется, пусть в зачаточной форме, подвиг Русскости.

...

В исполнении Е.Образцовой романсы и песни Г.Свиридова на стихи А.Пушкина, А.Блока, Б.Корнилова, С.Есенина, А.Прокофьева, М.Исаковского. Партия фортепьяно - Г.Свиридов. Вступительное слово - И.Смоктуновский...

В который раз уже за последнее время мы встречаем Новый год с тревожным вопросом, если не на языке, то в душе: не станет ли он, наступивший, тем самым, со страхом ожидаемым «годом великого перелома», когда будет окончательно и неисцелимо переломан хребет России? Разве нет в нас ощущения, что занесен над нами камень-монолит кем-то неопознаваемым и неуязвимым, кто давно готов и лишь выбирает время и позицию...

Вспоминая нашу казарменную жизнь, могу сказать с уверенностью, что за все мое крат­кое пребывание в полку в мирное время (1911­-914 гг.), в роте не было ни одной кражи, ни драки, ни пьянства, ни даже ругани. Все жили и служили дружно и, если иногда доносились крепкие словечки, то без них русский человек не поймет многого, что ему иногда вдалблива­ли часами его учителя. Служба молодого офицера в роте, в пер­вые годы его пребывания в полку, не позволя­ла ему полностью войти в ротную жизнь. Два раза в неделю он был в наряде и таким обра­зом пропускал четыре служебных дня. Кроме того, вечерние лекции, которые поручались также молодым офицерам и читались ими по очереди в разных ротах, отнимали много вре­мени на подготовку к ним. Некоторые солда­ты, слушатели этих лекций, интересовались жизнью не только в России, но и в других стра­нах, о которых они и понятия не имели, и это часто заставляло лектора выходить из рамок положенной темы, отвечая на задаваемые во­просы.

На одном месте он редко задерживался дольше двух недель. Лишь Соловецкий монастырь не покидал уже четвертый месяц. И тому причиной были не красоты и покой этого дивного места, хотя и завораживало оно, как ни одно другое, но грянувшая война. Едва сделалось известно об объявлении оной, ясно стало, что англичане непременно придут и в Белое море – вовсе не готовое к такому вторжению. Флота русского здесь не было вовсе, а гарнизон… В самой Соловецкой крепости, не считая монахов, лишь отряд инвалидной команды стоял да десять пушек, а к ним 20 пудов пороха, копья, бердыши и секиры времен Федора Иоанновича.

Что же касается политической любви и положительной политической веры, то страстность и болезненная напряженность публичных доказательств имеет у большинства едва ли не главной своей психологической причиной желание подавить в себе и других – или скрыть от других и себя самого – равнодушие, маловерие, – в конечном счете, неотвратимый факт неверия. Сколько бы мы в газетах и публичных собраниях ни спорили и ни горячились, сколько бы мы ни раскалывались и ни основывали новых фракций – мы не верим больше; и не можем верить, как в абсолютную правду, ни в монархию, ни в республику и демократию, ни в социализм, ни в капитализм и частную собственность, если только мы захотим быть вполне искренними с самими собой. Если не все признаки нас обманывают, то, по крайней мере, молодежь в глубине души имеет едва ли не поголовно этот опыт.

Когда после тонкого завтрака за чашкой кофе, с ликерами, с ко­ньяком, с сырами разных сортов и с фруктами среди разговора о благотворительном спектакле, о литературной новинке и последней лекции Пуанкаре мимоходом обмолвятся: «Ну, что бедняга Вран­гель? Как! Армия еще существует! Разве не все разбежались?» — среди этих светских разговоров перед нами вставала другая карти­на. Развалины маленького города на пустынном берегу. Дом всего с тремя стенами, с дырявой крышей, где ютится семья с детьми, еле прикрытая от дождя и ветра. Пожилой полковник, ночующий под перевернутой лодкой. Палатки лагеря среди размокшей глины. Люди в непрестанном труде, напрягающие силы, чтобы отвоевать себе место на земле. Приземистый, коренастый генерал, крепко сложен­ный, твердой походкой обходит палатки с раннего утра, и люди, усталые, разбитые, видя его бодрый вид и слыша его решительный голос, вновь становятся бодрыми, выпрямляют спину и бодро бе­рутся за труд.

В Сербии жила и писала замечательные стихи племянница Анны Ахматовой? От такого открытия сердце начинает биться чаще! Каких только неожиданностей не бывает в процессе погружения в не столь уж и далекое прошлое! Есть чему удивляться снова и снова. Только свыкаешься с мыслью, что на белградском кладбище нашли упокоение столь разные, но грандиозные личности как М.В. Родзянко, генерал М.В. Алексеев, митрополит Антоний (Храповицкий), а в крипте русской Троицкой церкви покоится прах барона П.Н. Врангеля, как выясняется, что дивная русская поэтесса межвоенного Белграда Лидия Алексеевна Девель, взявшая литературный псевдоним Алексеева – племянница Анны Ахматовой (Горенко)! Это стало неожиданностью еще и в силу того, что сама Лидия никогда не упоминала об этом факте и вообще — предпочитала стихи Николая Гумилева... Но обо всем надо рассказывать по порядку.

Чеченская с нынешней схожа не только «приказами назад». И невыученные её уроки могли бы объяснить очень многое о происходящем в Новороссии с 1-го дня и доныне… Кто помнит сегодня, как ещё до новогоднего штурма Грозного, на штурм своей столицы неоднократно ходили подразделения антидудаевской оппозиции? Ходили, конечно, не сами по себе, а заручившись обещанием Москвы в решительный момент оказать помощь своим сторонникам.

...

Николай Оттович фон-Эссен родился в Санкт-Петербурге 11 декабря 1860 года и в 1877 году начал свою действительную службу в Российском флоте гардемарином Морского корпуса. В 1880 году, первым по выпуску, он блестяще окончил корпус и имя его было занесено на мраморную доску. В 1881 году он производится в мичмана. Еще с ученических лет, найдя в корпусной библиотеке труды молодого тогда офицера С. О. Макарова «Броненосная Лодка «Русалка» и «О непотопляемости судов», опубликованные в «Морском Сборнике» за 1875 год, он начал жадно следить за действиями и писаниями этого выдающегося офицера, в то время командовавшего вооруженным пароходом «Великий Князь Константин». Его пленяет идея Макарова — применение в море нового оружия — минных катеров. Уже в это время он поклонник и верный последователь С. О. Макарова. В 1883 году он впервые встречается с капитаном 1 ранга Макаровым, — Флаг-Капитаном Практической Шхерной Эскадры Балтийского Флота.