Главное управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ СССР, или сокращённо ГУЛаг, возникло в 1930 году. Оно осуществляло руководство громадной и разветвлённой системой концлагерей и служило как важным инструментом политических репрессий, так и существенным сегментом экономики, основанном на принудительном труде. На пике своего могущества ГУЛаг насчитывал около 30 тысяч мест заключения с 53 лагерями от СЛОНа (Соловецкий лагерь особого назначения) до Бамлага, тысячами лаготделений и лагпунктов, 425 колониями и более чем 2000 спецкомендатурами. В ГУЛаге единовременно находилось до 2,5 млн заключённых, за 1920-1950-е годы через него прошло до 10 млн граждан СССР. Как существовала и видоизменялась империя ГУЛага, рассмотрим на примере Нижегородского (тогда Горьковской) области.

Наши люди были дурно одеты, терпели от ранних холодов. Уже ходили метели с мокрым снегом. Был самый конец октября 1919 года. В оцепении прошло три дня. Мы точно ждали чего-то в Комаричах. Как будто мы ждали, куда шатнет темную Россию с ее ветрами и гулкими вьюгами. Движение исторического маятника, если так можно сказать, в те дни еще колебалось. Маятник колебался, туда и сюда, то к нам, то к ним. В конце октября 1919 года он ушел от нас, качнулся против. В холодный тихий день — бывают такие первые дни русской зимы, когда серый туман стоит и не тронется и серое небо и серая земля кажутся опустошенными, замершими навсегда, — мы узнали, что Севск снова отбит красными, что они сильно наступают на Дмитриев.

Солдаты аэродрома, давно недолюбливающие строгого молодого офицера с ненавистной немецкой фамилией, потребовали от него немедленно снять погоны. Эрнест Леман категорически отказался это сделать, заявив, что он как офицер Русской армии, давший воинскую присягу, никогда не расстанется с погонами. Раздраженные солдаты, часть из которых была сильно пьяна, набросились на офицера и силой сорвали с него погоны. Они швырнули их в осеннюю грязь со снегом и растоптали сапогами, потом смеющаяся толпа отпустила офицера и пошла в ангар самолетов на митинг. Эрнест Леман остался один на поле аэродрома.
Он, поглядел на небо, куда улетели его однополчане и медленно поднялся по крыльцу в пустую офицерскую столовую. Через несколько секунд из столовой раздался выстрел.

Гражданская война в Сибири и на Дальнем Востоке выдвинула много новых имен талантливых и способных военачальников, прошедших большую школу Императорской Русской армии. Они не изменили присяге и встали под знамена Белого движения, а затем занимали видные посты в руководстве военной эмиграции. Одним из наиболее опытных белогвардейских генералов был Григорий Афанасьевич Вержбицкий. Родился 25 января 1875 года*, по происхождению из мещан г.Летичева Подольской губернии. Не окончив Каменец-Подольской гимназии, в 1893 г. поступил на военную службу рядовым на правах вольноопределяющегося в 45 пехотный Азовский полк, а через год стал младшим унтер-офицером. В 1897 г. Вержбицкий окончил по второму разряду Одесское пехотное юнкерское училище и был выпущен в 30 пехотный Полтавский полк (1). Одновременно с ним закончил училище юнкер Даниил Драценко, впоследствии тоже генерал-лейтенант, командующий 2 армией в войсках генерала П.Н.Врангеля.

Камера на Шпалерке... Утро. Нас — двое. Мой сокамерник сидит на откидном металлическом стульчике, вделанном в стенку. Сидит спиной к «глазку» (это не полагается). Перед ним на столике раскрытая книга — благодарность его следователя за «хорошее», послушное поведение на допросах (вместо чечевичной похлебки)... В камере холодно — зима. Ноги моего сокамерника укрыты одеялом. Я, как всегда, хожу... Пять шагов от окна к двери, пять шагов назад — от двери к окну. Привычка, укоренившаяся во мне навсегда. Мы разговариваем. Тема в общем-то одна: что делать?..

Бразилия — самая большая по числу населения и площади страна, после Соединенных Штатов Америки, на всем Американском Континенте. Живет там один из ге­роев Гражданской войны в России, генерал-майор Иван Диомидович Павличенко. Нигде в русской печати Зару­бежья о нем почти никогда не упоминается. Сам же И. Д. себя нигде не рекламирует, в политических диспутах не участвует, в полемику ни с кем не вступает. Но тридцати­тысячная колония иммигрантов из России в этой стране, считает гене­рала Павличенко единственным своим незаменимым защитником и ходатаем перед правительством по всем насущным вопросам.

Известие о том, как погиб мой двоюродный прадед Владимир Филаретович Ковригин, поступившее накануне Самайна, омрачило мой дух. Чуть позже, порывшись в Инете, я заметила, что чехи обрекли на смерть не только Владимира Ковригина и других раненых, но и Александра Васильевича Колчака, который командовал войсками, в коих служили, скорей всего, все пятеро белогвардейцев из числа братьев Ковригиных. Это выбесило меня уже в геометрической прогрессии. По сути, предательство чехов нанесло роковой удар и по всему Белому движению в целом. Поэтому я решила распространить свое «торговое эмбарго» в отношении турков и на чехов тоже. Первым я не собираюсь прощать взятие Константинополя (1453), уж очень мне не понравилось описание конца этой осады. Кроме того, мой дед по линии матери еще в детстве много рассказывал мне о том, как запорожские казаки противостояли туркам, и зачитывал их письмо турецкому султану, - я его с детства наизусть и помню. Столетиями русские и украинцы сражались с турками, и часть моих предков жила как раз на той пограничной территории. Что касается чехов, то их гнусная роль в Гражданской войне тоже должна быть оценена по достоинству. Основной причиной предательства Колчака и последующей его выдачи союзниками стали заявления Верховного правителя, сделанные ещё в Омске, что золотой запас, как и награбленные чехословаками за время пребывания в России материальные ценности, являются достоянием России и что он не допустит их вывоза за рубеж.

20-го ноября 1917 года озверевшими солдатами и матросами, около штабного вагона, на глазах "главковерха" прапорщика Крыленко, был убит последний Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами Российского Государства ген.-лейтенант Николай Николаевич Духонин.

С 1933 г. тайно (в особых учетных формах милиции), а с 8 августа 1936 г. тайно и явно (в учетных формах милиции и в паспорте) делалась отметка о судимости. Найти хорошую работу в СССР человеку, которого советская власть отнесла к «социально-чуждому элементу» или сама насильственно превратила в «уголовный элемент», было трудно. Для миллионов людей путь домой, к семьям был закрыт. Всю оставшуюся жизнь они были вынуждены скитаться по родной стране, каждый день их могли уволить с работы без какого- либо объяснения причины.

Падение Грозного поставило чеченцев в крайне опасное положение. Отряды боевиков откатывались в южную часть Чечни, с собой они тащили множество раненых, а сразу разойтись по районам и перейти на нелегальное положение у них не было возможности. К тому же именно на юге республики располагалась основная часть инфраструктуры, там же содержались пленные и заложники, и, наконец, связь с внешним миром тоже шла через границу с Грузией. Строго говоря, бои в рамках наступления на горную Чечню начались еще во время сражений вокруг Грозного.

Тринадцатого апреля, когда полки эти стояли в вершинах реки Калалах, с передовых постов вдруг дали знать, что «валит силы татарской видимо-невидимо». Не успели казаки опомниться и сесть на коней, как весь горизонт уже покрылся черной тучей татарской конницы. Это были главные силы Девлета, у которого насчитывалось тогда более двадцати пяти тысяч разных азиатских всадников. Казалось, что горсть казаков, не превышавшая в обоих полках тысячи коней, моментально будет раздавлена налетевшим на нее ураганом. Действительно, первой мыслью, которая появилась у донцов под этим впечатлением, было покинуть обоз и уходить, пока еще не поздно. Но Платов думал иначе, именно, что долг их заключается в защите транспорта до последней крайности, что лучше отбиваться два или три дня, пожертвовать частью отряда, что, наконец, лучше всему отряду погибнуть с честью, нежели потерять обоз и этим, быть может, подорвать успех всей экспедиции. «Друзья мои! – воскликнул он, обращаясь к полку. – Вы видите сами, какая сила татар окружает нас! Нам нужно биться с этой силой – и победить ее или лечь костьми, как поступали наши деды!.. Не будем же мы русские, не будем донцы, если устрашимся проклятого татарина!»

Онъ добровольно вступилъ въ батальонъ особаго назначенія ИЧК (Изяславской Чрезвычайной комиссіи). Это значитъ, что подростокъ сознательно примкнулъ къ людямъ, уже запятнавшимъ себя кровью многихъ невинныхъ людей (чѣмъ занималась ЧК, хорошо извѣстно). Въ составѣ этого отряда чекистовъ Островскiй участвовалъ въ Гражданской войнѣ. Впослѣдствіи онъ съ гордостью писалъ своему врачу, что вдохновлялся главной идеей – «уничтожить классоваго врага… Мы ураганомъ неслись на вражьи ряды, и горе было всѣмъ тѣмъ, кто попадалъ подъ наши удары». Какое число разстрѣлянныхъ, замученныхъ и запытанныхъ до смерти «батальономъ особаго назначенія» на совѣсти лично Островскaго, остается только гадать. Въ іюнѣ 1920 г., вернувшись въ родной городокъ Шепетовку (Украина), Островскiй сталъ работать въ мѣстномъ ревкомѣ. Участвовалъ въ ночныхъ обыскахъ и прямомъ грабежѣ, организованномъ властью -- ходилъ по квартирамъ и отбиралъ продукты, книги и прочее имущество у людей, объявленныхъ «буржуями».

Слово "организация" плохо вяжется с маленьким кружком, известным под именем "Кирилло-Мефодиевского Братства", возникшим в Киеве при университете Св. Владимира, в 1846-1847 г. Он не успел ни организоваться, ни начать действовать, как был ликвидирован полицией, усмотревшей в нем революционное общество, вроде декабристского. Идеи насильственного ниспровержения государственного строя у его членов не было, но успели выработаться кое какие взгляды на будущее устройство России и всех славянских стран. Это устройство представлялось на манер древних вечевых княжеств - Новгорода и Пскова. В бумагах Н. И. Костомарова, самого восторженного из членов братства, сохранилась запись: "Славянские народы воспрянут от дремоты своей, соединятся, соберутся со всех концов земель своих в Киев, столицу славянского племени, и представители всех племен, воскресших из настоящего унижения, освободятся от чужих цепей, воссядут на горах (киевских) и загремит вечевой колокол у Св. Софии, суд, правда и равенство воцарятся. Вот судьба нашего племени, его будущая история, связанная тесно с Киевом"

Русская художественная литература XVIII века преисполнена подражания европейским образцам. После долгого ученичества литература в лице Пушкина обретает собственный голос. Персоналистическая революция духа в наибольшей степени продолжилась в художественной литературе. В этом сказались и сила русского духа, и его ограниченность. «Русская литература, как и русская культура вообще, соответствовала огромности России, она могла возникнуть лишь в огромной стране, с необъятными горизонтами» (Н.А. Бердяев). Помимо великих художественных достижений русская литература открыла новые измерения в душе человека. На художественную литературу русской судьбой была возложена духовная миссия: творческие поиски в России смогли выразиться более всего в художественном слове, по нему можно судить о достижениях и неудачах русского духа.

Тридцать первого июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило приказ Ежова № 00447 от 30 июля «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Этот документ требовал осуждать бывших кулаков, криминальных преступников, представителей религиозных объединений, бывших членов политических партий, противников большевиков во время гражданской войны (белых) и бывших деятелей времен царизма к лишению свободы с отбываем наказания в лагере или тюрьме или к смертной казни.

Новый владелец наш, подполковник, не злой человек, но с детства распущенный, не так-то охотно держался солидного круга знакомых своего семейства, даже тяготился приличием визитов и жил по-своему, так что прежние связи расстроились и даже родные не хотели с ним знаться. Вместо их нашлись ему угодники, люди неказистые, но с отличным достоинством: попить, покутить готовы один за троих, да восхвалить добродетель хозяина и ум его Соломонов, да посплетничать, или и познакомить с красивеньким личиком. Жизнь шла как по маслу. Сытный стол ежедневно готовился на тридцать и более особ разного звания и пола. В шесть часов кончался обед, потом окна на Невский (жил подполковник в самом Петербурге) закрывались ставнями, и начиналась потеха. Музыканты, песенники, буфет. Перед попойкой обыкновенно хором кант: «Братья, рюмки наливайте, осушайте в рюмках дно!»[12] Потом песни и пляски. Наскучит — врассыпную, в зале настелют мягких ковров, сядут на них чинно рядышком и затянут любимую «Вниз по матушке по Волге»[13]. Когда и это надоело, готова другая забава: в теплой комнате можно щеголять в адамовом костюме...

Примеры сопротивления рабочего класса большевизму в Петрограде, Ижевске, Воткинске, Сормове, Астрахани широко известны благодаря свидетельствам современников и, в частности, книге С.П. Мельгунова «Красный террор в России 1918-1923». Эти примеры и, в особенности, жестокие расправы над мятежными рабочими, чинившиеся с помощью карательных отрядов, состоявших во многом из латышей и всякого рода интернационалистов, показывают лукавую сущность понятия «диктатуры пролетариата», прикрывавшего циничную диктатуру коммунистов. В настоящей статье приводится еще один пример того, как партия марксистов-ленинцев обходилась с рабочим сословием, посмевшим протестовать против голода и произвола.

28 ноября (старый стиль) 1877 года русскими войсками была взята Плевна (Плевен). Четыре долгих месяца осады и четыре штурма потребовалось для взятия османской твердыни, приковавшей к себе главные силы Русской армии и замедлившей ее продвижение на Балканах. «Плевна - это имя сделалось предметом общего внимания. Падение Плевны было событием, наступления которого каждый ожидал с напряженным вниманием со дня на день... Падение Плевны решало весь вопрос войны», - так писала о значении Плевны одна из столичных газет того времени. «Почти в каждой войне совершаются нередко события, имеющие решающее влияние на все дальнейшие операции. Таким решающим событием было бесспорно сражение под Плевной 28 ноября 1877 года...» - утверждал в свою очередь генерал-майор Генерального штаба А.И.Маныкин-Невструев.

Я могу попытаться рассмотреть этот вопрос на примере семьи моего прапрадеда из Иркутска. Волею судеб в мои руки попал ряд документов о семье Ковригиных, найденных моей внучатой тетей. Дабы эти документы, представляющие в данный момент уже историческую ценность, не пропадали без дела, я хочу выложить их, тем самым отчасти увековечив память об этой достойной семье. Кроме того, возможно, таким способом мне удастся найти еще выживших потомков этого семейства.