Ночь провели кошмарно, - в холоде и голоде. Ночью ударил мороз. Нет ни сена для лошадей, ни топлива для варки хотя бы чая. Накануне ослепительное солнце на южном склоне перевала по ослепительно-белому снегу вызвало воспаление глаз и ярко-пунцовый болезненный загар лица у всех воинов. Не было воды, чтобы освежить лица, освежали снегом. Наш полк двинулся в авангарде. В селе Сауксу (Холодная вода) - большой привал. Село брошено жителями. Идет дождь со снегом. Скопище конных курдов неожиданно атакует авангард. Конной контратакой курды отброшены. 24 апреля отряд втянулся в широкую и длинную долину Аббага. Здесь в природе произошло чудо: по долине - роскошная трава по колени лошади. Забыт снежный перевал, казачьи лошади сыты. Долина очищена от конных скопищ курдов. Пройдено 20-верстное узкое Бегрикалинское ущелье. Нигде турецких регулярных войск отряд не встретил. 6 мая без боя был занят город Ван, центр турецкой Армении. Странно то, что об этом Араратском отряде ничего не сказано в очень обстоятельной и большой книге генерала Масловского «Мировая война на Кавказском фронте 1914-17 гг.».

Осенью 1989 года я познакомился с Натальей Михайловной Полуэктовой (1902–1994), внучкой Льва Николаевича Толстого, которая приходилась двоюродной сестрой Софье Андреевне Толстой-Есениной. Для меня было потрясением, что кроме этого она оказалась родной дочерью генерал-лейтенанта Михаила Константиновича Дитерихса, чья книга «Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале» как раз лежала у меня на столе. Содержание этой книги не оставляло никакой надежды на то, что большевики не вырвали с корнем весь род генерала. Явление живой Натальи Михайловны было воспринято мной как истинное чудо. В свою очередь, слышавшая о своём отце только то, что он «злейшей враг народа», моя собеседница неожиданно для себя самой оказалась чересчур откровенной с человеком, которого видела впервые. После моего ухода ею овладело ужасное беспокойство.

На просторе южных степей, где когда-то обитали хазары, половцы, печенеги и скифы, где до сих пор можно найти фигуры каменных баб на буграх, в степи, в глубоких балках - немые памятники исчезнувших народов; где когда-то татарские орды Чингис Хана и Тамерлана прошли, неся гибель и разрушение; где Царь Петр выковывал Великую Россию, - в конце 1917-го и в начале 1918-го годов разыгрались трагические события, успешный исход которых мог изменить судьбы мира. Автору этой статьи привелось быть свидетелем и участником первых боев Добровольческой Армии с большевиками. Немного осталось в живых участников этих боев. Много воды утекло за эти 44 года - рухнули Великие Империи, погибли миллионы людей, снесены с лица земли города, народы и страны...

В 1930-е гг. советский народ пережил две массированные террори­стические атаки государства «Великий перелом» и «Большой тер­рор». Эти давние определения вполне отвечают масштабам насиль­ственных перемен, инициированных идеократическим государством. Наша задача - сравнить особенности террористической политики ка­рательных органов в отношении крестьянства страны, воплощенной в так называемых массовых операциях. Подобные акции в отноше­нии явных и мнимых врагов режима стали традицией со времен ВЧК и считались большевиками нормой. Никто из руководства не воз­разил Г.Е. Зиновьеву, который в сентябре 1918 г. публично заявил: «Мы должны увлечь за собою 90 милл. из ста населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить - их надо уничтожить»[1]. Не­редкие массовые операции имели место и в нэповский период, охва­тывая арестами в регионах сотни и тысячи людей. Однако с конца 1929 г. массовые операции вновь стали обыденностью, о чем свиде­тельствует карательная статистика всех 30-х годов.

Мы говорили о том, что модели народной колонизации и центральный принцип империи - это две несводимые одна к другой составляющие имперского процесса. Однако центральный принцип империи не мог не влиять на процесс народной колонизации, поскольку он накладывал на народные интенции как бы некоторую узду. И хотя как центральный принцип империи, он должен был стимулировать экспансию, придавая ей, однако, определенную форму, в определенных случаях он оказывался сдерживающим фактором экспансии.

Евфросиния Керсновская, бросившая вызов сталинской репрессивной машине, не просто оставила нам свои воспоминания, она создала уникальный архив рисунков, который точнее всего определить как гулаговский комикс. Кроме жути, в нем, много саркастического, смешного и, как ни странно, жизнеутверждающего. Рассказываем невероятную историю этого человека.

12 февраля 1994 года после юбилейной конференции, посвященной 30-летию ВСХСОН, проходившей в Петербурге, Игорь Вячеславович Огурцов любезно дал мне большое интервью, опубликованное по частям в питерских газетах «Смена» за 2 апреля 1994 года и «Вечерний Петербург» за 6 июля 1994 года. Из публикации в «Смене» на вопрос, как Огурцов оценивает программу ВСХСОН в 1994 году, он ответил: «Социально-экономическая, гражданско-правовая и политическая стороны программы представляют собой проекцию высших ценностей христианского мировоззрения на российскую историческую почву - православное понимание человека, общества, хозяйства, культуры и государства. В разработке этих проблем программа ВСХСОН продолжила традицию мысли, которая могла развиваться после 1917 года только в эмиграции. Однако в силу наших условий эта непрерывность традиции оказалась внешне случайностью, почти чудом, потому что с трудами И.А. Ильина, С. Булгакова, Бердяева и других русских мыслителей нам удалось познакомиться значительно позднее, когда программный документ ВСХСОН был уже вчерне завершен. С тех пор моя позиция ни в чем принципиально не изменилась, серьезной критике программа не подвергалась ни с какой стороны, а время подтвердило правильность большинства ее положений». В программе ВСХСОН сказано, что коммунистическую диктатуру можно свергнуть только путем вооруженной борьбы. Что об этом думает Огурцов через 30 лет?

В промежуток времени с 10-го по 22 ноября 1917 года в город Новочеркасск из Петрограда прибывала ежедневно, среди всех прочих, очередная партия юнкеров-артиллеристов. Каждую приезжающую группу на вокзале встречало несколько человек из приехавших накануне и направляли их на Барочную, дом 36, 2-й Городской лазарет, где было устроено общежитие для всех тех, кто собирался сюда на зов генерала Алексеева.

Имя Петра Николаевича Шабельского-Борка известно разве что немногим русским патриотам и профессиональным историкам. Да и то, когда дело доходит до вопроса о его более или менее подробной биографии многие из них теряются, приводя, как правило, лишь один из эпизодов его непростой жизни — покушение на бывшего лидера лево-либеральной кадетской партии П.Н.Милюкова, которое повлекло за собой смерть другого кадета и масона В.Д.Набокова, — отца известного русско-американского писателя. Между тем, судьба этого человека, безусловно, заслуживает того, чтобы попытаться в ней разобраться.

...В ненастную декабрьскую погоду 1919 г. мой муж, двое маленьких детей и я на бронепоезде «Мстислав Удалой» отступали от Харькова - с многочисленными остановками, починками разобранного пути, с боями и перестрелками с красными. На столбах, на семафорах раскачивались повешенные. Чья это была расправа и кто болтался на веревках - имена их Господу известны...

«Казак, расторопный в делах казацких военных, в письме сведущий и часто бывавший в посольстве у королевского двора». Так очевидец описывает сотника Чигиринского полка Зиновия Богдана Хмельницкого, которому предстояло сыграть ключевую роль в истории Южной Руси, но в 1646 году, когда началась эта история, казачий сотник Богдан еще и не помышлял о том, чтобы вершить историю.

Игорь Вячеславович Огурцов родился 22 августа 1937 года в Сталинграде. Мать - Евгения Михайловна - из купеческого рода Деревенсковых, бывших среди основателей города Царицына! При царе Федоре Иоанновиче, работала учителем музыки. Отец - Вячеслав Васильевич - из древнего казацкого рода, корни которого уходят в Запорожскую Сечь. Один из его рода - Андрей Кандыба - был единственным из казачьих старшин, кто не изменил Петру I под Полтавой с Мазепой. После Полтавской битвы по представлению нового гетмана Украины Даниила Апостола Андрей Кандыба был утвержден генеральным судьей Украины. В. В. Огурцов - коренной петербуржец, инженер, потомственный кораблестроитель.

В результате знаменитого Петроградского дела большевики расстреляли нескольких церковных служителей, среди которых был и выдающийся столичный архиерей Вениамин (Казанский). Это случилось ровно 100 лет назад

Стреляли выше головы. Отец Михаил остался стоять. Его ударили прикладом по голове. Он потерял сознание. Когда очнулся, пошел к не успевшим уехать палачам. Те сделали несколько выстрелов в его направлении и уехали. Вернулись через несколько дней - хоронить. На пне сидел раненный истекающий кровью отец Михаил. Повезли его обратно в тюрьму. Пока везли, запуганный карателями народ побоялся оказать помощь пастырю: никто не перевязал раны, никто не поднес воды, не приютил, хотя конвоиры готовы были отдать его. Только две женщины напоили парным молоком, но взять в дом отказались. Через несколько дней священника снова повели казнить. Не стреляли. Забили до смерти прикладами.
Повезли тело на берег реки, привязали огромный камень, раскачали и бросили в воду.

Признаюсь, для меня и по сей день загадка, как молодой человек двадцати пяти лет, мой ровесник (всяк ведь от себя ведет отсчет), выпускник Восточного факультета ЛГУ ИГОРЬ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ОГУРЦОВ, вопреки, повторяю, всем и всяческим теориям сумел за четверть века до крушения системы осознать неизбежность этого крушения и представить его в реалиях настолько, что всю свою жизнь немедля подчинил одной цели - предотвращению неизбежных последствий для народа и страны «завершения великого социального эксперимента»? До возможности постепенного отмирания или вымирания коммунистической диктатуры додумывались многие, но такое «додумывание» не только ни к чему не обязывало, но, напротив, санкционировало мудро-спокойное существование в ожидании, когда все само собой образуется наилучшим образом. Другой вариант «додумывания» подсказывал путь созидательной работы в обществе, формирования в нем идей и сил, способных обеспечить безболезненное «переползание» из одного социального состояния в другое, из него в третье н так далее, то есть реализовать эволюционную тенденцию, присущую всякому социальному организму. В семидесятых и я, к примеру, считал достаточным возникновение некоего широкого слоя интеллигенции, национально и государственно ориентированной, для обеспечения мирного перехвата политической инициативы из дряхлеющих рук партийных догматиков. И если бы это было возможно, то о лучшем не нужно было бы и мечтать. НО ЭТО БЫЛО НЕВОЗМОЖНО. И мне, лично, следовало бы внимательней отнестись к некоторым положениям программы организации, членом которой сам когда-то являлся...

Обычная московская клиника («Зуботехническая лаборатория, мастерская и кабинет Пашкевич и Ко») предлагает те же услуги, что и современные стоматологи. «Восстановление искусственных зубов по новейшей американской системе без удаления корней» — это не что иное, как культевые вкладки, которые мы начали использовать в протезировании лет 20 назад. Когда я только начал работать ортопедом в 1989 году, у нас металлические культевые вкладки только начали делать на передние зубы. А мастерская Пашкевича отливала их из золота и платины в 1901 году. Эта конструкция ничем не отличалась от современной, только относительно недавно появились системы разборных культевых вкладок на жевательные зубы с 2 - 3 корнями, которых не было прежде. Они делали штифтовые конструкции, а мы их начали использовать только в конце 1980-х. Правда, с того времени им уже мало кто доверяет, они себя дискредитировали. Но факт — в конце века у нас они были новинкой, а в начале века — рядовой технологией. На эти конструкции они устанавливали сверхточные протезы из золота, платины (если сегодня работающих на золоте еще можно найти, то на платине не работает никто!). Делали мостовидные протезы «без неба и крючков», то есть несъемные мостовидные конструкции с замковыми креплениями, делали ригели, балки, которые вернулись к нам спустя век только с появлением имплантации.

Первое, что бросалось в глаза в Ростове, - это масса офицерства, повсюду в городе, в театрах, синема, на балах и особенно на тротуарах… Веселился наш брат офицер... и никто не собирался внять призыву генералов Алексеева и Корнилова. Через два дня пребывания в казарме нас, троих офицеров с винтовками, послали в здание градоначальства на Таганрогском проспекте в караул. Происходила регистрация находящихся в Ростове и окрестностях г.г. офицеров. Пришла такая масса, что пришлось разделить регистрацию по буквам, и вот тут-то я увидел отношение офицеров к нам, добровольцам. Мы наводили порядок, наши золотые погоны и винтовки на ремне вызывали смех и улыбки. Всем выдавали анкеты: чин, полк и фамилия, и главный вопрос: «поступаете ли в Добровольческую Армию?» Если нет, то предлагалось покинуть пределы Донской области. Результаты были плачевны, так как никто в Армию не вступал, и впоследствии выяснилось, что около 17 тысяч офицеров прошли этот контроль. Вот тут и сказались солидарность и патриотические чувства Российского офицерства... Спрашивается, какой был бы результат, если бы хотя половина зарегистрированных последовала за Корниловым в поход? Ведь нас было приблизительно 6 рот боевого состава, остальное… обоз! Генерал Марков, обращаясь к офицерам, говорил: «Господа, вы меня знаете, я был начальником штаба, фронта, водил массы войск в бой, а ныне я горжусь и счастлив командовать кучкой честных и храбрых офицеров».

В действительности Черноморский флот в 1915 году произвел три операции для бомбардировки босфорских фортов, не считая имевшей место 10-го мая, окончившейся боем с германским крейсером-дредноутом «Гебен». Для полноты картины необходимо вернуться немного назад и отметить еще выход флота 18-го марта 1915-го года, произведенный в связи с полученным от командующего союзным флотом в Эгейском море, в состав которого входил русский крейсер «Аскольд», сообщением, что он предполагает начать решительные действия для прорыва флота через Дарданеллы. Для поддержки операции союзников, командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард в полдень 18-го марта вышел со всем флотом из Севастополя, имея целью на следующее утро бомбардировать босфорские форты.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»[1], — писал в середине XIX века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.