Когда русские войска стояли в 1878 году в Сан-Стефано, у стен Константинополя, в высших правительственных кругах царило замешательство. Взвешивались все аргументы за и против штурма, политики при дворе искали самое разумное и рациональное решение. На одной чаше весов лежала возможность столкновения с Англией, флот которой вошел в Мраморное море, на другой –- фактическая обреченность на успех операции – Стамбул не мог оказать серьезного сопротивления. После бурных споров, сомнений, советов и размышлений Александр II совершает самый иррациональный поступок, какой только можно себе представить. Он отправляет в ставку главнокомандующего сразу две депеши: одну с приказом штурмовать турецкую столицу, другую с приказом не штурмовать. Вскоре следует поспешный отвод войск от Константинополя - подальше от соблазна.

До Дона полк не дошел. Попав в осиное гнездо, кишевшее большевиками, полк пробивался с большим трудом и нес большие потери. 26-го ноября, после того, как мы вырвались из очередной засады, устроенной большевиками под Унечей, генерал Корнилов, решив идти дальше с горстью офицеров и всадников, отпустил полк. Пошел генерал в направлении на Новгород-Северск, но, не желая подвергать риску и этих последних преданных ему людей, он отпустил и их, а сам незаметно пробрался в Новочеркасск по железной дороге. Текинский полк с большими приключениями добрался до Киева. Оттуда текинцев, после долгих мытарств, удалось отправить в Ахал. Небольшая часть всадников попала на Юг России.

Активная дѣятельность протоіерея, его растущее вліяніе на вѣрующихъ вызывали раздраженіе влас­тей. Передъ кончиной преп. Серафимъ сказалъ батюшкѣ: «Я назвалъ тебя архіереемъ и смутилъ тебя. По­хоронишь меня, а на пасхальной недѣлѣ и не захочешь, а тебя возьмутъ и дадутъ 25 лѣтъ — это архіерейская почесть. Далеко будешь служить, и те­бя будутъ слушаться какъ архіерея. А какъ побудешь архіереемъ, встрѣтимся — будешь ходить ко мнѣ на могилку и на могилку жены своей — мы будемъ рядомъ лежать. Я умру, а ты послѣ меня еще 15 лѣтъ прожи­вешь». И дѣйствительно, арестовали о. Алексія 21 января, а осудили въ день Пасхи — 17 апрѣля 1950 г. Въ постановленіи на арестъ говорилось, что онъ занимается въ Вырицѣ антисовѣтской агитаціей, призываетъ въ церковныхъ проповѣдяхъ вѣрующихъ молиться за заключенныхъ и арестованныхъ лицъ. Но въ дальнѣйшемъ на слѣдствіи эти темы никакъ не фигури­ровали, видимо, органы госбезопасно­сти рѣшили ограничиться казавшимся имъ «безпроигрышнымъ» обвиненіемъ священника въ пособничествѣ нѣмецко-фашистскимъ оккупантамъ.

Солнечное майское утро 1911 года в доме надворного советника, подполковника полиции Московского Андрея Николаевича выдалось излишне оживленным. Тремя днями раньше семья собралась в родительском доме в полном составе. По случаю окончания Михаилом гимназии в Симбирске, приехали уже замужние Клавдия и Анна. А так же с высших женских курсов из Казани вернулась Лиза. Андрей Николаевич, получая на своей должности солидное жалованье в 1450 рублей, имел просторный крепкий дом, и за собственный счет сумел дать достойное образование старшим дочерям. На очереди теперь были, подрастающие дети Мария и Василий, а так же юношеского возраста Михаил, который собирался поступать в Казанский Императорский университет.

Вспоминается, с каким напряжением вся Россия следила за маленькой героической кре­постью Ивангород, мужественно отбивавшейся от наседавших на нее германских корпусов, форсировавших Вислу и охвативших крепость с обоих флангов. Драматические дни пережива­лись защитниками. Помощи ждать было неот­куда. Под Варшавой шли страшные бои, прико­вавшие к себе все силы и все внимание. Только одну ничтожную часть могла выделить Ставка в помощь геройскому гарнизону: отдельный морской батальон особого назначения. Он пос­пел вовремя. В самые критические дни, пере­житые крепостью, батальон был уже на месте, сея смерть из своих морских скорострельных батарей, вкопанных в землю. Тут-то, на его глазах и произошел знаменитый предмостный рукопашный бой, решивший участь крепости. Моряки-артиллеристы, свидетели этого боя, рас­сказывали потом, что это был за ужас! После ураганного огня с той и другой стороны, всю ночь сотрясавшего землю и к рассвету достиг­шего апогея, вдруг наступила тишина. Но не­надолго: рев орудий сменил поднявшийся со всех сторон дикий вой. То началась атака, пере­шедшая в рукопашную. Страшную, глухую, звериную. Ни криков, ни выстрелов. Стенания, хрип, стон, скрежет. «Нет, - говорили моряки, - лучше пережить сколько угодно минных атак или наших артиллерийских морских боев, чем одну такую рукопашную!».

В оппозиционной прессе заслуживающие всякого восхищения усилия правительства Императора Николая II игнорировались или перевирались, чем создавался ложный информационный фон в интересах захватнических устремлений блока либералов и террористов. Либералы и доныне не в силах признать неправоту своей вражды к Царской России. М.А. Давыдов, описавший во многим замечательной «Российской модернизации» (2016) нигде небывалую продовольственную и денежную помощь населению и постоянно списываемые долги крестьян, выяснив полноту революционной лжи, начал корить власть не за чудовищную эксплуатацию народа. Нет, оказывается, плох был излишний патернализм – не заставляли крестьян рассчитывать только на себя, слишком уж заботились.

Наиболее целесообразной с точки зрения исследования имперского сознания представляется «крестообразная» модель его изучения, именно такая модель позволяет сравнивать имперское сознание разных империй, существовавших в истории последовательно и наследовавших друг у друга принципы имперского строительства, модифицируя их в протяжении времени, а равно позволяющую сравнивать империи-современницы. В этой главе попытаемся сравнить «Три Рима» – Римскую, Византийскую и Российскую империю и проследить преемственность центрального принципа империи, его изменения и развитие в процесс Translatio Imperii. Этот подход позволит нам лучше понять идеальные (и идеологические) основания строительства Российской империи. В следующих главах займемся Британской империей в ее взаимодействии с Российской.

Мужики сидели на бревнах, ничего не делая и лениво разговаривая. Некоторые слонялись около задворок с таким видом, как будто томились от безделья и не знали, что придумать, чтобы занять себя. Крыши многих изб были раскрыты и оставались неисправленными. В стороне на бугре виднелся начатый и брошенный на половине стройки кирпичный завод: стояли поставленные стропила, зарешеченные орешником, и лежала сваленная солома для покрышки, которую уже наполовину растащили.

Во всем свете не было у Ольги человека ближе и дороже, чем отец. И не было, в этом Цесаревна была уверена, человеке прекраснее, чем он. Отец был олицетворением силы, доброты и мудрости. Рядом с ним всегда было спокойно и надежно, казалось, что он может защитить от любой опасности. Защитить всех и защититься сам. Настоящий богатырь, отец мог с легкостью согнуть кочергу, завязать узлом вилку, пальцами сложить вдвое медный пятак… Мать отчего-то не любила подобных «шалостей», и при ней отец не показывал своих «фокусов».

«Предатели и торгаши! Обманутая, униженная и оскорбленная моя великая Родина Русь!» - думаю я и прошу разрешения удалиться. Мне очень хотелось бы встретиться теперь с этим высокопарным, надменным и гордым британцем и спросить его о Ленинских бациллах, которые они, цивилизованные и культурные англичане, в 1918 году хотели изучать при помощи микроскопа. В 1962 году эти бациллы почти слопали того страшного, рычавшего на весь мир английского льва, не оставив ему для самозащиты ни когтей, ни зубов, и угрожают его короне, которая тоже чуть-чуть держится, чтобы не слететь в бездонную пропасть! Придет день, когда все недруги, оскорблявшие и унижавшие нашу родину Русь, пойдут, прося прощения, и этот день недалек, и имя его Возмездие. За добро добром, а зло дважды будем платить.

В четыре часа утра в щель двери просачивается свет свечи - это условный знак Реджеба, вестового Верховного, пришедшего разбудить меня. Я очень осторожно поднимаюсь с дивана, чтобы не разбудить Верховного, однако, несчастный скрип ржавых пружин предательски выдает мое движение. - А... Хан, вы уже уезжаете? - спрашивает меня, проснувшись, Верховный. Мне очень неловко и неприятно, что я разбудил его, спавшего так мало после долгой ночной работы. - На столе два письма, - говорит он, - пожалуйста, захватите их с собой. Мои веки, тяжелые от сна, почти закрыты. Быстро схватив шинель, которая мне служит также одеялом, я осторожно, на цыпочках, подхожу к столу, на краю которого, одно на другом, лежат два письма.

Среди русских добровольцев, сражавшихся в Первую мировую на западном фронте особое место занимал летчик Виктор Федоров, которого во Франции и Германии прозвали «воздушным казаком Вердена».

Как видно, самую масштабную и разнообразную социальную защиту населения обеспечивала монархическая Российская Империя, а не коммунистический СССР, что и приводило с незавидной постоянностью к миллионным жертвам в СССР в 1920-е, 30-е и 40-е, как от истощения при отсутствии продовольственной правительственной помощи, так и от болезней при отсутствии требуемых медицинских услуг.

В многообразном русском фольклоре – устном народном творчестве – есть особый род короткого повествования – быличка: в основу положена как бы подлинная быль, но описанная реальность расцвечена воображением, подгоняемым страхом. А у страха, известное дело, глаза велики. От частного случая, от мистического и даже сказочного рассказа до эпического сказания, до былины, разумеется, далеко. Но общее в них есть. Быль, быличка, былина не только в корне имеют общее родство, но и по сути родственны – воображение, фантазия зачастую порождены мистическим страхом, боязнью потусторонней силы: человек видит явь кажущуюся, то, что попритчилось. Люди, слушая это, удивлялись, стараясь понять суть происшествия, иногда находили физическое объяснение, иногда всё сводилось к баснословию. Но за выдумку быличка не почиталась. Её относили к категории: было и такое, во всяком случае, воспринимали с трепетом и любопытством. Как то наблюдалось на «вторниках» Сергея Александровича Рачинского, во время чтения его краеведческих зарисовок.

И все же не мог фронт сопротивляться ударам собственного тыла. Русская армия, оплеванная и осмеянная тыловой сволочью, отступала. Отряду Прокофьева, базировавшемуся на родной базе острова Эзель, было приказано прикрывать отход отступающих частей с островов Моонзундского архипелага. Ирбенский пролив – ключ к господству над Балтикой. Путь на Ригу… Именно к ней рвалась теперь немецкая армада, и четырехорудийная батарея Эзеля препятствовала этому прорыву. Немецкие самолеты изо дня в день осыпали остров бомбами, ища уничтожить батарею, и каждый раз новенький ньюпор Прокофьева поднимался им навстречу, ведя за собой остальную стаю – всего 12 аэропланов, хорошее библейское число, но какое же недостаточное для противостояния все более наглеющему врагу!

Летать как птицы! Это ли не мечта человечества на протяжении его существования? Где еще можно чувствовать себя таким свободным, как в небе? У Саши Прокофьева замирало сердце – не от страха, от чувства всепоглощающего восторга. Все бренное, скучное, печальное осталось где-то там, на земле, и не было ничего, кроме ослепительной небесной лазури, бороздимой кое-где белоснежными барашками-облаками. А еще – ветер! Саша любил эту могучую, победительную, вольную стихию, ничем не окольцованную, не ведающую препятствий.

Пресловутое высокоточное оружие с поразительной точностью било не столько по военным, сколько по гражданским объектам, о чем говорит уже сама статистика потерь среди гражданского населения. За все время военной операции НАТО против Югославии погибли от 1,2 до 2 тысяч человек, около 6 тысяч были ранены. При этом 33% убитых и 40% раненых составили дети, что говорит само за себя: ведь не могло же такое количество детей находиться в непосредственной близости от военных объектов, и, стало быть, они оказались жертвой целенаправленных атак на объекты гражданские, в том числе и на жилые. Либо же — элементарных промахов, ибо, подобно тому, как это было в Ираке, высокая точность «оружия космического века» во многом была пропагандистским мифом. Во всяком случае, более половины бомб, сброшенных британскими ВВС на территорию Косово во время агрессии НАТО против Югославии, падали на землю мимо обозначенной цели. Об этом говорится в секретном докладе Британской армии, доступ к которому в результате своего расследования получили летом 2000 года сотрудники Би-би-си и журнала «Флайт интернэшнл». В документе сообщается, что лишь 40% общего числа сброшенных бомб достигло своей цели. Между тем еще в феврале того же года английские генералы на своей пресс-конференции утверждали, что косовская кампания была наиболее успешной из всех, когда-либо проводившихся королевскими ВВС. Тогда же Международная организация по защите прав человека, а также «Эмнисти интернэшнл» осудили методы натовской авиации, бомбившей объекты с непозволительно большой высоты.

Итак, 1916 год, Чёрное море. Приморский отряд российской армии занял Трапезунд (Трабзон). Но его сил для дальнейшего наступления, а в случае турецкого мощного контрнаступления, то и обороны - явно недостаточно. Принято решение перебросить в район Трапезунда две дивизии - 127-ю и 123-ю. Вот и посмотрим, как это всё было организовано. Портом посадки десанта был выбран Мариуполь, как недоступный воздействию вражеских сил, в первую очередь подводных лодок. План был таков - транспортная флотилия в целях секретности должна была направляться в Мариуполь в разные сроки и из разных портов. Однако вся она должна была оказаться в месте посадки 14 мая. На всю посадку 127-й пехотной дивизии в составе 18 000 чел., 2 100 лошадей, 36 орудий, 200 голов скота, 800 повозок и 50 000 пудов фуража и грузов, отводилось ровно двое суток.

В Пушкине мы должны видеть прообраз будущего преодоления смерти нашей полоненной, но не сдавшейся врагу духовно России. Она воскреснет, если станет на твердую почву Пушкинской мудрости и русской правды, основанной на смирении и жертвенности, на незыблемом фундаменте православной церковности и национальной русскости. Пушкин для нас не только символ мудрой русской государственности, но и путеводная звезда в Обетованную Землю Русскую.

Имея за собой более девяти веков исторического развития, русская литература завоевала почетное место в пантеоне мировых литературных классиков только в девятнадцатом веке, когда пышным цветом расцвел могучий литературно-художественный гений А.С. Пушкина. В течение всего ХVІІІ века русские писатели и поэты вынуждены были отдавать дань рабского подражания западно-европейским литературным образцам. Русское общество, разбуженное от спячки Петром, перестаралось в своем подражании Западу до потери веры в свои собственные таланты. Не вникая в красоту и величие своего родного языка, высшее русское общество предпочитало «свистеть» по-французски или по-немецки, нежели говорить по-русски, считая русский язык языком крестьян, кухарок, торговок.