Медленно и монотонно тянулось время в лазарете. Иногда налетали немецкие аэропланы. Они сбрасывали по нескольку бомб, впрочем, не причинявших вреда, и улетали обратно. Опасаясь отъезжать далеко, Наташа ограничивалась ездой по шоссе. По-прежнему изредка приезжал Дмитрий Петрович, и тогда повторялись их прогулки вдвоем. Наступила зима, и жизнь в лазарете стало еще тоскливее и однообразнее. Теперь уже реже приезжал генерал и реже устраивались прогулки. На фронте тоже наступило затишье. Готовились к весеннему наступлению. Приезжая в лазарет, Дмитрий Петрович не раз предсказывал окончание войны весною.

Со вчерашнего дня мы переехали в свои три комнатки, чему очень радуюсь - не так пусто и неуютно. Пока на твою квартиру никто не претендует, очень надеюсь, что, в конце концов, она останется за Ник.[олаем] Михайловичем] Котляревским. Чрезвычай­но досадно, что из-за договоренности Натальи Михайловны ему приходится [слово за­черкнуто] сидеть столько времени в Граце. Но, слава Богу, пожалуй, что эти беспокой­ства с Грацем, видимо, подходят к концу. Сколько они испортили всем нам крови! Хоро­шо то, что хорошо кончается. Удастся ли продать злосчастный павильон?

«В половине XIX века Маркс был сторонником отделения русской Польши, и он был прав, ибо тогда вопрос стоял об освобождении высшей культуры от разрушавшей её низшей...» (Джугашвили, март-май 1913 года, ПСС, том 2, стр. 127.)

Экипаж корабля был смешанный. На нем оставалась администрация (капитан, два по­мощника и механик), палубная и машинная команды. Военная команда состояла из коман­дира, старшего офицера, артиллерийского офи­цера, фельдшера (кондуктор), восьми кадет Морского Училища, исполнявших должности артиллеристов и сигнальщиков и произведен­ных вскоре в подпоручики Корпуса Корабель­ных Офицеров, трех охотников флота (среди которых был преподаватель математики. Поз­же, в Бизерте, он преподавал в гардемаринских ротах Морского Корпуса теоретическую меха­нику), трех матросов и немного позже, когда был произведен выпуск из радиошколы (на «Березани»), радиотелеграфиста, установив­шего радиопост в специально построенной для этого рубке на спардеке. Весь военный личный состав, за исключением трех матросов, поме­щался в пассажирских каютах. В обширной ка­ют-компании военные размещались за столом с одного борта, а коммерческие моряки — с другого. Взаимоотношения между ними были самые дружеские.

Экипаж корабля был смешанный. На нем оставалась администрация (капитан, два по­мощника и механик), палубная и машинная команды. Военная команда состояла из коман­дира, старшего офицера, артиллерийского офи­цера, фельдшера (кондуктор), восьми кадет Морского Училища, исполнявших должности артиллеристов и сигнальщиков и произведен­ных вскоре в подпоручики Корпуса Корабель­ных Офицеров, трех охотников флота (среди которых был преподаватель математики. Поз­же, в Бизерте, он преподавал в гардемаринских ротах Морского Корпуса теоретическую меха­нику), трех матросов и немного позже, когда был произведен выпуск из радиошколы (на «Березани»), радиотелеграфиста, установив­шего радиопост в специально построенной для этого рубке на спардеке. Весь военный личный состав, за исключением трех матросов, поме­щался в пассажирских каютах. В обширной ка­ют-компании военные размещались за столом с одного борта, а коммерческие моряки — с другого. Взаимоотношения между ними были самые дружеские.

Допетровская эпоха отличалась постоянной, изнурительной пограничной борьбой российского государства. Так, за 263 года (1462-1725) только на западных рубежах Россия провела свыше 20 войн (с Литвой, Швецией, Польшей, Ливонским орденом). Они заняли около 100 лет. Это не считая многочисленных столкновений на восточном и южном направлениях (казанских походов, отражения постоянных крымских набегов, османской агрессии и т. д.). В результате петровских побед и преобразований это напряженное противостояние, серьезно тормозившее развитие страны, наконец, успешно завершается. Среди соседей России не остается государств, способных серьезно угрожать ее национальной безопасности. Таков был главный итог усилий Петра в военной области.

Главным итогом Северной войны, длившейся 21 год, было превращение России в великую державу Европы – Российскую империю. Но победа в Северной войне далась дорогой ценой. Долгое время Россия в одиночестве сражалась с войсками Карла XII, которого называли шведским Александром Македонским за его талант полководца. Боевые действия длительное время велись на нашей территории. Россия познала в этой войне и горечь поражений, и радость побед.

В годы раннего детства Великой княгини самые увлекательные минуты бывали после завтрака, когда миссис Франклин приводила свою питомицу в кабинет Императора. Маленькая Ольга тотчас забиралась под рабочий стол отца и тихонько сидела там, прижавшись к крупной овчарке по имени Камчатка. Сидела до тех пор, пока родители не заканчивали свой завтрак.

Эту тему я считаю достаточно актуальной, потому что чего только ни обсуждается в наше время (и то хорошо) — демократия ли то, что у нас существует, и соответствует ли она нашим традициям, и соответствуем ли мы вообще демократии, и свойственна ли демократическая традиция русским. Говорят и о желательности воссоздания монархии. Притом часто забывают, что монархий-то много, и что не каждая монархия, как и не каждая демократия, соответствует русским национальным традициям. Поверьте мне, господа, как отмечал двадцать четыре века назад Аристотель в трактате «Политика», который неоднократно издавался, все правильные формы власти хороши: и монархия, и аристократия, и демократия. Так же однозначно плохи их искажения. Для монархии — это тирания. Для аристократии — это олигархия (у нас неграмотно пользуются этим термином, вообще-то это власть немногих или, если хотите, власть шайки; по-гречески «олигос» — немногие). И наконец охлократия (от «охлос» — толпа) есть искажение демократии.

Невозможно представить себе русскую живопись без полотен Левитана, Россию без поэтического воплощения ее красоты и печали великим художником. Этот фильм о жизни и судьбе Исаака Левитана, о постижении любовью русской природы.

Наталья Владимировна Воробьева перед самой войной кончала одно из высших учебных заведений в Москве. Шла она прекрасно, и диплом ученого агронома, казалось, был ей обеспечен. Несмотря на близость цели, она легко бросила свои курсы, лишь только грянули первые выстрелы войны. Она поступила на курсы сестер милосердия, которые были открыты при Московском университете. Получив звание сестры, она уехала на Румынский фронт, в один из передовых госпиталей, и со всем пылом юной души отдалась новому делу. А дела было много. После каждого боя на фронтах госпиталь переполнялся новыми и новыми жертвами войны. Тяжелораненые требовали тщательного ухода за собой, а легкораненые - ласки, внимания и нравственной поддержки. Вот и билась Наташа, переходя от койки к койке, из палаты в палату. Однажды, после тяжелого боя, в офицерскую палату, которой заведовала Наташа, санитары ввели раненого в ногу офицера. Его красивое, свежее лицо было бы привлекательным, если бы не глаза. Дерзкие, наглые и самоуверенные, они портили все впечатление. Наташе он сразу же не понравился. Уложив его на свободную койку, она занялась другими ранеными. Между тем из канцелярии принесли свежий цигель и укрепили его над головой вновь прибывшего. «Ротмистр Матвей Карягин», - прочла Наташа меловую надпись на нем.

Москва. Сочельник. Двенадцать градусов мороза. Ночь. Весь густо-синий небосклон усыпан яркими, шевелящимися, дрожащими огромными звездами. В старинной церкви у Спаса на Бору идет предрождественское всенощное бдение. Церковь эта, расположенная рядом с кремлевскими святынями, конечно, по своей величине и емкости уступает гигантским московским соборам, но все-таки среди всех сорока сороков стоит на почетном месте. Что же касается исторической седой древности, то в этом отношении Спас на Бору отличается дородностью, важностью и широкой щедростью в церковных даяниях. Это всё народ с солидным положением и весом в первопрестольной столице, люди света, разума и влияния: издревле именитые оптовые купцы-миллионеры с Балчуга, рядов, Зарядья и Замоскворечья, отцы городской Думы, биржевки с Ильинки; крупнейшие нотариусы, популярнейшие адвокаты, владельцы картинных галерей и рысистых заводов.

Последние 7 дней почти не спал, а четыре - дрался - в результате разбили врага наголову, и он так бежит, что конница моя не может его догнать[2]. Положение последнее время с перехо­дом противника на Манычском[3] Фронте в наступление создалось, как Ты, вероятно, уже знаешь, весьма грозное, я давно это предсказывал; когда мои предсказания оправда­лись, мне предложили ехать спасать положение, но я поставил условие сосредоточения всех сил, сохранения своего оперативного Штаба и т.д., на что высшее командование не пошло; я отказался принять Манычский фронт и уехал в Ростов; чем Деникин сам выехал управлять Манычскими войсками и, хотя и отбросил противника за Маныч, но не разбил его, и операция грозила затянуться и надолго.

Им в наших краях не ставят памятники как жертвам политических репрессий. У многих из них даже надгробных памятников нет. Тысячи спецпереселенцев 1930-1940-х годов навсегда остались в местах ссылки - в безымянных массовых могилах. Ямах. В документальном фильме ТВ2 "Яма" из цикла "Антропология террора" о трагедии спецпереселенцев рассказывают потомки ссыльных, историки и документы.

Полагаю полезным напомнить приказ, отданный в день похорон генерала Мина командиром гвардейского корпуса генерал-адъютантом Даниловым: «Клянусь и призываю старую Императорскую гвардию поклясться со мною, также как ты, храбро и безбоязненно соблюсти верность нашему природному Государю и Родине. А если бы кому и пришлось пережить минуты случайного колебания, пусть придет в храм Лейб-Гвардии Семеновского полка помолиться у твоего праха и почерпнет несокрушимые силы для исполнения своего долга. Семеновская церковь приобретает для нас особое значение исцеления от самого страшного недуга - колебания».

"Один из командных генералов армии рассказывал: - Однажды я получил приказ от Корнилова взять одну станицу, но не мог исполнить этого по недостатку сил. Прошу помощи. Получаю от Корнилова ответ: "Помощи не будет, станицу взять". Делаю попытку - безрезультатно. Время идет, наши цепи лежат, осыпаемые жесточайшим огнем противника - нельзя подняться. Вдруг вдали показывается сам Корнилов - скачет впереди своего конвоя, полусотни человек. Прямо под обстрелом подъезжает к цепям: "Вы просили помощи? Я к вашим услугам". Затем, обращаясь к войскам: "Корнмловцы, вперед! Ура!" - Как один человек, полк бросается вперед, - и отогнали большевиков". (Л.Суворин, "Поход Корнилова", стр. 161). И это повторялось не один раз. И в этом "Скобелевском приеме", в этом необъяснимом боевом чуде таинственного влияния сказывалась все та же гипнотизирующая, несокрушимая воля, которой наградила ген.КОРНИлова природа.

В эти дни пришла еще одна радостная весть. Приехал Гоголь! Эта новость вмиг облетела обе столицы, перебудоражив все образованное сословие. Ведь после гибели Пушкина место главы русской литературы пустовало. Появлялись новые интересные имена, и среди них особенно выделялось одно – Лермонтов. Его стихами были переполнены литературные журналы, за которыми Лаура привычно и жадно следила, вышел его роман «Герой нашего времени» - вещь, какой еще не было в русской словесности. Молодой поэт служил на Кавказе, и княжна немного сожалела, что Косте и ей не довелось встречаться с ним там. Хотелось посмотреть в глаза этого человека. Кто он, Печорин, как утверждают некоторые? Но нет, того не может быть. Печорин никогда не написал бы чистоструйной молитвы, которую Лаура выписала в свой альбом и затвердила наизусть… Все же Лермонтов, чья звезда только восходила, не мог занять места Пушкина. Потому так и взволновало всех возвращение автора «Миргорода» и «Ревизора». Вот он – природный наследник! Глава отечественной словесности!

Известность его была такова, что про него писал сам Хэмингуэй, а в "Известиях" ему посвящали передовицы и называли "испанским Чапаевым". Он был необразованным шахтёром, с огромным трудом выучившись писать даже по-испански. Тем не менее, условия жизни в СССР конца 30-х так ужаснули его, что он решил бежать из советского рая. Эль Кампесино, воспользовавшись начавшейся войной, решил бежать через иранскую границу, но там его поймали англичане и выдали назад, а "самая гуманная в мире" страна дала три года лагерей. Он их отсидел и был отправлен в ссылку в Ашхабад, где в 1948 году произошло сильное землетрясение и Эль Кампесино смог бежать за границу. Теперь его задержали американцы, но в новых условиях Холодной войны выдавать не стали. Гонсалес участвовал в одном из европейских послевоенных судов, призванных доказать существование ГУЛАГа. Тогда ГУЛАГ считался мифом, но понемногу стали выходить редкие иностранцы, оказавшиеся по тем или иным причинам в советских лагерях, и поднимавшие на Западе шум по этой теме.

Известность его была такова, что про него писал сам Хэмингуэй, а в "Известиях" ему посвящали передовицы и называли "испанским Чапаевым". Он был необразованным шахтёром, с огромным трудом выучившись писать даже по-испански. Тем не менее, условия жизни в СССР конца 30-х так ужаснули его, что он решил бежать из советского рая. Эль Кампесино, воспользовавшись начавшейся войной, решил бежать через иранскую границу, но там его поймали англичане и выдали назад, а "самая гуманная в мире" страна дала три года лагерей. Он их отсидел и был отправлен в ссылку в Ашхабад, где в 1948 году произошло сильное землетрясение и Эль Кампесино смог бежать за границу. Теперь его задержали американцы, но в новых условиях Холодной войны выдавать не стали. Гонсалес участвовал в одном из европейских послевоенных судов, призванных доказать существование ГУЛАГа. Тогда ГУЛАГ считался мифом, но понемногу стали выходить редкие иностранцы, оказавшиеся по тем или иным причинам в советских лагерях, и поднимавшие на Западе шум по этой теме.

В 1937–1938 гг. Мирзоян стал одним из организаторов массовых террористических операций НКВД в республике. Историками опубликованы телеграммы Мирзояна на имя Сталина и Ежова, в которых он цинично выторговывал повышение расстрельных «лимитов», первоначально выделенных Казахстану в соответствие с приказом НКВД № 00447. Так, 3 октября 1937 г. Микоян запросил санкцию Москвы дополнительно расстрелять 3.500 человек, 14 ноября 1937 г. – расстрелять еще 2.000 человек и отправить в лагеря 3.000 человек. 1 декабря 1937 г. «для полной зачистки остатков» Мирзоян выторговал право расстрелять еще 600 человек и приговорить к заключению в лагерях тысячу человек. Но и этого оказалось мало: «в связи с вскрытием новых повстанческих и диверсионных групп в различных районах и приказом тов. Ежова о продлении срока зачистки антисоветских элементов», Мирзоян просил Сталина и Ежова предоставить дополнительный лимит в размере 4.400 человек, из которых 900 человек предполагалось расстрелять и 3.500 человек – отправить в лагеря. Все запрошенные Мирзояном дополнительные лимиты были Казахстану предоставлены (Сталинский план по уничтожению народа, 2016).