Россия – это единственная христианская держава в современном мире. Она уже давно такая. Я хочу напомнить, когда мы стали Россией, – это произошло после того, как мы избавились от опеки орды в 1480 году, то есть к концу 15-го века. Мы уже к этому готовились, нас готовили, мы не выбирали. Не мы, греки гораздо больше, например, византийские, конечно, греки готовили нас к тому, чтобы быть Третьим Римом, чем мы сами туда стремились. Это тяжелая ноша. Но когда мы стали, их уже не было. Константинополь пал в 1453. Около четверти века прошло. Вот после этого до страшной трагедии – революции – мы исполняли эту функцию. Сначала помогали, потому что еще были слабы. Потом помогали силой, стали сильны. 200 лет не могли, потом смогли. Ну, так было со многими восточно-христианскими народами, потому что Запад начинал потихонечку становится все менее христианским и оттуда помощи можно было не ждать. Обычно, в общем, и не ждали. А кто еще? А больше государств не было. Кстати сказать, грузины, отдадим им должное, они между прочим единственные хоть какую-то тень государственности сохраняли. Все же остальные наши западные русские, то есть предки украинцев и белорусов тогда еще не знавших, что они украинцы и белорусы, балканские славяне, болгары, сербы и молдаване, они же все же не имели своей государственности. Грузины сохранили, но еле-еле выжили до тех пор, пока наконец мы их не приняли. А так одна, одна Россия. Поэтому она и Третий Рим. Она и нужна-то, я позволю себе смелую гипотезу, она Господу Богу то нужна как Третий Рим. А если мы не будем Третьим Римом, как перестали быть в 1917 году, мы Богу станем не нужны.
 

Сталина подозревают в восстановлении имперской внешней политики, но эти подозрения ложны. Например, Сталин дарит Чехословакии Прешовскую область, не позаботившись о том, чтобы русинам этой области уже была дарована та самая автономия, которую им обещали еще в 1918. году. Сталин дарит Холмщину и Белостокское воеводство полякам, и теперь это целиком ополяченные территории (православных русских людей там больше нет). А Литве Сталин дарит не только Виленский округ, но и два района Белоруссии. «Великий советский патриот» Сталин ухитрился создать предельную угрозу на Дальнем Востоке, небрежно подарив режиму Мао Цзэдуна Манчжурию, Внутреннюю Монголию и Тибет. Мог бы народно-демократические Манчжурскую и Монгольскую республики создать, но предпочел другой путь- выстроить у себя под боком опасную России китайскую социалистическую «империю». У Сталина была возможность улучшать отношения с греками и опереться на прорусские настроения в Сербии. Но это его не интересовало, его интересовал коммунистический лагерь. В результате в Сербии сформировался антиправославный режим.

В нашей литературе царит дикая путаница: мы путаем понятия "фашизм" и "нацизм", а это - примерно то же самое, что путать советский коммунизм с британским лейборизмом на том основании, что и те, и другие социалисты. Но различать эти понятия очень важно, потому что, тотально отрицая фашизм, мы рискуем негативно отнестись к его главной составляющей - корпоративному движению. А восстановление корпораций в той или иной форме - насущная задача не только современных западноевропейцев, у нас эта задача обострена до предела. Мы не можем без восстановления социальных структур надеяться на создание гражданского общества.

На мой взгляд, необходимо, прежде всего, экономическими методами стимулировать приток российских граждан на Дальний Восток. Подобно тому, как стимулируется рождение второго ребенка. Выделять многолетний сверхльготный кредит. Наделять их бесплатной землей, как это было во времена Столыпина. Земля там хорошая, особенно в Амурской области. Необходимо обеспечить бесплатный переезд всей семьи и перевоз имущества. В начале XX века, когда в Центральной России и Малороссии остро стоял вопрос с землей, крестьяне, имевшие по две-три десятины земли и уставшие бороться с нищетой, переселялись в восточные регионы целыми деревнями. Тогда за четыре года благодаря предоставленным правительством льготам на Дальний Восток переселилось около трехсот тысяч человек. Вот почему я считаю экономические меры первоочередными в обеспечении миграции славянского населения в этот регион.

В целом приходится делать вывод о том, что взятая частью нашей Церкви линия на преобразование Её в некую вненациональную, только по происхождению связанную с русским народом и Россией церковную организацию, не соответствует канонической традиции Православной Церкви. А высказываемое порицание клирикам в связи с участием в русских организациях, сопротивляющихся врагам России и Православия, это порицание преследует цель - замаскировать личные предпочтения некоторых Её членов с высоким иерархическим положением.

Джозеф Овертон описал, как совершенно чуждые обществу идеи были подняты из помойного бака общественного презрения, отмыты и, в конце концов, законодательно закреплены. Согласно Окну возможностей Овертона, для каждой идеи или проблемы в обществе существует т.н. окно возможностей. В пределах этого окна идею могут или не могут широко обсуждать, открыто поддерживать, пропагандировать, пытаться закрепить законодательно. Окно двигают, меняя тем самым веер возможностей, от стадии «немыслимое», то есть совершенно чуждое общественной морали, полностью отвергаемое до стадии «актуальная политика», то есть уже широко обсуждённое, принятое массовым сознанием и закреплённое в законах. Это не промывание мозгов как таковое, а технологии более тонкие. Эффективными их делает последовательное, системное применение и незаметность для общества-жертвы самого факта воздействия. Ниже я на примере разберу, как шаг за шагом общество начинает сперва обсуждать нечто неприемлемое, затем считать это уместным, а в конце концов смиряется с новым законом, закрепляющим и защищающим некогда немыслимое. Возьмём для примера что-то совершенно невообразимое. Допустим, каннибализм, то есть идею легализовать право граждан на поедание друг друга. Достаточно жёсткий пример?

После распада СССР новую версию мондиализма предложил один из идеологов демократической партии США Фрэнсис Фукуяма. В статье «Конец истории», опубликованной в начале 90-х годов, он заявил о совершающемся переходе человечества от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и нерационального хозяйствования к наиболее разумному строю – капиталистической рыночной экономики и либерально-демократической идеологии. Легковесная доктрина Фукуямы вряд ли реализуема, но за ней стоят огромные деньги и решимость любой ценой создать «новый мировой порядок». Существуют более детальные версии мондиализма, исходящие из европейских кругов, противостоящих «новым правым». Миланский профессор Карло Санторо оспаривает оптимистические представления Фукуямы о Международных институтах ООН как ядре будущего «Мирового правительства». Санторо излагает свои сценарии возможных катастроф, начиная от войн средней и малой интенсивности, и кончая угрозой всеобщего хаоса, что подтолкнет различные блоки к созданию планетарного государства под эгидой Мирового правительства.

Научная геополитическая мысль России зародилась в XIX веке. Прямое влияние географических факторов на государственное развитие отмечено историком С.М.Соловьевым и изучалось Л.И.Мечниковым. В XX столетии русская геополитическая традиция, как и вся наша культура, раскололась на две ветви. Одна из них развивалась в Советском Союзе, другая – в русском зарубежье.

В конце 1990-х в среде русских патриотов и националистов замелькало словосочетание «Русский крест». Это понятие иллюстрирует ежегодное превышение смертей над рождениями. Обычно «Русский крест» позиционируют с 1992 годом, когда число смертей в России стало на 220 тыс. больше, чем рождений.

На протяжении, по крайней мере, двух последних столетий, вплоть до перестройки государство вело постоянную борьбу против сил, вызывающих беспорядки и влекущих страну к неконтролируемому хаосу. Самые опасные периоды национальной смуты всегда начинались с действия группы лиц, внедрявших в общество идеи неограниченных свобод, противопоставляемые интересам государства. Эти лица, принадлежавшие, как правило, к образованной публике, или даже к верхним слоям общества, получили историческое название «либералов».

Победа окончательная есть дар, нисходящий свыше, которого надо быть достойным, и не только чтобы его заслужить, но и чтобы уметь его сохранить. В России часто не умели охранять дары Божии, в том числе и этот. Легко утрачивали плоды тяжелых побед, одержанных предками. Спустя время, приходилось начинать заново, страдать и подвизаться, чтобы победить. Но этот процесс подвига, труда, страданий и самой смерти, венчаемый, однако, общей победой, имел и христианское содержание, уподоблял в каком-то смысле человека страждущему и победившему Спасителю. Страдание без победы, с одним развоплощением человека и растворением его в нирване, имело бы буддистский смысл, с его глубоким пессимизмом. Христианское же оборончество потому и оптимистично, что взирает на пример Христа-Победителя и ждет разделить плоды Его победы, если не в этом, то в будущем веке.

Если в момент общенационального бедствия идеологические интернациональные силы сумели проявить качества спаянной банды и при мощной финансовой поддержке из-за рубежа насильственно захватили власть, – то это говорит не о неотвратимости, а о роковых случайностях. Конечно, случившееся во многом предопределено сложившейся в России ситуацией, но, тем не менее, могло случиться и иначе. Конечно же, марксизм-большевизм – наиболее утопическая идеология. К сожалению, вся история XX века доказывает, что утопии вполне осуществимы, что никак не прибавляет им реалистичности. Человек, скажем, собирался построить дом, изучил дело и приготовил материалы, но – роковая случайность либо нелепая закономерность – ему упал на голову кирпич. И теперь он в доме умалишенных строит карточные домики. Но значит ли это, что первоначальный его замысел был более утопичным, чем нынешнее занятие.

Самым высоким образом оценивая творчество Н.А. Бердяева, необходимо признать, что у него были и серьезные заблуждения, сыгравшие роковую роль не только в его жизни. Была одна тема, в разработке которой Бердяеву неизменно отказывала творческая интуиция – коммунизм и Россия. О России он писал много и, в большинстве случаев, проникновенно и глубоко. Но как только возникала проблема взаимоотношения марксистского коммунизма и русской истории и культуры, суждения Бердяева оказывались очень пристрастными и поверхностными. Будто в его творческом взоре было какое-то темное пятно, застилающее ему постижение именно этого предмета. Этому способствовало сочетание нескольких факторов: 1) особенности творческого метода; 2) экзистенциальное самооправдание; 3) дуалистическая онтология; 4) общеинтеллигентские предрассудки.

В заключение, помня оговорку "если" в пророчестве архиепископа Феофана, должен откровенно признаться, что не уверен в непременном восстановлении православной монархии в России. Главное условие для этого не выполняется: "Если наш народ покается в своих грехах, приведших к утрате православной России". Повторю: у Бога ничего невозможного нет, но все же не вопреки нашей способности монархию вместить.

В 1991 г. у России появилась возможность определить «с чистого листа» стратегию дальнейшего экономического развития. Управляющая элита решила эту задачу в высшей степени конъюнктурно и примитивно – «уйти от совка», разрушив как ненужное науку, образование, высокотехнологичные промышленные предприятия, социальную инфраструктуру. Официальными целями проводимых преобразований были объявлены построение эффективной многоукладной экономики и демократического правового государства. Но реальная ставка была сделана исключительно на криминализованную клановую сырьевую экономику с «быстрой» прибылью и минимальными инвестициями в основной капитал, на долларизацию экономики. В результате произошла деградация промышленного потенциала и распад научных коллективов во всех отраслях экономики страны, обвальное разрушение оборонно-промышленного комплекса, потеря финансовой независимости страны.

Чем ближе человечество придвигается к концу истории, тем больше больной мiр погружается в свое зло, от которого христианам все труднее защищаться и соответственно всё меньше остается условий для воссоздания должной государственности. Поэтому очень сомнительны пророчества о непременном ("как дважды два четыре") – наперекор всему ходу истории – грядущем возрождении огромного и могучего Свято-Русского Царства. Они граничат с ересью хилиазма, причем некоторые "ревнители" и прямо впадают в эту ересь.

Прошло четверть века как сполохи перестройки разорвали кромешную тьму над тем, за счет кого Кремль строил коммунизм. 25 лет тому назад стало ясно: главное средство строительства коммунизма – демографическая эксплуатация русского народа. Напомню, демографическая эксплуатация – это использование правителями страны демографического потенциала народа во вред демографическому благополучию самого народа.

Полагаю, что в большинстве случаев подобной ревности не по разуму лежит искренняя вера. В православном народе есть также большая потребность в чудесном идеале – потому и принимаются всерьез такие явления, как "святой Грозный Царь", "православный Сталин" и т.д. (при уклоне в другую сторону от Сталина можно встретить и "св. Адольфа"). Эти идеализированные фигуры не соответствуют исторической реальности, но они служат неким чаемым мифическим идеалом – и потому их почитателей трудно переубедить. Трудно, но надо – если хотим быть верными истине, а не мифам. Как это сделать бережно, я точно не знаю, но знаю (так учили многие святые), что потакание заблуждениям не является любовью к заблуждающимся, тем более к впадающим в гордыню и прелесть. Богу угодна только истина и историческая правда, какою бы она ни была. И потому для меня духовными авторитетами являются выразители такого трезвого духа и православного чувства меры.

Разумеется, двусмысленная позиция церковной власти при сокрушении монархии заслуживает более строгого отношения. В отличие от военных, обязанных подчиниться вышестоящему приказу без раздумий, от высших иерархов можно было сразу же ожидать более четкой, духовной оценки революционных событий. Митрополит Антоний (Храповицкий) лишь пассивно оправдывал тогдашний отказ Церкви поминать Царя на службах и поминание Временного правительства – решением самого Царя и решением его брата о созыве Учредительного Собрания (в котором многие ожидали нечто вроде Всероссийского Земского Собора). Это смягчает вину архиереев, но не заглаживает ее полностью. К сожалению, искупление ее было уже поздним: у кого-то мученической кончиной, у кого-то (в Зарубежной Церкви) восстановлением монархической идеологии как условия спасения России. Это прозвучало и на Рейхенгальском съезде 1921 г., и на Приамурском Соборе 1922 г. (тоже окормлявшемся епископами РПЦЗ), и на Всезарубежных Соборах 1921 и 1938 гг.

Примеров отсутствия трезвомыслия у наших современных монархистов можно еще привести много. В частности, муссируется утверждение, что "Государь Николай II не отрекался от престола". Однако в столь категоричном выводе смешиваются разные стороны проблемы: сам факт отречения и его юридическая ничтожность.