Вот живая картинка из Баку девяностого года. Беженка Н.И. Т-ва: «Там творилось что-то невообразимое. С 13 января начались погромы, и мой ребенок, вцепившись в меня, говорил: «Мама, нас сейчас убьют!» А после ввода войск директор школы, где я работала (это вам не на базаре!), азербайджанка, интеллигентная женщина, сказала: «Ничего, войска уйдут - и здесь на каждом дереве будет по русскому висеть».

Вчера, во время боев на окраинах Донецка, было подбито два танка украинской армии. Оба экипажа погибли. Вот документы (военные билеты) одного из погибших экипажей. Они пришли в Донецк не с цветами, и, тем не менее — нет ощущения ни радости, ни торжества, при виде этих фотографий… Нормальные, наши — русско-украинские — фамилии, обыкновенные славянские лица… Молодой парень 92-го года рождения… Срочник, судя по всему. Почему полтавская мама отпустила его кататься в танке по Донецку? Почему она ему не объяснила, что это не нормально, не по-человечески — расстреливать из танка дома мирных жителей?..

Бабушку тогда больше всех я любил, но недолго пользовался ее опорой. В 1805 году она крепко захворала и чрез несколько недель скончалась. Горько я плакал, не о том, кажется, что она померла, а о том, что без нее некому будет меня оборонить: мать хоть втихомолку меня и жалела, но отцу не смела сказать ни слова. Однако не знаю, я ли сделался осторожней или отец снисходительней, только редко случалось мне быть битым, разве иногда оплошаешь, заиграешься в бабки и упустишь время обеда. Да и тут выглянет, бывало, в окошко или выйдет за ворота: «Саушка!» Бросишь все и бежишь, станешь как вкопанный: «Чего изволите?» Посмотрит, если все исправно и не замаран, только скажет полусердито: «Полудничать время». А если испачкан, задаст трепку волосам.

Это было давно... А так как я был тогда в 1-й роте Первого кадетского корпуса, то случилось это, по-видимому, в учебные годы 1900-1901 или 1901-1902. Случилось это зимой, в одну из суббот, то есть в отпускной день.
В то время, я очень дружил с моим одноклассником Николаем Абрамовичем, переведенным в наш корпус из Тифлисского, прямо в 1-ю роту. Отец его, саперный офицер, остался в Тифлисе и Коля, не имея ни одной родной души в Петербурге, ходил в отпуск ко мне, вернее к моей крестной матери, женщине, материально, более чем обеспеченной, которая разрешала мне приводить в отпускные дни тех из моих друзей, которым некуда было идти.

Нина вела записи с 1932 по 1937 год. Дочь политического ссыльного, она ненавидела тоталитарный режим. Но в 13 лет, как и положено человеку столь солидного возраста, бралась анализировать подряд все, с чем сталкивалась: школьные дела, аресты знакомых, собственное взросление, фокстрот, девичьи восторги по поводу самого симпатичного героя-челюскинца. Луговскую арестовали, когда ей исполнилось 17 ее обвинили в заговоре с целью убийства вождя партии, обвинение основывалось на строках, написанных Ниной после того, как ее отцу отказали в паспорте: "Несколько дней я часами мечтала, лежа в постели, о том, как убью его. Его обещания, его диктатуру, порочного грузина, который искалечил Россию. Как такое возможно? Великая Россия, великий народ попали в руки негодяя".

По свидетельству Драгоманова, на всех вечерах и концертах, где декламировались стихи Шевченко, на всех чтениях для народа, можно было заметить строгий отбор: все антипольское, антиклерикальное, антипомещичье устранялось. Допускалось только антимосковское. Случай с "Кобзарем" был полной неожиданностью для Драгоманова, и уже тогда раскрылись у него глаза на народовство, названное им впоследствии "австро-польской победоносцевщиной". Вместо свободы мысли, слова, совести и всех демократических благ, ради которых покинул родину, он увидел в конституционной стране такой вид нетерпимости и зажима, который хуже цензуры и административных запретов. Церковный контроль над умственной жизнью был ему особенно тягостен, он полагал, что религия и общественно-политическая жизнь - две сферы, которые не должны соприкасаться. В украинском вопросе он особенно стремился к исключению каких бы то ни было религиозных тем и мотивов. Но не так думали львовские "диячи".

11 декабря 1919 года житель Кузнецка Василий Толмачев снарядился на Томь за водой. Ехать пришлось по обочине, поскольку дорога была занята вступавшим в город отрядом партизана Рогова. Приехав с реки, Василий Иванович сказал дочери Тамаре Васильевне: «Едут какие-то, черт знает, полудурья». На второй день, вспоминает Тамара Васильевна, загорелся дом купчихи Медниковой, тюрьма и церковь при крепости, городские храмы — Успения, Богородицкая церковь, стоявшая у здания казначейства (сохранившегося на Советской площади до сих пор), Спасо-Преображенский собор.

Воспоминания солдат и офицеров русской армии на фронтах Первой мировой войны содержат отклики о том, что даже в условиях фронтового быта воины не забывали об этом Святом Празднике. Старались найти возможность и раздобыть лесную красавицу ель или хотя бы несколько еловых веток – и, установив их в блиндаже или в землянке, приблизиться к мирной обстановке и окунуться в атмосферу Праздника.

Давно это было, кончился Первый Поход. Завершив свой второй поход освобождения от красных Кубани и Северного Кавказа, наша Белая Армия вела бой где-то - то ли за Ставрополем, то ли до него. Не могу сказать, когда это было, но хорошо помню, что день был морозный. Все било покрыто глубоким снегом. Помню, что это был сочельник и мы вели тяжелый бой за взятие большого богатого селения. Красные хорошо укрепились, и только под вечер, получив подкрепление, мы смогли энергичным ударом выбить красных из села. Наш удар был настолько стремителен и для них неожидан, что в своем поспешном бегстве они оставили нам горячие походные кухни, а это было очень и очень кстати.

В самый день Праздника Рождества Христова 25 декабря 1997 г. (7 января 1998 г.) в 5 часов 15 минут утра по местному времени в г. Санта-Роза (шт. Калифорния, США) на семьдесят седьмом году жизни скоропостижно скончался от воспаления легких ответственный редактор журнала "Наши Вести”, Атаман Терского казачьего войска в Зарубежье, хорунжий НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ПРОТОПОПОВ.

Фильм «Музыка и душа. Георгий Свиридов: избранные произведения и изречения» вышел в шести новеллах – коротких монологах великого мастера. На экране – простой и неизвестный доселе Свиридов, размышляющий о Боге, вере, о русском народе и его песнях, о музыке, о непреходящих ценностях человеческой души. Он исповедует нам печаль своего сердца о новых нелёгких временах, об отрыве современной культуры от извечных корней, дающих силу и глубину. Герой фильма раскрывается нам не только как гениальный маэстро и высоко-духовная личность, но и как патриот своей родины, искренне верующий человек. Описывая нелёгкую судьбу художника в России, Георгий Васильевич и сам испил сполна эту чашу. «Я не ропщу уж против нищеты», – писал композитор, смирившись с трудностями жизни, но эта нищета держала его в цепких объятиях до последнего вздоха. И даже самое дорогое для гениального музыканта – рояль, по злой иронии судьбы был взят им напрокат.

Сегодня Петербург хоронит отца Иоанна Кронштадтского. В день смерти, как мне передавали, были такие сцены. Священник вышел после всенощной к народу и сказал: “Теперь отслужим панихиду по молитвеннике земли русской, по отце Иоанне Кронштадтском!” Как сказал он это, народ на минуту замер. Точно ветер шелохнулся тихий ужас, и раздались рыдания. Бабы заревели, заплакали дамы в шляпках... Не стало “батюшки отца Иоанна”!

Теперь мы находимся перед большой опасностью утратить самый духовный смысл Рождества Христова, который все больше и больше затмевается пышными елками, пряностями, суетой. Церковь празднует Рождество Христово 25-го декабря по ст. ст и до этого дня запрещает своим чадам веселиться и вкушать скоромную пищу. Мы видим как теперь совершенно не считаются с самым днем 25-го декабря (7 января н.с.) и за целый месяц до него начинают устраивать воистину нечестивые пиршества, танцы. И это в самый разгар Рождественского поста. Таковые да не приступают ко Святой Чаше, да не причащаются Святых Таин Христовых в день Великого Праздника.

Моя малая и большая родина – деревня Вощанки Кормянского района Гомельской области. Здесь я родился в 1945 году, и на этой благодатной земле белорусской прошли мои детство, отрочество и ранняя юность. Здесь я ходил босиком в начальные классы Вощанской семилетней школы. Здесь же в родительском доме жил вплоть до поступления в Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Сюда, на родину приезжал каждый год и не один раз в юные годы, будучи студентом и аспирантом, и в более зрелом возрасте, чтобы помочь родителям в полевых работах, заготавливать дрова и сено. Здесь, на родной белорусской земле я был и школьником, и пастухом, и начинающим столяром. Профессиональному столярному делу учился в Литвиновичской средней школе, куда поступил в восьмой класс с аттестатом о семилетнем образовании. В эту школу, расположенную в восьми километрах от моего дома, сначала ходил пешком, а потом ездил на велосипеде. Особенно трудно было добираться до школы ранней весной и поздней осенью, когда просёлочная дорога становилась почти не проходимой из-за тающего снега и затяжных осенних дождей. Но для меня ни плохая дорога, ни проливные дожди, ни трескучие морозы не были помехой – на занятия я ходил в любую погоду даже тогда, когда в сильную метель всю дорогу полностью заносило снегом, что ни пройти ни проехать.

...Я с силой взял его за руки. Мы говорили шепотом, чтобы не потревожить сна усталых людей вокруг нас. Я повел его в мой угол, изо всей силы сжимал ему руки: не смеешь стреляться, такая смерть — слабость; и просил его жить. И этот коренастый, сильный человек, в шрамах, несколько раз тяжело раненный, фанатик белого дела и Дроздовского полка, внезапно припал к моему плечу, как тот мальчик у руки Рипке, и глухо зарыдал, сам зажимая себе рот руками, чтобы никого не разбудить. Тогда ночью, когда мы с ним шептались, Ковалевский согласился жить. Адриан Семенович застрелился уже после всего, в 1926 году, в Америке; там он очень хорошо, в довольстве жил у своей сестры. Такая смерть, видно, была ему написана на роду. В его последней записке было всего пять слов: «Без России жить не могу». Ему было не более тридцати лет.

Достойных жен много. Но сегодня нам хочется вспомнить и привести в пример такой добродетельной женщины несправедливо забытую замечательную православную поэтессу Лидию Александровну Кологривову. Мы давно соскучились по настоящей Русской классике, неразрывно связанной со служением Церкви и Родине. Она намеренно замалчивается, а взамен нам даны мутные бунтарские, масонские, нецеломудренные и ненавистнические ко всему Русскому произведения. Поэтому так важно узнать об истинных Русских классиках и постараться сделать так, чтобы слова об их величии звучали естественно и привычно для всех.

В истории Вселенской Церкви никогда не было таких масштабных и всеохватывающих, долгих и непрерывных гонений, как в России в ХХ веке. В первые три века существования христианства гонения носили локальный характер и длились не более нескольких лет. Даже самое страшное гонение Диоклетиана и его преемников, начавшееся в 303 г., продолжалось всего 8 лет.

В XIX веке зародилась оригинальная русская философия, которая была проявлением духовной революции. По истории русской философии существует обширная литература, среди которой особенно ценны работы В.В. Зеньковского, Н.О. Лосского, Г.В. Флоровского; много и блистательно писал о русских философах Н.А. Бердяев.

Документальный фильм Виктора Леонидова о поэте И.И. Новгород-Северском

В доносе на моего прадеда упоминается о том, как он говорил о вероятии возглавления генералом Кутеповым антисоветского похода на восток. К сожалению, НКВД взяло под свой контроль все связи генерала Кутепова с советским белым подпольем. Как любит говорить мой отец (внук Филарета), - это была «ловушка на крупного зверя». Так что слухи о походе Кутепова на восток СССР распускало само же НКВД, чтобы истребить всех, кто на это клюнет. Сам генерал Кутепов был человеком чести, но его подставили и убили. Представители НКВД схватили его в Париже как раз в том самом 1930-м году.