В советское время о детях ГУЛАГа по понятным причинам говорить и писать было не принято. Школьные учебники и иные книги повествовали всё больше о дедушке Ленине на детских праздниках, о трогательной заботе, с которой отечественные чекисты и лично Феликс Эдмундович привечали беспризорников, о деятельности Макаренко. Лозунг «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливе детство!» заменили иным - «Всё лучшее - детям!», но ситуация не изменилась.

Мы здесь не пишем истории самостийничества. Наша задача - проследить, как создалось его "идейное" лицо. На Украине, к концу 70-х и в 80-х годах, оно совсем было утрачено. Перестав быть частью революционного или, по крайней мере, "прогрессивного" движения, украинство не знало, чем ему быть дальше. Лучшая часть "Громады" продолжала заниматься учеными трудами, писала стихи и романы, но огня, оживлявшего деятельность первых украинофилов от Рылеева и кирилло-мефодиевцев до Драгоманова, не было. Зато возник угарный чад, какой исходит от тлеющих углей после того, как пламя потухнет. Начался безыдейный украинизм, не ищущий себе смысла и оправдания. В отличие от своего предшественника он не задавался вопросом: зачем надо было внушать малороссийскому крестьянину, что он - "окрема" национальность, зачем надо было обучать его в школе не на общерусском письменном языке, а на разговорной мове? Костомаров и Драгоманов имели на этот счет обоснованное суждение, исходившее из соображений социального и политического прогресса. Никаких таких соображений у последующих украинофилов не было. Их логика проста: раз нас "пробудили" и назвали украинцами, особой национальностью, так надо и быть ею, надо, как все порядочные нации, обладать своей территорией, своими государством, языком, национальным флагом и своими послами при иностранных дворах.

Исполнилось 100 лет трагедии — массового убийства солдат и офицеров российской армии, возвращавшихся домой с Кавказского фронта I-й Мировой войны. Это истребление произошло 9-12 января 1918 года на участке Шамхор-Далляр Закавказской железной дороги. Об этом пишет russia-armenia.info в редакционной статье.

Время идет... История России, несмотря ни на что, преодолевая все препятствия, свершает свой путь и ничто не остановит этой закономерной поступи...
Двести семьдесят пять лет тому назад, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра», когда Родина наша стала выходить на свою историческую широкую дорогу, в подмосковных селах Преображенском и Семеновском десятилетний царь Петр, всем своим существом военный, создавал своих «Потешных», свои полудетские формирования пехоты, присоединив потом к ним и артиллерию — Бомбардирскую роту.

Честертон в одном из своих эссе заметил, что атеисты и верующие очень нуждаются друг в друге: большинству людей разговоры о Боге и Церкви скучны, их не очень интересует вопрос Его существования, но для некоторых большевиков в 20-30 годы прошлого столетия Христос был настолько серьезным противником, что они объявляли себя антихристами. Такой мировоззренческий переворот произошел в голове ребенка по имени Николай Бухарин, и это событие не просто привело его в стан большевиков, но и сделало одним из самых активных борцов на антирелигиозном фронте.

Нам нужно помнить в этот день о том, что происходит в наших душах и в нашей жизни. Сейчас очень многие отказываются от борьбы с миром, от того пути, каким шел преп.Серафим и на котором он имел величайшие достижения. Нам приходится слышать, что все наше делание – пример, который мы берем от Святых Отцов, от преп.Серафима, все это затемняет подлинный лик Христов и Его подлинное учение. А между тем мы, верующие, должны идти за Христом, и нам важно знать, как мы должны идти за Ним, как мы должны совершать путь своего спасения.

Матвей Иванович Платов (1751 -1818), Генерал от кавалерии. Атаман Платов, герой Дона, родился в Старочеркасске в семье войскового старшины, который дал ему первоначальное образование и обучил военному делу. В 19 лет он отправился на своей лошади участвовать в войне с Турцией 1768 - 1774 гг., за доблесть был замечен командующим В.Долгоруковым, произведен в есаулы, командовал казачьей сотней. В июне 1771 г. участвовал в штурме и взятии Перекопа, отважно проявил себя в сражении под Кинбурном. Произведен в войсковые старшины и стал командиром полка, в это время ему было немногим более 20 лет. С 1773 г. действовал на Кубани. В 1774 г. при сопровождении транспорта был окружен у реки Калалах войсками крымского хана Девлет-Гирея, построив укрепленный лагерь, отбил восемь атак противника и продержался до подхода подкреплений. После этого подвига стал известен в русской армии, был награжден специальной золотой медалью.

Курск, Севск, Дмитриев, Льгов — оставлено все. Взрываем за собой мосты, водокачки, бронепоезда. За нами гул взрывов. Связь со штабом дивизии прервана. На железнодорожных путях часто встречаются вереницы теплушек. Их заносит снегом. Дроздовец Рышков рассказывает в дневнике о таком замерзшем эшелоне на станции Псел:
«Жарко, когда раскалена докрасна железная печка; холодно, едва она погасла. Голый по пояс офицер свесился с нар.
— Стреляйте в меня! — кричит он. — Стреляйте мне в голову!
Поручик или пьян, или сошел с ума.
— Не хочу жить. Стреляйте! Они всех моих перебили, отца... Всю жизнь опустошили... Стреляйте!
Поручика успокаивают, да и сам он очнулся, просит извинения:
— Нервы износились. До крайности.
Воет пурга. Теплушку трясет. Часовые ныряют в снегу; заносит и часовых и эшелон».
Так в дневнике Рышкова — это отчаяние.
Отход — это отчаяние.

В основу сериала легли воспоминания свидетелей и участников событий начала прошлого века, их рассказы о прожитой жизни как в России до революции, так и в эмиграции ( Франция, Германия, США и др.).

Выпущено:1997- 2003-2005 Россия
Продолжительность: 257 мин

Во время Великой войны на поле битвы сражались не только взрослые. Очень многие мальчишки выполняли воинский долг ничуть не хуже обычных солдат и офицеров. Одни, движимые горячим чувством патриотизма, самовольно оставляли родительский кров и тайно бежали на фронт, стремясь любыми путями попасть в действующую армию. Не зря газеты того времени пестрели объявлениями о розыске пропавших детей. Многих ловили и возвращали под родительскую опеку. Другие, потеряв родных и близких в беспощадной круговерти войны, приставал к солдатским обозам и становились впоследствии «сыновьями полков».

Установив захваченное орудие, которое было полностью исправно, на стену крепости, туркмены велели Никитину стрелять по своим, но он отказался. Сначала уговорами, а затем пытками басурмане пытались склонить его к такому жестокому предательству, но Агафон, который по вероисповеданию являлся православным старообрядцем, оставался непреклонным: «Против своих не пойду!» Как сообщает барон Остен-Сакен в статье «Бомбардир Агафон Никитин», пленника «жарили на огне и вырезали ремни со спины, но получили на всё отказ, тогда ему отрубили сперва руки, а потом голову». Агафон Лазаревич Никитин был убит 31 декабря 1880 года (12 января 1881 года).

В нашей большой семье всегда была благожелательная атмосфера. Я не помню, чтобы мои отец и мать запрещали кому-то из моих братьев, сестёр и мне поступать в пионеры и комсомол. Однако я не вступал ни в пионеры, ни в комсомол и вовсе не потому, что так велели родители, – такой выбор я делал самостоятельно, по собственному убеждению, твёрдо зная, что вступление в какие-то не совсем понятные ряды – дело добровольное. По этой же причине в зрелом возрасте я не был членом партии, даже тогда, когда служил офицером в армии. Вступать в пионеры в начальных классах Вощанской семилетней школы мне никто не предлагал, и никто из учеников в нашем классе не носил галстук. Одна из причин – в начале 50-х годов прошлого века в магазинах не было не только самого необходимого – хлеба, но и многого другого, включая красные галстуки для пионеров. В комсомол меня никто насильно не пытался загнать.

Серия очерков полковника Анатолия Леонидовича Носовича (1878–1968) — о вражеских вождях и о вражеской армии. Одно ценно — автор видел врагов вблизи, а некоторые стороны их жизни наблюдал изнутри, потому что некоторое время служил в их армии: в мае 1918 года по заданию Московской подпольной белогвардейской организации поступил на службу в Красную армию, в управление Северо-Кавказского военного округа. Как начальник штаба округа он непосредственно участвовал в разработке и проведении операций против белых войск и впоследствии уверял, что сделал все возможное, чтобы по одиночке посылать разрозненные красноармейские части против превосходящих сил противника. 11 октября 1918 года А. Л. Носович бежал от красных к белым.

Очерки публиковались в течение 1919 года в ростовском журнале «Донская волна».

В объяснениях российской катастрофы ХХ века господствуют противоположные позиции. С одной стороны, бедственные итоги революционного эксперимента пытаются объяснить русским «азиатским» характером, не поддающимся общечеловеческому, то есть западноевропейскому, просвещению. На российской «бескультурной» почве были якобы искажены высокие идеалы марксизма и воздвигнута очередная ступень традиционной российской деспотии: Грозный – Пётр – Сталин. Русофобскую концепцию пытаются опровергнуть другой крайностью русские националисты: русская революция осуществлена международными ландскнехтами коммунизма, а все беды России объясняются действием тайного мирового за-говора, жидомасонства.

По улице из последних сил бежит человек. Рубашка на нём разорвана, по лицу течёт кровь, в глазах – животный страх. Этот страх передаётся мгновенно, как электрический ток по проводу, и Ирина Ростиславовна вжимается в стену – жаль, никакой ниши рядом. Топот десятка ног – это уже преследователи. «Москалей на ножи!» «Слава Украине!» «Смерть москалям!» Люди ли это? Нет, не люди. Сбившиеся в стаю дикие звери или, скорее, свора притравленных собак, спущенных с цепи с командой «Ату!» Они уже попробовали крови, и кровь опьянила их, а безнаказанность и даже поощрение в преступлениях окончательно обратили в бешеных зверей.

Разсказъ монахини
«Насъ вывели всѣхъ за стѣны монастыря на берегъ рѣки. Тамъ въ безпорядкѣ валялись иконы изъ нашего монастырскаго храма. Одинъ изъ чекистовъ намъ объяснилъ:
— Какая монахиня возьметъ одну икону и броситъ ее въ рѣку, получаетъ свободу жить. А та, что откажется это сдѣлать, сама будетъ брошена въ воду и утонетъ!
И начали вызывать. Первой была брошена въ воду и утонула наша игуменія. И многіе за нею предпочли блаженную смерть. Ихъ связывали, бросали въ воду и они, словно камни, тонули. Многіе изъ нихъ читали молитвы, призывая Бога на помощь. Иные шли какъ на праздникъ. А я, окаянная грѣшница, испугалась смерти и допустила надругательство надъ святою иконою Божіей Матери съ Младенцемъ. Я своими руками бросила Ее въ воду, чтобы «жить». Но вмѣсто «жизни» получила я вѣчную смерть, не только въ будущемъ вѣкѣ, но и здѣсь, на землѣ. Развѣ я живу? Я живу моею смертію! Я мучаюсь каждый день, всякій часъ, каждую минуту... А тѣ, что приняли мученичество за Христа, въ какомъ блаженномъ состояніи ушли въ жизнь вѣчную!
Горе мнѣ, горе! И никто не пойметъ этого, кромѣ тѣхъ, что отказались отъ вѣнца мученическаго...».
И ходя по деревнямъ и селамъ, эта монахиня разсказывала о своемъ великомъ грѣхѣ, объ отреченіи отъ Бога и прославляла подвигъ тѣхъ, кто принялъ мученическую смерть.

Такая тоска на душе, места себе не нахожу. Вчера с Кржиповым весь день пробыли на пристани, с надеждой всматриваясь в высаживающиеся войска. Все думали, вот появится знакомое лицо. Последний транспорт подошел, но из нашей дивизии никого. Узнали, что все, кто не мог погрузиться, пошли на Геленджик, но у Кабардинки дорогу перерезали зеленые в таком месте, где развернуться не было возможности. Шесть раз наши ходили в атаку, но безуспешно. Одна сотня с пулеметом держала 20000 армию. Некоторые бросились на лошадях в море. Их подобрали французские военные суда. Сзади же шли красные. Остальные разбрелись, кто куда, по горам с тем, чтобы или попасть к зеленым или погибнуть голодной смертью. Так тяжело, что и собственное спасение не радует. Нечего есть. Никому ты не нужен. Но, конечно, штаб Сидорина поместили в лучшей гостинице и в ус не дует. Переночевали в дер.Ст.Байбуге, в 7 верстах от города. Спасибо, попались хорошие хозяева, накормили и дали отдохнуть, а то на пароходе измучились до крайности. Один офицер не выдержал и на глазах у всех зарезался бритвой, другой выбросился за борт. В трюме умерло около десяти больных. Порой поражаешься собственной живучести. А сегодня снова грузиться на Евпаторию.

Наша коммуна просуществовала лет пять или шесть. А потом большевики коммуну распустили. Стали нас в колхоз сгонять. Они говорили, что колхоз - это дело добровольное. А сами с ружьями приходили и всё забирали. В колхоз беднота отовсюду съезжалась. Им-то терять нечего было. А у кого хозяйство было, не торопился его отдавать. Наш колхоз сначала назывался имени Бляхера или Блюхера. Говорили, что это генерал какой-то. А затем переименовали в колхоз имени Мичурина. В колхозе сразу стало трудно работать. Мы ведь и раньше не ленились! Но здесь всё было организовано так, что лошадей и быков заморили голодом. Машины, что у нас были в коммуне, быстро разломались, так как за ними смотреть стало некому. Телеги и те стали ломаться, так как были на деревянном ходу, не ремонтировались, а новые не покупались. Председателем у нас был какой-то рабочий из города. Он земли раньше, видать, и в глаза не видел. Но ни с кем не советовался. Всё и пошло прахом. Несмотря на то, что мы работали много: летом - с утра до ночи в поле, а зимой нас отправляли лес валить. Работа на лесоповале - хуже смерти. А весной трудились на лесосплаве.

Наша коммуна просуществовала лет пять или шесть. А потом большевики коммуну распустили. Стали нас в колхоз сгонять. Они говорили, что колхоз - это дело добровольное. А сами с ружьями приходили и всё забирали. В колхоз беднота отовсюду съезжалась. Им-то терять нечего было. А у кого хозяйство было, не торопился его отдавать. Наш колхоз сначала назывался имени Бляхера или Блюхера. Говорили, что это генерал какой-то. А затем переименовали в колхоз имени Мичурина. В колхозе сразу стало трудно работать. Мы ведь и раньше не ленились! Но здесь всё было организовано так, что лошадей и быков заморили голодом. Машины, что у нас были в коммуне, быстро разломались, так как за ними смотреть стало некому. Телеги и те стали ломаться, так как были на деревянном ходу, не ремонтировались, а новые не покупались. Председателем у нас был какой-то рабочий из города. Он земли раньше, видать, и в глаза не видел. Но ни с кем не советовался. Всё и пошло прахом. Несмотря на то, что мы работали много: летом - с утра до ночи в поле, а зимой нас отправляли лес валить. Работа на лесоповале - хуже смерти. А весной трудились на лесосплаве.

Вот живая картинка из Баку девяностого года. Беженка Н.И. Т-ва: «Там творилось что-то невообразимое. С 13 января начались погромы, и мой ребенок, вцепившись в меня, говорил: «Мама, нас сейчас убьют!» А после ввода войск директор школы, где я работала (это вам не на базаре!), азербайджанка, интеллигентная женщина, сказала: «Ничего, войска уйдут - и здесь на каждом дереве будет по русскому висеть».