Декрет о мире, провозглашенный на II Съезде Советов, и выход из Мiровой войны большевиков не остановил боевых действий в Европе, а продлил их еще на год. Истощенная Германия перебросила войска на западный фронт, лихорадочно подпитывая их новыми ресурсами с оккупированной Украины. Бывший германский командующий Э. Людендорф признал в воспоминаниях, что от поражения уже в 1917 году Германию спасла лишь революция в России...
 

Список военных пастырей, убитых за веру, в 1917 году уже был открыт. В декабре 1917 года был расстрелян севастопольский протоиерей Михаил Чафранов, впоследствии включенный в список новомучеников, канонизированных Русской Православной Церковью за границей. Протоиерей Михаил был обвинен в том, что причащал матросов, приговоренных к смерти[18]. Интересна и трагична судьба главного священника Юго-западного фронта протоиерея Василия Грифцова. Ситуация, сложившаяся на фронте, побудила протоиерея оставить свое служение. «Что сталось с о[тцом] Грифцовым… не знаю, – писал протопресвитер Георгий Шавельский в конце 1940-х годов. – Последнее известие о нем: в 1918 году его видели пришедшим в Курск в рабочем костюме, с мешком и топором за плечами»[19]. Протопресвитер, по-видимому, до конца дней своих считал протоиерея Василия Грифцова пропавшим без вести. На самом деле к моменту написания мемуаров отца Василия Грифцова уже давно не было в живых: в 1918 году он был расстрелян красноармейцами.

Одели нашего сержанта-пулеметчика в итальянское обмундирование, предлагал деньги. Вчера с Барком приехал Гончаренко. Ночью в нашем районе опять летал дребезжащий красный авион и где-то вдали от деревни бросил несколько бомб. Арестованные красные петардисты были захвачены сержантом гверильщиков Сантияго, у которого красные убили 2-х братьев. Со своими гверильщиками он убил двух красных петардистов и захватил 12 человек и двух баб. За каждую взорванную петарду будут расстреливать двух красных петардистов. У одного из них нашли записку крестьянам ихней деревни Хуэрто-Фернандо: в случае обстрела деревни красной артиллерией, чтобы левые уходили в лес, который обстреливаться не будет. Пока что взрывы петард на шоссе прекратились... Красная артиллерия обстреляла деревню Хуэрто-Фернандо и три снаряда попали в самую деревню.

Мой любимый город в беде… Нас атакуют, мы не наступаем. Отступать нам некуда, невозможно — аэропорт это не пригород — это черта города. Как и другие поселки вокруг — они фактически являются частью города с единой  инфраструктурой, из поселков люди ездят на работу «в центр».

Первые месяцы после окончательного установления советской власти в Крыму в ноябре 1920 года ознаменовались массовым красным террором. Репрессии затронули широкие слои населения. Тысячи людей были расстреляны, отправлены в тюрьмы и лагеря за пределами полуострова. Одновременно Крым захлестнули всевозможные реквизиции, конфискации и принудительные мобилизации. Точная цифра погибших в конце 1920 – начале 1921 года до сих пор неизвестна. В то же время неоспоримо: своей жестокостью и размахом террор в Крыму в начале 1920-х годов оставил далеко позади репрессии прежних режимов, которые существовали на территории края в годы Гражданской войны. В том числе всплески насилия, которым сопровождались первые попытки установления советской власти: в 1917-1918 гг. и 1919 г. Вероятно, и сталин­ские репрессии 1930-х гг. в Крыму имели гораздо меньший размах.

Эти новые властители не терпят «иного, протчего люда». Когда по нашей коже стучала крупповская сталь и ходила тифозная вошь, они отсиживались в тёплом тылу или в удобной тюрьме. И этого они не могут забыть, не могут простить; они хотят теперь героев крови и долга заменить героями тюрьмы и доделать и стальное, и вшивое дела. Они чувствуют в нас своих органических врагов, наше существование – укор им. Наши чистые руки и мысли оттеняют их темноту и дела. Пока мы живы, они не могут жить своей полнокровной жизнью. Мы им мешаем и своим прошлым, и настоящим. В своих чувствах и делах они несвободны, чувствуется их неловкость. Поэтому: «Смерть золотопогонникам! На дыбу их, приспешников мирового капитализма!»

«Великая украинская революция», в которой нищие привели к власти олигархов, дабы те разорили их страну и их самих, начиналась плакатами с изображениями младенца-антихриста и иной сатанинской символики.

Рядом с этой символикой под заменившим икону портретом Тараса Шевченко братались в экуменическом экстазе представители разных религий, юрисдикций, сект. Таким образом, духовная суть данного действа для всякого зрячего не оставляла сомнений. И последующее всеукраинское бесиво уже не могло удивлять.

Сначала раскулачивали самых богатых людей села - кулаков. Оставляли им только чуть-чуть еды да кое-что из одежды. Сажали в вагоны и куда-то отвозили. Потом беда пришла и за середняками. Семья Ляшенко оказалась в их числе. Летом 1930 г. к нам во двор пришли какие-то военные во главе с председателем колхоза. Имущество описали до самого последнего гвоздя. Сказали, что нам предстоит дальняя дорога, и разрешили взять немного одежды и да хлеба. Мне тогда было 12 лет. А самой младшей из сестер, Верочке, - 2 года. Отца моего отправили в лагерь на Север. А нас с мамой куда-то долго везли в товарном вагоне. Это была страшная дорога. Нам практически не давали ни еды, ни воды. Маленькая Вера заболела дизентерией и умерла. Остальные доехали до маленького шахтерского поселка, который в 1936г. стал городом Киселевском. Сначала об отце мы долгое время ничего не слышали. Лишь в конце тридцатых годов он приехал к нам в Киселевск весь больной. К тому времени мама умерла, заболев скоротечной формой туберкулеза. Мы остались одни в чужом городе, без родни, без друзей. Старшие пошли работать, добывать младшим кусок хлеба.

Воюющие «демократические» страны приостановили полноценную парламентскую деятельность (функционировали только комиссии законодательных палат), а в монархической России с думских трибун во время кровопролитной войны впрямую призывали смести правительство: «Та катастрофа, которая совершается, может быть предотвращена только немедленной сменой исполнительной власти… Мы должны сказать тем, кто сейчас не по праву держит в своих руках флаг: Уйдите, вы губите страну! А мы хотим её спасти. Дайте нам управлять страной, иначе она погибнет!» (А.Ф. Керенский). (Известно, как вскоре распорядятся властью спасители страны.)

Наступал второй день похода, путь которого ещё не был избран, цель которого не была ясна. Второй день восхождения на Голгофу. Тысячи офицеров шли на неё во имя долга и чести, юнкера и кадеты – из высоких стремлений и романтизма. Милосердные сёстры – как жёны-мироносицы. Не ведая страха, не унывая духом. И в который раз земно кланялся Николай их кроткому, не выставляющему себя напоказ подвигу.

О ГУЛАГЕ - Главном управлении исправительно-трудовых лагерей ОГПУ-НКВД-МВД написано очень много - и правды и вымысла. Но мало что известно о тех, кто превращал советских людей в "лагерную пыль". Одним из главных строителей разветвленной системы исправительно-трудовых лагерей был Матвей Давыдович Берман. С середины 1930 года он являлся заместителем начальника, а с мая 1932-го - начальником ГУЛАГа ОГПУ-НКВД.

Между тем, С.Бандера и сам сознавал, что позволил себе слишком много. И вояки из «Нахтигаля» во Львове перестарались. Уже в Кракове во время встречи с государственным секретарем Германии Кундтом (июль 1941) оуновский «вождь» уверял его в своей лояльности к Германии: «ОУН различными методами сотрудничала с руководящими немецкими инстанциями. Они (оуновцы) совместно с немцами боролись против Польши и тоже понесли потери, сотрудничая с Германией в той форме, в какой им было позволено. В эти последние два года нами велась также борьба против большевизма, конспиративно и лишь в той форме, что разрешалась немецкими инстанциями, с которыми велось сотрудничество, причем политическому статусу Германии это ничем не угрожало». Примечательно, что в этой же беседе по поводу провозглашения «Украинской державы» С.Бандера заявил: «Относительно происходившего во Львове я не информирован. На собрании УНК во Львове присутствовал Стецько»…

В безмолвной тишине, прерываемой вздохами, окончилось чтение грозного приказа...
На этот момент в первый раз в жизни почувствовал я прискорбность своего крепостного состояния! Тогда-то в неопытном моем понятии в первый раз представился ужасный вопрос: «Что же такое мы?!» Крепко рвалось мое сердце, понуждая меня высказаться, но, посмотрев вокруг на грустные лица и слыша один только робкий шепот, я успел удержать и затаить в себе свой порыв.

Фактически политика уничтожения опасных для большевиков групп началась еще до взятия ими власти. В соответствии с ленинскими указаниями (основанными еще на опыте 1905 года) первостепенное внимание закономерно уделялось физическому и моральному уничтожению офицерства: "Не пассивность должны проповедовать мы, не простое "ожидание” того, когда "перейдет” войско – нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц”. В результате большевистской агитации на фронте было убито несколько сот офицеров и не меньше покончило самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800). Офицеры стали главным объектом красного террора и сразу после октябрьского переворота. Зимой 1917-1918 и весной 1918 г. множество их погибло по пути с распавшегося фронта в поездах и на железнодорожных станциях, где практиковалась настоящая «охота» за ними: такие расправы происходили тогда ежедневно. На то же время приходится массовое истребление офицеров в ряде местностей: Севастополе - 128 чел. 16-17 декабря 1917 и более 800 23-24 января 1918, других городах Крыма – около 1 000 в январе 1918, Одессе – более 400 в январе 1918, Киеве – до 3,5 тыс. в конце января 1918, на Дону – более 500 в феврале - марте 1918 и т.д.

Штабс-капитан Порфирий Родионов «первым ворвался в м. Сморгонь и продолжая теснить противника достиг его батареи, стоящей на позиции у р. Вилии; бросившись с криком «ура» в атаку на батарею противника был наповал убит, смертью героя запечатлев содеянный им блестящий воинский подвиг». Был «убит наповал в самом местечке Сморгонь» и прапорщик Иван Научигин.

Девятнадцать «нижних чинов» 33-го и 36-го Сибирских стрелковых полков за личные подвиги, совершенные в атаке на Сморгонь, были награждены Георгиевскими крестами и Георгивскими медалями.

25 октября 1917 года в Петрограде большевики свергли Временное правительство. Переворот этот произошел почти безболезненно. Бой был только у Зимнего дворца, который защищали в ночь с 25 на 26 октября женский батальон и юнкера. Жители города, выйдя 26-го утром на улицы, не знали даже, что власть уже в руках большевиков.

Не то было в Москве. Начавшееся там 27 октября восстание продолжалось неделю (по 4 ноября), в продолжение которой между войсками Временного правительства и большевиками велся ожесточенный бой. Вся Москва обстреливалась тяжелой и легкой артиллерией, по улицам рылись окопы, и не было дома, на котором не осталось бы следа семидневного кровопролития. В этих боях должна была принять участие и наше бригада, на которую Временное правительство возлагало большие надежды.

Из четырёх князей Михайловичей лишь вице-адмиралу Великому Князю Александру суждено было спастись из лап большевиков. Как и другие Романовы, он не остался сторонним наблюдателем в дни разверзнувшейся Мировой войны. Именно Александру Михайловичу Россия, во многом, обязана возникновению своего воздушного флота.
 

Отдельные не ведающие истории «публицисты» уподобляли донбасское восстание революции. Глупее и невежественнее можно ли что-то придумать? Революция во всей мерзости своей совершилась в Киеве в роковом для России месяце – феврале. На Донбассе же в ответ началась самая, что ни на есть – контрреволюция. Донбасс 2014-го обратился подлинной русской Вандеей, сражавшейся за свои традиции против беснующихся «якобинцев», желавших навязать своё беснование всем. Впервые за целый век маленькое русское войско, новая Добровольческая армия вновь сражалась под знаменем с ликом Христа, чувствуя над собой простёртую Господню десницу, созерцая Его чудеса. Иногда казалось, будто грань между мирами сделалась тоньше, чтобы взыскующие души могли увидеть Свет, недоступный взору в обычную пору. Оттого, может быть, дотоле не веровавшие бойцы принимали крещение. И не только русские, но и приехавшие на помощь им из других стран.

На его крепкой груди шерсть закручивалась жестким завитком. Он ходил вразвалку на кривых ногах, но он не был кавалеристом. Его выкаченные светло-карие глаза, полные горячего света, были умны и сметливы. Курносый нос, вернее две дырки, сочился от вечного насморка. Между двух нижних клыков трепетал кончик горячего языка. Он всегда сопел, с хропотком. А если мягко похлопать его по заду, то он вертелся на одном месте, пытаясь поймать свой куцый хвост. Это был германский тигровый бульдог, ширококостный, жилистый, более свирепый, чем приветливый, и выносливый до черта.

С начала XIX века русский образованный слой – больной интеллект нации – оказался носителем разнообразных форм идеомании – от идеализма до марксизма. Эскалация заражения проходит этапы революционного движения: дворянский, разночинский, народнический, марксистский. В марксистский период деятельность сил идеомании консолидируется в трёх направлениях: 1) разложение культуры и традиционного уклада жизни, воплощающего православное жизнеощущение, расшатывание устоев общества, государства, частной жизни; 2) создание «плоти» идеомании – партии, по словам Ленина, «немногочисленной, но безусловно преданной группы революционеров»; интернационалистическое марксистское мировоззрение является критерием членства в партии; 3) разрушение государственного строя и подготовка к захвату власти.