Наша передовая Русь - ученая, дворянская и ранговая en masse уже двести лет играет роль глины в руках западно-европейских горшечников, двести лет послушно идет на буксире Запада, без малейшей попытки поработать своим колесом, своей головой. Питаясь сама исключительно плодами немецких, английских и других иноземных рынков и оранжерей, она к тому же тянет и всю Россию. Нисколько не считаясь с «нутром» Русского Рода, отрицая за Россией «особенную стать», брезгуя всем, что только «Русью пахнет», все эти доморощенные у нас передовые, как говорил И. С. Аксаков, «попугаи» западноевропейского политического и экономического либерализма с рвением, достойным лучшей доли, заняты теперь одной мыслью - силой внедрить в жизнь стомилионного Русского народа иноземные «правовые нормы». В пылу работы дарвиновской «прапрабабушки», они нисколько не задумываются над тем, что эти «правовые нормы» уже признаны лучшими государствоведами того же обожаемого ими Запада товаром заплесневелым, негодным для здорового питания Государства, что рекламируемые ими свежесть и новизна этих продуктов - «правовых» норм - не только сомнительна, но и несет отраву для России.

Русская школа всегда имела своей целью и идеалом образование народа. Разговор о «всех» и «способных» ведётся на деле, чтобы замаскировать иной навязываемый нам путь: полноценное образование исключительно для «избранных». И будут они избираться отнюдь не за умственное превосходство. Уместно вспомнить, как относились к вопросу об образовании широких масс наши предшественники, люди широкого ума и великого знания России. Так, известный учёный и общественный деятель кн. А.И. Васильчиков считал, что всё будущее преуспеяние России зависит от того, какова будет степень «умственного и нравственного образования, до которой возвысится у нас низкий класс народа» (то есть широкие массы – В.Т.). Ф.М. Достоевский заявлял: «Я никогда не мог принять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получить высшее развитие, а остальные девять десятых должны послужить к тому материалом и средством, а сами остаться во мраке. Я не могу мыслить и жить иначе, как с врой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут образованы, очеловечены и счастливы». Русский гений Д.И. Менделеев утверждал, что в России «благо народное неразлучно связано с… широким просвещением», а «главную цель образования должно видеть в высшем образовании, и все лица, прошедшие среднее образование, должны удовлетворять норме подготовки, которая принимается во внимание при составлении программ высших учебных заведений».

Русская школа всегда имела своей целью и идеалом образование народа. Разговор о «всех» и «способных» ведётся на деле, чтобы замаскировать иной навязываемый нам путь: полноценное образование исключительно для «избранных». И будут они избираться отнюдь не за умственное превосходство. Уместно вспомнить, как относились к вопросу об образовании широких масс наши предшественники, люди широкого ума и великого знания России. Так, известный учёный и общественный деятель кн. А.И. Васильчиков считал, что всё будущее преуспеяние России зависит от того, какова будет степень «умственного и нравственного образования, до которой возвысится у нас низкий класс народа» (то есть широкие массы – В.Т.). Ф.М. Достоевский заявлял: «Я никогда не мог принять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получить высшее развитие, а остальные девять десятых должны послужить к тому материалом и средством, а сами остаться во мраке. Я не могу мыслить и жить иначе, как с врой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут образованы, очеловечены и счастливы». Русский гений Д.И. Менделеев утверждал, что в России «благо народное неразлучно связано с… широким просвещением», а «главную цель образования должно видеть в высшем образовании, и все лица, прошедшие среднее образование, должны удовлетворять норме подготовки, которая принимается во внимание при составлении программ высших учебных заведений».

В Царицыне на вокзале я встретился с полковником нашего полка Гранитовым, который уже побывал в полку, а сейчас возвращался из служебной командировки из Екатеринодара; мы ехали таким образом в одном поезде и этого не знали. Царицын — большой торговый город, в то время почти мертвый, понемногу начинал возвращаться к жизни. Большевики наложили свою сатанинскую печать на весь облик города и жителей. К моменту моего прибытия бывший «Сводно-Гренадерский» батальон, пользовавшийся в свое время чрезвычайно малолестной боевой репутацией, переформировывался в дивизию, причем предположено было каждую из бывших гренадерских дивизий представить одним полком с тем, чтобы батальон имел название соответствующего полка. Таким образом, наш Сводный полк Кавказской гренадерской дивизии должен был иметь первый батальон Эриванский, второй Грузинский и т.д.

Оговорюсь сразу, историю отдельного святого можно, наверное, описать или рассказать и без упоминания имени Бога. Но это все равно, что взяться, скажем, за полное перечисление работ Менделеева и обойти молчанием его Периодическую систему. Возьмем и другую крайность: героем повествования может стать и религиозный энтузиазм сам по себе. А можно отыскать суровую радость и в самих принципах аскезы. В контексте этого не так уж и трудно преподнести читателю хотя бы отдельные посты святого и его неоднократные схватки с так называемым дьяволом… Между прочим, их – этих постов – было великое множество в его долгой жизни. Быть может, именно этим можно заинтересовать современника, описав жизнь святого апостола Николая, каким он и стал для нас, пройдя сквозь череду великих соблазнов и суровых испытаний. Что ж, попробуем взвалить на себя почти непосильную ношу – и в путь!

Жил некий человек, в котором завелся злой и неприязненный дух. Он призывал на помощь многих врачей, дабы они изгнали нечистого, но ничего не добился. Наконец, поразмыслив, прибег ко Пресвятой Богородице, ища у Нее подмоги и беспрестанно вознося ангельское приветствие, причем повесил на шее своей лестовку, по которой считал число произнесенных «Богородиц». О, воистину великая сила Божией Матери! Если находились на нем эти четки, сила действия диавольского умалялась; но как только он их снимал, вновь множилась скорбь. Когда же человек тот принялся денно и нощно носить лестовку, не снимая, отступила сила бесовская от него насовсем, и чёрт вышел вон. А сам он, выздоровев, прославил Царицу Небесную.

Земная жизнь для истинного христианина лишь постольку имеет смысл и цену, поскольку дает возможность узреть Христа духовными очами и соединиться с Ним еще в этой жизни, чтобы там — за гробом, зреть Его уже лицом к Лицу и вечно царствовать с Ним, как Он это Сам обещал всем верным Своим, в незаходимой славе «невечернего дне Царствия Его». Горька, пуста, бесцельна эта земная жизнь без Христа, страшна, мрачна, ужасна и безотрадна смерть для человека, не искавшего еще в этой жизни сретения со Христом и не сподобившегося узреть Его и познать Его, насколько это нам доступно, еще здесь, прежде наступления часа смертного!

Пётр Георгиевич Паламарчук (1955 - 1998) - российский писатель, историк, патриот, автор известного 4-томника «Сорок сороков. Иллюстрированная история всех московских церквей» - на страницах книги "Золотой оклад, или живые души" рассказывает о стариной "рукописи с незнакомым именем «Звезда Пресветлая»", обнаруженной им в "старообрядческом храмике бывшего села Тураево близ Мячковского кургана у Москвы-реки, откуда прежде брали белый камень на столичные стройки" .  Про рукопись "было дополнительно сообщено, что это «чужое мудрование», занесенное неведомым соседом одиноко умершей крестьянки"...

Представляем страницы этой рукописи, переложенные на современный язык П.Г. Паламарчуком, с некоторыми его комментариями.

Федор Викторович Винберг родился летом 1869 года1 в богатой дворянской семье Санкт-Петербургской губернии шведско-германского происхождения. Его отец, Виктор Федорович Винберг (1832 — не позже 1920) был флигель-адъютантом (1871) и генералом от кавалерии (1895). Начав офицерскую службу в Кирасирском Его Величества полку, в составе которого он принял участие в подавлении польского мятежа 1863 года, за годы своей долгой и беспорочной службы В.Ф. Винберг последовательно занимал должности командира 3-го гусарского Елисаветградского полка (1865−1872), командовал 2-й бригадой 2-й кавалерийской дивизии (1873−1874), был начальником Николаевского кавалерийского училища (1874−1878). После окончания Русско-турецкой войны 1877−1878 годов, в которой В.Ф. Винберг принял участие, он служил начальником 12-й (1878−1886) и 2-й гвардейской (1886−1890) кавалерийских дивизий, а с 1890 по 1901 годы занимал должность командира 10-го армейского корпуса. Последним местом его армейской службы стала работа в Военном Совете (1901−1911), после чего Виктор Федорович вышел в отставку, но продолжил свою полезную для Отечества деятельность, приняв назначение почетным опекуном в Петербургском присутствии Опекунского Совета учреждений Императрицы Марии2. По свидетельству военного министра А.Ф. Редигера, В.Ф. Винберг «был человек очень почитаемый и симпатичный, но военного в нем было мало…"3 Впрочем, это не помешало Виктору Федоровичу сделать блестящую военную карьеру и быть награжденным российскими орденами до ордена св. Александра Невского с алмазными знаками включительно.

При жизни Крылова дети знали своего любимого дедушку в лицо. После его смерти они любят играть в Летнем Саду около его памятника. Крылов в домашнем сюртуке сидит на камне с карандашом в руке и с записной книжкой – точно как при жизни ходил он в Летний Сад, садился где-нибудь в сторонке и обдумывал будущие свои басни. Крылова прозвали дедушкой не потому, что он был так стар, но потому, что русский народ любит его за его великую мудрость, как любят своего доброго дедушку все благородные и благодарные внуки.

На станции Чаплине в пределах Екатеринославской губернии был казнен архимандрит Вениамин из Москвы за то, что заступился за при­говоренного к смерти на той же станции бывшего земского начальника. Слабого старика, едва передвигавшего ноги, тащили на казнь по вокзальному перрону. На месте казни его раздели, и платье его палачи раз­делили между собой. Затем жертву стали нещадно бить шомполами. Сила ударов была столь велика, что одним из ударов была отбита коса. Архимандрит, весь окровавленный, молчал и только молился, но удара­ми по рукам ему умышленно мешали креститься. Мучение продолжа­лось бесконечно долго, пока, наконец, несчастному не отрубили голову.

…Дуэль вышла из-за женщины. Кончилось в лермонтовском духе: вместо разжалования в матросы, послали на фронт, в Дикую дивизию. Сам напросился. Когда же пришел прощаться в своей темно-серой черкеске, с черным башлыком наотмашь, у бедра - казачья шашка, а у пояса - кинжал в серебре, а тут еще свежий ореол бреттера и рыцаря женщин, - можете себе представить успех! Ночь напролет провожали у цыган. Так вот и попал в «кунаки». Дивизию увидел впервые под Станиславовым, в открытом поле, в строю, на конях, собранную после боя. Сердце захватило: такое впечатление произвела. Не люди - огонь. И все, как один: старики и молодые. Под стать им и кони, горячие, свои собственные. Что ни всадник - картина. Дедовские кривые клинки, папахи - словно целые медведи, - страшно от одного вида. С песельниками, горным посвистом и бубенцами, сотня за сотней вступили в иноземный город полки: Дагестанский, Кабардинский, Черкесский, Ингушский, Чеченский, Татарский. Подлинно - вольные сыны Кавказа.

В продолжение истории о преобразовании северо-восточной Азии обратимся к воспоминаниям участника событий, Михаила Корсакова, друга и ближайшего соратника Николая Муравьева. «Какая прозорливость! – восклицает Михаил Семенович, - Амур еще не присоединен, предстоит еще его вернуть, а Муравьев уже готовит для него и засельщиков, и оборонителей. По этому приказу переселяется из Забайкалья конный полк и пешая бригада с женами и детьми». Загодя, летом 1856 года, строятся баржи для семейств и плоты для скота и лошадей. Конный казачий полк предполагалось разбить по сотням для высадки и возведения поселений в четырех местах: в устье Зеи, на Сунгари, в устье Уссури и на большом острове Сучи, образованном протокой Амура против Мариинского поста. Казаки распределялись по всему течению реки вплоть до Охотского моря.

Московская моя жизнь оборвалась внезапно в феврале тысяча девятьсот двадцать восьмого года. И как оказалось — на очень долго. Неполных шесть лет в Москве прошли без особых тревог. Даже относительно легко. Так бывает, когда живешь со дня на день, без ясной цели, какую ставят себе люди, прочно стоящие на земле. Я считал свое существование зыбким, сравнительную обеспеченность счастливой случайностью, поскольку не раз убеждался в обманчивости всяких предположений на будущее. На попытках вновь поступить в университет я ожегся и, испытав процедуру чисток, примирился с положением и обязанностями переводчика — поначалу в Миссии Нансена, потом у корреспондента Ассошиейтэд Пресс, у каких-то концессионеров, пока не поступил в греческое посольство, где ежедневно читал посланнику по-французски московские газеты и составлял пресс-бюллетень. Денег было немного, но свободного времени достаточно. А главное — мне была предоставлена комнатка в помещении консульства, благо для меня несравненное, заставляющее ценить обретенное положение.

Бои на линии сёл Мечка и Трстеник разгорались с начала октября. Войскам рвущемуся к Бяле Сулейман-паши противостояла здесь русская 12-я дивизия. Здесь же храбровал Рущукский отряд Наследника Цесаревича Александра Александровича. Эта ноябрьская ночь выдалась непроглядно тёмной, ливень хлестал, не переставая, так что окрестное бездорожье грозило окончательно превратиться в месиво, а воды Лома – выйти из берегов. А с рассветом воздух сотряс оглушительный грохот орудий. Турки начали атаку русских позиций…

Боже, какое же это счастье – впредь никакого устава, регламентирующего каждый шаг! Никаких экзаменов! Никаких менторских наставлений почтеннейших, но нестерпимо скучных классных дам! Свобода! Свобода дышать полной грудью! Свобода видеть дорогих людей! А, самое главное – простор! Ведь как это тоскливо для выросшего на вольнолюбивом юге, в военной среде ребёнка, когда даже прогулки ограничены маленьким садом ставропольского пансиона и строго определёнными часами! Как в тюрьме… А теперь молоденькая дымчатая кобылка летит по утопающей в зелени и разноцветье горной долине, и ей не нужно давать шенкелей, ибо она не менее своей всадницы рада стремительному бегу, свободе, простору! На горизонте высятся, подпирая небесный лазоревый купол снежными пиками, горы… Сияет, презрев облачные покровы, солнце, всегда щедрое к этому краю… А вокруг – зелень, цветы… Их запах, посвист птиц – как же не хватало этого Юлии во все годы учёбы! Наконец, разгорячённая скачкой лошадь остановилась у бурливой и непокорной, как всё на Кавказе, реки Цейдон. Река эта брала начало от Цейского ледника, венчавшего Цейское ущелье, чьи покрытые густым лесом склоны высились впереди.

Мы говорили вчера о том, что никогда еще в истории человечества зло не обрушивалось с такой яростью на Церковь Христову, как это было в России. Но сбылось слово Спасителя нашего! Он сказал: создам Церковь Мою, и врата ада, то есть, все адские усилия, - не одолеют ея. И вот - не одолели. Этот сонм мучеников, которые сохранили верность Христу, указывает на победу Церкви над этим злом, над этой злой атакой, над этим разливом зла. Вы знаете, как бывает на океане, когда буря выходит: могучие валы, целые водные горы набрасываются на скалы, а скалы стоят твердо, непоколебимо, и эта налетевшая громадная волна бессильно разбивается и откатывается назад. Вот так же и они разбивались и будут разбиваться, потому что, повторяю, верно слово Христово. Церковь Христову не одолеют никакие темные силы, а мы с вами только должны заботиться о том, чтобы поучаться примеру наших мучеников и исповедников и так же хранить верность Господу всегда, везде и во всем, как они хранили.

В 1914 году под Ивангородом в полк прибыл прапорщик запаса армейской пехоты Леонтьев. Женичка Леонтьев очень скоро завоевал симпатии всех офицеров полка. Довольно уже пожилой (для нас, молодых), с бородкой клином и заметным брюшком, на вид он был глубоко штатским человеком. Образование он получил в Страсбурге, тогда еще немецком городе, где получил диплом инженера. В полку прапорщик Леонтьев был назначен в 6-ю роту, к капитану Данилевскому, очень милому, но страшно нервному человеку. Женичка, наоборот, был полное спокойствие и в разговоре и даже в манере ходить. Он всегда говорил про своего ротного командира: «Мы с Василием Максимовичем друг друга дополняем, он волнуется, а я спокоен». Злые языки говорили, что во время наступления немцев под Едвабно в 1915 году на 6-ю роту, Женичка подал команду: «Давайте, братцы, стрелять часто по наступающему противнику!» вытащил наган и стал палить по немцам, которые были еще в 1.500 шагах… Спокойствия был он удивительного.

В канун революции, крестьяне европейской части России владели 90% пахотной земли, в Сибири 100% «по составу землевладения Россия уже в 1905 г. была совершенно крестьянской страной (в большей степени, чем какая-либо из европейских стран)» С.Г. Пушкарёв Советские пропагандисты внушили народонаселению, что до 1917 года Россия была феодальным государством, где царский двор, церковь и ничтожная группа зажиточного дворянства владели всей землей, а крестьяне либо обрабатывали крошечные клочки своей земли, либо батрачили на богатых хозяев. Действительность была очень далека от совковых представлений.

Благодарности товарищу Сталину за счастливое детство - этот один из самых популярных сюжетов для плакатов времен СССР и скорее он звучит как издевка, учитывая какое количество детей того периода выросло в приемниках, исправительных лагерях в полной изоляции от родителей и других близких. Надежное крыло советского государства подразумевало счастливое и безоблачное детство, но не для всех. И обратную сторону медали можно было увидеть в самый неожиданный момент, когда в буквальном смысле ни за что под откос спускали судьбы целых семей. Если главу семейства обвиняли в измене Родине, то чаще всего это означало, что уничтожена будет вся семья.