От всей души радуюсь, когда встречаю людей, полных энергии, отчетливо устремленных к достижению своих больших и малых целей, твердо знающих, для чего живут... Завидую им... Другим же, растерянным, уставшим, потерявшим всякие ориентиры в суматохе жизни, с некоторых пор даю совет, и, как успел заметить, совет срабатывает. «Слушай, — говорю, — радио “Эхо Москвы”. Регулярненько по вечерам с пяти до восьми. Гарантирую, через некоторое время заново почувствуешь и вкус к жизни — мощнейший раздражитель, говорю и подчеркиваю: в хорошем смысле слова».

В самый разгар лета 1922 года стояла сильная жара. Мне надо было зайти в здание Высших Женских Медицинских Курсов на Сумской улице № 1, чтобы навести справки о лабораторных занятиях. Это здание было очень большое, шестиэтажное, внутри него было совсем прохладно. Когда же мы с Яковом вышли наружу, то улица показалась нам раскаленной печкой. На улице наблюдалось большое беспокойство с возмущением. Мы обратились к первому встречному с вопросом о причине этого беспокойства. – Как же не возмущаться! – ответил встречный. – Только что по улице прошло двое голых, мужчина и женщина, с перетянутыми поперёк груди лентами, на которых было написано: "Долой стыд!"

Общие затраты на строительство превысили 4 млрд. рублей. При ликвидации реализовали оборудование и механизмы на 1 млрд. руб. Око-ло 1. млрд. руб. стоил участок дороги "Чум-Лабытнанги". На балансе МПС осталось примерно 2,2 млрд. руб. затрат на неоконченное строительство. Все сооружения магистрали от границ Салехарда до Игарки были брошены управлением Печорской дороги без охраны. Некоторое время действовала линия "Салехард-Надым", затем и она была заброшена.

Стремление преодолевать значительные расстояния под водой с помощью специальных аппаратов изначально было связано — в отличие от тяги человека в небо — с сугубо военными целями: требовалось скрытно подплыть к вражескому кораблю, чтобы его потопить. Россия в разные периоды истории то опережала конкурентов в данной области технологического развития, то отставала от них, но в итоге заняла в глобальном строю боевых субмарин достойное великой морской державы место.

Подходила Пасха. В нашем оркестре был альтист Шашев. Он был женат, и его жена жила в беженском лагере. Она любезно пригласила меня на Пасху, так как пекла куличи. Пасхальная ночь выдалась особенная - теплая, светлая, тихая. Утреню в походной церкви служил наш священ­ник. Церковь была оборудована в палатке, и, понятно, всем места внутри не хватало. Я, как и многие казаки, стоял на улице. Рядом со мной был казак лет 24-х. Он с упоением рассказывал о своей станице и... заплакал. «Отчего ты так горько плачешь? - спросил я. - Ведь все тут оторваны от своих станиц, родных мест». «Неграмотный я, - ответил казак. - А так хочу написать письмо жене. Мы ведь только поженились, и в первую брачную ночь мне пришлось удирать от красных...» Я решил помочь ему овладеть грамотой. На бумаге нарисовал буквы, сказал ему, чтобы он научился копировать их. Затем показал, как составляются слова, и вот в течение какого-то часа он уже мог составлять слова, конечно, еще неуверенно. Но когда литургия закончилась, казак этот умудрился написать несколько слов жене. Фамилия казака была Титов. Это была горькая, нерадостная Пасха. Первая Пасха на чужбине.

Я из своего фронтового опыта помню госпиталь под Махачкалой, заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: «Валенки, валенки…» Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте «Валенки»… Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: «Люди». Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова «за того парня» звучат уж никак не отвлеченно…

Основная ложь всех революционеров. Существует ли прогресс. Как мы в действительности жили до революции. Что есть культура. Которой великой культуре принадлежит Русская культура. Существует ли дилемма Запад — Восток. Западничество Петра I — первый шаг к революции. Что называют «крепостным правом». Что значит «барин». Архитектура — самое социальное искусство.«Аппендикс» русского зодчества. Русские не знают собственных политических традиций. Культура и традиции — это одно и то же. Когда в России появился первый суд присяжных.

Наступил 1922 г. Прихожу я как то к ней и она мне и говорит: «Я хочу открыть Вам один секрет, о котором кроме меня, матушки казначеи, и моей келейницы, рясофорной монахини, никто не знает. Пойдемте». Она провела меня через несколько комнать, и в последней, из которой вела винтовая лестница на чердак, сидела другая игуменья. Я сразу поняла, что это игуменья, т. к. у нея на груди был золотой крест. Она была очаровательна, не только ласковой, какой-то чарующей духовной красотой, но и наружной необычайной красотой. Еще сравнительно молодая. Ей нельзя было дать 40 лет, как ей было. Три месяца, несмотря на зимние морозы, ее скрывали на чердаке, и только изредка спускали вниз в эту комнату, чтоб обогреться. Тайна хранилась полная. Ей носила еду и все нужное только келейница. С ней тоже мы очень скоро сошлись и тоже привязались друг к другу. Она, была очень образованная, из хорошей дворянской семьи.

России не нужны крылья единой системы, как бы ни именовались они: либералы, «государственники» и коммунисты… Важно помнить, названия и слова в данном случае не имеют ни малейшего значение, ибо под ними единая суть. Смешно ждать блага от одной из трёх глав змея на основании того, что эта голова говорит лучше двух других и скалится менее страшно. России сегодня нужна другая сила. Третья сила. Национальная. Духовно здравая. Но доселе если и есть таковая, то таится она по отдельным разрозненным островкам, мудрым головам и светлым душам, но никак не может сложиться в некую реальную Силу, способную к волевому и энергичному действию.

Эх, знал бы, что я помру здесь от голода и скоро, то покончил бы сам себя. За что нас сюда выгнали. По крайней мере, я в армии отслужил два года, не имел ни одного взыскания, а сейчас приходится сидеть почти голодным. Мы на Вас, товарищ военком, жалуемся, и будем писать заявление военному прокурору, чтобы нас снабжали или вернули обратно в часть. Подумайте, всю конскую работу приходится работать, да если бы сытый, то еще ничего, но голодные по 7 км таскаем зерно посевное в степи. Вот как Вы нас здесь заставили работать, как словно заключенные, каторжные, с 4-х часов и кончить работу в 10 часов и не видали выходных дней, как день прогулял, так пять трудодней штрафу.

В Москве жили мы в том же заводском вагоне, стоявшем на запасных железнодорожных путях. В этом же вагоне жили и другие наши земляки, приехавшие с нами в Москву. В это время происходил какой-то съезд партийцев, и вагон оставался в Москве две недели. Мы бродили по Москве и ее достопримечательным местам. Удалось даже достать через заводскую администрацию билеты в Большой театр на "Бориса Годунова" с Шаляпиным. Помню, промерзли мы основательно в тот день, бродя по Москве, и изголодались изрядно, но, когда запел Шаляпин, я была ошеломлена его голосом и всем его обликом.

Я понимала, что нужно ехать дальше и самое лучшее на Кавказ, но устроиться в то время с билетами было крайне трудно, и даже почти невозможно. Товарный вагон целый, как это не странно, но легче было устроить, т. к. муж числился служащим. Он не взялся хлопотать, будучи уверен в неуспехе. Надо было не терять времени, т. к. за спиной чувствоваласв погоня. Я пошла сама в управление. Меня посылали из одного отдела в другой. Там еще было много “прежнихъ”, как говорилось, людей, и все они считали успех моей просьбы сомнительным, говоря: «Если Вы и получите наряд на. вагон, то Главный начальник, строгий коммунист, не подпишет». Я просила мне указать его кабинет и без доклада, просто вошла к нему. Отчаяние положения, при молитве, всегда даеть силы. Он удивился. Без дальних слов, я сказала: «Просьба моя большая, но вы можете сделать доброе дело. Дайте мне разрешение на вагон, для поездки с семьей на южный Кавказ». Он молча посмотрел на меня пристально, и затем спросил: «А очень нужно?» Я говорю: «Да! очень!».

Что такое Отечество? Страна, где мы родились; колыбель, в которой мы взлелеяны; гнездо, в котором согреты и воспитаны; воздух, которым дышали; земля, где лежат кости отцов наших и куда мы сами ляжем. Какая душа дерзнет расторгнуть эти крепкие узы? Какое сердце может не чувствовать этого священного пламени? Даже звери и птицы любят место рождения своего. Человек ли, одаренный разумною душою, отделит себя от страны своей, от единоземцев своих и уступит в том преимущество пчеле и муравью? Какой изверг не любит матери своей? Но Отечество меньше ли нам, чем мать? Самый худой человек постыдился бы всенародно и громогласно признаться в нелюбви к Отечеству. Все веки, все народы, земля и небеса возопили бы против него; только ад стал бы ему рукоплескать.

Лишь через несколько дней нам разрешили сойти на берег. Надо сказать, что здесь очень пригодились мои умения играть на корнете. Корнет-пистон был со мной. Неподалеку на берегу расположился амери­канский Красный Крест. Здесь давали горячий шоколад и бублики «донате». Я дал поиграть на корнете одному молодому американцу, а взамен мы с приятелем получили пачку бубликов. Район Галата в Константинополе «славился» доступными женщина­ми. Здесь даже многие квартирные дома были приспособлены для свида­ний - застекленные двери однокомнатных квартир позволяли соскучившимся по теплу и ласке матросам заглянуть внутрь, чтобы уви­деть - свободна ли хозяйка... На Галате я услышал также чистый русский мат от одного грузчика. Я подошел к нему и стал говорить, но он не отвечал. Я понял, что единственное знание его в русском языке - мат. Видимо, он более сочно выражает чувства любой национальности.

В августе 14-го Григорий Павлович, ещё в юные годы избравший военную стезю и успешно закончивший Московский кадетский корпус, а к тому моменту уже получивший офицерский чин, отбыл на фронт. Воевать молодому офицеру пришлось, в основном, не на русском фронте. Он был командирован во Францию в составе русского экспедиционного корпуса. Русские бригады вызывали у французов удивление. Стойкость русских, их отвага, сочетавшаяся с крайней скромностью быта, были для союзников в диковинку. Корпус русских воинов, призванный спасти Францию от напиравших немцев, был немалым подспорьем для изнемогающей союзной армии. Если бы не он, если бы не экстренное русское наступление, стоившее нам огромного числа жизней, предпринятое, чтобы ослабить натиск кайзеровской армии на Верден, то, вероятно, Франция была бы смята весьма и весьма быстро, как и рассчитывали германские стратеги. Тридцать лет спустя русские эмигранты станут едва ли не главной действующей силой французского Сопротивления. Так сложилось, что славнейшие страницы французской истории 20-го века были, во многом, написаны русской кровью…

Воспоминания эти охватывают период времени 1773-1780 гг. и принадлежат перу великого русского флотоводца адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина, победителя турок у Дарданелл, у Святой Горы, у острова Самотраки и во многих прочих сражениях.

С утра на площадь перед оградой Лавры, где покоились Мощи, стал в массе собираться народ. Так как церквей в Посаде очень было много, и каждый приход был отдельно со своим духовенством. Ворота были заперты, из всех бойниц и стене выглядывали пулеметы. День был холодный, но мысли уйти не было ни у меня, ни у детей, даже у маленького пятилетнего Андрюши, совсем сознательно относившегося к происходившему. Трогательно было! Поочередно весь день все духовенство служило молебны, а в промежутках общим хором пели «Да воскреснет Бог».

5 февраля 1916 г., началась Трапезундская операция. Совместная наступательная операция русской Кавказской армии и Черноморского флота против 3-й турецкой армии с целью овладения Трапезундом. Используя успех, достигнутый в Эрзурумской операции, войска Приморского отряда под командованием генерал-лейтенанта Ляхова начали наступление с рубежа р. Архаве вдоль морского побережья при поддержке кораблей Батумского отряда. Трапезунд взяли 5 апреля. Город стал базой снабжения войск Приморского отряда. В мае из Мариуполя сюда были переброшены морем 2 пехотные дивизии, после чего Приморский отряд был переформирован в 5-й Кавказский корпус, занимавший занятые позиции до конца войны.

Иван Озеров умер разорённым дотла. В маленькой церкви, кроме попа и нескольких оборванных дворовых людей, провожал его в последний путь лишь Фёдор Михайлович. Он и все расходы на похороны взял на себя. Так и не пожелал примириться с ним друг детских лет… Упрямая голова, гордое сердце! Втемяшил себе, будто бы из-за Ртищева нет ему хода по службе, и всякую беду свою стал приписывать ему. Как наваждение сделался для него Фёдор Михайлович, во всём чудилось ему недоброе вмешательство прежнего друга. А все попытки примириться считал Иван лицемерием и только хуже ярился, став, в конце концов, совсем безумным…

После дальних скитаний родимый край всегда дороже и милее сердцу кажется. Сердце Фёдора Михайловича Ртищева навсегда прикипело к Москве. Но в последние годы подолгу приходилось разлучаться с ней! Сперва сопровождал Ртищев Государя в походе, затем, по взятии Смоленска, сдавшегося второму штурму, направлен с посольством к литовскому гетману и даже попал на короткое время в плен. То посольство Фёдор Михайлович с успехом завершил, согласился Сапега впредь именовать Царя русского Царём Белой и Малой Руси, признал, стало быть, господство Москвы в этих землях! Важная это победа была, и батюшка Алексей Михайлович не поскупился наградами, назначив Ртищева окольничим и поручив его ведению свой двор. Хотел и боярством пожаловать, да отнекался Фёдор Михайлович – довольно ему было своего простого дворянского звания, а высоких шапок пусть иные ищут… Думалось, что получив приказ «сидеть во дворце», придёт время проститься с кочевой жизнью. Ан нет! Государю нужен был не только дворецкий, но и дипломат. И коли эти две ипостаси сошлись в одном лице, то… не тужи и изволь оборачиваться!