...

Всё происходящее в нашей стране в последний год напоминает воландовский сеанс чёрной магии в варьете. Публике показали фокусы, публике создали иллюзию падающих с потолка купюр и того, что… «мы стали более лучше одеваться». Но, вот, под адский марш и хохот представление заканчивается, и публика обретает себя на улице в чём мать родила. Впрочем, в романе Булгакова Воланд со свитой улетели, у нас же пиршество в самом разгаре. И одним из символов его стал ЦУМ, в витринах которого были выставлены сатанинские символы: пентаграммы, окровавленная шапка Мономаха, перевёрнутая собака с надписью «dog» («god» - Бог по-английски) и т.д. и т.п. Эта витрина стала своеобразной декорацией нового политического сезона.

Господа, напомню вам вкратце историю западной Руси. Она была Русью, она осознавала себя Русью. Ни один русский человек не называл себя ни «украинцем», ни «белорусом» не только в XIII и XIV веках, но и в XV, XVI, XVII веках. Западная Русь приняла Литовскую власть и литовскую династию. Была одна область, составившая исключение, — Галиция или Галичина. У нее была особая судьба. Еще в 60-ые годы XIV столетия ей довелось попасть в другие руки. Там была своя история, о которой вы, надеюсь, прочитаете по книгам. То есть, во-первых, Галицко-Волынское княжество раскололось на Галицкое и Волынское. Заметьте, что Волынское княжество пыталось и Литву сделать православной. Помните, да? Это наша старая тема. Великий князь Даниил Романович своего сына Шварна Даниловича посадил-таки Литовским князем. И четыре года Шварн Данилович правил. Но княжество распалось, распад продолжался.

Маленький кабинет в нижнем этаже дворца был погружен в полумрак. Николай лежал на своей узкой походной кровати, которую даже в дни болезни не пожелал поменять на более удобное ложе. Никаких перин – только кожаная подушка и шинель вместо одеяла. Как надлежит солдату… Вот и пришел генерал Февраль, на которого столько надежд возлагалось… Да только не за неприятелем пришел, а за ним.

Знавшему диссидентство изнутри со времени его возникновения, мне смешны страсти обличителей, поскольку всех хоть мало-мальски активных диссидентов можно было без напряга разместить в одной московской коммунальной кухне, а уж в одной бутырской камере и того проще. Не только в те времена, но и в нынешние — кто держал в руках хотя бы намек на политическую программу, сочиненную бывшим диссидентом? Кроме Глеба Якунина да Сергея Ковалева, кто-нибудь из бывших диссидентов, вообще, известен в стране? Есть, правда, еще Валерия Новодворская с ее своеобразно развитым революционным воображением. Есть еще поэт Евгений Евтушенко, на своем юбилее заявивший в телекамеру: «Мы дали вам свободу!»

Книга воспоминаний потомственного мологского крестьянина Павла Ивановича Зайцева (1919 — 1992), главы которой предлагаются ныне читательскому вниманию, пролежала в столе автора с 1975 года — жизнь научила Павла Ивановича осторожности. Ведь вспоминает он о быте, местах, укладе, безжалостно уничтоженных коммунистами, не пожелавшими, как известно, “ждать милостей от природы” и использовавшими полурабский труд своих подданных на бредовую, адскую перекройку ее вплоть до несостоявшегося (слава Богу!) поворота северных рек, который окончательно погубил бы Россию.

Потерпев военное поражение, Белые полки покинули пределы России, унеся за рубеж и сохранив там национальные духовные ценности. Белая Идея, которой до конца оставались верны те, кто пошел в бой с III Интернационалом, остается действенной и живой и поныне, в то время как марксистско-большевицкая идеология показала всему миру свое полное банкротство. Идея мировой революции оставила после себя уродливого ребенка — глобализацию. Бывшая коммунистическая номенклатура, зацепившаяся за власть, встраивает теперь свои полуразрушенные страны на правах второочередных пособников в новый глобальный миропорядок. Только теперь, вместо «пролетарской революции», самобытные культурно- исторические формы человеческого существования подвергаются информационному и военному разрушению.

Нам остается сказать несколько слов о нашем флоте. В декабре 1920 года решилась его судьба. Слухи о переводе его в Катарро оказа­лись преждевременными. Для покрытия издержек по эвакуации, по­несенных Францией, было передано ей для эксплуатации 50 000 тонн торговых судов, а военные суда, под андреевским флагом, отошли в Бизерту.

Удивительное сказание о невольниках, освободившихся из турецкой каторги в 1643 году. Самое тяжелое бедствие, испытанное южно-русским народом в течении его исторической жизни, составляли татарские набеги, мешавшие мирному культурному развитию в течении почти трех столетий. Начавшись со времени Менгли-Гирея во второй половине XV века, набеги эти продолжались до второй половины XVIII столетия. На рынках Кафы, Очакова и других портовых городов Крымского ханства ежегодно продавались тысячи, иногда десятки тысяч южно-руссов; многие из них развозились как товар по всем рынкам Средиземного моря, обращались в домашнюю прислугу или рабов.

91 год назад, 30 января 1930 года, Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило «Мероприятия по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Деревню охватила эпидемия насилия. Но не все в партии поддержали разграбление и уничтожение единоличных крестьянских хозяйств.

За время пребывания в штрафной роте Константин каким-то образом узнал о возможности прохода прямым путем через горные перевалы по тайге, минуя таким образом и Старую Лялю, и Верхотурье с расчетом из Азии выйти в Европу в районе железнодорожной станции Теплая гора. По тогдашним подсчетам этот путь был равен 250 —300 километрам, но путь необычный: селений в этом направлении не значилось, и лишь изредка могли попадаться отдельные старательские хижины вблизи горных речушек. Предполагалось, что могут быть где-то и прежние заросшие дороги, по которым якобы когда-то, при царе, гнали в Сибирь каторжан. Ни карты, ни компаса у нас не было. Ориентироваться каким-то особым, таежным образом мы не умели и все же решили идти неведомыми для нас тропами, проселками, речками и просто наугад, как подскажет судьба.

Вначале быстро и вкратце интересная библиография по нашей сегодняшней теме. Прежде всего, обращаю внимание на классический труд академика Степана Борисовича Веселовского, профессора еще из дореволюционных диссертаций, так сказать, «Исследования по истории опричнины». Она вышла в Москве посмертно в 1963 году, рекомендую для серьезного изучения. Веселовский скончался в 1952 году. При жизни Сталина издать этот труд было невозможно, хотя вообще Веселовский издавался и был уважаемым академиком историком.

...

Среди знаменитостей, родившихся или живших на Тверской земле, — генерал-фельдмаршал Иосиф Гурко. В 1894 году Иосиф Владимирович стал предпоследним русским военачальником, удостоенным этого чина, 53-м по счету. В 1879-м был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. Таковых в орденской истории записано 125 человек. Гурко получил орден за номером 118.

Надо сказать, что сын Николай мой, решил во что бы то ни стало уехать на юг, чтоб вступить в Белую Амию. Решено было, что на следующий день, он уезжает. Ох! Как тяжело было, все это мне, но я соглашалась на расставание, сознавая в этом, святое дело, перед родиной. Старший мой, Сергей был не приспособлен к житейским трудностям, но Николай, был моей поддержкой и помощником. Утром, на другой день по приезде, я пошла в Исполком (исполнительный революционный комитет) и вручила привезенное удостоверение. Его взяли, прочли и затем подают мне бумагу и говорят: «Согласны Вы подписать?» Содержание ее было следующее: «Я нижеподписавшаяся, даю сию расписку в том, что если один из моих сыновей, уйдет в Белую Армию, то я буду расстреляна». Я подписала и через час, проводила своего Николая на поезд, который навсегда увез его от меня.

Для того, чтобы сквозь сентябрьские шторма перебросить необходимые войска адмиралу потребовалась всего лишь неделя. Высадив в Анакрии 16 батальонов пехоты с двумя батареями, адмирал приступил к выполнению второй, значительно более сложной задачи… Неделя за неделей русская эскадра вела поиски турецких кораблей, крейсируя между Сухумом и анатолийским побережьем, и, наконец, обнаружила противника в Синопской бухте. Немного не дождавшись шедшего ему на подмогу адмирала Корнилова, Нахимов принял решение атаковать неприятельскую эскадру…

Казаки грузились в двух пунктах Крыма: в Феодосии и в Керчи. В Феодосии грузились кубанцы, в Керчи — донцы. Кубанцы были направлены на остров Лемнос; донцы распределялись в окрестнос­тях Константинополя. Остров Лемнос был в полном смысле слова водяной тюрьмой. Скалистый и пустынный, без единого деревца, почти без воды, под­верженный холодным норд-остам, летом палимый жгучим южным солнцем, — он должен был томить вольную душу казака своей без­мерной безнадежностью. Мрачные условия жизни в Галлиполи были тут еще мрачнее. Потрясенные, лишенные оружия, претерпевшие многодневный переход в грязных и тесных трюмах, выходили каза­ки в новую тюрьму, окруженную со всех сторон волнами моря.

26 января 1930 г. в одиннадцатом часу утра генерал Кутепов вышел из дому и направился пешком в Галлиполийское Собрание, в церковь. Семья Кутепова ждала его к завтраку. Александр Павлович не пришел. Предположили, что он задержался в Собрании. Днем он должен был с женой и сыном отправиться загород, но пробило три часа, а его все нет. Обеспокоенная Лидия Давыдовна посылает верного денщика Федора в Галлиполийское Собрание узнать о причинах задержки генерала, и... через час Федор возвращается и докладывает, что генерал в Галлиполийское Собрание утром не приходил

В Приморском крае уничтожение казаков было поручено «социально-близким»(с) китайским бандитам-хунхузам. Именно хунхузы, с вылазками и бесчинствами которых казаки боролись десятки лет, на границе клали свои головы, проводя практически боевые операции и даже получали Георгиевские Кресты, как будто на полноценной войне (а это и была необъявленная война против мирного населения в приграничной зоне) - именно они начали уничтожение казачества. Сами большевики, очевидно, решили использовать их (как, к примеру, они массово использовали и австрийских военнопленных – также бывших противников Российской Империи и казачества в частности), чтобы самим «не марать руки в крови». Летом 1920 года, после победы над Атаманом Калмыковым, большевики изымают оружие в станицах и поселках, передавая его китайским бандитам. Оставшись без оружия, казаки становятся беззащитными, и начинается массовая резня. Страдают не только казачьи поселения, но и крестьянские села. Имеется документ из ГАХК (Фонд 401 оп. 6). Фактически, это призыв отчаяния, попытка хоть как-то призвать к совести большевиков и решить вопрос о защите казаков и крестьян. Но большевики посчитали, что хунхузы - это «близкие по духу — т.н. социально-близкие»(с) угнетенные бедные китайцы, а значит, не стоит вмешиваться в «процесс». Кстати, в партизанских отрядах Приморья было достаточно этих китайских бандитов, вступавших туда за возможность грабить.

Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы». Среди корреспондентов М. П. Новикова — Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Сталин… Читая Новикова, Толстой восхищался и плакал. Думается, эта книга не оставит равнодушным читателя и сегодня.