Каковы истоки европейского (английского) либерализма? Какая духовная традиция стояла за принятой в 1215 году Великой Хартией вольностей? Чем эта традиция отличается от мирочувствия граждан Новгородской республики? Чтобы ответить на эти и другие вопросы мы совершим необычное путешествие во времени и пространстве.

За всю жизнь не ел Родион таких сочных, сладчайших кавунов. Феоктиста смеялась, глядя на него, а он краснел, но смеялся следом. Иногда на лицо её набегала грусть, и Родя не решался спросить о её причине. Мало ли было этих причин у неё! Вспоминала ли усопших родных или беспокоилась о будущем младших, или думала о том, что война всё идёт, унося жизни, разоряя землю, и могут прийти большевики, и тогда не жди добра… Грустил и Родион, понимая, что, в сущности, ничем не может помочь ей. Феоктиста больше не дичилась его, и он заходил к ней каждый день, учил её читать по книжке Жюля Верна. А иногда они вместе ходили по вечерам на луг, и это были самые счастливые часы.

Удивительно успешно разрушили мы до основанья старый, традиционный уклад жизни, а построили лагерную систему. И лагерный жаргон, и взаимное недоверие, и нравственный принцип: «Бери все, что плохо лежит» и «Настучи на другого, пока он не успел на тебя настучать». И еще – скотское иждивенчество: «Скажут, что надо; дадут, что надо; пошлют, куда надо; решат, как надо… Молчи! Жди! В крайнем случае проси. И будь благодарен!» «Будь благодарен за все! Всегда «спасибо»!» «Спасибо великому Сталину…» «Спасибо родной партии…» «Спасибо родному коллективу за то, что вырастил и уберег…» «Спасибо за наше счастливое детство!» «Спасибо за нашу веселую юность!» «Спасибо за нашу обеспеченную старость!» (Хочется сказать: «Спасибо за место на кладбище», но это за тебя скажут близкие.) «Спасибо!»? В то время как каждый человек имеет право на все это. В то время как каждый человек – это личность. Неповторимая! Более шестидесяти лет прошло со времени моего осуждения «за контрреволюционную пропаганду и агитацию», а я и сейчас готов вести ту же самую «агитацию» во имя подлинной свободы и раскрепощения личности. И, ей-богу, готов пройти заново, если это нам поможет, все эти этапы – ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ.

В эти же дни по списку, якобы составленному товарищем Троцким, высылалось за границу семьдесят профессоров Москвы и Петербурга со своими семьями. В списке были философы Бердяев, С. Булгаков, профессора Московского университета Кизеветтер, Новиков, председатель Российского сельскохозяйственного общества профессор Угримов. Словом, изгонялся цвет русской интеллигенции. В том списке был и молодой доцент Московского университета князь Сергей Евгеньевич Трубецкой - наш троюродный брат и сын известного философа князя Евгения Николаевича Трубецкого, о ком я уже рассказывал.

Сегодня уместно вспомнить одно из самых успешных сражений, данных легендарным русским полководцем А.В.Суворовым. 24 октября (старый стиль) 1794 года русские войска штурмом взяли предместье Варшавы - Прагу, что привело к капитуляции польской столицы и окончанию восстания под предводительством Т.Костюшко. Впрочем, как замечает философ С.В.Лебедев, события эти, связанные с перипетиями «домашнего старого спора» России и Польши, имеют и более глубокое значение - скорое занятие русскими войсками Варшавы означало окончательную ликвидацию последствий смутного времени, и в каком-то роде было реваншем за взятие поляками Москвы.

С убийством короля Александра многое в Югославии изменилось. В том числе, и в отношении русских. Левые агитаторы все чаще стали нападать на изгнанников в прессе, представляя их лишними нахлебниками для сербов. Параллельно превозносился Советский Союз и его вождь… Для плохо разбирающихся в российских реалиях сербов СССР виделся прежней «майкой Русией» (матушкой-Россией), и им сложно было понять русских, живущих вне Родины. «Эти «русофильские» настроения, - вспоминал ветеран Русского Корпуса, редактор газеты «Наши Вести» Н.Н. Протопопов, - были на руку местным коммунистам: они пользовались любой возможностью, чтобы углубить ров непонимания, дезинформируя населения и дискредитируя в его глазах русских беженцев-антикоммунистов. (…) По радио и в печати начались враждебные выступления против русской эмиграции. Русских не только высмеивали, но по их адресу распространялись чудовищные обвинения, например, будто они паразитируют на теле сербского народа».

Советские авторы по обязанности, а западные — по невежеству и легковерию, изображают октябрьский переворот в Петрограде как какое-то всенародное восстание петроградской рабочей массы и петроградского гарнизона пол знаменем социализма, который обещал построить для них великий Ленин. Из рассмотрения исторических фактов мы увидим, что ни рабочая масса, ни гарнизон Петрограда не принимали в “революции” 25 октября почти никакого участия, а о социализме вожди восстания сначала даже и не заикались. Теперь, когда мы видим монгольскую и албанскую “социалистические” республики н мао-цзэ-дуновскую “культурную” революцию, мы можем ничему не удивляться, но в то время не только интеллигенция в целом, но и марксисты, которые сколько-нибудь “всерьез” принимали теории Маркса, видели и утверждали, что Россия, при настоящем ее социально-экономическом строе, еще далеко не “созрела” для введения в ней социализма: однако Ленина эти подробности нисколько не смущали. В своем письме в ЦК большевистской партии, 24- октября, Ленин, настаивая на немедленном начале восстания, писал: “Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия”.

Море играло волнами и переливалось радужными красками, и догорающий на горизонте закат бросал последние лучи на остывающий, затихающий и погружающийся в сумрак город, спешащий зажечь первые огни. Тишина вечера и прекрасный вид, открывающийся с террасы Большого дворца, всегда располагали к неспешным, дружеским беседам. Говорили, впрочем, чаще о делах, ревниво храня в себе сомнения и муки, щадя друг друга по молчаливому согласию в тяжёлые дни. Иногда всё же прорывались в разговорах личные переживания. А этот вечер своей безмятежностью, своей тихой красотой располагал к задушевным беседам. Тем более что после четырёх месяцев борьбы явились первые проблески меж чёрными тучами, и уже можно было подвести кое-какие промежуточные итоги, оглядеться.

Как известно, Император Павел Петрович отменил пожалования орденов, учрежденных Императрицей Екатериной 2-й — св. Георгия и св. Владимира, оговорив, впрочем, при отмене награждения ими, что «все постановления», связанные с их пожалованием, «остаются неизменными». Однако 31 декабря 1797 года Император Павел 1-й установил особую одежду для кавалеров Военного ордена, состоявшую из бархатного сюпервеста оранжевого цвета, обшитого вокруг золотою с канителью бахромою; на нем черные широкие бархатные кресты, спереди и сзади.

«Наши управленцы не скупятся на приятные сюрпризы. Получила сейчас повестку явиться с паспортом в райсовет по эвакуации. Сейчас идет бешеная высылка людей, т. к. иначе нельзя же назвать насильственную эвакуацию. При эвакуации человек теряет право на свою площадь и имущество. Для меня эвакуация равносильна смерти, и лучше уж покончить с собой здесь, чтобы не умирать от сыпняка в вагоне. Чудовищно. Целую жизнь собирала книжку за книжкой, если что и ценю, это умственный уют, свой угол. И вдруг все бросить и с 50 рублями в кармане ехать неведомо куда, куда глаза глядят. Может ли быть что-нибудь ужаснее, нелепее в своей жестокости, циничнее наших нравов, правительственного презрения к человеку, к обывателю. Слов не нахожу. Пойду завтра в Союз композиторов и скажу Валерьяну Михайловичу, чтобы делал что угодно, чтобы отменить эвакуацию, а то я в самом деле повешусь; к сожалению, отравиться нечем. […] В мои годы быть выброшенной на улицу, превратиться в нищую, без угла! С собой можно взять только 30 кг, взять столько, сколько можешь сама поднять и нести. Следовательно, мне надо брать не более 10 килограмм». 23 июня 1942 г.

...

Валерий Кругликов однажды о нем сказал так: - «Я одно могу сказать, чем больше я слушаю Борисова, тем больше мне нравится, как он поет и играет. Он не врет нигде. Ни в словах, ни в музыке, ни в голосе... Русский человек, вообще, не врет - ему это незачем. Ни в каком смысле. Врет - значит нерусский...» Своей судьбой и своими песнями русский поэт Юрий Борисов свидетельствует не только о трагичности бытия, но и возможности возвышенного человеческого существования в нечеловеческих условиях.

Наступил сентябрь, но стояла совсем не осенняя, а по-летнему тёплая погода. Однако осень, хоть и медленно, но всё же вступала в свои права – на листьях берёз и других деревьев появился лёгкий, едва заметный налёт желтизны – явный признак ушедшего лета.

Три папки с нотными автографами своего старшего сына Леонид Витальевич Собинов привез из Германии в 20-е годы. Тогда невозможно было предположить, что эти ноты останутся единственным свидетельством жизни и творчества талантливого композитора, русского эмигранта Бориса Собинова. В Ярославль папки с нотами сына знаменитого певца попали в 80-е годы ХХ века, когда семья передала много личных вещей Леонида Витальевича Собинова для создания его дома-музея на родине певца. И хотя ценность их была неоспорима, возможность работать с документами появилась не сразу: много времени отнимали текущие дела – создание экспозиции, выставки, поиск материалов, организация и проведение концертов и фестивалей. Да и начинать надо было с жизнеописания сыновей Леонида Витальевича, о которых практически ничего не было известно.

Национальная Организация "Витязей" была основана участником Белого движения (армии генерала Н.Н. Юденича) Николаем Федоровичем Федоровым (1885–1984). Еще в 1922 г., будучи секретарем международного Христианского Союза Молодых Людей (ХСМЛ) в Таллине и желая внести в этот Союз большее русское национальное содержание, Федоров основал молодежную русскую дружину ("Союз Русской Молодежи"). Переехав в 1926 г. Париж, Федоров основал 5-й отряд скаутов при Русском Студенческом Христианском Движении во Франции (РСХД действовало под омофором митрополита Евлогия). 18 мая 1928 г., неудовлетворенный аполитичностью скаутизма, Федоров создал первую дружину "Витязей" при РСХД. Впоследствии отряды витязей при РСХД были основаны в Нарве, Риге, Софии, Праге, Брно, Берлине, Харбине.

Страшно во время следствия было только одно: окно за спиной следователя… Комната на пятом этаже. Стул, стол, следователь, а за спиной его большое окно. Вот там-то, за этим окном, вся мука моя и боль. Следователь не подозревал ни о чем, я лишил его этого удовольствия… Дело в том, что «серый дом» НКВД возвышался как раз напротив сада Дома пионеров. А в саду – домик, а в домике – окошко, а в окошке – свет… Я вижу – это мой дом! Это мой свет. Там Владик… Я его только что купал в тазике…

Он сделался символом для многих тысяч, якобы покоренных европейцев, которые все еще оказывают сопротивление Гитлеру. Он своей отвагой и успехами воодушевил иных, как румынского патриота Иону Минулеску, который беспокоит нацистов в Карпатах, наших карпаторусских партизан, которые уничтожают тыл мадьярской, немецкой и румынской регулярных армий, а албанские и черногорские партизаны докучают итальянскому флангу на Адриатическом побережье. Бесспорно, что Дража Михайлович превзойдет легендарных героев и память о нем будет так долго жить, как долго будет вспоминаться теперешняя война.

И западные писатели, и некоторые русские историософы потратили немало умственных усилий и печатной бумаги, чтобы “объяснить”, почему и как русский народный дух сделал возможным торжество большевистской власти в России в 1917-1918 гг. В действительности русский народный дух в то время был или апатично-нейтральным (у огромного большинства народной массы) или активно-враждебным (у почти всей интеллигенции), в отношении большевистской власти, и держалась она в то время на весьма тонкой нитке. А удержаться ей помогли не таинственные глубины русского народного духа, а - как о том непреложно свидетельствуют холодные архивные документы -силы гораздо более реальные и прозаические: штыки латышских батальонов и систематические многомиллионные субсидии имперского германского правительства.

Хотя он был довольно аполитичным человеком, но Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года встретил благосклонно. Неплохо отнеслась к певцу и советская власть: Собинову присвоили звание народного артиста Республики, он стал депутатом Моссовета, его наградили орденом Трудового Красного Знамени. Между тем оба его сына от первого брака были офицерами и служили в Белой Добровольческой Армии. Младший Юрий умер в 1920 году от ран, а старший Борис эмигрировал в Германию, где стал довольно известным композитором. В 20–е и 30–е годы отец и сын встречались в Европе, когда Леонид Собинов приезжал туда с концертами. В 1945 году после взятия Берлина советскими войсками Борис Собинов жил в американской зоне оккупации. Он был приглашён коммунистами устроить концерт для русских солдат (ну, как же бывший офицер мог не откликнуться на такое приглашение – для русских же солдат!), но после концерта сын великого певца был арестован карательными органами, переправлен в совдепию и приговорён к 10 годам концлагеря, отбыл срок "от звонка до звонка", вышел искалеченный и больной туберкулезом, от которого вскоре умер.

Концентрационный лагерь на Колыме в районе Магадана был таким же, как все советские лагеря: забор из колючей проволоки, вышки с вечно бдительными охранниками, вечерние переклички, скудная еда и нечеловеческие условия труда... Единственная разница была в том, что с Колымы некуда было бежать, и никто не хотел быть сожранным дикими зверями. Дни отдыха часто заменялись работой в честь какого-нибудь советского достижения или одного из тиранов, подобных Ленину или Сталину. Навигация обычно прекращалась в начала сентября, и поступление новых рабов откладывалось до весны. Люди, погибшие в течение зимы, летом заменялись новыми "врагами народа", и так продолжалось год за годом. Такой была атмосфера, в которой епископ Онуфрию довелось закончить свой земной путь.